Текст книги "Толерасты (СИ)"

Автор книги: Orbit без сахара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Часть 1 ==========

Всё, что происходит – к лучшему.

Вряд ли найдётся в мире человек, хоть раз в жизни не прибегнувший к волшебству этой избитой фразы.

Бросила жена? Замечательно, найдёшь другую, ещё лучше.

Сломал ногу? Превосходно, посачкуешь на больничном.

Уволили? Повезло же тебе, хоть выспишься.

К лучшему, к лучшему, всё – к лучшему.

Роман Матвеевич Коган любил это выражение как никто другой и вставлял чуть ли не через слово к месту и не к месту. При этом говорил с таким пылом и напором, что складывалось впечатление, будто он и правда искренне в сие верит. Эдакий восторженный идиот, он с лёгкостью умудрялся зажечь своим энтузиазмом всех вокруг. Не трудно догадаться, кто именно неизменно оказывался крайним, когда вот это самое «лучшее» удивительным образом не наступало, а в ответ на претензии окружающих Коган только смиренно пожимал плечами (а он, ко всему прочему, был ещё и заядлым фаталистом) и отправлялся напутствовать следующего в очереди.

Думаю, при таком раскладе никого не удивит, что Романа Матвеевича, мягко сказать, не любили. И если немногочисленные знакомые и родственники ещё могли выразить своё недовольство тщательно избегая общения с сим индивидом, то сотрудникам деваться было особо некуда, что, как вы понимаете, налаживанию отношений не способствовало.

И всё бы ничего, в конце концов человек и не к такому может привыкнуть, но главная загвоздка состояла в том, что господин Коган был человеком исключительно словоохотливым и патологически доброжелательным. Из тех, что хлебом не корми, дай кого-нибудь облагодетельствовать. Даже против воли, даже насильно. Но обязательно во всеуслышание и при всей честной компании. Чтоб, значит, опосля было понятно, кого благодарить. Надо ли уточнять, что желающих рассыпаться в благодарностях тоже не находилось?

А уж когда года три назад компетентные источники, перманентно кучкующиеся возле кофеварки, по жуткому секрету распространили проверенную информацию из семьдесят пятых рук о не совсем традиционной ориентации Когана, сотрудники лишь вздохнули с облегчением и принялись ждать справедливой начальственной кары. Поскольку повод (не причина, что вы, что вы, но повод искать причину) был воистину железобетонный.

И начальство не подкачало. Роман Матвеевич собрал свои вещи и освободил казенный стол в углу бухгалтерии уже на следующий день. Всё так же смиренно пожимая плечами и с неизменным «всё к лучшему» на устах, продефилировал он мимо поста охраны на выход… чтобы через две недели вернуться на больший оклад и в отдельный кабинет. Оказалось, что уволить счетовода, стоящего у истоков фирмы, знающего все входы и выходы, помнящего ещё те времена, когда нынешний генеральный на пару с главным инженером сновали от объекта к объекту с малярскими кистями, не так-то просто. С тех пор Когана увольняли ещё трижды, и каждый раз до очередной проверки налоговой или проблем с поставщиками.

Так что в строительной фирме «Этажи» младшего бухгалтера Романа Матвеевича Когана не любили, презирали, но, скрипя зубами, терпели, как неизбежное зло. Коган же, довольно быстро сообразив, на чём именно зиждется незыблемость его положения, большую часть своего рабочего времени занимался ничертанеделаньем и выбешиванием сослуживцев никому не нужными советами и слоновьей помощью, лишь изредка вспоминая о непосредственных обязанностях. Редко, но метко. Так, что у вышестоящего начальства оставалась приторная иллюзорность его незаменимости.

Время шло, отношение Романа Матвеевича к жизни не менялось, зато менялась сама жизнь. Политики в очередной раз что-то между собой поделили, потом не поделили, потом ещё раз поделили, и как-то неожиданно оказалось, что страна уже почти европейская.

