Текст книги "Немецкий "ангел" (СИ)"

Автор книги: Orange_Foxy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Похоже, размышлять о своей бренной судьбе входит у меня в привычку. Хотя, чем еще можно заняться в автобусе, когда ты, такой умный, забыл наушники дома? Только погрузиться в свои мысли и пытаться осмыслить все проблемы ситуации, в которую ты попал.

А ситуация выходит так себе, если честно.

Начнем с того, что я безбожно опаздываю на пару на целый час (!). Ну, вообще это для меня не ново. По-моему, все мои однокурсники уже давно привыкли, что я вечно всюду опаздываю. Да и я бы на это забила, и возможно даже не спешила так в институт сейчас, если бы не одно «но». А это «но» было довольно большим. Пара была по английскому, пары по которому я за весь год прогуляла приличное количество.

Наш препод – Давыдов Максим Олегович, пришел к нам в прошлом году, зимой, перед зимний сессией. И уже тогда все поняли, насколько это неординарная личность. Внешне это просто красавец, мечта всех студенток в институте и не важно, на каком они факультете и уж особенно без разницы, если этот мужчина не ведет у них вообще ничего. Высокий, подкаченный брюнет с охрененными чертами лица, чего уж таить. Вся моя группа, которой досталась честь первым увидеть этого человека в виде преподавателя, просто растеклась по аудитории, это я сейчас имею ввиду женскую половину, а мужская лишь сначала пренебрежительно посмотрела на этого мужчину, а уже к концу первой лекции прониклась уважением и восхищением. Завоевал он всеобщее внимание. Но это он только на первой лекции оказался ангелочком и обаяшкой. Уже на второй, что шла следом за первой, нам открылась другая, более настоящая, часть этого человека. Строгий, циничный преподаватель, что не упустит шанса поиздеваться и постебаться над кем-нибудь из студентов. Особенно он ловит кайф от заваливания студентов у доски, то есть их полного уничтожения, а также ему нравится ставить людей в неловкие ситуации или начинать словесные баталии, в ходе которых все равно выигрывает он. Английский стал самым нелюбимым предметом у нашего факультета, где вел пары этот человек. Хотя, девушки все равно продолжали пускать по нему слюни и даже соблазнять. Но на зимней первой сессии он их красиво отшил, послав далеко и надолго. В общем, внутри – сам Сталин и Гитлер вместе взятые, а снаружи – милашка-обаяшка. Интересное, конечно, сочетание ничего не скажешь.

Так вот, вся проблема заключается даже не в том, что он ненавидит когда опаздывают на его пары. Просто он прежде чем пустить человека в аудиторию морально уничтожает и смеется над ним у двери, и только потом, как милостивый человек, позволяет сесть на место, но уже через пару минут зовет к доске и экзекуция продолжается. Но вся проблема даже не в этом. Английский я знаю наравне с родным-русским, то есть прекрасно. Бабушка, сама учительница английского, учила меня этому языку с шести лет, кажется. У доски меня препод редко уничтожал, обычно я уходила с трудно, но честно отвоеванной пятеркой, реже с четверкой. Также у нас очень часто заводились словесные интересные баталии, в ходе которых иногда выигрывала и я. То есть и у двери он меня не сильно уничтожит, когда я припрусь, хотя тут как еще посмотреть…

Вся проблема заключается в том, что уже давно все стали замечать между нами какие-то довольно странные и непонятные, даже мне, отношения. И они не ограничиваются обычным повышенным вниманием, которое можно аргументировать тем, что я отлично знаю язык и являюсь старостой. Нет, все куда страннее. Он никогда, повторяю, никогда, черт возьми, не орал на меня и даже не повышал голоса. Поиздеваться, довести до белой горячки – это да, это он с радостью. Но вот орать – нет и все. И я этого вообще не понимаю. За этот год с лишним было много удобных случаев, когда я попадалась под горячую руку, когда он был просто неимоверно взбешен, но стоило появиться мне, и он резко менял гнев на милость. Все этому только удивлялись, как и я собственно. Сколько раз я пыталась его разозлить… чего только не делала – все без толку. Во концовке, злилась я. Он часто смотрел на меня с какой-то непонятной снисходительной улыбкой, с которой взрослые смотрят на маленьких глупых детей. Это раздражало.

