Текст книги "Кружева (СИ)"
Автор книги: Pale Fire
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Откуда у тебя такая коллекция ликеров? – спросила она у Барнса.
– Тебе несут матрёшки, а мне каждый считает своим долгом всунуть в руки бутылку-другую. Ведь русские пьют водку как воду! – ухмыльнулся он, подхватив какую-то баночку, повертел ее в руках.
– Но ты же ирландец! – вытаращилась на него Наташа. – Хотя у ирландцев такая же репутация. Но почему ликеры, а не водка или виски?
– Ирландец, но кто видит дальше вот этого? – он постучал наманикюренным ноготком на красной звезде на металлическом плече.
Когда с волос наконец-таки смыли маску и просушили как следует, Барнс обошёл сам себя, коснулся ладонью тяжелых прядей, поражаясь их гладкости, красивому даже в искусственном свете ванной комнаты блеску.
– Вот, – сказала Наташа. – Видишь, какие у тебя роскошные волосы, если за ними ухаживать? И рука очень даже ничего, – она показала ему маникюр. – Не тридцатые ж годы, Барнс.
– Когда вы находите на всё это время? Маникюр, педикюр, волосы, тело, бельё, что-то выбрать в гардеробе, обувь. Столько всего, чтобы выйти на улицу.
– Да вот находим, – улыбнулась Наташа. – Оружие – это не только ножи и стволы, Барнс. Ну да ты знаешь. – Она налила в бокалы Irish Mist. – Когда мне было десять лет… – заговорщически произнесла она, – ты был моим любимым учителем. Да и потом тоже. Такой строгий, суровый, справедливый.
Барнс сокрушенно покачал головой.
– Я мало что помню из того времени, только фарфоровую гладкость кожи, без единого изъяна, тонкую открытую шею, грациозный взмах руки и волосы, убранные в кичку. Помню, для меня танцевала… – он задумался, стараясь вспомнить лицо совсем юной вдовы. – Не потому, что надо, не по заданию, не стараясь соблазнить своими паучьими чарами. Красиво.
Наташа мечтательно и немного грустно улыбнулась.
– Обожаю этот ликер, – сказала она. – Вот только что мы теперь будем делать, подружка? Если я пойду ночевать к Стиву, а он ко мне полезет, я ему как минимум синяков наставлю. А если останусь здесь, Стив решит, что ты ему изменяешь. Клинт-то ничего, у нас свободные отношения. Но Роджерс… – она покачала головой. – Знаешь, я год проучилась в обычной школе, и у нас в школьном дворе висели такие плакаты для НВП, с идеальными советскими солдатами. Вот они были вылитый Стив. Только форма другая.
Барнс неловко поднялся с бортика ванной, пошатнулся, хватаясь за плечи Наташи и расхохотался от странности всей ситуации. Слишком необычным было смотреть самому себе в глаза и говорить о Стиве, вообще о чём-либо говорить.
– Сти-и-ив, – протянул он, снова рассмеялся, ощущая во всём теле давно забытую легкость, дурманом бьющую в голову. – И-де-аль-ный! Стив. – Барнс обхватил Наташу за шею, с интересом заглядывая в глаза. – А я неидеальный, испорченный человек, сломанный механизм, грязный, не-пра-виль-ный!
Наташа залепила ему оплеуху – слегка, но голова у Барнса мотнулась основательно.
– Прекрати себя жалеть! – приказала она. – Немедленно! Тоже мне, безногий песик! Неважно, что с нами было, понимаешь? Важно, что мы делаем и какие решения принимаем сейчас, Барнс. – Она принюхалась. – Ну ты и набрался…
– И хорошо, – Барнс вскинул подбородок, отлепился от Наташи и, пошатываясь, дошёл до двери ванной комнаты. – Давно хотел, но не мог никак. И знаешь, – он обернулся. – Никогда не жалел себя, но тебе ли не знать, что такое жить наполовину. А-а-а-а, наплевать, тащи остальные бутылки, детка, сегодня нам с тобой можно. Устроим пижамную вечеринку. Расчехляй красоту, примерять будем!
