Текст книги "Дорога из желтого кирпича (СИ)"
Автор книги: Осенний день
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Дорога из желтого кирпича
Автор: Осенний день
Рейтинг: R
Жанр: slash, romance, POV
Статус: Закончен
Размер: Миди
Саммари: Что делать, если ваш друг влюбился в парня? Можно попытаться ему помочь. Например, познакомить с тем, по кому он страдает. Попробуйте. И посмотрите, что из этого получится.
Предупреждение: Нецензурная лексика. Но не много.
Размещение: С моего разрешения и только c этой шапкой.
Отредактировано Осенний День (2011-10-18 02:09:52)
2
2011-06-23 11:03:24
Автор:
Осенний День
Житель форума
Откуда: Раша
Зарегистрирован: 2011-05-24
Приглашений: 0
Сообщений: 933
Уважение: +255
Пол: Женский
Возраст: 24 [1988-04-22]
Провел на форуме:
14 дней 19 часов
Последний визит:
Вчера 03:12:24
Дорога из желтого кирпича. Глава1
Всем привет. Меня Пашка Смирнов зовут. В общем-то, мне и рассказать о себе особенно нечего, все как у всех, по стандарту. Родился, в детсад ходил, потом в школу. Городок маленький, все всех знают, никаких сюрпризов. Потом здесь, в областном центре, в Строительный поступил. Так что, биография моя вас вряд ли заинтересует. Спрашиваете, чего я тогда время у вас отнимаю? Да случилось тут кое-что… Друг у меня в парня влюбился. Да еще в какого. Видели бы вы его, парня этого…
Мы с Ромкой Голубевым в одной группе учимся, да еще и в общаге в одной комнате. Хотя сначала я и не думал, что мы с ним подружимся, очень уж мы разные. Ромка с виду типичный отличник, пай-мальчик и мамина радость. Тонкий, стройненький, роста небольшого. Мордашка симпатичная, смуглая, губки там, родинки, глазки карие. Волосы темные, гладкие. И прическа под Стаса Пьеху. А я парень крупный, рост там, мышцы. Люблю пива с друзьями выпить, и не только пива, можно и крепче чего-нибудь, в клуб иногда сходить. Люблю футбол по телеку смотреть. Девушек люблю. Правда, наши девчонки с потока меня сначала в этом смысле игнорировали. Я ведь из райцентра, и для них чересчур провинциальным оказался. Простой слишком, видите ли. А я и не отрицаю. Я, и правда, простой, даже очень. В том смысле, что не люблю все усложнять. Так что долго я не переживал. Вон, рядом с общагой строительное ПТУ и кулинарное училище. Там девушки – не то, что наши, приветливые и простые, как я. К концу первого курса я, конечно, слегка обтесался, так что и однокурсницы стали на меня внимание обращать. Но правда, по-настоящему, надолго, как-то ни с кем пока не складывается.
Когда я узнал, что нас с Ромкой в одну комнату поселили, даже расстроился. Вот это сосед, думаю. Наверное, крепче колы ничего не пьет, по телевизору какой-нибудь «Дом-2» смотрит, а в клуб ходить ему мама не велела. Но вы знаете, он таким классным пацаном оказался. И насчет пива и прочего у него все в порядке, и против футбола ничего не имеет, а «Дом-2» как раз терпеть не может. Я и не заметил, как мы с ним лучшими друзьями стали. В клубы мы с ним, правда, не часто заглядываем. Родители, конечно, деньги высылают, но не так чтобы много. В райцентре много не наколотишь. Так что подрабатывать приходится. Ну, в круглосуточных гипермаркетах грузчики в ночную смену всегда требуются. Так что три ночи через три телеги по залу потаскаешь, и в клуб что-то не очень тянет. Ромка тоже из райцентра, только из другого. И тоже подрабатывает. В «Макдональдсе».
У меня еще со школы привычка – прозвища придумывать. В Ромкином случае, конечно, «Голубь» напрашивалось. Только какой он Голубь? Воробышек. В крайнем случае, скворец. Так что я его стал Птицей звать. А потом и все остальные с моей легкой руки. Ромка вообще очень веселый, дружелюбный, ну и я тоже общительный. Так что мы с ним очень быстро с половиной нашего потока подружились. И почти со всей общагой. Иногда к нам в комнату народу набивалось – не продохнуть.