Не мудрено, что в один момент я перепутала чувства. На самом деле я в него влюбилась, как и большинство особей женского пола в институте. Только не теряла рядом с ним голову и вела себя, как обычно. Только внутри я долгое время отрицала влюбленность и прикрывалась ненавистью. Он меня бесил и раздражал, и делает это до сих пор. Но я влюбилась. И началось это еще с первой неловкой встречи, которая произошла еще до самой лекции…

Первая встреча произошла на большой перемене перед первой парой английского с новым преподавателем, зимой в декабре. Изначально, я с одной из своих лучших подруг Кирой вышла покурить, предварительно выпросив теплую большую парку у одного из друзей Киркиного парня, с которыми я также общалась. Если проще, мы часто зависали в одной компании. Кира без меня ни шагу практически не делает, и я иногда этого не понимаю. Так вот, завернувшись в одну парку, утонув в ней, мы вышли покурить и болтали обо всякой фигне, которую я даже не запомнила. Потом, как-то все вырулилось в то, что мы начали бросаться снежками.

Убегая от Киры, я поспешно завернула за угол и впечаталась в какого-то незнакомца, повалив его на землю и упав следом, оказавшись прямо на его груди. Знаете, как это в фильме бывает? Нос к носу, глава в глаза… Искра. Буря. Безумие.

Только вот в жизни ничего этого не было. Ноги у меня тряслись от холода, как и все тело, а зубы без устали стучали. Соскочила я с парня в следующую же минуту, успев детально рассмотреть все его лицо, а в частности глаза. Серо-голубые, удивленно расширенные.

– Простите, пожалуйста, – виновато пролепетала я, встав рядом и помогая ему подняться, чувствуя нереальный стыд, пока где-то за спиной Кира тихонько ржала.

Вот такая интересная получилась встреча. После нее я все две пары сидела, укутавшись в куртку и тряслась от холода, пока все мои одногруппники иногда посмеивались, но все же были больше увлечены новым преподавателем.

Вернемся к главному. Я опаздываю и уже, хрен знает сколько, трясусь в автобусе. Также моей главной ошибкой было, что я все рассказала Лизке. Лизка – это моя самая лучшая и невменяемая подруга, еще со школы, которая просто одержима мыслью с кем-нибудь меня свести. Не знаю, чем я думала, когда все рассказывала ей, но как итог мы имеем: проспоренное вчера в картах желание, которое я уже успешно выполняю, и мой просто сногсшибательный прикид.

Желание заключалось в том, что я должна была одеть полу-берцы полу-каблуки. Все чисто в стиле милитари – черная кожа, ремешки с заклепками. А вот прикид был ну, капздец просто. Красный плотной вязки короткий свитер, оголяющий живот, да черная короткая свободная кожаная юбка. Просто собрала все цвета флага нацисткой Германии. Что меня неимоверно бесило, так это то, что свитер с юбкой мне пришлось одеть по собственной инициативе. Внезапно все мои штаны магическим образом куда-то исчезли (даже знаю, благодаря кому) вместе с платьями и юбками нормальной длины. Учитывая, что я еще и опаздываю, пришлось одеть первое попавшееся под руку.

Наконец-то автобус остановился на нужной мне остановке, вырвав из пучины собственных мыслей и самокопания. Просто выпорхнув из душной маршуртки, сразу же побежала на всех парах в свой родной и «любимый» институт, предварительно достав из кожаной белой куртки телефон и набирая номер той злополучной Киры. Слава Богу, щас весна и на улице тепло. Поэтому мне в моем прикиде было вообще комфортно и хорошо.

– Что тебе, прогульщица? – зашипела по ту сторону Кира, взяв трубку раза эдак с пятнадцатого.

– Я не прогульщица. Я уже несусь на пару. Просто проспала, – оправдывалась я, запыхаясь от бега и откидывая назад непослушные черные волосы, что так и лезли то в глаза, то в рот, – скажи, он сильно зол? – задаю я главный вопрос, вспоминая, что сегодня у нас как бы зачет.