Наташа сама не поняла, когда они начали целоваться. На ней был черный в розочках корсет, сетчатые чулки и боксеры, на Барнсе – ее любимый комплект из алого кружева.
Целовался он, надо сказать, отпадно. Клинт и рядом не стоял, и все те бабы, с которыми ей приходилось сосаться на заданиях – тоже.
А Барнса вело. Кровь вспыхивала от каждого прикосновения широких ладоней, от ощущения собственной беззащитности в чужих руках, лёгкости, с которой он был подхвачен, стиснут в объятиях. Где-то в голове, мерно пульсируя, затухала тревожная табличка с сообщением, что так нельзя, неправильно, но ощущения вопили совершенно о другом.
С Наташей он был самим собой, мог быть собой, мог позволить себе хотеть, раскрываться теми гранями, что долгое время дремали, похороненные под чужими нормами морали, страхом быть отвергнутым.
Собственные губы, руки, торс. Собственное желание, бьющее в виски бешенными ударами пульса – всё это сводило с ума.
Наташа устроилась так, чтобы касаться Барнса только живой рукой, и неторопливо начала целовать нежную шею, белую грудь с голубоватыми ручейками вен, освобождая ее из лифчика.
Рефлексы сбоили. Кожа истончилась, и Барнсу казалось, что губы Наташи касались оголенных нервов, электрическими разрядами скручивая мышцы, заставляя дрожать в руках, беспомощно откидывать голову назад, открывая шею, цепляться тонкими непослушными пальцами за плечи.
Наташа поправила вставший член, чтобы его не натирал шов. Странное ощущение. И двинулась ниже, выцеловывая соски, живот, обводя языком ямку пупка и вылизывая тонкую кожу над кружевом трусиков.
Взлетая на тонком хлопке простыней, прогибаясь в спине, вплетая пальцы в длинные пряди своих же волос, Барнс с гортанным протяжным стоном развёл ноги, прижал голову Наташи к своему лобку, сожалея, что нельзя щелкнуть пальцами – и вся эта тонкая кружевная красока фантиками осыплется рядом на постель. Хотелось всего и сразу: сладкого запретного удовольствия, возможности быть слабее, быть ведомым, подчиняться, гнуться в сильных руках. И в то же время вернуться в собственное тело, подхватить лёгкую Наташу на руки, удерживая одной ладонью, второй накрыть манящий холмик груди, перекатить между пальцев чувствительную горошину соска, почувствовать на языке терпкую влажность её промежности.
Зажмурившись, Барнс закусил нижнюю губу, в очередной раз отмахнулся от навязчивой мысли, смысла которой было уже никак не разобрать.
Наташа принялась вылизывать мягкие безволосые нижние губки, пробуя собственный сок на вкус. Она припомнить не могла, чтобы когда-нибудь так текла. Барнс стонал, вскрикивал, выгибался, разводил ноги шире под ее языком, лаская руками груди. Так сладко… и было в этом что-то запретное.
Наташа сама не заметила, когда стянула боксеры. А может, просто сорвала. Собственный член тоже требовал внимания, но Наташа не спешила.
Барнс закричал и выгнулся в оргазме, насаживаясь на ее пальцы.
– Мне… можно? – спросила Наташа, вытирая предплечьем подбородок.
Барнс дико глянул на неё, взвился с постели, оплетая руками шею, впился в блестящие от смазки губы поцелуем, слизывая своё же удовольствие, сходя с ума от разницы ощущений и понимая, что не только не сможет запретить, сам не сумеет отказаться почувствовать всем собой эту другую запретную сторону их жизни.
– Да-да, конечно, можно, да… хочу! – зачастил он, потерся щекой о скулу, обжигаясь начавшей отрастать щетиной, обхватил непривычно узкой ладонью толстый, каменно твёрдый член.