Вот только с девушками у него вообще никак. То есть так просто, на дружеской ноге, он с ними общается, но что-то кроме – ни-ни. Хотя он очень даже симпатичный. Ростом только маленький. Я его сколько раз с кем-нибудь познакомить пытался, он ни в какую. Ну его, Паш, говорит, не хочу, не умею я этого, напрягает как-то. И вот теперь он мне такой сюрприз преподнес, что мама не горюй.
Мы с Птицей на Стройфаке учимся и в первые два года с Архитектурным факультетом совершенно не пересекались. Ну, а на третьем курсе расписание так составилось, что у нас иногда с их третьим занятия в одном корпусе проходили. И даже на одном этаже. Вот тогда нам на глаза и попалось это чудо. Очень трудно не заметить было. Высокое такое чудо, ненамного меня ниже. А у меня, на минуточку, рост 196 сантиметров. Фигуристое чудо, плечистое. Хотя, что я все: оно да оно, он это был, парень, понятно? Ну, и нам, конечно, понятно было.
Только таких парней я, например, раньше сроду не встречал. На ресницах туши – килограмма два. Джинсы на нем всегда узкие, майка какая-нибудь невозможная в обтягон, так что не только бицепсы на руках, но даже грудные мышцы под ней обрисовываются. Идет, вроде бы бедрами не виляет, ноги четко ставит, ровно, но задница у него так и ходит, аккуратная такая. И волосня светлая, пепельная, до самого пояса. Когда в хвост забрана, а когда так просто болтается. Морда красивая, надменная. Взгляд поверх голов. Цепочка серебряная на шее: толстенькая, витая. В ушах – чего только нет. Колечки, гвоздики, штанги. В общем, все ухи увешаны. В носу с правого бока тоже гвоздик посверкивает. И почти всегда парень какой-нибудь подмышкой. Тоже с правого бока. Рука его правая у парня на плече лежит, и тоже черт-те чем унизана. Кольца, колечки тоненькие, перстни. Самые разные. Там и косички, и гладкие, и с узорами какими-то. На каждом пальце. А на некоторых даже по два. Не знаю уж из чего, из стали простой или тоже из серебра. А может? и так и так. И на другой руке такой же «кастет». И вот так эти почти два метра красоты и гламура валят по коридору. Я это чудо Нарядным прозвал. И все у нас на потоке, как обычно, подхватили. Гомосексуальности своей Нарядный децл не стеснялся. Вроде как даже бравировал ею.
И вот недавно я заметил, что Птица мой на это диво таращится. Сначала я значения этому не придал, потому, что тоже глазел. Где-то недели две. Очень уж чудно было. Потом привык и перестал обращать внимание. А Ромка пялится и пялится. И вид у него при этом такой… как под гипнозом. Вроде бы даже в глазах белые спиральки мелькают, ну как в мультиках рисуют.
– Что ты на него уставился, как на жирафа в зоопарке, – спрашиваю, – Пидара, что ли не видел?
– Не видел, – говорит, – А ты видел, что ли?
– Нет, – отвечаю, – У нас в райцентре они, может, и водятся, да только не выпучиваются так. Так что я тоже не видел. Ну и нафига так на него лупиться? Посмотрел, и хватит.
А он пялится и все тут. Я ж говорю, я парень очень простой. Усложнять не люблю. Поэтому быстро втопил что к чему. Ну, сами подумайте: если человек на кого-то таращится, как на чудо света и вид у него при этом совершенно невменяемый, какая такая причина может быть? Понятно какая.
– Ром, что с тобой, – спрашиваю, – Неужели влюбился?
Он сначала не признавался. Только от меня чего скрывать-то? Тем более, что и так все ясно.
– Ты, – говорю, – Голубой, что ли? Раз на парней западаешь?
– Не знаю, Паш, – отвечает, – Наверное, голубой. Я же до этого вообще еще ни в кого не влюблялся, первый раз со мной такое.