– Тебе-то что беспокоиться. Он на тебя никогда не орал. Хотя может быть сегодня случится чудо. Слушай, – судя по всему, Кира отодвинула от себя трубку и я смогла отчетливо расслышать разъяренный рокочущий голос препода, что понижался на пару октав, когда он злился. Судя по всему Олегыч щас кого-то уничтожал, не иначе.

– Как думаешь, если я начну прям щас верить в Бога, мне это поможет? – самым невинным голосом интересуюсь я взбегая по ступенькам и выкидывая сигарету на землю, которую успела по ходу бега закурить. Меня тоже понять можно. Если я с утра ни одной сигаретки не выкурю, то буду еще злее, чем Максим Олегович сейчас.

– Очень сомневаюсь. Быстрее давай. Может он успокоится с твоим появлением, – кинула напоследок Кира и сбросила трубку.

Почему-то я ой как сомневаюсь, что он успокоится. Просто сменится жертва и метод уничтожения, не более.

***

Растрепанная и запыхавшаяся, я еще несколько минут стояла под дверью и переводила дыхание, пытаясь принять более нормальный человеческий вид. Что пугало – так это грозные крики и иногда рычание, доносившееся из-за двери. Кто его мог настолько сильно разозлить?

Не знаю зачем, предварительно перекрестившись, не стуча, схватилась за ручку двери и потянула на себя, входя в аудиторию и в мыслях, как мантру, повторяя «морду кирпичом». Двадцать пар глаз уставились на меня с примесью шока и страха, как зайцы перед хищником. Еще одна пара глаз принадлежала какой-то студентке, что стояла у доски вся побелевшая и в слезах. Так, вот тут я начала сама бояться. Ну и конечно же, серо-голубые глаза Максима Олеговича, которые потемнели от гнева. На лице ходят желваки, руки сжаты в кулаки до побеления костяшек, зубы сильно стиснуты, а ноздри раздуваются, как у быка. Да, таким злым я его еще не видела. И все равно, вопрос остается актуальным, что его так разозлило? Но стоило мужчине перевести взгляд с несчастной студентки на меня, как глаза приняли более менее нормальный вид, как и их обладатель. Было видно, что отголоски злости остались, но явно сейчас они будут выходить наружу уже не криками и рычанием, а колкими фразочками и ехидными усмешками. И тут я кстати не прогадала.

– Неужели сам «ангел» решил снизойти до нас и явиться на этот несчастный английский?! – театрально воскликнул Давыдов, всплеснув руками. Сарказм так и сквозил в каждом его слове. Лишь бы не захлебнулся своим ядом. Н-да, вроде и влюблена, но бесит до невозможности. Нет, мне бы смолчать и тихонько попросить сесть, но, как говорится, язык мой – враг мой. Каюсь, не сдержалась.

– Максим Олеговичем, честно, по-моему вы перебарщиваете с сарказмом, – совершенно спокойно заметила я, стоя в дверях и держа в руках рюкзак с курткой, которую не смогла закинуть в раздевалку – закрыта она была.

– Неужели? – наигранно удивился мужчина, облокачиваясь ягодицами о столешницу собственного стола и скрестив руки на груди. Уже довольно давно Давыдов называет меня «ангелом». Прозвище пошло от фамилии Ангелова. Хотя признаться ни внешность, ни характер у меня далеко не ангельские. Но в этом-то и весь смак. Обычно студенты посмеиваются, когда он меня так обзывает, но сегодня они слишком перепуганы, – но я как посмотрю ангел у нас сегодня немецкий, – заметил препод, расплываясь в ехидной усмешке, пробегаясь по всей моей фигуре взглядом, задерживаясь на берцах-каблуках. Ну, про цвета флага фашисткой Германии я уже говорила, поэтому не актуально.

– Максим Олегович, могу я сесть на место? – с плохо скрываемой надеждой в голосе спросила я, особо ни на что не надеясь. Ну хоть студентка у доски уже вытерла слезы и просто за всем наблюдала.

