Текст книги "Рассказы с верхней полки. Несерьёзные заметки"

Автор книги: О.Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

         Можно Арбат в нонешнем его виде или любить, или нет, но к тому Арбату, который воспевал Булат Шалвович, относиться равнодушно нельзя. Сейчас утро, улица пуста, но атмосфера, даже, скажем – Аура чего-то, происходившего здесь полумистического дремлет на фасадах домов, греется на крышах, подставив себя солнцу, выглядывает из полумрака закрытых ещё пока магазинчиков через стёкла, вечно покрытые пылью времён…

         Честно признаюсь, в 80-90 мне тут было уютней. Но и сейчас он "течёт, как река…" и от "любови его вовсе не излечишься" – наплевав на боль, прихрамывая слегка, иду вперёд…В "его Отечество"…

         И, как знал, – он меня ждёт на том же месте, где проводил лет десять назад. Рядом– у "Му-му" та же корова, правда, сейчас ставшая еще страшней и больше похожая на корову из "страны невыученных уроков", ту самую, которая хотела сожрать и кота, и мальчишку… Нарисованные глаза у неё стали большими, выпученными и злобными, но я положил ей на спину ладонь и сказал "не-е, ты это– растительноядная… трАвоядная"… И она вздохнула, успокоилась и перестала меня пугать…

         Окуджава мне не удивился. Дёрнул плечом, кивнул и снова чуть склонил лобастую голову. Посидев пару минут на брусчатке, я встал, тоже кивнул и зашагал назад.... Больше мне никуда не надо было спешить. И я не хромал больше....

         " Да вынь стельки." – тихо прозвучало в голове, когда я только что присел… Я послушался, вынул, и жить стало легче…

         К метро Арбатская Площадь шлось удивительно легко. Навстречу летел тополиный пух, казавшийся, когда смотришь в сторону солнца, удивительно крупным и белым. И вся столица казалась после нескольких часов странствия по ней особенно свежей, чистой и праздничной… К тому же– была, как сказали позже– Троица…

   Комсомольская– Сокольники– Стромынка и я, утомленной барышней плачущий о жаре…

         Мой двухэтажный пришел как всегда вовремя, и я Кортесом Писарровичем Конкистадоровым ступил на столичный перрон… Первым…

         В этот приезд, впрочем, это было неважно. Мероприятие проводилось километрах от Казанского в четырех, а времени до начала взвешивания оставалось больше двух часов. Ещё дома решил идти пешком. Маршрут частично знакомый– Краснопрудная, Русаковская, Стромынка.

         Русаковская порадовала запахом жасмина и «ушастым» «Запорожцем» в подворотне. У метро Сокольники поротозейничал на пожарную каланчу, заодно разгрузив плечо, скинув сумку на землю. И дальше по разогревающейся уже первопрестольной.

         Устать, конечно, не успел, но …но…но…когда дошел и нашел, захотелось присесть. Тем более один ранний ожидающий уже сидел… Еще и поболтать не успели, как набралось больше десятка человек, а к открытию, так и вовсе под тридцать-сорок…

         Во вторую комнату взвешивания зашел первым. 74,150… Весы не врут. Теперь пожрать…На волю, на столичные просторы и кафешки… Рейд… Спускаюсь по ступеням…

         Гулять по Москве не хотелось… Совсем… Пекло, шумело, потило…

         От желания пройтись по Мясницкой не осталось ни самой даже крошечной мыслишки. В черепушке поплавилось буквально всё… Даже то, чего было совсем малость, или не было вовсе– мозги.

         Нет, сперва я, конечно пытался выйти пробежаться, пройтись, побродить по столице, но…

         На той же Стромынке понял– не сдюжить. То есть– «Напрасно ждал Наполеон Москвы…», а уж мне-то, значит, и вовсе того…этого… И перейдя по мосту Яузу, протащившись далее до первого светофора, решительно… отступил.