Бли-и-ин… Дела. Тут в моей голове такая каша образовалась, что я почувствовал, как на меня прямо здесь, в коридоре, ураган налетел, подхватил и аккуратненько так посреди какой-нибудь Страны Оз поставил. Ну, точно, все признаки налицо. Рядом со мной Птица говорящая душу мне открывает, поодаль Чучело живое в цепочках и колечках трется. И, вроде бы, даже желтые кирпичи где-то там, на горизонте замаячили. Мне аж захотелось каблуками щелкнуть, вдруг назад, в нормальный мир перенесусь. Вам, может, смешно, конечно. Но вы сами посудите. Ну как это: мужику с мужиком? В чем смысл и кайф? У него ведь ни задницы путевой нет, ни груди. Да это еще ладно. Я, положим, сам слишком большую грудь не люблю. Мне нравится, когда целиком в ладонь помещается. Хотя, в мою граблю много чего поместиться может. Так вот, шут с ними, с грудями и задницами, но у него ведь и между ног та же самая погремушка болтается! С этим-то что делать?! Не в смысле техники, насчет анального секса я в курсе. Но ведь противно же? Ну, представить даже тошно: его, значит, трахаешь, а он кончает и так же, как и ты, спермой брызгает. Блин… бли-ин… бли-и-и-ин… Гадость какая…
Но тут даже не анатомия главное. Меня, в основном, от другого переклинило. Знал я, конечно, и раньше про это. В смысле там, про гомосеков и все такое. И даже к Нарядному уже настолько привык, что удивляться перестал. Но я-то думал, что пидара эти все или на голову больные, или извращенцы и развратники жуткие. Но ведь это же Ромка. Птица мой. Он ведь нормальный пацан. Ну, то есть, не в смысле ориентации, как выяснилось, а вообще по жизни. Если бы я его не так хорошо знал, подумал бы, что ошибся в человеке. А что, бывает же. Но мы с ним уже два года бок о бок. Я ж его – как облупленного. И с тристапроцентной уверенностью могу сказать, что, во-первых, с котелком у него все в порядке. А во-вторых, никакой он не извращенец и не развратник. Хороший парень, честный и чистый. Нет в нем ни пошлости, ни грязи. Так что, пришлось мне в срочном порядке свои представления о жизни пересматривать.
Пересмотрел. Ладно, думаю, бывает, наверное, такое, что нормальный парень в другого парня влюбляется. Но только почему в этого?
– Птица, – говорю, – что ж ты себе такого выбрал? Он же шлюха пробитая, пикапер хренов. У него ж парни каждую неделю меняются. Он ведь поматросит и бросит. Этого, что ли, хочешь?
– Ничего я, Пашка, не хочу, – отвечает, – Мне вообще от него ничего не нужно. Только смотреть и все.
А у самого тоска в глазах. И видно, что врет. Мало ему просто смотреть. Время идет, Ромка тоскует. Хотя, конечно, старается себя держать. И даже улыбается. Только лучше уж вообще никак не улыбаться, чем так. Ну, вот что мне с ним делать? Как ему помочь, без понятия.
Все как-то само собой произошло. У нас в Универе кроме столовой еще буфет есть. В вестибюле Главного корпуса. Так, ничего особенного, прилавок и три столика, как в кафетерии, чтобы стоя есть. Пирожки разные продают, пиццу, сосиски в тесте. Ну и чай с кофе, сок там всякий. Мы с Ромкой как-то раз между парами там стояли, пиццу лопали. Вдруг вижу, глаза у Птицы остекленели и такой, знаете, дымкой подернулись. Я рукой у него перед лицом помотал, позвал. Он – ноль внимания. Только чуть в сторону отклонился, чтобы, понимаете ли, лапа моя ему обзор не загораживала. Ну, думаю, все ясно. Где-то тут «блондинко» наше ненаглядное шарится. Обернулся: ну, точно. Стоит красавец и доску объявлений изучает. И, что весьма нехарактерно, один. Правая подмышка почему-то свободна. Тут меня, наверное, черт под зад подтолкнул, не сам я пошел. «Подожди, – говорю, – Ромаш, я скоренько».