Наташа легко подхватила его под ягодицы и усадила на себя. Направила член в узкое, влажное, нежное, и застонала от наслаждения. Обняла правой рукой, а левой поддерживала и начала двигаться, понемногу сходя с ума от того, каким маленьким и легким было тело партнера, каким отзывчивым и горячим.
Хотелось двигаться резче, сильнее, и Наташа отпустила себя, чувствуя, как сжимается вокруг члена влагалище, словно бы Барнс вот-вот снова кончит. И действительно, очень скоро он изогнулся в ее руках, открывая шею, и снова закричал. Цепной оргазм? Наташа слышала, что такое бывает, и позавидовала ему, продолжая вколачиваться в такое вожделенное тело.
Настройки мира выкрутило на максимум, прибавляя резкости. Барнс распался на составные части, оставляя себя самого «до» далеко за спиной. Удовольствие приливной волной то накатывало, то отступало, растирая все сомнения по мелкой прибрежной гальке. Он льнул к широкой груди, оставлял красные полосы на спине, подавая бёдрами навстречу резким движениям.
Секс, почти животное соитие и в то же время со странной примесью благочестивого поклонения, приправленного распускающей в груди свои лёгкие кружевные лепестки любовью, пленяло Барнса окончательно, отсекало от всего остального мира. Здесь и сейчас были только они с Наташей. И нет, он никогда не забывал о Стиве, тянулся мыслями, чувствами к нему даже сейчас, но эта ночь многое расставила по своим местам.
Оргазм ударил Наташу, как атакующий зверь – внезапно, остро, резко и пронизывающе. Она вскрикнула, чувствуя, как опустошаются яйца, как неконтролируемо двигаются бедра, как выстреливает обжигающая, кажется, сперма.
Невероятное ощущение. Невозможное.
Барнс и не помнил как вырубился, как оказался в постели, заботливо укрытый легким одеялом, лишь горячее тело под боком окончательно возвращая мир на круги своя.
***
Завозившись, Барнс перевернулся на спину, открыл глаза, снова уставившись не в свой потолок. Значит, вчерашние день и ночь не были сном, и он женщина, он изменил Стиву и совершенно не чувствовал за это вины, осталось только примириться в душе с вновь поднявшим голову страхом и всё прямо рассказать, а для начала поговорить с Наташей. Скосив взгляд в ее сторону, он наткнулся сначала на миниатюрное точёное плечико, лохматую копну рыжих волос.
– Однако, – хмыкнул Барнс, наклонившись над спящей Вдовой, ласково коснулся губами выпирающих острых позвонков и откинулся обратно на подушку. Нервно дёрнул уголками губ. Надо же, так и уснул в корсете, плотно сидящем под грудью и чулках. – Гагарин долетался, а ты, Барнс, допрыгаешься.
Со Стивом определенно необходимо было поговорить.
Наташа просыпалась медленно, чувствуя себя как следует оттраханной. Рядом ощущалось чье-то большое теплое тело. Клинт? Не открыв толком глаз, Наташа обхватила тело за шею и притянула к себе.
– Ты готов к второму раунду? – промурлыкала она и отдернула руку, наткнувшись на металл. – Барнс?
Вчерашний день обрушился на нее внезапно. А вместе с ним и похмелье. Ну и скотина же Барнс! Так нажраться в чужом теле!
– Тише-тише, красавица, – он аккуратно погладил ее по голове, отвёл с лица непослушные с утра пряди волос. – Сейчас принесу тебе чего-нибудь тонизирующего. Полежи и, если будешь все ещё готова ко второму раунду, я не против.
Барнс легко поднялся, чувствуя привычные габариты своего тела, тяжесть руки, тянущую боль в спине. Быстро скинув с себя кружевную красоту, натянул на голое тело джинсы и, как был, вышел в общую гостиную. Он прекрасно помнил, что в мини-холодильнике рядом с баром у Старка всегда хранится «лекарство» именно на такие случаи. Оставалось молиться всем богам, чтобы таким ранним утром там никого не было.