«Ну, что ни делается, всё к лучшему, – в очередной раз прозвучало в бухгалтерии в ответ на новость о необходимости менять все формы на подходящие заокеанскому SOX-у [1]. – Зато теперь налоговая уже точно ничего не найдёт. Уж если я не нахожу…»

Знал бы Роман Матвеевич тогда, что ассоциация с Европой в отношении его лично не ограничится шапочным знакомством с тараканами господ Сарбейнза и Оксли [2], может и поостерегся в выражениях.

Комментарий к

[1] SOX – федеральный закон США по ценным бумагам. В теории имеет отношение к компаниям, ценные бумаги которых зарегистрированы SEC – комиссией по ценным бумагам и биржам США. На практике, благодаря святому стремлению США нести свет всему миру, вне зависимости от желания мира, по этому закону работают все компании, зарегистрированные SEC, принадлежащие зарегистрированным SEC, собирающиеся регистрироваться SEC, когда-либо слышавшие слово SEC и т.д.

[2] Разработчики и инициаторы SOX (Sarbanes-Oxley Act) – сенатор-демократ от штата Мэриленд Пол Сарбейнз и конгрессмен-республиканец от штата Огайо Майк Оксли.

========== Часть 2 ==========

– Да ты вообще соображаешь, что это уже ни в какие ворота не лезет?

– Какого хера ты на меня-то орешь?

– А какого хера ты клювом щелкаешь?!

Генеральный и его зам, запершись в туалете, вдохновенно орали друг на друга. Причина была. И для ора, и для столь неожиданной дислокации. Дело в том, что за последние два месяца «Этажи» про… про… прощелкала клювом уже четыре крайне выгодных контракта с открывшей для себя новый рынок австрийской сетью гипермаркетов и семимильными шагами приближалась к рекордному пятому.

Некогда крупнейшую в регионе строительную компанию довольно быстро и нагло оттерли на вторые планы столичные выскочки. И, главное, абсолютно непонятно, чем берут. Вроде, и цены выше, и опыта кот наплакал, и заведует у них там всем какое-то невнятное нечто, сразу и не разберёшь – то ли голубой, то ли просто с придурью. Да ни один уважающий себя местный заказчик и не глянул бы в их сторону. А австрийцы как с цепи сорвались. Один контракт мимо, второй, третий…

Генеральный «Этажей» чуть ли не из штанов выпрыгнул в попытках переиграть конкурентов, и вот, наконец-то, желанная цель так близко, – представители заказчиков сидят в переговорной и, вроде бы, готовы всерьёз обсуждать условия. Но…

– Как? Миш, ну как ты мог отпустить главбуха в отпуск в такой ключевой момент? – шипел глава компании. – Мне им теперь данные из пальца высасывать?

– Бондаренко, – хрипел в ответ его зам, – ты с больной головы на здоровую не перекладывай. Данные у тебя есть.

– Да я с этими новыми формами нихера не понимаю, что они хотят! Тут специалист нужен, а у тебя в бухгалтерии одни нэжные фиялки сидят, с трудом накладную от квитанции отличают.

– Ну, знаешь, тут претензии к главбуху. Это она их нанимала!

Обыденный и, кстати, вполне ожидаемый в подобном месте звук, с которым спускается вода из сливного бачка, прервал спорщиков, отчего-то пребывавших в твердой уверенности о своем уединении, и из дальней кабинки осторожно выглянул Коган.

– Считайте, что меня здесь не стояло, – одними губами прошептал он и сделал попытку просочиться мимо начальства на выход, даже не вымыв руки.

– А ну, стоять! – Бондаренко, видимо, соображавший быстрее своего зама, хищно прищурился. – Со стандартными документами европейских тендеров знаком?

– Николай Владимирович, – развел руками нечаянный свидетель, – я бухгалтер, а не адвокат.