Подхожу, значит. «Блондинко» к доске объявлений так прилип, что аж рот приоткрыл. Что уж его там так заинтересовало, я не понял. Но на меня – ноль внимания. Я культурно так по плечу ему постучал. «Кхы-кхы», – говорю. Тут уж он, конечно, оборачивается и теперь мне в лицо упуливается. Примерно, как только что в объявления. И я тоже как дурак на него смотрю. Никогда еще так близко не видел. Мама родная! Ресницы все в туши, каждая как бревно. Просто какой-то забор. Как он только ухитряется веки открытыми держать? И посреди этого частокола зеленые глаза. Чисто зеленых глаз у людей, как известно, не бывает. Когда говорят «зеленые глаза» – это обычно значит зеленовато-карие. Но у него по-другому совсем. У него они серые и с прозеленью. И прозелени там столько, что глаза эти цветом как трава, такая, знаете, с серебристым налетом, как будто пыльная. Не знаю, может это тоже не редкость, но я таких глаз больше не встречал. Ни до, ни после. Посверлил он меня немного этими жуткими глазищами и спрашивает:
– Что?
А я как раз сообразил, что подойти-то, я подошел, а что говорить – не придумал. И тупо так отвечаю:
– Что «что»?
Шедевр. Нарядный на меня с удивлением посмотрел:
– Надо тебе что?
– А-а-а! – говорю, – Это? Это так, ничего особенного. Представиться решил. А то я тебя знаю, а ты меня нет. Тебя ведь Владиславом зовут и ты архитектор, правильно?
– Нет, – отвечает, – Неправильно.
– Что неправильно?
– Все неправильно. Не Владислав я. И не архитектор.
Тут я ненадолго завис. Ромка вроде же говорил, что он Влад. И с Архитектурного он, факт.
– Как это «неправильно»?
– Да так. Не архитектор, а дизайнер. И не Владислав, а Владимир.
– Ну, – говорю, – Извини. Ошибочка вышла. Ну и ладно. Что архитектор, что дизайнер – какая хули разница, факультет-то все равно один, Архитектурный. Только почему вдруг «Влад»? Чем тебе, к примеру, «Вовка» не нравится? Звучит слишком беспонтово?
– Да нет. Мама так всегда звала, вот и привык. На Вовку я не откликаюсь.
– Понятно… А я Паша. Паша Смирнов.
– Да ну? А я думал ты Бонд. Джеймс Бонд. И чего же тебе от меня надо, Паша Смирнов?
– Говорю же, познакомиться. И пообщаться.
– А зачем, Паша Смирнов? Ты, вообще-то, не в моем вкусе.
А сам лыбится, как клоун в цирке. И улыбка такая фальшивая-фальшивая. Меня аж зло взяло. Не в твоем я вкусе, говоришь? Да кому ты нужен, чучело? Страшила Мудрый. Но тоже улыбаюсь как можно лучезарней, чуть рожа не трескается:
– Расслабься, куколка. Ты мне тоже сто лет не приснился. Друг мой познакомиться с тобой хочет.
И на Птицу киваю.
– Друг говоришь? Этот? Ничего у тебя друг, симпатичный. И как же друга зовут?
– Друга зовут Рома.
– Рома, значит. Ну, пошли тогда к Роме.
Подваливаем к столику. Нарядный как галогеновая лампочка сияет.
– Здравствуй, – говорит, – Рома. Я Влад. Дружить будем?
Ромка аж огрызок пиццы уронил.
– Б-будем…
И на чучело таращится, как на шоколадный торт с орехами. Мне даже досадно как-то стало. Чего он, думаю, как дебил слюни распустил? Анджелину Джоли, что ли, увидел? Подумаешь, какой-то Нарядный. Тоже мне, звезда в окне. А чучело Птицу по полной обольщает, как будто бы в том какая-то необходимость еще есть. И они там уже о свидании договариваются. Ну и темпы, прикиньте?
Ромашка после занятий на работу побежал в свой «Макдональдс». А у меня в тот день выходной был. Я в нашу комнату в общаге притопал, на койку завалился и задумался. А не наломал ли я дров? Я ведь, можно сказать, сам лично Птицу под этот танк двумя ногами вперед бросил. Ведь это чучело его обидит, и не заметит. Обидит, как здрасьте. Но ведь и смотреть на то, как он по этому уроду сохнет, тоже сил уже никаких не было. А, может, обойдется? Вдруг эта шалава, и правда, в Ромку влюбится? Вон он у меня какой славный. А не влюбится, так тоже не велика беда. Прививку на будущее пацан получит. И все. И потом, может Ромка с ним поближе познакомится и разочаруется. В общем, успокоил свою совесть кое-как.