Пока Барнс куда-то ходил, Наташа ополоснулась в душе, причесалась и привела в порядок лицо. Потом оглядела ванную и спальню. Ну ничего так, могло быть и хуже.
– Что ты принес? – спросила она у вернувшегося Барнса.
У самой двери в комнаты Наташи, Барнс спиной почувствовал очень знакомый взгляд, но не стал оборачиваться, слов объясниться не было.
– Лекарство, – хмуро отозвался он, сел на диван, жалобно скрипнувший под его весом, резко чесанул затылок, собираясь с мыслями. – Эта хрень Старку помогает не просыхать и утром выглядеть как девочка-школьница.
Вроде бы после ночи на душе стало спокойнее, не отслаивалось что-то важное, но Стив… Барнс уже не был так уверен, что всё этого того стоило.
Наташа залила в себя невнятную бурду болотого цвета и неожидано рыгнула.
– Господи, что за пакость! Готова поклясться, что ее придумал Брюс. – Она заглянула Барнсу в лицо. – Эй, это у меня похмелье, у тебя вообще похмелья быть не может!
– У меня Стив. Ему надо как-то всё это объяснить, – Барнс откинулся на спинку дивана, уставившись в потолок. – И самое забавное, что от воспоминаний пальцы на ногах поджимаются и тянет так сладко. Наташ, что мне теперь делать?
– Ну, у тебя два варианта, – сказала Наташа и обвела взглядом комнату с раскиданными тут и там модельным туфлями исполинского размера, чулками и косметикой. – Солгать или сказать правду. Что выберешь?
– Я не могу ему лгать, только не ему. Самому себе? – Барнс вскинул руку. – Пожалуйста, плёвое дело. Но Стиву – нет. Ты мне нравишься, меня к тебе тянет, и сегодняшняя ночь лишь объяснила, почему я старался держаться подальше. Пиздец, да? – он сел, встряхнулся. – Ты-то как видишь ситуацию?
– Прийти к нему, пожаловаться на Ванду, сказать правду. К тому же это я первая начала… – Наташа задумалась. – Или нет?
Барнс смотрел на закутанную в халат Наташу, осознавая, что совершенно не понимает женщин и не знает, есть ли смысл предлагать ей хоть что-то, да и нужны ли ей такие странные отношения?
– Твоя правда, дорогая, – дёрнул уголком губ Барнс. – Надо поговорить, и чем дольше я у тебя буду отсиживаться, тем большее придётся объяснять.
Поднявшись, он оглядел разворошенную комнату, пустые бутылки на полу и низком журнальном столике, разбросанное тут и там кружевное великолепие, несколько пар туфель явно не на миниатюрную Наташину ножку.
– Ты не против, если я заберу всё это уже после казни? – делано беззаботно спросил он.
– Против, – ответила Наташа. – И я пойду с тобой, потому что иначе ты такого наворотишь!
Пока Барнс собирал белье и обувь, Наташа накрасилась и оделась максимально просто – в серый спортивный костюм и кроссовки.
– Вот теперь пойдем, – сказала она.
– Что-то мне вся эта затея заранее не нравится, – обречённо выдохнул Барнс, но подхватил ворох пакетов с одеждой и уходовой косметикой, накупленной вчера днём.
Едва ступив на порог гостиной, Барнс поёжился, кожей ощущая нависший над его головой дамоклов меч. Стив сидел на диване, сцепив пальцы в замок и по побелевшим костяшкам Барнс с кристальной чёткостью понял – держится он едва-едва, чтобы не свернуть шею рыжей ведьме, наматывающей вокруг него круги.
– Как ты не понимаешь, там такая любовь, прошедшая сквозь время, сумевшая превозмочь все лишения… – вокруг Ванды с шипением вспыхивали и гасли красные искры. – Хрупкая юная Вдова и суровый строгий учитель, рядом с которым не стыдно быть слабой. Это же прекрасно. И наш долг не позволить цветку их любви увянуть, понимаешь?
– Ванда! – рявкнула Наташа. – Пошла отсюда вон!