– Да я, блять, в курсе, – скривился тот. – Я про финансовые приложения. Или этим ты тоже не занимаешься?

Вот чего у Когана не отнять, так это умения вовремя определить, откуда пахнет паленым. Он мог часами мурыжиться с пятиминутным заданием, превращая плевое, в общем-то, дело чуть ли не в миссию по спасению вселенной, мог навскидку выдать штук десять отмазок (а, немного пораскинув мозгами, ещё пятнадцать), почему «нет». Мог, особо не раздумывая, назвать бесчисленное количество причин, почему вверенным ему делом должен заниматься кто угодно другой, только не он, но особая еврейская чуйка ещё никогда не подводила его в критических ситуациях. А это была, без сомнения, одна из них. Нацепив свою самую доброжелательную улыбку, Коган с осторожностью сапера на минном поле уточнил:

– Ах, финансовые. Ну, что вы, это же элементарно. Там всё, как и у наших, только в вводных…

– Вот ты австриякам всё сам сейчас и расскажешь! – перебил генеральный и, взяв бухгалтера под локоток, потянул прочь из уборной.

Переговоры шли странно. Не сказать, что непродуктивно, но в высшей степени странно. Начнём с того, что при виде Бондаренко, ввалившегося в комнату переговоров с заявлением: «А вот и наш главный бухгалтер», представители заказчиков сначала хором икнули, а затем не менее синхронно заулыбались. Хотя, в общем-то, не совсем понятно, с чего бы вдруг. Ни встрёпанные генеральный с замом, ни старательно разыгрывающий из себя мебель новоявленный «главбух» к такой демонстративной доброжелательности явно не располагали.

Но и эта странность меркла по сравнению с энтузиазмом, продемонстрированным австрийцами в готовности закрывать глаза на явную некомпетентность Когана, проявленную им поначалу. Правда, немного придя в себя и сообразив, что увольнять его вот прямо сейчас, не отходя от кассы, никто вроде не собирается, он втянулся, припахал сопровождавшего иностранцев консультанта рыться в бумагах, а переводчика – переводить каждую запятую, и смог таки предоставить необходимые данные. И всё это на фоне немеркнущих и каких-то покровительственных улыбок. Коган старательно вспоминал все актуальные требования, так некстати игнорируемые им ранее, смущенно улыбался и тихо недоумевал.

Впрочем, частичный ответ на свой невысказанный вопрос и он, и его начальство получили в тот же день. Закончив со всеми необходимыми бумагами, австрийцы вежливо откланялись, пообещали самым тщательным образом и в ближайшее время рассмотреть предложение и напоследок сообщили, как они рады-счастливы обнаружить в этой суровой и дикой стране оплот разумности и либерализма.

– Ась? – не сдержался Михаил Степанович, второе по старшинству лицо в компании, бывший преподаватель права в местном институте, крайне вежливый и интеллигентный человек.

– Нам, как лицам взращенным на принципах демократии и либерализма, – вещал глава представительства заказчиков устами своего переводчика, – неимоверно тяжело работать в вашей стране. Вы же меня понимаете?

– Ась? – подтвердил Михаил Степанович.

– Как мы можем доверять тем, кто ставит во главе не индивидуальные качества человека, а такие мелочи, как его сексуальная ориентация?

– Ась? – генеральный на этот раз был удивительно солидарен со своим замом.

– Но мы рады, что смогли найти столь толерантного партнера, – закончил австриец, подмигнул икнувшему Когану и вышел.

– Так… – цепкий ум бухгалтера сложил два и ещё два, получив верный результат. – И кто мне может объяснить, на что эти толерасты намекают?

– Да, Миша, – пришел в себя генеральный, – а откуда они?..

– Да я почём?.. Стёп, а Стёп, – взгляды всех троих скрестились на секретаре, до того сидевшем тихо как мышка в самом дальнем углу комнаты, – ты чего фашистам наплел, пока нас не было?