Я смотрю, тут кое-кто разоткровенничался не по-детски. Ну, так и я тогда скажу. Только вначале тоже представлюсь. Владимир Петров. Можно просто Влад. Как вам тут уже растрепали, учусь в Строительном Университете на Архфаке. Дизайнер я будущий. Родился и прожил почти до самого совершеннолетия в другом городе. Но тоже в большом и областном. И, кстати, до пятнадцати лет фамилия у меня была вовсе не Петров. Владимир Альварес меня звали. Спросите, откуда такая экзотика? От рОдной мамаши. Маменька у нас артисткой была. Артистка оперетты Виолетта Альварес. А папа – довольно крупный бизнесмен. В провинциальном масштабе, конечно. Сеть ломбардов, несколько ресторанов и с десяток автомоек. Всего понемножку, в общем. Они с мамашей познакомились, когда еще совсем молодыми были. Мать в юности большие надежды подавала, ей славу оперной примы предрекали. По крайней мере, она так говорила. Хотя, может, и врала. Это у нее запросто было. Ну, потом перестройка, «лихие девяностые», в стране бардак, обычная история. И стала маман примой не мировой оперы, а провинциальной оперетты.
Отец тогда начинающим бизнесменом был и ездил не на «Лексусе» как сейчас, а на старой «копейке». И вовсю трудился, зарабатывая первоначальный капитал. При этом был очень предприимчив и никогда не держался за убыточное дело. И за надоевших женщин тоже. В принципе, папаша таким уж ловеласом не был, со всеми своими бабами жил подолгу, относился к ним прилично, покупал машины и побрякушки и заводил с ними детей. Правда, никогда ни на ком не женился. Но всех своих отпрысков всегда признавал, давал свое отчество и материально обеспечивал. Так что у меня есть три младших брата и младшая сестра. Фамилии, правда, у нас у всех разные. Мамины.
Мамка, конечно, жизнью своей морально не удовлетворена была. Ни карьеры тебе приличной, ни мужа. Поэтому здорово в своем театре поддавала, как, впрочем, почти все там. Такой коллектив нездоровый подобрался. И, конечно, постепенно скатилась до вторых ролей, а потом и до хора. И от этого поддавала еще больше. Так что я вырос, что называется, «с ключом на шее». Вы не думайте, я не жалуюсь. Так многие растут. Виолетта, в общем, доброй была. Особенно, как выпьет. По большому счету, я ей на фиг не нужен был. Скорее, мешал. И я это рано понял. Но какую-то ответственность она чувствовала и домашнее хозяйство хоть кое-как, но вела, так что по помойкам я с голоду не рылся. И одевала она меня более-менее прилично, и даже айкидо заниматься отдала, и в изостудию, чтобы все как в приличных семьях. Она вообще выпендрежницей была. И во мне это есть, от нее передалось, правду вам тут насчет этого говорили. Когда мне было пятнадцать, они там у себя в театре отметили какую-то премьеру и, в лоскуты ужратые, поехали на машине кататься. Результат – авария, и я сирота.
Отец меня сразу к себе забрал. И, когда мы с ним материны документы разбирали, нашли среди них свидетельство о перемене имени и фамилии. Тогда я и узнал, что Виолетта у нас, оказывается, «в девичестве» Аней Петровой звалась. Говорю же – выпендрежница. Отец тоже об этом не знал и, когда свидетельство увидел, сильно смеялся. Просто до слез. И сквозь эти слезы поведал мне, что мамаша, не тем будь помянута, и меня хотела Родриго назвать. Но фазер мой резко воспротивился. И заявил, что никогда его честное имя после какого-то Родриго в свидетельстве о рождении стоять не будет. За что огромное ему спасибо. Я бы, наверное, с ума сошел, если бы меня так назвали. Меня и фамилия-то эта к тому времени уже вконец заебала. Поэтому я с письменного согласия отца ее сразу же поменял на материну настоящую. И стал Петровым.
Переехал я к отцу и стал жить с ним и его очередной возлюбленной. Возлюбленная нормальной теткой была и хорошо ко мне относилась. И отец тоже. Квартира огромная, в двух уровнях. Девятый этаж современной «монолитки». А так как там все квартиры в двух уровнях, то по высоте как восемнадцатый, вид на город из окна обалденный. Вообще, все нормально было. Пока я в шестнадцать лет в одноклассника не влюбился. Влюбился и тут же, простая душа, ему признался. Только ему моя любовь и даром нужна не была. И он мои светлые чувства не только оборжал, но и растрепал о них по всей школе. Что тут началось, вспоминать не хочется. Сплошной стеб и оскорбления. Я даже стал забывать, что меня не Пидар, а Влад зовут. Знаете, сейчас я иногда думаю, что надо было тогда просто пойти к отцу и попросить перевести меня в другую школу. Но мне это даже в голову не пришло. Как-то не сложилось у меня привычки к взрослым со своими проблемами ходить. Да и отец, при всем хорошем отношении, не очень ими интересовался, занят все время был.