         Кстати, в Яузе есть жизнь. Особей пять-шесть, величиной сантиметров по сорок колготились в мутной быстрой воде, гоняясь друг за другом. Наблюдал минут пять. Закралась мысль о брачном ритуале…

         Спасся, миновав мост в обратном направлении в «Перекрёстке». Пустой, прохладный, аж не хочется выныривать на свет божий. Вот в такое пекло и зародилось, думаю, это понятие– Свет божий…Только вот какой-то он, не по-божески жаркий. Будто бог только указал его создать, а уж услужливый дьявол тут как здесь– Сим-селявим, хугрики-за ваши тугрики, шаранды-баранды… Наслаждайтесь, потенциальные грешники… Проверил основательный Создатель его работу, да и погнал его божественными матюками в тартарары… А свет остался таким же.

         Да не сидеть же весь длинный летний московский день в супермаркете, пора и честь знать, снова окунаюсь в душную реальность. И как-то иду какое-то время куда-то.

         А минут десять спустя меня загнало щедрое московское солнцище опять в спорткомплекс МТУ, Стромынка 20-1. И увидел я, что это хорошо, и познал некоторое счастье… И маленькое счастье подросло, когда охранник дозволил поставить нелегкую сумку в пустующий летом гардероб, рядом со шлемом высоченного кожаного байкера. Налегке выскочил на просторы первопрестольной… и аж присел…

         Жара была, жара плыла…Поплыл и я, поплыл в сторону трамвая.

   Комсомольская – Сокольники – Стромынка и я, утомленной барышней плачущий о жаре – 2

         От метро отказался и вскочил в трамвай. Сразу почувствовал себя человеком. Ну-у, почти… Смущало отсутствие карты на проезд. Вытащил банковскую и по очереди приложил к считывателю…, к нему же с другой стороны…, к стеклу водительской кабины… Эффекта ноль, хоть к головушке пустой своей прикладывай…

         Только после обнаружения некоей купюры и мелочи без сдачи оказался окарточенным и вообще– НАСТОЯЩИМ московским пассажиром. После обретения пятидесятипятирублевой уверенности в своей состоятельности, солидности и безопасности счёл возможным даже обращаться к собратьям-пассажирам.

         У деда с внуком и проявляющей некоторый интерес к моим билетным потугам рядом стоящей девушки спросил, сколько, по их мнению, может длиться переход по Мясницкой до Лубянской Площади… И они, и ближайшая к нам часть вагона… не знала… Я по-деревенски теранул нос рукавом, выкатил слезину на дрожащее веко и заныл что-то типа «Сами-то мы не местные будем, а вот ВЫ– МОСКВИЧИ…»

Дед с внуком нажали кулачком внука на блямбу на двери и выскочили на улицу. Девушка немного смутилась и ответила, что не москвичка… Ближайшая к нам часть вагона сделала вид, что что-то нужно кому в сумке, кому в телефоне, а иному – в чуть ли не из шляпы волшебника Сулеймана, у которого, единственно, без обмана, возникшей крохотной бумажонке.

   –А так вы и есть – которые…

– ПОНАЕХАЛИ– хором выпалили мы уже вместе с девушкой и неловкости и натянутости как не бывало…

         Леснорядная. Тут настала моя очередь тыкать в блямбу потной ладошкой – Сезам, ты того…этого…открывай давай… И шагнул с низкой платформы на горячий асфальт.

         «Под солнцем жгучим, как под грудью у мадам, немного жарко…» Охренительно просто жарко, и до одури… неприятно… И вообще, у нас подобная жара переносится легче.

         Прохожу уже Ставропигиальный– всегда меня неприлично волнует это слово и всегда забываю, возвернувшись из первопрестольной выяснить его значение– монастырь, возле коего отмечаю те же …типажи, что и в прошлые мои появления в окрестностях…

         Вхожу, значит, под тёмные своды, крутящаяся стеклянная дверь на долю секунды клинится, снова начинает двигаться и впускает нас в торговый комплекс. Никакого смысла, желания и долга описывать дурацкий поход по душному огромному людскому муравейнику. Пропускаю до «Перекрёстка у Красносельской… Впрочем– и его, пожалуй, пропущу…