– А что я, Николай Владимирович, – принялся оправдываться тот, – я ничего. Они спросили, где главбух, я сказал, что в отпуске с мужем. Я же не знал, что нельзя говорить. Вы ж мне ничего не сказали. А я что…

– С мужем? – окаменел Коган. – В отпуске? С мужем в отпуске? Я. С мужем. Моим мужем. Я с моим мужем…

– Два, – не моргнув глазом предложил Бондаренко.

– Что «два»? – уточнил недоглавбух.

– Два месячных оклада, и мы забываем об этом досадном недоразумении.

– Вы с ума сошли, – возмутился Коган. – Вы позволили себе вынести на обсуждение абсолютно чужих людей мою предполагаемую, я подчеркиваю – предполагаемую, личную жизнь, и надеетесь купить молчание деньгами? Вы вообще в курсе, что в нашей стране клевета уголовно наказуема? Вы представляете, какую душевную травму нанесли мне своими действиями? Четыре.

– Два, – торговаться генеральный умел. – И не вешай мне лапшу о своей тонкой душевной организации.

– Три и недельный оплачиваемый отпуск.

– Договорились.

– Вот и ладненько, – довольно улыбнулся Коган. – Нет, всё же, что ни делается – всё к лучшему!

Ни он, ни облегченно вздохнувший генеральный ещё не знали, что ровно через три дня от австрийцев придёт согласие на предложенные условия и приглашение на торжественный фуршет по поводу начала сотрудничества.

Всем.

С супругами и спутниками жизни.

========== Часть 3 ==========

У Романа Матвеевича Когана сложилось навязчивое впечатление, что из отпуска он вернулся в какую-то другую компанию. Доброжелательные улыбки сотрудников, нескончаемый поток приглашений «заглянуть в перерыве на чаёк», преувеличенный восторг по поводу очередной медвежьей услуги… В местном филиале Датского королевства что-то явно пошло наперекосяк.

– Господи, твоя воля, конечно, – затравленно втягивая голову в плечи, шептал Коган, прячась в подсобке от особо активной девицы из отдела кадров, всенепременно возжелавшей накормить его возмутительно некошерными котлетами по-киевски, – но что-то я как-то очкую. Ты б не мог немного сбавить обороты?

Бывшему младшему бухгалтеру, а ныне – и. о. главбуха, было невдомёк, что пока он прохлаждался в отпуске на прополке картошки, недремлющее начальство провело с остальными сотрудниками разъяснительную беседу о толерантности, суть которой сводилась к следующему: любить, холить, а если, не дай Боже, эта дрянь решит уволиться – все отправитесь за ним следом. «Отправляться» никто не желал, а потому дрянь как могли любили, холили и так далее по списку вплоть до слежки с целью выявить «общие интересы» (тут мужская часть коллектива нервно вздрагивала, крестилась и бормотала то ли «Боже упаси», то ли «данунах»).

География когановских интересов оказалась весьма обширной и, как и сам Коган, ввергла горе-следопытов в ступор. Сочетание бильярда и кондитерского кружка было ещё туда-сюда, но еженедельные посещения балета затруднились оценить по достоинству даже самые интеллигентные из них. Что не помешало, впрочем, затравить бухгалтера навязчивыми просьбами объяснить, чем отличается фуэте[1] от па-де-дё[2] и когда же, наконец, будет идти постановка Бэтмена[3].

Вредный Коган оставался верен своей репутации, о балете говорить не хотел и рецепты давал настолько несъедобные, что у местных кумушек даже возникли подозрения, а не издевается ли он. Вот с бильярдом дело поначалу сдвинулось с мертвой точки, но играть на интерес Роман отказывался, а обыграть его ни у кого не получалось. Так что тут отступиться заставило уже опасение за собственное финансовое благополучие.