Ванда понимающе улыбнулась и ушла. Наташа села рядом со Стивом и шепнула ему в ухо:
– У Барнса болит спина. Постоянно. Даже во сне. – А потом добавила: – Эта красная сучка поменяла нас телами на сутки.
– Баки? – Стив посмотрел на него. – Баки, почему ты никогда не говорил мне, что у тебя болит спина?!
Тот в ответ плечами пожал, сгрузил все пакеты на пол и сел рядом со Стивом с другого боку.
– Привык давно. Смещённый центр тяжести и прочее. Стив, я… – начал было Барнс и тут же захлопнул рот.
Вот что сказать? О тщательно скрываемом фетише или о сексе с Наташей? О том, что ему понравилось? Что она оказалась близка по духу?
– Ты будешь ходить к массажисту, которого я тебе найду, – заявила Наташа и ткнула Стива пальцем в плечо: – А ты будешь следить, чтобы он туда ходил.
– Да, хорошо, – растерянно ответил Стив. – Баки, ну почему ты молчал? Тебе же больно!
– Это не казалось важным, – отмахнулся Барнс. – И я не о том хотел.
Он поднялся, зацепив носком ботинка один из пакетов, зажмурился собираясь с мыслями и смелостью. Зимний Солдат он, в конце-то концов, или кто?
– Стив, за этот день многое произошло, слишком многое. Сколько бы я ни прятал эту часть себя, лучше все рассказать и как-то вместе решать, что делать. – Барнс обернулся, стараясь хотя бы вызвать в себе чувство вины за произошедшее. – Стив, я переспал с Наташей.
– Ни фига, это я переспала с тобой, – заявила Наташа, которой больше всего хотелось отвесить Барнсу крепкого подзатыльника.
Стив посмотрел на него, на нее и обиженно сказал:
– Могли бы и меня позвать. Ну помнишь, Бак, как тогда, в Лондоне?
Наташа от удивления приоткрыла рот и захлопнула его только волевым усилием. В Лондоне? Это когда?
И тут она сообразила, что в Лондоне эти двое были еще во время войны. Это что же, они еще тогда…
– Кстати да, – быстро сказала она. – Прости, Стив, Барнс был пьян и не сообразил.
– Ты еще и напился без меня? – еще сильнее обиделся Стив.
– Когда это я был пьян? – тут же возмутился Барнс. – Всё я соображал!
И тут же подавился воздухом. Он ведь правда не ослышался? И это его вечно смущающийся Стив? Хотя, постойте-ка, Лондон?
– Лондон? – переспросил он, сев обратно. – Я очень смутно помню время до «Гидры», скорее, как сон. – Барнс потупился. – Извини, всё произошло слишком спонтанно. Перемена тел, Наташа, выматывающие забеги по магазинам – как вы вообще можете считать шопинг отдыхом? – потом это, – он покосился на пакеты и, махнув рукой на собственную осторожность, вытянул лежащий сверху корсет и потянул его Стиву.
– Это мне? – недоверчиво спросил Стив. – Ну светленькая такая, Лили, Мими, не помню… При штабе работала. У нее еще помада была такая темно-красная, ты ее потом никак со штанов оттереть не мог.
– Нет, Стив, это не тебе, это Барнсу, – Наташа отобрала корсет. – Ему идет, он примерял.
– Что? – спросил Стив. – Теперь делают корсеты твоего размера?
– И не только корсеты. – Барнс скинул обувь и потянулся к пакету в котором, он точно помнил, лежали те сногсшибательные красные туфли. – Вот помаду помню и помню, как ты краснел, сдавая форму в прачечную, а мне пришлось ее забирать оттуда, потому что – «как я посмотрю в глаза мадам Тадеуш, Бак?».
Сняв носки и закатав джинсы до колен, обулся в это совершенство.
– А встать и пройтись? – спросил Стив. – И чулки должны быть. К таким туфлям нужны чулки.