         Потом был снова спасительный трамвай, безжалостно-солнечная остановка, переход мимо разопревших от жары и молодости студентов МТУ и накативший безнадёгой духоты и жары дворец спорта… А ведь когда уходил-то, прохладно было…

         И до момента, когда счёл возможным переодеться и начать разминку сидел, ходил и лежал в холле Дворца…

         Мало, кому будет интересно, как почти раздетый вошел в зону разминки, где от пары взмахов руками покрылся испариной и зачесался, словно в парной… Как после того, что всё же размялся захотелось вдохнуть, а в зоне не было чем и почти помчался в на пару градусов менее жаркий холл, где было некое подобие движения воздуха и вдохнуть удалось… Как воды в последней купленной бутылке хватило не на всё выступление, а только на два подхода… Как по причине неучастия того, с кем хотел побороться очно, понял после второго жима, что новый рекорд уже за мной… Как после того, что третью попытку все же «завалил» расслабился и понял, что голова закруживается…

         Короче– от греха подальше часов… в полвосьмого, повторно бросив сумку в не работающий по причине лета гардероб и ринулся… на Казанский. В полюбившемся мне отныне московском трамвае. Домчал. Купил билет. Купил карту-Тройка и дово-ольный, ва-ажный такой отправился снова к месту соревнований.

         И сидел, смотрел дальше уже не свой поток, потому не волнуясь и не потея нервно, пока не объявили награждение…Тут вспоминаю о времени отправления поезда, подпрыгиваю и мчусь к Юрию Соловьеву. Ору, врываясь в кабинет «Юрий Валерьич, веришь– поезд через 55 минут…?»

         Вот за что ценю руководителей федераций, в которых выступаю– всех– они в нас заинтересованы и практически всегда идут навстречу, особенно… Если ты более-менее примелькавшийся заметный чел… Юрий только спросил, правда ли я не останусь сняться на общее фото всех медалистов в жиме лежа с допинг контролем… Ответил, что в следующий раз, если буду готов и достоин… И исчез…

         А уже сумерки… Уже всего 29 в столице… И Кусты за оградой универа снова начали пахнуть, оклемавшись немного от дневной жары…

         Честно говоря, побаивался, что вечером трамвая ждать придётся дольше. В общем– то и ждал подольше. Один прозвенел мимо в парк… Но все в порядке, мой тоже подошёл. Просторный, полупустой, прохладный– в ём– казало табло, было всего то 23 градуса.

А на Комсомольской, когда чуть не забыл сначала про блямбу, в кою преобязательно для открывания достаточно тукнуть, не произнося даже ни слова заклинания, и вовсе оказалось чудесно… Посреди площади еще и ветерок освежал…

         Не торопясь -в переход, вальяжно– на транспортер сумку, гоголем– в вокзал… а поезд уж высвечивается в «подан на…» … куда-то там, короче. А и бечь никуда не пришлось, мой– то вагон оказался последним и самым к нам первым… И напоследок вобрав в себя немного прохладной вечерней Москвы ступаю в душный бескондиционерный Бишкек…

         И прекращаю дозволенные московским воздухом речи…

   Поневольный маскарад.

   Часть первая, прибывательно-соревновательная.

         Серый полупустой перрон, одиночки в повязках и марлевых намордниках и темно раскрытый вход в воксал. Это Москва Пандемийная неприветливо встречает нас декабрьской ростепелью.

         Если уж в обычное время работает лишь один транспортёр, то сейчас и вовсе глупо ждать обоих… Стоим в медленной очереди из 4-5 человек. Сумки на ленту, все из карманов на стол. И почему только в Самаре туповатые охранники заставляют входящих в воксал ключи и телефоны складывать в лотки, которые до тебя тысячи грязных рук брали, и ставили на ту же ленту транспортёра? Может мэр, или специальные службы всё же обратят на это внимание? Если уж не ковид, то и здоровья это точно не прибавит.