И уж полное недоумение вызвало то, что бухгалтер был аж целых два раза замечен в стриптиз-клубе. Во время представления. Женского. Это, правда, не стало достоянием общественности по простой причине – у свидетелей не нашлось достойного в глазах собственных супруг объяснения, что они сами там делали. Коган-то, ясно дело, чем там занимался – следы заметал, а вот что по этому поводу может сказать добропорядочный семьянин, природе пока неведомо. «Вот хорошо устроился, пидорас! – завистливо вздыхали они и продолжали: – Ещё и в бильярд играет, когда хочет, еврей хренов».

Начальство от подчиненных ушло недалеко: и так и этак заигрывая с Коганом, всячески старалось донести до зашоренного и запуганного, гнобимого ранее гея, что, мол, бояться больше нечего, выходи, шкаф открыт, мы даже дверь подержим и дорожку красную постелем. Гей выходить не хотел. То ли не доверял, то ли вновь проявлял свой дрянной характер. Дата «Х» всё приближалась, до фуршета оставалось каких-то две недели, и генеральный решил, что хватит с него пируэтов.

– Роман, – решительно начал он, пригласив сотрудника к себе в кабинет на доверительный разговор. – Мы тут все люди взрослые. – Коган приподнял бровь, являя собой пример внимания. – Понимающие. – Коган согласно кивнул. – Либеральные. – Коган хрюкнул, выбиваясь из образа, что заставило Бондаренко свернуть намеченный, было, план беседы и закруглиться лаконичным: – Хрен с тобой, делай каминг-аут.

– Чего? – бухгалтер вполне достоверно изобразил непонимание. – Да что вы себе?..

– Сколько? – устало протянул генеральный, уже зная, чем обычно заканчиваются вот эти возмущения подчиненного.

– А чего надо-то?

– Пятнадцатого фуршет у австрийцев. Надо, чтобы ты там был. И чтобы не скрывался.

– И всё? – оказалось, даже Когану не чужд когнитивный диссонанс. Правда, он быстро взял себя в руки, состроил печальную рожу и, тяжело вздохнув, показал три пальца.

– Лады, – скорость, с которой Бондаренко согласился на очередную премию, заставила еврейскую часть души Романа засомневаться, а не продешевил ли он. – Только это, с мужем приходи.

Продешевил, понял Коган. Сделал вид, что задумался, и решительно отказался.

– Нет, нет, нет и ещё раз нет!

– Четыре.

– Нет.

– Пять.

– Нет, – сглотнул Коган, – нет у меня мужа. И вообще, мы договаривались про меня, фуршет и быть самим собой. Не хотите, не надо.

– Твою мать! – остановил его начальник. – Через две недели, чтоб как штык. И это, ну не стесняйся, все свои. В смысле, все поймут. В смысле… твою же ж мать… – протянул он в спину удалившемуся бухгалтеру и задумчиво вопросил у потолка: – И чего делать теперь? Муж-то нужен позарез.

А неунывающий Коган попивал себе чаёк с трофейными бубликами, довольно жмурился и спорил сам с собой, на что тратить так внезапно свалившуюся на голову халявную премию.

– Нет, – бормотал он, – всё же права была маман. Мазал эндингс [4].

Комментарий к

[1] Фуэте – общепринятое сокращенное название виртуозного движения классического танца, исполняющегося как ряд последовательно повторяющихся туров в быстром темпе и на одном месте, при выполнении которых работающая нога по окончании каждого поворота на 360° открывается точно в сторону на высоту 45-90°

[2] Па-де-дё – одна из основных музыкально-танцевальных форм в балете. Состоит из выхода двух танцовщиков (антре), адажио, вариаций сольного мужского и женского танцев и совместной виртуозной коды.

[3] Из серии «слышал звон, да не знаю, где он» – кто такой Бэтмен, думаю, все знают, а в балете есть «батман» – одно из движений классического балета, представляющее из себя какое-либо отведение, приведение или сгибание одной, работающей ноги стоя на всей стопе или на полупальцах/пальцах другой, опорной – вытянутой в колене, либо с одновременным выполнением приседания.