– А ты ничего, ангел мой немецкий, не забыла? – поинтересовался мужчина, подняв вверх свои брови. Ну вот, новая кличка подоспела. Студенты всегда с интересом наблюдали за нашими перепалками. Даже сейчас, уже менее испуганные, переводили взгляд то от меня, то к нему. Это еще Максимыч не видел длины моей юбки, из-под которой стоит немного потянуться покажется кружевная кромка чулков. Пока что мне удается закрывать подол юбки рюкзаком и курткой.

– Ах, да, – наигранно хлопнула я себя по лбу и расплылась в вымученной улыбке. Голова до сих пор трещала от вчерашней попойки, похоже таблетки только на время помогли. Или же… – Прошу прощения за опоздание. Такого больше не повторится, – отрапортовала я.

– А как же уважительная причина, которая с каждым разом все глупее и веселее?

– Честно, настроение нету ее выдумывать, да и голова раскалывается, но ради вас так и быть постараюсь, – я уже давно заметила, что почему-то именно рядом с ним становлюсь более красноречивой, – допустим, сегодня я опоздала из-за того, что рано утром, скажем часиков в четыре утра, ездила встречать подругу подруги двоюродной сестры моей двоюродной прабабки по папиной линии, и, когда мы уже в шесть утра поднимались по лестнице, она упала и сломала ногу из-за чего мне пришлось ехать в травм.пункт и проводить там с ней еще пару часиков. Потом я только успела заскочить домой переодеться и сразу же к вам на пары, – радостно закончила я, видя как препод уже вместе со всей аудиторией ухахатывается со смеху, – ах, да! Чуть не забыла. По дороге еще перевела пару бабушек через дорогу, меня облили грязной водой, из-за чего пришлось идти переодеваться к подругам-неформалкам, которые фанатеют по Германии, поэтому я сегодня так одета. Ну, вот теперь вроде все, – завершила я свой рассказ, и естественно все знали, что все это неправда. Настоящими были причины – проспала и пол ночи не спала. А вот из-за чего я пол ночи не спала, тут все обычно гадают. Либо просто бухала, либо домашку готовила, либо еще что-то. Это уже все знают.

– Садись, «Чехов», – милостиво махнул на меня рукой Давыдов, еще раньше этого отпустив несчастную студентку, которая мне благодарно улыбнулась. Идя следом за ней к дальним рядам увидела знакомую белую Лизкину макушку, что сидела рядом с каштановой Киркиной. Вот, куда делась эта гадина! И не разбудила меня, зараза. Сейчас я ее прямо тут четвертую.

Курсивом выделена немецкая речь!

– Черт… почему же ты сегодня так сексуально одета… да еще и в чулках… ты бы красиво смотрелась на моем столе, – донеслась мне в спину знакомая немецкая речь, заставив запнуться от неожиданности на лестнице, но не упасть, Слава Богу. Этот тихий низкий вибрирующий голос с нотками хрипотцы, что растягивал каждый звук и смакуя каждую букву, принадлежал одному не без известному полиглоту. Машинально обернулась и шокировано уставившись на мужчину с пошлой улыбкой на лице, просипела:

– Прос-стите, ч-что? – от шока я даже начала заикаться. Потом неожиданно поняла, что когда поднималась, юбка задралась, оголяя кружевную черную кромку чулков. Нервно одернула подол и быстро взлетела к своему месту.

– Я говорю, ступайте к доске, мой немецкий ангел, а пока я раздам тесты, которые будет решать группа, – как ни в чем не бывало пояснил Максим Олегович, отталкиваясь от стола и беря в руки небольшую стопку листов. Самое ужасное, что никто в группе, кроме меня немецкого не знает. Стопроцентная информация. Хотя, о чем это я? Это к лучшему! Это меня бабушка учила немецкому с тринадцати лет, потому что я ее попросила. Лучше бы не просила. И в том, что я правильно перевела его слова, я уверена на все двести процентов.

Не знаю, как Лиза попала на эту пару, хотя она учится вообще в другом ВУЗе на другом конце города. Но, черт, мне очень не нравится, как она сидит и ухмыляется. Я ей все равно еще устрою, будь оно не ладно.