         С опаской левой «одетой» рукой открывши тяжелую дверь, выходим на улицу и сворачиваем в метро. Представьте себе, представьте себе, зелё… там тоже народу крайне мало. А ведь будний день. Утро. Маска, политкорректно зацепленная за уши, сразу натирает и душит. Гляжу провинциальным сусликом на москви… окружающих, все подмечаю. Немало, кто едет «голышом». Тётки, чем-то замученные и истощённые настолько, что никто им замечаний не делает; длинные тинейджеры, которые, может, если пообещать в лобешник, и наденут, но совершенно без удовольствия; пара невзрачных, но представляющих себя самодостаточно грозно брутальными особями толстяков лет 35-37 с плешинами в жидковласых макушках… И все сидят через одного на местах, не заклеенных лентой крест-накрест. Тупо усаживаюсь рядом. Мы не местные, моя твоя не понимай, все равно в столицу не один в купе ехал.

         А вот на станции пересадки вагон, куда удалось втиснуться, вовсю кричал уже не о социальной и санитарной дистанции, а о потере здравого смысла, ибо дышать через пропитанные своей и чужой заразой повязки, стоя нос к носу и будучи стиснутым со всех сторон, нелегко, вредно и…глупо. Зато наш поезда метро подошел через 40 секунд после того, на который мы, опять же толпой спускаясь, опоздали.

         Вот и ВДНХ. Снега нет и покрытые тончайшим слоем льда дорожки усыпаны крупными гранулами. Путь мой, на построенном Гугелом маршруте прямой, вынужден изгибаться в сторону, наиболее выгодную в смысле расстояний из-за обилия построенных и установленных к новогодию катков, прокатов и раздевалок. В нужный павильон вошёл сразу. И было взвешивание, были встречи, походы насчет пожрать-попить с дороги… Ах, забыл, ещё имело место быть просвечивание сумок с проходом через рамки и на выходе из них контрольный выстрел из термометра.

   Часть вторая, вечерне отъезжательная.

         Мимо горящей, мигающей и играющей красоты, бросая жадный до архитектурных форм взгляд чаще на павильоны, нежели арки, гирлянды и предпраздничные заманухи, неторопливо тянусь за Игорем Игорем к метро. Коварно с целью когда-нить сумничать запоминаю его рассказы и комментарии (надеюсь– не узнает). Под ногами и вовсе лужицы и слякоть.

         Прибыв на «Комсомольскую», решаю пойти в магазин за одну станцию метро отсюда, хотя времени до отхода моего фирменного меньше двух часов. Потеплу, оно чего ж не сходить, хоть и с сумкой наперевес. Моей сумкой. Нелёгкой, что ещё мягкое определеньице для неё. И что-то так в кайф дошёл, что аж настроение улучшилось. Это, думаю, оттого, что без тряпочки на морде, которая– не морда -то рвётся, то уши начинает отпиливать, то под ней почесаться тянет. Кроме разной разности в дорогу купил бутылочку сидра, выпить которого мечтал неделю. И, едва вывалившись на тёмную улицу, сковырнул крышечку оперчаточенным пальцем и нарушая закон сделал несколько глотков. Ка-ка-я херня… И бутылка полетела в урну, ибо не там чисто, где убирают, а там, где не сорят. Но в голове что-то весело закрутилось и ноги полегчали, будто меня за макушку приподняли над тротуаром.

         На воксал тоже пешком. Пришел минут за 40 до рейса. Не сидеть же в наморднике внутри, решаю сгонять и отксерить диплом. Это для меня почти рядом, немного в сторону «Красных Ворот». Слышали же– Бешеной собаке семь верст– не крюк…

         И едва войдя, вернувшись, слышу, что мой поезд подается на посадку. Вот оно– счастье, и не ждал ни минуты. Правда идти в самый конец, вернее– начало, состава, но опять же, про собаку, не вполне нормальную, и небольшой крюк… И вваливаюсь в теплый полуосвещённый вагон. Таки, здрасьсте, граждане-товарищи, а вот и я, подвиньтесь… Снимите маски, господа! Домой еду. Ту-ту-у!

   Явка с повинной, или пара дней в Муроме и Арзамасе.