[4] Всё к лучшему (идиш)

========== Часть 4 ==========

На самом деле, если посмотреть на ситуацию непредвзято, то что уж такого произошло? Ну, фуршет. Ну, торжественный. Ну, волею судеб и трепливого языка секретаря приглашен на него Коган на пару с супругом. Ну и что? Вот, допустим, не смог он прийти. Заболел ли, пробки ли, неожиданные и крайне срочные дела задержали допоздна на рабочем месте – да мало ли, что могло произойти.

Можно подумать, именно его подпись должна стоять под документами или же всё мероприятие было задумано в его честь. Вряд ли можно всерьёз опасаться, что не обнаружив какого-то бухгалтера, пусть и главного, возле шведского стола в забронированном на вечер ресторане, австрийцы соберут манатки и, демонстративно хлопнув дверью, отчалят восвояси. О предполагаемой реакции на отсутствие никому неизвестного мужа вообще промолчим.

Но генерального переклинило.

Так порой бывает, что человек настолько зацикливается на сущей мелочи, что оказывается просто не в состоянии реально оценить ситуацию. И Николай Владимирович, в лучших традициях жанра, пребывал в святой уверенности, что если не «вынет и положит» пред светлы очи зарубежных партнеров этого самого, прости Господи, мужа, не видать ему контракта как своих ушей. А потому крутился ужом и искал. Мужа искал, кого же ещё?

– Нам, Мишаня, кровь из носа нужен педик, – увещевал он своего зама. – Без педиков нынче никак. Сам видишь, какие времена настали.

– Так есть уже, – недоумевал тот. – За на каким нам ещё? Не разводить же ты их собрался, я надеюсь.

– Мишань, сказано, двое их должно быть, значит двое. Или тебе так контракт жмёт?

– Да я всё понимаю. – Враньё, ничего-то он не понимал, но спорить с вошедшим в раж начальством себе дороже. – Только что тебе это даст? Выражаясь профессиональным языком, по накладной проходит не две штуки голубых, а одна штука пары.

– Ну, попросим их поломаться на публику, от них убудет, что ли? – не сдавался генеральный.

– Когана. Попросить. Ага, – скептически хмыкнул собеседник. – У тебя столько денег нет, чтобы «упросить» Когана. Хотя…

– Что? Ты что-то придумал, Мишань?

– Возможно, возможно. Слушай, а что, если?..

Идея была гениальна в своей простоте. Проблема в чем? В том, что у Когана никого нет. Ведь если бы кто-то был, вряд ли хитрый еврей так легко отказался от возможности притащить того на халявную вечеринку. Значит, нет. А это, в свою очередь, означает, что всего-то и надо, что найти ему любовь всей его жизни, которую он уже без сомнения сам захочет «сводить погулять», а потом пусть катится на пару с ней так далеко, как только удастся пнуть.

– Правильно мыслишь, – согласился Николай Владимирович. – Пусть эта зараза сам захочет его привести. Да только всё равно остаются две проблемы: где взять второго и как заставить их влю… тьфу, блин, ну ты понял.

– Ну, второе как раз и не проблема, – отмахнулся зам. – Можно подумать, к Когану очередь стоит. Принесём ему на блюдечке с голубой каёмочкой, сам же в ноги будет кланяться. А первое… А ну-ка, зови своего Стёпку.

– Что, и этот тоже? – побледнел Бондаренко.

– А что, похож вроде. Ой, да какая разница? Зови, зови давай. Премию предложишь или там отпуск на Мальдивах. Придумаешь что-нибудь. Зови.