На не гнущихся ногах подошла к парте и плюхнула на нее рюкзак с курткой и пошла в сторону доски, нервно одергивая край черной юбки. С одной стороны я до сих пор в шоке и мне стыдно, а с другой, черт побери, приятно. Хотя, откуда мне знать, что он не говорит это каждой второй девушке? Тем более, Арина, он твой препод! Мечтать одно, а вот приводить в жизнь – другое. Он уверен, что ты даже не знаешь немецкого. Вот, пусть так и думает.

***

Это было бы довольно просто – делать вид, что не понимаешь, что он там говорит, если бы он не повышал рейтинг. Все пошлее и пошлее. Пока я стояла у доски и переводила, стараясь сильно не тянуться и не нагибаться, Давыдов сел в своей излюбленной манере на парту и тихим обволакивающим шепотом, так что слышала только я, пока испуганные студенты пытались хотя бы что-нибудь, да решить, нашептывал мне всякие непристойности.

Самое ужасное, что стыда и в помине не было уже на третьей фразе, а неловкость и разум со здравым смыслом улетели еще на первой. Осталось лишь нехилое возбуждение, да богатая извращенная фантазия, что подкидывала все больше и больше картинок, которые описывали слова Максимыча.

Закончила я только на перемене, благополучно исписав всю доску и даже не заметив, как аудитория опустела. Оповестив препода, я отправилась к своей парте и взяла в руки куртку с рюкзаком, да встала возле двери, дабы если что смогла быстро сбежать. Будем честными, все это напоминает плохой сюжет какого-нибудь фанфика. И именно по этому сюжету мы должны сейчас трахнуться у него на столе. Чего я делать не буду, но хочу. Принципы мне мешают и сейчас я им благодарна. Я сомневаюсь, что смогу долго сопротивляться, если вдруг он действительно (!) захочет олицетворения всех его фраз, поэтому пора бы валить.

Кстати, я только сейчас забыла, что практически весь конец текста написала на немецком. Вот тут-то рот и приоткрылся, а глаза выпучились. Что-то я этого не заметила, но заметила сейчас реакцию Давыдова, когда он прочел конец. Надеюсь, что я там не описывала свои извращенные фантазии. Прежде, чем он сообразил, что к чему, меня уже и след простыл.

***

Последующие пары я благополучно пропустила, идя рядом с нашедшейся Лизкой и читая ей лекцию, описывая все. Она лишь назвала меня «дурой» и сказала, что я пропустила такой шанс. На эти ее слова я просто махнула рукой и ушла в другую сторону. С этой невменяемой придурочной спорить себе дороже. Кстати, после пары английского я быстренько смоталась в деканат и приняла-таки их предложение по поводу перевода с третьего курса в другую группу. Теперь не будет у меня английского с французским и вместо них тот же французский уже с немецким. Давно предлагали честно, да я не видела смысла, если и так знаю немецкий, да еще и красавчик-англичанин скрашивал пары нашими словесными баталиями. Знаю, возможно я поступаю глупо и спонтанно, но я так больше не могу.

Уже давно Давыдов меня не раздражает. Я вру сама себе говоря, что ненавижу этого человека и что он меня бесит. Я уже начала ловить кайф от каждой перепалки и делаю это с какой-то непонятной мне радостью. Но, черт, я даже не представляю, что должно случиться, чтобы я-таки переступила через всякие эти принципы, если понадобится.

========== Если это сон, то я не хочу просыпаться ==========

Невозможно жить с человеком, что всячески хочет обустроить твою личную жизнь, даже не спросив хочешь ли ты этого. Невозможно сгорать от непонятных чувств, мучиться, метаться по кровати, не зная что делать и даже не понимая что вообще происходит. Лиза всячески пыталась вытащить меня, развеяться. Ага, знаю я ее «развеяться». Забыться с первым встречным, кто хоть немного похож на этого препода. Говорит – помогает. Ни черта это не помогает. Поэтому ночью одна в холодной квартире я всячески мучилась из-за навязчивых мыслей, не нарочно представляя, чтобы могло быть, если бы я осталась, а не убежала. Да еще и сменила группу… Но мне еще два месяца с лишним ходить на его пары и всячески делать вид, что ничего не было. А может не надо это делать?