Баки вспыхнул внутри, будто бы в жаркий день на едва тлеющий хворост плеснули изрядное количество бензина. Сердце подскочило к горлу, забилось, затрепетало. Его не оттолкнули, на лице Стива ни на миг не промелькнуло презрение или отвращение, он лишь облизывал губы и смотрел такими глазами, что Барнсу становилось ещё жарче.
Он легко поднялся и прошёлся взад вперёд, копируя самую обольстительную походку Наташи, которую он когда-либо видел и, крутанувшись на месте, подмигнул ей.
– Так, парни, – встала Наташа, – у меня дела. Оставайтесь тут.
И она вышла, собираясь повыдирать Ванде патлы и обрадовать Клинта. Тому отчего-то очень нравилось слушать про то, как у нее было с другими парнями. Его такое заводило. А уж история о том, как она в мужском теле трахала Барнса в женском, вообще должна вознести его на небеса.
А еще Наташа размышляла, что Барнс-то, по идее, должен быть неплохим любовником. И Роджерс тоже, раз они еще в сороковых зажигали. Надо бы попробовать с ними двумя. Она выдержит, она Вдова!
Барнс, проводив ее взглядом, приблизился к сидящему на диване Стиву, остановился в нескольких метрах от него, напряжённо всматриваясь в его лицо.
– Я вот такой, – он развёл руками, несмело улыбнулся. – Если тебе не нравится, если… противно или неприятно, я уберу эти вещи подальше и забуду.
– Штаны снял! – севшим голосом скомандовал Стив. – И чулки… чулки надень. Черные. У тебя есть черные?
– Не здесь же! – жарко выдохнул Барнс. – Пойдём к нам, давай, сопляк, поднимайся.
До чего же это сладко – чувствовать голодный взгляд, прожигающий спину, чувствовать жар любимого тела.
Едва переступив порог их комнат, Барнс тут же вывернулся из всей одежды, разворошил пакеты в поисках тех шелковых чулок с красивой кружевной резинкой.
Одевался как в армии, стараясь не оглядываться на Стива, хотя его самого вело от предвкушения запретного удовольствия, которым он за неполные сутки делился уже со вторым, на этот раз, самым важным человеком в своей жизни.
Расправив резинки чулок и вступив в туфли, Барнс выпрямился, расправил плечи, горделиво вскинув подбородок. Он знал что хорош, чертовски хорош, видел вчера Наташу во всём этом. От воспоминаний и так гордо стоящий член тяжело качнулся, роняя на ковёр тягучую прозрачную каплю смазки.
Стив жестом поманил его к себе, а когда Баки подошел, взял за бедра, ласково проведя руками по тонкому шелку чулок, и притянул к себе.
– Пахнешь ею, – сказал он и провел языком по головке. – И вкус смешанный. Иди ко мне.
Стив чуть наклонился и забрал член Баки в рот, одной рукой гладя его по ноге – по чулку и вверх, над резинкой, а второй теребя яйца.
Барнс зашипел, небольно дёрнул Стива за волосы, заставляя поднять на него глаза, обвёл большим пальцем губы, растянутые его членом.
– Тебе ведь нравится, по глазам вижу, что нравится и то, как я пахну, и как выгляжу.
Он качнул бёдрами вперёд, заставляя заглотить глубже, почти до самых яиц.
Стив согласно буркнул, не выпуская член изо рта, и принялся сосать так, как Баки нравилось – жадно, с заглотом и хлюпаньем.
Второй раз орбиты сверхновых сходились, высвечивая мир перед глазами Барнса. Он громко протяжно стонал, ругался сквозь зубы, вбиваясь в жаркую тесноту рта Стива, не щадя, умирая от его приглушённых стонов.
Ноги подгибались. Тяжело балансируя на тонких каблуках, Барнс вывернулся из жёсткой хватки, показательно качнул бёдрами, огладил подрагивающий живот, потеребил соски.
Стив нежно, но крепко взял его за яйца и повлек обратно.
– Я отсосу тебе, красотка, – хрипло пообещал он, – а ты пока потанцуешь передо мной на каблуках, – и он снова заглотил член и провел по ногам Баки от подъема до самой задницы.