         Если бы не задержали меня в Муроме за фотографирование фасада Желдорвокзала, то и отчёта этого не было бы. А уж если и вправду «ФСБ это не нравится», как сказал милейший сержант, то нате получите, ибо не пойму что-то, или этой службе вообще нечем больше заниматься, или одно из трёх… Но раз уж данные мои записали, то чтоб не гнить в лагерях ни за что, каждый шаг свой в Муроме, Арзамасе и на маршруте следования опишу преподробнейше. Хотя у шпионов это не принято, вроде бы, но я ведь еще начинающий. Итак, …

         Поездка моя в древний Муром была не туристической, не деловой, не поездкой на отдых. Я тупо ехал на соревнования за свои деньги (следователи, отметьте себе – не оплачивалась никем) и изредка доставал из сумки фотик.

         Когда около одиннадцати утра меланхолично-скучный поезд замер у перрона Арзамас-1, несколько пассажиров нашего вагона (отметьте – ни с кем не знаком) спрыгнули на мокрый асфальт. Кто куда, а я направился к кассам брать билет до станции Муром. Может, потому, что забыл спросить, не продаётся ли у них славянский шкаф, продать билет мне отказались и отправили на станцию Арзамас-2, дав координаты остановки общественного транспорта – автобуса № 1.

         Автобус подошёл через пару минут, и я за 12 рублей получил билет (отм. – посторонних надписей не было), сел и начал глазеть в окно. На Соборной площади простояли минут семь, за это время были сделаны два снимка монастыря и площади. Народу на улице, несмотря на холод и дождь предостаточно. Взглядом выхватил из толпы нескольких попутчиков по поезду, видимо паломников в Дивеево. (Ни с кем не знаком)

         Ещё семь минут спустя выхожу, не пойми где, иду к самому большому здесь зданию и поднимаюсь на второй этаж к кассам пригородного сообщения. И опять безо всякого пароля получаю билет за 149 (может это важно) рублей. Отправление через полчаса, явно нет времени на осмотр зеенсвурдихкайтен – достопримечательностей города. Ну, да и ладно – всего-то Арзамас, вот впереди – МУРОМ! Древний и загадочный. И без страха, упрёка и предубеждений в вагон.

         Вот кто был рад от всей небольшой своей душонки моему водружению на старенькую скамейку, так это местные комары (отм. – с ними тоже знаком не был), которые сразу стали делать свое кровавое дело, естественно не со зла, а токмо выживания ради. А я решил противопоставить свои интересы общественным комариным (отмечу– из личной неприязни) и вознамерился уничтожить каждого, хотя бы раз прожужжавшего над ухом, гада. Стоит ли говорить, что руки мои были в крови….

         Муром появился из дождя, проступил и встал на берегу Оки. Электропоезд энергично въехал на мост, простучал по стыкам положенное время и прокашлял «Станция Муром», почти уже остановившись. На перрон посыпались тётки с лопатами и рюкзаками, деды с корзинами ландышей на продажу и подростки. А у нас дома ландышам пора прошла, уж 27 мая на дворе.

         По привычке с расспросами прицепляюсь к полицейскому прапору, все замашки у которого такие по родному ментовские (да, где-то в шкафу у меня до сих пор валяется старая форма, ну и что с того?) и он подробно объясняет, куда мне идти. Не подумайте плохого, в смысле на автобус. И вот через час, уже прошедший процедуру регистрации и подачи документов на своё мероприятие, выхожу в город.

         Пятиэтажные дома чередуются с девятиэтажками, а от старины и следа нет. Возможно, старый город просто оброс новыми районами, как дерево годичными кольцами. Но осматривать Муром пока некогда, через час взвешивание. Вот после…

         В минуте от дворца щёлкаю Петра и Февронию. В Самаре они куда шикарней и живописней.

         Улица, на которой стоит ДС «Ока» носит имя…естественно, Ленина. Шагаю по ней пару кварталов, после чего поворачиваю налево.

         Льва Толстого. У вас, наверняка, тоже в других городах бывает такое чувство, что вы дома, когда одна знакомая улица сменяет другую, и третья, вы уверены, тоже скоро появится на пути.