Нашлись и такие, что зажимать и лапать пытались. Но меня хер зажмешь так просто, я айкидо с десяти лет занимаюсь. Хотя, если бы они сообразили кучей навалиться, то ни фига бы я поделать не смог. Но они не доперли. А, может, друг друга стеснялись. Я, вообще-то, тогда уже твердо решил этому предателю изменить. Типа отомстить. Не понимал, идиот, что ему это до звезды. В общем, решил изменить и со своей невинностью расстаться. Но не с этими же зверями, правда? Вывесил анкету с фоткой на городском гей-сайте. Через несколько дней четыре приглашения на рандеву получил. Выбрал одного, посимпатичней и помоложе. Встретились. Трахнулись. Получил «боевое крещение». Теперь хоть не зря буду Пидаром зваться. Мне понравилось. И понеслось. Стал я и дальше такие «свидания вслепую» практиковать. Практиковал до тех пор, пока однажды на групповуху не нарвался. Спасибо, вовремя все понял и чудом из той хаты выскочить успел. После этого стал в «Голубой Розе» сниматься. Есть там такой гей-клуб. И ни с кем я дольше двух-трех раз тогда задержаться не мог. Меня, как ненормального, от одного парня к другому бросало. Хотя, взрослые дядьки тоже были.
Ничего себе картинка? Чего не хватает? Правильно, выпивки и дури. Выпивать я не стал, слишком хорошо помнил, как это с Виолеттой было. И на что она, в конце концов, похожа стала. Анашу пробовал. Первые несколько раз со школьными приятелями. Я тогда еще Пидаром не был. Весело было. Хохотали, как сумасшедшие. Причем, как я уже потом понял, не столько от травы, сколько от того, что слышали, будто смешно должно быть. Круто, конечно было. Особенно на другой день себе и другим расписывать, как классно вчера поганджубасили. Потом меня один дяденька косячком угостил. Конечно, после того, как трахнул. Попробовал я дядькину траву и понял: все, что мы раньше с парнями курили, было не иначе как вениками. А вот у мужика того канабис самый настоящий был. А может еще и чем пропитан. Торкнуло меня с него просто в момент. Но это не главное. Сказать, что меня больше всего поразило? То, как неестественно, просто чудовищно, вдруг растянулось время. Дядька на пару со мной косяк дернул и пошел в сортир. А я на кровати лежал и ему вслед смотрел. Я смотрел и смотрел, а он все шел и шел. И, казалось, никогда он до двери не дойдет. По моим ощущениям, он до нее минут сорок топал. Я ему что-то сказал и опять удивился. Слова изо рта, наоборот, как пули выскакивали. Их даже немного притормаживать приходилось. И, кстати, совсем не те слова, которые я, вроде бы, произносил. А вот на «ха» почему-то вообще не пробивало. Меня такая потеря контроля над собственным сознанием, знаете, как напугала? До ужаса. Я, вообще-то, мозги свои очень ценю. И просрать их совсем не хотел бы. Так что я после этого случая к дури даже пальцем не прикасался. И к анаше, и, тем более, к чему потяжелее.
И над имиджем своим я тогда же работать начал. Волосы отращивал, дырок в ушах наколол, пирсинг в носу сделал. У меня тогда еще в левой брови два колечка были. И штанга в верхней губе. На губе до сих пор шрамик остался. На брови тоже, но там не видно. Кольца на руках. Все, конечно, простое, дешевое, и кольца, и серьги. Сталь в основном, иногда серебро, но мне нравилось ужасно. До сих пор нравится. Ресницы стал красить. Ресницы у меня красивые, длинные. Но светлые. Как и волосы. А зачем плестись по жизненному пути со светлыми ресницами, если человечество изобрело тушь? Татуировку сделал. На спине, между лопаток. Я давно хотел, именно на этом месте. Потом сообразил, что под одеждой не видно, а, значит, не эпатажно. Надо было на плече или вообще на щеке. Я хотел, но так и не собрался. И хрен с ним, кому надо, тот увидит. Тот, кто меня раздевать будет.