Стёпа Грицько слыл мальчиком тихим, интеллигентным и начитанным. Начальство он боялся, а грубить посетителям не давало врожденное чувство такта и благоприобретенное неоконченное лингвистическое образование. К тому же, Стёпа в одиночку содержал больную мать и сестру-шалаву, что не позволяло так уж сильно выступать, из опасения потерять работу. А потому, выслушав предложение начальника, он только вздохнул и крайне вежливо поинтересовался:

– Николай Владимирович, а вы не охуели?

Дальше состоялся непродолжительный торг, по результатам которого почти искреннее согласие секретаря сотрудничать было куплено за обещание не уволить к чертям вот прямо сейчас. Грицько явно обходился «Этажам» дешевле, чем Коган. Но нужны были оба.

Генеральный был собой доволен, проблема почти разрешилась, осталась сущая мелочь – бросить тигру мясо и сказать «фас».

– Здравствуйте, Роман Матвеевич, – проблеял Стёпа, бочком втискиваясь в кабинет бухгалтера, – а меня к вам Николай Владимирович послал.

– Зачем? – насторожился Коган, судорожно закрывая какие-то окна на рабочем столе.

«Гейские порно-сайты», – сообразил Стёпа и печально вздохнул.

«Вот, черт, а я почти прошёл пятый уровень», – подумал Роман и вздохнул не менее печально.

– Так что генеральному надо-то? – повторил он свой вопрос.

– Ну… тут как бы… эм… Может, вам помочь надо? А то я уже всё сделал, а домой идти не хочется.

– Помочь? Тебя Бондаренко прислал помочь мне? – Коган искренне недоумевал, где и в чем он так накосячил. – И чем же ты, позволь, можешь мне помочь?

Стёпа мысленно перекрестился, ещё раз вздохнул и как в воду прыгнул:

– Для вас, Роман Матвеевич, я готов на всё!

Коган икнул, скосился недоверчиво.

– Точно всё?

– Ага.

– Ну, хороший мой, тогда это судьба, – бухгалтер, наконец расслабился, вышел из-за стола и, подойдя к несчастному Степке, приобнял его за плечи, аккуратно… разворачивая в сторону огромной кучи макулатуры в углу кабинета. – Вот это нужно разложить по индексу, отсканить, подшить в папки и завизировать в архиве. Спаситель ты мой, я уж, было, думал, что пропущу сегодняшний матч!

========== Часть 5 ==========

Стёпа подошёл к возложенной миссии с размахом человека, которому терять нечего, так дайте хоть баян порвать.

Демонстративно и напоказ, не чураясь таких грязных приёмов, как слёзы и откровенная лесть, он шёл к своей цели напролом. При этом умудрялся филигранно балансировать на той тонкой грани, когда дать в морду уже хочется, но ещё пока, вроде, не за что.

Что бы Коган ни делал, куда бы ни шёл, где бы не прятался, везде поджидали его печальные, чуть влажные глаза, закушенные губы и щенячья готовность разбиться в лепёшку. Вовремя сообразив, что на его внешность объект, кажется, не клюнул, Стёпа решил стать незаменимым. Он и его помощь были вездесущи.

Гора платежек, сложенная с вечера по индексу, с утра оказывалась аккуратно перетасована в алфавитном порядке. Чеки же, приготовленные для раздачи подрядчикам – в соответствии с регистрационными номерами компаний. Любимая кружка обзавелась оттиском малахольного котёнка, голова раскалывалась от одуряющего чада ароматических свечей, расставленных в кабинете под предлогом отпугивания злых духов, почтовый ящик забил спам с последними новостями балета, рабочий телефон отключен, чтобы дать возможность отдохнуть…

Пожалуй, впервые в своей жизни Роман Матвеевич начал понимать, за что же его так ненавидят сотрудники.

Он решительно не успевал абсолютно ничего. Даже учитывая, что и так практически ничерта не делал. Но и это «ничерта» оказалось под угрозой тотального срыва, благодаря Грицько и его помощи. Не получившие вовремя оплату подрядчики грозили физической расправой. А вот инспектор налоговой, получивший Степкиными стараниями те самые документы, о существовании которых не должен был даже догадываться, остался весьма доволен. Что очень огорчило генерального. А генеральный в свою очередь огорчил Когана на минус три премии.