– Я запуталась! – в отчаянии воскликнула я на всю пустую квартиру и следом послышался звон битого стекла – это стакан упал со стола и разлетелся по всей кухне. Не думала, что он такой хрупкий.

Отрешенно вышла из кухни, взяла пылесос и села собирать самые крупные осколки, пытаясь быть максимально осторожной. Но в том-то и проблема, что пытаясь. Мысли с новой силой одолевали голову. «А если…», «А вдруг…» – и все тому подобное, что неимоверно раздражало. Жалела ли я о своих поспешных решениях? Немного. Хотя даже не так. Я не жалела, я боялась. Боялась, что вот эти два месяца будут последними и все, что он, узнав о моих познаниях немецкого, начнет извиняться и выкручиваться (чего я вообще не представляю, но такого варианта развития событий я не исключаю), и еще много «что». Я толком понять не могу, что вообще со мной происходит. Почему я на этом так зациклилась. Я ничего уже не знаю. Я просто запуталась.

– Ай! – громкий вскрик разнесся по пустым помещениям. Задумавшись, я нечаянно наступила на мелкие осколки, да еще и порезала руку большим осколком. Вот я – криворукая! Ну, как так можно? – идиотка, – тихо прошептала я, прыгая на одной ноге, той что здоровая, в сторону коридора, где в шкафу должна быть аптечка.

Идеально, приду завтра с перевязанной стопой и рукой, кругами под глазами и вообще в ужасном настроении. Ну, чем не день для убийств? Ладонь было обработать легче, чем ногу, с которой пришлось порядком повозиться, дабы достать все осколки, что у меня и получилось сделать в конечном итоге.

***

Утро – добрым не бывает. Это выражение очень точно охарактеризовывает почти каждое утро в этой квартире, особенно когда Лизка заваливается домой. Очень редко это случается в трезвом состоянии. И практически никогда не бывает бесшумно. Как и сейчас например.

– Чтоб тебя…! – это было самое цензурное из всей ее речи, которая была явно адресована какому-нибудь невинному косяку или предмету мебели, а может быть даже и полу. Бывало и такое.

Медленно повернула голову в сторону и посмотрела на будильник. Четыре гребаных утра! А я так и не сомкнула глаз, слушая музыку. Ну хоть мысли перестали меня терроризировать. Просто решила действовать верным путем. Решаем проблемы по мере их поступления. Самое ужасное – пары начинаются в восемь. Еще целых четыре часа. Ну, хоть английского нет и на том, спасибо.

– Морда алкогольная, ты угомонишься сегодня? – не выдержала я и, откинув наушники в сторону, слезла с кровати, ковыляя в сторону грохота.

А посмотреть было на что. На кухне на полу распласталась моя наидрожайшая подруженька в обществе кастрюль и разбитых тарелок. Первые пять раз – это было смешно. Остальные – грустно.

– Ну, почему сразу «морда алкогольная»? – практически не заплетающимся языком вопросила Лиза, поднимаясь и подходя ко мне, обнимая косяк, как своего родного человека.

– Иди дрыхни и это захвати! – в приказном тоне сказала я, протягивая уже заранее подготовленный стакан с водой и таблетки от головы. Чмокнув в щеку, Лиза поползла к себе в комнату, оставляя меня наедине с беспорядком.

***

Убраться и одеться за пол часа? Могу, умею, практикую. Слоняться по городу следующие три с половиной часа? Ответ тот же. Бегать от преподавателя весь день, когда он с тобой хочет поговорить? Пф, запросто! Слушать нотации Киры, насколько я тупая? Это вообще само собой.

Но начнем по порядку.

***

Первую пару я благополучно просидела в какой-то прострации. Вроде спать и хотелось, но не слишком. Кира переползла к своему парню и его компашке, а я осталась сидеть на последнем ряду и бездумно пялиться в окно, размышляя о смысле жизни. Хотя, кому я вру? Мыслей в голове не было вообще. Просто хотелось спать.