В таком вот виде я тогда и по школе ходил. С таким наглым фейсом, словно я никого тут в упор не вижу. Преподы, конечно, за головы хватались. Не выперли меня оттуда только благодаря отцу. Его это, понятно, тоже достало. Он и уговаривать меня пытался, и наказывать, и запирать, и даже пороть. Но я как дикий тогда был. И уже очень большой и сильный. На все уговоры я клал, на наказания тоже. Когда он отпороть меня хотел, я ремень у него вырвал и в окошко выкинул. А когда запереть пытался, в это же самое окошко чуть не выпрыгнул. Это я все как бы тому придурку за свою осмеянную любовь мстил. И не только ему, а всей этой сраной школе разом. Дебил был тот еще. Дебил и оторва.
Отец на все это, в конце концов, наплюнул, кое-как дотащил меня до выпускного и на следующий же день вызвал на серьезный разговор. И в ходе этого разговора доходчиво мне объяснил, что я мараю его репутацию, мотаю ему нервы и гроблю его здоровье. Поэтому он не желает видеть меня не только в своем доме, но и вообще в этом городе. Тем более, что Возлюбленная на сносях и такая нездоровая атмосфера в семье ей вредна. И в свете всего этого мне надлежит отбыть в другой город и поступить там в какой-нибудь ВУЗ. В любой, в какой захочу. И на специальность любую. Фазер берется обеспечить. Москва, конечно, в виду не имелась, на такие крупные затраты папка был не готов. Я сначала уперся всеми четырьмя. Не хочу, мол, в сраной общаге жить. Но, когда фазер посулил купить «однушку», передумал. Денежное содержание мне тоже пообещали. В пределах разумного, конечно. Но у папаши эти пределы достаточно обширные. Я под это дело попытался с него еще и машину стряхнуть, но тут уже он уперся. Не наглей, говорит, сынок, а то, как та старуха у разбитого корыта останешься. Диплом получишь – там видно будет. Будешь приличным человеком, будет и машина. Ну, я настаивать не стал. Что я, не найду с кем покататься, если приспичит?
Вроде бы все хорошо, да? И я, в общем-то, вполне доволен был. Квартира, деньги, любой ВУЗ. Плохо ли? Но что-то так обидно вдруг стало. И в душе холодно и пусто. Никому я, выходит, не нужен вообще. Друзей нет, любви нет, матери нет, отец из дома гонит. Ой-ёй-ёй!! Сирота я несчастная!! Смешно, правда? И мне тоже смешно стало. Но только немного позже. А в тот момент очень хреново было.
Приехали мы с отцом сюда. Поступили меня. На Архфак, специальность «Дизайн архитектурной среды», как я и хотел. Я, вообще-то, рисую хорошо. Очень даже. Хатку купили, ремонт там, мебель, занавески, бытовая техника. Все как в приличных домах. Фазер уехал, и стал я квартирку свою обживать. И в городе обживаться. Купил абонемент в фитнес-центр. Тренажерка, айкидо, бассейн. За собой следить надо. И вообще, мне все это просто нравится. В Универе ориентации своей я ни одной минуты в тайне не держал. Во-первых, привык уже не то, что не скрывать – козырять ею. А во-вторых, все равно рано или поздно узнали бы. Так уж лучше пусть с самого начала привыкают.
Я к этому времени уже поумнел немного. Понял, что не стоило из-за того урода такой фестиваль устраивать, тем более, что ему все это действительно пофиг было. И успокоился. Так что, отжигать, как у себя на родине я не собирался. Ну его. Так хер знает до чего докатиться можно. Найду себе парня хорошего и буду жить с ним нормально. Где искать? Да не проблема. Здесь тоже свой гей-сайт есть и свои «Голубые Розы». И в Универе «наши» тоже должны быть. Надо только поискать. Я ищу. И нахожу. Только ненадолго. Почему-то все не то оказывается. Кому-то просто любопытно, кто-то на бабки развести пытается. Не все, конечно, такие. Есть и те, что ради тела. Тем более что оно у меня очень даже ничего. И среди них тоже вполне неплохие тельца попадались. И, что забавно, все норовят какими-то чудесами охеренного траха удивить. Изощряются в койке, как немецкие порнозвезды. Не знаю, почему. Может, потому, что вид у меня такой… искушенный очень. Вот и думают, наивные, что я «простого не кушаю».