         А уж сколько каждый может назвать улиц, проспектов, площадей и переулков, что, ну просто обязательно должны быть в любом уважающем себя городе… Московская привела меня к гостинице «Лада». И, хотя наше маленькое мероприятие обслуживают три другие гостиницы, где подобных мне типов ожидают от 30 до 100 мест в каждой, отсюда до «Оки» пешком минут десять, что немаловажно. Мне повезло поселиться в последний свободный номер (ей богу, случайность). Как и хотелось после дороги, он был с душем. Как мало человеку надо…

         Налегке выхожу на улицу. Серо. Прохладно. Дождь. Ноги давно сырые, намокший капюшон тяжело свисает до переносицы. На объектив фотоаппарата, стоит недоглядеть, моментально капает. И всё же город нельзя не посмотреть, невзирая на погоду.

         Поднимаю голову, чтоб полюбоваться домиком на противоположной стороне улицы и понимаю, что глядеть при ходьбе нужно только под ноги – опять попал в лужу.… Но дом того стоил. Над аккуратненьким каменным первым примостился лёгкий деревянный второй этаж. И всё так естественно, хотя и окрашено в разные цвета.

         Снимать тоже приспособился. Оттягиваю капюшон, поднимаю аппарат к глазам, открываю объектив и ищу, откуда бы «прицелиться». А вездесущие капли все равно попадают, куда и не надо бы. Автомобили проносятся мимо и стараются подальше выбрызнуть мутную воду из луж на неровном асфальте. Джинсы мокры, будто псы метили их на ходу.

         Иду вниз, там, говорят, Илья Муромец. С куртки стекает вода, но лужи уже можно игнорировать. Просто не имеет смысла выбирать дорогу, когда вода не внутрь обуви набирается, а наоборот, из башмака наружу вытекает.

         И вот впереди постамент – вижу из-под капюшона.

– Ну, – думаю: – Муромец. И уже мысленно с ним разговариваю. А сам подхожу ближе и ближе к памятнику. И что-то не то. Богатырь Земли Русской в брюках, пальто, да и борода не как на картинах. И меча в руках нет, кажет пустую ладонь. И, опять-таки, мысленно, ко мне обращается…

– Здгаствуй, товагищ, ну, как тебе у нас в Мугоме? -Останавливаюсь резко.

– И вам здга… здравствовать, Илья… Владимир Ильич. Вот, город решил осмотреть.

– Гогод у нас пгекгасный, пгиятных впечатлений. Гасскажите там у себя, что меня видали. Что меня содегжат в чистоте, не забывают. Только, вот, голуби, пгетставьте… да, голуби.… А к Илье вам дальше, батенька, дальше.

         Глаза протёр, как спросонья – дождь под капюшон попал – а Ленин стоит молча и только хитро улыбается. И пошёл я другим путем.

         Миновал школьный двор с резво рассекающими лужи на велосипедах школьниками и отметил, что по вечерам жизни здесь поболее, нежели во время занятий. Выбрался на улицу и стал искать место, откуда пощёлкать монастырь. Места такого не нашлось, решил идти дальше и снимать по пути. Все побелено, чисто. Купола сияют, обмытые дождем. Только, пока ходил, потемнело, снимать стало и вовсе непросто. В дождь, со вспышкой, да ещё и из-под капюшона… Возвращаюсь в гостиницу сушиться и мыться.

         И только после трёх часов следующего дня вышел вновь в город, освободившись. И опять под дождь. Сил осталось только-только добраться до вокзала.

         Билетик за те же 149 рублей в зубы и на посадку. Вот тут-то и снял я этот выдающийся, высокохудожественный, архикрасивейший, но, оказывается, и секретнейший, стратегический фасад ж.д. вокзала, являющийся государственной тайной.

         Так вот зачем сотни тысяч граждан азиатских республик тянутся к нам в Россию. Едут они в надежде заснять-таки этот важнейший для нас объект. А может и – мало ли – принять участие в ремонте его!

         Правда, увидеть сей шедевр может как любой проезжающий по железной дороге, так и каждый пользователь интернета. Мне всемогущий яндекс-джан выдал по первому же клику несколько тысяч фотографий.