Коган попытался было передать «добро» дальше по цепочке и огорчить Степана, весьма угрожающе предложив поговорить по душам после работы. Но в результате был вынужден в двадцать какой-то там раз смотреть «Щелкунчика», которого успел уже возненавидеть благодаря давней взятке в тридцать четыре контрамарки, выбросить которые, особенно учитывая стоимость билета, не поднималась рука. Он почти даже и не удивился, когда на следующий день офисные коридоры наполнил счастливый щебет секретаря, рассказывавшего всем желающим и не желающим, какое замечательное свидание у них было и какой Коган обходительный джентльмен.

Генеральный огорчил Когана на ещё минус одну премию, поскольку отчего-то пребывал в уверенности, что в тот вечер бухгалтер должен был явиться на курсы по повышению квалификации. Возможно, такое впечатление сложилось у него потому, что он сам же его туда и посылал.

Пятнадцатое число становилось всё ближе, Стёпа всё настойчивее, Коган – затравленнее. Когда за пару дней до даты «Х» Грицько выложил перед бухгалтером два билета до Вены и, краснея и смущаясь, сообщил, что одиночных номеров в гостинице не осталось, а потому он взял на себя смелость забронировать им двухместный, Роман Матвеевич не выдержал.

– Да нормальный я, нормальный! – орал он, нависая над перепуганным секретарём. – Какой номер? Какая Вена? Вы сдурели тут все нахер, пидорасы чертовы!

– Рома, – глотая слёзы, бормотал Степан, – Ромочка, ну что же ты? Я ведь так стараюсь, а ты даже не даешь мне шанса.

– Да не хочу я давать тебе никаких шансов!

– Ну тогда просто погуляем, заграницу посмотрим, а? – увещевал его парень и, заметив, что Коган начал успокаиваться, добавил: – Заодно познакомимся поближе. Всё же, что ни делается, всё к луч…

– Закрой рот, Стёпа! – не выдержал Коган. – Просто заткнись. Всё! Всё… С меня хватит этого вашего дурдома, – и, вытащив из верхнего ящика стола какой-то официальный бланк, грубо подвинул парня и решительно направился в сторону приёмной генерального.

«По собственному желанию», – успел прочесть семенящий следом Стёпа, заглянув через плечо.

В этот раз Коган был непреклонен. Ни три премии, ни четыре, ни обещанное повышение, ни месячный отпуск за счёт фирмы не заставили его изменить своего решения.

«Счастливо оставаться, сволочи!» – бросил он, покидая, уже навсегда, коридоры родных «Этажей».

Тихий и интеллигентный мальчик Стёпа Грицько печально проводил его до самого выхода, немного постоял в холле, приподнял правую бровь, громко и пошло чмокнул воздух перед собой и со словами «Ну вот, делов-то?» отправился получать свой кровный, честно отработанный гонорар, на который скидывалась вся компания кто сколько мог, включая тайное, но очень щедрое пожертвование от зама генерального.

«Всё к лучшему», – открывали шампанское бывшие сотрудники, празднуя желанное избавление и стараясь не вспоминать то самое «следом отправитесь».

«Всё к лучшему», – думал Стёпа Грицько, восстанавливаясь на платном отделении в институте.

«Всё к лучшему, – заявил представитель австрийской стороны. – Я, конечно, понимаю, Николай Владимирович, что ваш главбух, видимо, замечательный человек, раз вы так переживаете его уход, но, между нами, на работе прежде всего важны профессиональные качества, а он у вас, простите, ничерта не делал».

«Всё к лучшему», – хищно ухмыльнулся через два месяца новый инспектор налоговой Роман Матвеевич Коган, отправляясь по знакомому адресу.