А для меня, между прочим, трах уже не самое главное. Я, благодаря своему идиотизму, к восемнадцати годам уже натрахался по самые гланды. Как только меня не имели. И как только я не имел. Я, можете смеяться, если хотите, родного человека ищу. Такого, который мне в душу заглянуть захочет. Правда, последнее время я, знаете, о чем думать стал? Что для того, чтобы кто-то смог к тебе в душу войти, ее надо, как минимум, приоткрыть. А у меня с этим сложно. Мне эту душу в свое время так истоптали, что я ее теперь, как больное место берегу. Не только от прикосновений, но даже от взглядов. Так что, если кто к ней притронуться захочет, у него точно с этим проблемы будут. Но, что самое обидное, никто и не пытается. Поэтому я долго ни с кем не выдерживаю. Расстаюсь – и снова на поиски. И, конечно, довольно быстро нахожу.
Скажете, зря я так суечусь? Может быть. Наверное, надо жить себе спокойно и ждать. Пока твое настоящее тебя не найдет. Только не могу я один быть. Совсем не могу. Сразу же в душу пустота и холод заползают, как в тот день, когда отец меня из города выпроваживал. Просто леденею весь. Знаете, как страшно? Вот и мечусь от одного к другому. Если бы у меня друзья были, я бы, может быть, так не дергался. Но я, наверное, никогда не смогу забыть, как мои школьные приятели просто в момент из друзей во врагов превратились. Очень жуткая картина. Как будто на человека смотришь, а у него лицо в звериную морду вытягивается и по всему телу шерсть лезет, как в голливудском ужастике про оборотней. Ни одного человека среди этих вервольфов не нашлось. Так что друзей я теперь принципиально не завожу.
Когда этот Паша Смирнов ко мне подкатился, я его сразу не заметил. Занят был. Там на доске объявление висело о наборе на курсы ландшафтного дизайна. А я об этом давно уже думал. Мечтаю, так сказать, свои профессиональные горизонты расширить. Я, вообще-то, теперь хорошо учусь. Стараюсь. Потому что не хочу, как мамаша моя, от моральной неудовлетворенности спиваться. И финансово ни от кого зависеть не хочу, даже от отца.
Смотрю, прикидываю. И тут меня по плечу кто-то: тук-тук. Обернулся и, когда эту дубину увидел, на несколько секунд даже замер, так он надо мной навис. Между прочим, я до ста девяноста не так уж сильно не дотягиваю. Сантиметра три. И мне редко когда удается на кого-нибудь снизу вверх посмотреть. Дубина тоже на меня пялится. В общем, стоим, друг друга разглядываем. Я эту вышку, конечно, и раньше в Универе видел, такое не затеряется. Но не так близко. Поэтому ознакомился с интересом. Рост, мускулы, плечи… Грудь широченная… Волосы… Русые, обычные, казалось бы, но с таким сильным темно-рыжим отливом. Как будто он их недели три назад пенкой покрасил, и теперь она уже очень сильно смылась. Это, конечно, вряд ли. Эта орясина, наверное, ничем кроме шампуня и пены для бритья не пользуется. Ну, может, дэзиком еще, потом от него вроде бы не тащило. Спереди волосы покороче, а сзади всю шею закрывают такими крупными кольцами. И с боков немного тоже. Скорее всего, сто лет назад подстригся, а теперь оброс как болонка. Челку только обкорнал кое-как. Сам, наверное. А, может, друг какой-нибудь. Или подружка. В общем, скандал у парня на голове. Но ему, вы не поверите, эта кошмарная прича почему-то идет. Стоит тут передо мной. Высоченный, могучий и лохматый. Конан-варвар. Да нет, какой там, нахрен, Конан, кукла голливудская. Просто варвар. Древний и дикий. Мне даже на секунду показалось, что на нем не джинсы и свитер с китайского рынка, а кожаные штаны и жилетка из шкуры дикой козы. На голое тело и мехом наружу. И, вроде бы, даже конь где-то неподалеку заржал.