Так были пройдены и оставшиеся пары. Я даже курить не хотела, что было просто удивительным. Кира на меня смотрела так, будто у меня рога с хвостом выросли. Было какое-то странное чувство недосказанности, пустоты и даже меланхолии. Просто на все насрать. Вот настолько по боку.

Но стоило показаться на горизонте знакомой каштановой макушке, как я просто исчезала, то есть начинала давать деру. Знаю, прятаться от проблем вообще не вариант. Но мне до одури страшно. Аж коленки трясутся, стоит представить какой-нибудь вариант развития событий. Хотя и боятся-то толком даже нечего. Дура дурой я.

Честно, за весь день ему не удалось меня найти и выманить на разговор. Но ведь Давыдов-то мужик целеустремленный и упрямый? Но не задумываясь об этом, пошла на последнюю пару, коей оказалась история.

Преподавательница так все монотонно рассказывала, что меня начало клонить в сон. Первые пол часа мне удавалось бороться с этим прекрасным во всех смыслах желанием, но все-таки сон выиграл, и я, положив голову на руки, задремала.

Проснулась я от ласкового касания чьей-то теплой руки к своей шее. Не открывая глаз, прибывая еще в сонном состоянии, улыбнулась. Тепло и блаженно. Мне нравилось это прикосновение. И почему-то так не хотелось открывать глаза и смотреть на того, кто меня разбудил. Но все же женское любопытство победило и стоило мне распахнуть глаза, как взгляд сразу же наткнулся на букет, что лежал прямо перед моим носом. Белые и синие розы очень красиво сочетались и гармонировали. Еще не до конца отойдя от сна, как завороженная потянулась кончиками пальцев к мягким лепесткам, пройдясь по ним. Потом оторвала взгляд от букета и обвела взглядом пустую аудиторию, выпрямляясь на месте и оборачиваясь.

Почему-то я даже знала, что это именно он. А может и не знала. Я знаю одно – я очень хотела, чтобы это был он. Потерла перебинтованную руку, не отрывая взгляда от серо-голубых глаз и сильно ущипнула себя, до дрожи боясь, что это все сон. Такого ведь не бывает, правда?

Боль я, конечно почувствовала, но все равно. Вот он. Сидит передо мною и так нежно и тепло улыбается, что я не могу сдержать легкую и немного смущенную полуулыбку. Наверное, это единственный раз за все полтора года, когда мы не препираемся и не шутим. Просто сидим, смотрим друг другу в глаза и улыбаемся, как идиоты. Настоящие придурки.

Перевожу взгляд за его спину и замечаю, как на улице уже потемнело, а в аудитории царит приятный и немного интимный полумрак. И как я раньше этого не заметила? Ума не приложу.

– Надо поговорить, – спокойно без сарказма и издевки произносит Максим Олегович, так что я даже сомневаюсь, что это Давыдов сидит передо мною. Опять это чувство нереальности. Так, ведь не бывает? Верно?

– Я слушаю, – также спокойно говорю я, не прерывая зрительного контакта. Самое смешное, что на мне все те же берцы на каблуках. Лиза так и не вернула мне мою обувь. Даже не сказала, где она. Несмотря на раненную ногу, пришлось их надевать и мучиться. Хорошо, что юбку я отрыла более-менее нормальную.

– Не думаешь, что глупо и по-детски убегать от проблем? – задает вопрос Давыдов, беря в свои руки мою перебинтованную и поглаживая ее, вырисовывая на тыльной стороне большим пальцем какие-то узоры, отчего хотелось мурчать. Лишь бы не прекращал. Так ведь не бывает, да? Просто не верю. Хочу, но не могу. Так не бывает.

– Ты весь день искал встречи со мною, чтобы сейчас сидеть тут и упрекать? – Насмешливо изгибаю одну бровь, продолжая улыбаться. – Ты ведь давно тут сидишь?

– Давно, – кивает головой, смотря на мою ладонь, – ты такая милая, когда спишь, – нежно улыбается этот циничный суровый преподаватель, смотря на меня исподлобья. Просто не верю. Вот он сейчас такой нежный и добрый. А на парах вылитый Гитлер. Разве так бывает? Точно сон. Не иначе, – где ты так? – кивает головой практически невесомо на мою руку.