         Я сержанту любезно явил единственный снимок, предупредив, что о гениальной его бдительности узнает Родина, или, хотя бы малая её часть уже через неделю– другую, и попросил забрать меня в тюрьму, где я, надеюсь, отдохну и подкреплюсь.

         Сержант ответил, что мне, скорее всего, там не понравится, на что услышал возражение, как, мол, знать, и, не отдав чести, отвалил.

         За происшествием молча наблюдали несколько контролёров-кондукторов, у которых надеялся я узнать, где будет происходить посадка на электропоезд, следующий до Арзамаса. Оказалось, поезд стоит уже на втором пути, куда путь мне был перекрыт этой дружной толпой, пожелавшей вдруг ещё до посадки проверить билет.

         Когда судьбе угодно было привести мое усталое тело в вагон и опустить отощавший за несколько дней зад на жесткую скамейку, в игру снова вступили вагонные комары, толстые, медленные и ненасытные.

         А когда над ухом не жужжало, я с наслаждением всматривался в прекрасные виды за окном. «То берёзка, то рябина, куст ракиты над рекой…» – всё увидел на пути из Мурома в Арзамас. И россыпи ландышей, и нелепо-тощие хвощи вдоль канав; и серо-зелёные шапки мхов на взгорках, похожие на шляпки грибов; и пятнами в лесу папоротники – светлые, и молодые кленки – тёмные. А уж деревья – те буйствовали, как могли и хотели. Клёны манерно вытягивали вперед пучки молодых листьев, будто карты веером в руках нетрезвого игрока-гуляки; высоченные ели мрачными зомби стояли вдоль трассы, держа полусогнутые руки пальцами вниз; берёзки будто только что вымыли головы и их тяжелые зелёные волосы мокро спадали вниз. А эти сосны… Порой и ростом – то по пояс взрослым деревьям, а глянь-ка – кажут ярко-зелёными средними пальцами неприличные жесты.

         И не больно надо смотреть на вас, буду интересоваться делами рук человеческих. Вон как взялись за трассу: и щебнем дорогу отсыпают вдоль насыпи, и водопропускные сооружения монтируют новые, а кое – где и старые перроны демонтируют. Через годик то ли еще будет!

         409 километр. Следующая станция – Арзамас 2. Платформа низкая и приходится прыгать вниз. Три часа минута в минуту от города до города. А не опоздал ли уже на поезд свой? Поторопиться бы!

         Автобуса нет и в помине. Людей много и все покорно ждут. Чуть в сторонке тоскуют таксисты. Поинтересовался, сколько стоит на Арзамас-раз, и получил ответ «Сто рублей».

         Боже ж ты мой, конечно едем! «Калина»– универсал с шашечками на борту (душа ликовала от гордости за родную область), помигав поворотником, резво вырулила на дорогу. Водитель отчитался по рации о маршруте и тайными таксистскими (не марксистскими) тропами повёз меня в указанное мной место.

         Но «поезд на Воркутю с седьмого путю, давно, понимаешь, тю-тю». А поезд раз в сутки. Да, можно чисто теоретически, добраться и до Саранска, и в Рузаевку, где попутных поездов куда больше, но времени к восьми вечера, автобусы на сегодня ушли все, электрички идут до Ужовки максимум, а я не в Болдино же собираюсь…

         Надежда на поезд в 0-15. Может на нем до Мордовии, а там будет ещё час на покупку билета до дома. Раньше этого времени в Рузаевке хватало на стояние в очереди и обилечивание с лихвой. А теперь… «Билетов на 0-15 нет» – показывает терминал. «Билетов на 0-15 нет» – говорит кассир. То есть, билеты до Рузаевки есть, но купе, стоимостью в три, почти, раза дороже билета прямо до дома.

         И по прибытии поезда не оказалось билетов, кроме, разве, места сорок шесть в одном из вагонов, о котором сказала проводница. Но система места не показала и в зале ожидания вокзала станции Арзамас1 появился новый, четвёртый по счету пережидающий ночь пассажир.