Откинув голову назад, Барнс гортанно застонал, погладил Стива по короткому ёжику светлых волос дрожащей ладонью, стараясь не сорваться, не засадить на полную, хотя ноги уже подгибались.
Внутренности скрутило, сжало раскалённой хваткой, готовой вот-вот дёрнуть рубильник.
– Соси, господи боже, соси своими блядскими губами, – выл Барнс, мелко подавая бёдрами. – Соси!
Стив звонко шлепнул его по заднице, сглатывая и вибрируя горлом.
Из глаз Барнса сыпанули искры. Никогда ещё возбуждение не было таким острым, пьянящим, бьющим в голову ничуть не слабее дорогих ликёров. Чтобы гореть, плавиться, осыпаясь пеплом, ему, оказывается, было достаточно лишь чувствовать пальцы Стива, сжимающие его задницу, губы на члене, видеть голодный взгляд.
– Блядь, трахни меня! – взвыл Барнс, хватая Стива за волосы.
Стив тряхнул головой, высвобождаясь, встал и швырнул Баки поперек дивана.
– На четвереньки! – прорычал он, нашаривая за диванными подушками тюбик со смазкой.
Прогнувшись, Барнс припал грудью к спинке дивана, развратно повёл бёдрами, со стоном потёрся чувствительными сосками о мягкую ткань обивки. Он прекрасно понимал, как выглядит, и это только сильнее распаляло.
Стив жадно сглотнул, обеими руками сжал и развел половинки вожделенной задницы. Откупорил смазку, налил на ладонь и принялся гладить и обводить расслабленную дырку, то и дело ныряя в нее то одним, то другим пальцем.
Не выдержав долго, он смазал себя и длинным медленным движением вставил Баки до самых яиц.
– Вот так… – прошептал он, притискивая его к себе. – Вот так…
– Бля-а-а-а-дь, – длинно простонал Барнс на выдохе. – Огромный, твёрдый, горячий, – зашептал он, покачивая бёдрами. – Мой.
Стив принялся сильно размашисто ебать его, не сдерживая силу. Диван, скрипя, сдвигался по полу при каждом толчке, а Стив все ускорялся, тяжело дыша и вскрикивая.
Барнсу оставалось только выть, выше вскидывая бёдра, насаживаясь, отпустить себя. Он орал, срывая голос, толкался навстречу, шире разводил ноги, проезжался болезненно напряжённым членом по обивке, пачкая её предэакулятом, вскидывал руки в попытке ухватить плечи Стива, его шею, тянулся к губам и, несмотря на гибкость, мог только бессильно падать обратно, скулить, сжимаясь на члене.
– Баки, дорогой, кончи для меня, – хрипло попросил Стив. – Давай, милый…
Словно рубильник дёрнули вниз до упора, выпуская из груди весь воздух, закручивая вихрями сверкающих точек перед глазами, вынимая все кости разом, перемалывая их и пуская на ветер. Барнс выгнулся, не видя ничего вокруг, не слыша, не чувствуя, только болезненно яркое, вытягивающее душу удовольствие, жёсткой хваткой сдавившее шею, не давая закричать, лишь конвульсивно дернуться назад. Замер, застыл и почти умер, распластавшись безвольно на спинке дивана.
Стив хрипел над ним, кончая. Из последних сил он плавно высвободился и упал на отъехавший к самой стене диван рядом с Баки. Притянул его к себе, целуя во влажный висок, в ослабевшие губы.
– Так люблю тебя, Бак, – прошептал он, укладывая голову Баки у себя на груди.
– Люблю, – в губы ему ответил Барнс, удобнее устроился в объятиях, не без удовольствия отмечая, что из задницы течёт, а диван, они похоже, испортили с концами. – Надо потом сказать спасибо Ванде и Наташе, – мурлыкнул он. – Господи, хорошо…
– О Наташе… – неуверенно начал Стив. – Давай… пригласим ее к нам как-нибудь? Кажется, она не против?
The end