– Криворукий рукожоп, – верно подмечаю я, усмехаясь, – я и ногу порезала нечаянно, – зачем-то добавляю я, лишь бы не прерывать диалога, лишь бы вновь и вновь слышать его голос. Кажется, я окончательно и бесповоротно влюбилась в этого деспота. Звучит, как приговор.

– Горе луковое, – слишком ласково шепчет мужчина, прекращая вычерчивать узоры и просто легко сжимает ее, переводя взгляд на меня. Никогда раньше не понимала, когда в дешевых сопливых бульварских романчиках пишут, что взгляд может быть теплым и прям-таки наполнен любовью. Никогда подобного не видела и не понимала, как такое можно вообще понять и разглядеть. Но, черт, он смотрел на меня именно так. Тепло и с любовью.

«Так не бывает», – эта навязчивая мысль продолжает маячить в голове. И я очень хочу, чтобы она не оказалась правдивой.

– Зачем цветы? – задаю я один из интересующих меня вопросов, на что получаю легкую добрую ухмылку от препода.

– Кое-кто мне нашептал, что тебе никогда в жизни не дарили цветы. Честно, я даже сначала не поверил, – по-доброму ласково говорил Давыдов.

А к предыдущей мысли добавилась еще одна: «ОН таким быть не может».

– Я запуталась, – честно признаюсь я. У меня уже не было сил о чем-либо вообще думать и гадать. Просто хотелось знать правду. И плевать, какой она будет.

– Жаль, – тяжело вздохнул мужчина, отчего я резко и глубоко вдохнула, прикусив нижнюю губу. Почему-то сейчас я очень испугалась, что он отпустит мою руку и уйдет. Тогда бы я точно не сдержалась и разрыдалась, – потому что я никогда не запутывался, – продолжает Максим Олегович, нежно заправляя прядь черных волос за ухо. Сейчас просто переизбыток нежности, теплоты и вообще. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если это сон и я проснусь, то не выдержу просто, – еще с первой встречи знал, чего хочу. И с каждым разом убеждался в этом все сильнее.

– Почему ты никогда на меня не злился?

– Не мог. Не могу. И не хочу. При первой встречи я сначала хотел на тебя накричать и укорить тебя за неуклюжесть. Но не смог. Просто посмотрел в твои глаза и злость сошла на нет. Не знаю, как это работает и почему. Но на тебя я злиться не могу и не хочу. Мне нравится злить тебя. Ты очень мило злишься.

– Так не бывает. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мне страшно, – на чистом немецком с томными и чуть грубыми нотками шепчу я, видя как он расплывается в широкой улыбке.

– Я всегда знал, что ты знаешь немецкий. Всегда, – на том же немецком в ответ мне говорит, отчего внутри опять скручивается тугой узел возбуждения. От одного только этого голоса и языка. Черт, это вообще нормально? – Мне ректор сказал еще давным-давно

– К чему это все?

– Ты мне нравишься. Очень. Да, это практически нереально и, возможно, глупо. Да, это все звучит будто отрывок из какой-нибудь сопливой мелодрамы или глупого романа. Но то, что ты делаешь, не осознавая, удивительно. Вносишь в мою жизнь спокойствие. Из-за тебя вся злость и плохие эмоции сходят на нет. Я уже давно задумываюсь, может ты и вправду ангел?

Я просто не знала, что сказать. Сидела с открытым ртом и распахнутыми глазами, пытаясь понять, шутит ли он. У меня был чистый шок.

– Ты… мой учитель, – только и смогла выдавить я, уже желая хлопнуть себя по лбу. Как глупо и неуместно это сейчас звучит. Он только склонился ближе ко мне, касаясь своим носом моего, так что я чувствовала его теплое дыхание на своих приоткрывшихся искусанных губах. Внутри приятно теплилось странное чувство. Не было никаких бабочек. Было удивительно легко и хорошо. Хотелось и плакать, и улыбаться. А еще хотелось его. Сейчас. Здесь. До ужаса хотелось.