         И почему–то коротко стриженый, небритый, с впалыми щеками и кругами под глазами тип не вызвал интереса у чоповцев и приезжавших их проверять полицейских. Зато оживились комары вокзальные, стосковавшиеся без свежей кровушки. Правда вскоре похолодало, пришлось одеться потеплей, и они снова загрустили, зазвенели печально и обиженно.

         В пять тридцать утра, ясного и весёлого, накинув ремень сумки на плечо, выхожу на улицу. И вопроса не возникало, куда направиться, конечно на Соборную площадь. Может и вышли уже на маршрут первые автобусы, но иду пешком. Город, да и прекрасное утро, располагают к пешей прогулке.

         Солнышко только коснулось несмелыми лучами заборов и профнастил, разного цвета на каждом дворе, запарил. Кроме кошек, по большей части рыжих, на тихих, зелёных улицах никого. Иду и кручу головой по сторонам, любуюсь Арзамасом таким, каким, наверно, видели его много лет назад Горький и Гайдар. И он, представьте, начинает мне нравиться! И стройки–то в нём не как у нас, и частный-то сектор старше и интересней…

        А над головой жестяные желоба, капающие хрустальными слезами на середину тротуара.

         Справа памятник и синяя деревянная церквушка. Как не свернуть с дороги? Дальше храм из камня, белый, очень схожий с Самарским Вознесенским собором, чуть, правда, поменьше. Щёлкаю и его.

         У появившегося из проулка мужичка спрашиваю, можно ли дойти до Соборной здесь, а не по той улице, с которой только что свернул. Он отвечает утвердительно, и назад я уже не возвращаюсь.

         Улица Верхне-Набережная радует меня несколькими крайне интересными зданиями, и деревянными, и каменными.

         С площадки от одного из них снимаю живописнейшую панораму заречья. Как хочется приходить сюда каждое утро спозаранку…

         Поворачиваю налево и поднимаюсь навстречу куполам, маячащим над крышами старинных строений. Вот и она – Соборная. И снимать можно только издалека, чтобы захватить не фрагмент огромного здания, а нечто более цельное и ценное.

         Храмы слева, справа, впереди, внизу… и в самой Москве, пожалуй, на такой площади нет столько церквей сразу, разве только в Кремле…

         Вниз спускаются улицы, на которых чувствовал бы себя веке в девятнадцатом, кабы рекламщики выдержали свои «шедевры» в духе той эпохи. Здание типичного стиля гостиного двора…, особнячок с воротцами, который впору снимать в фильме о гусарах…, ворота монастыря, распахнутые настежь, а внутри табличка «Комсомольский городок» …

         Это Арзамас. И ехидный Вождь в саду, высящийся на фоне куполов спиной к Соборной – тоже тот же самый Арзамас. И рынок, и ул. Карла Маркса с ее старинными и новыми домами, и толпы паломников на остановке, и сумасшедший бородач, призывающий решить проблемы России и остановить мировой кризис простыми российскими методами типа «Бей… Повесить …», это тоже Арзамас.

         Одно омрачало моё существование – негде было нормально поесть. На Ленина и пиццерия, и столовая открываются после 10, кроме «пирожков слоёных» на улицах укусить нечего, а за время хождения пешком видел только «Отель – ресторан», еще закрытый, ресторан «Разгуляй», зайти в который, судя по громкому названию можно лишь имея в кармане огромные деньжищи и желание покутить от души, ещё одно заведение, работающее с 16.00, да кафе «Оскар» с огромного размера половиной(верхней) одноимённого приза над входом.

         Оно, кстати, несмотря на двенадцатый час дня тоже было закрыто. Пара работников скучала рядом и убеждала меня обождать, ибо уже едут те, кто должен отпереть сие заведение.

         Пришлось давиться сервелатом, оченно недурным, на ходу. А сумка становилась все тяжелей да тяжелей и врезалась в плечо глубже и глубже. И пошел я … на вокзал.

         Из того многого, важного и интересного, о чём узнал я за эту поездку, поразило больше всего не то, как трудно может быть порой выехать из города, а то, что часть Горьковской области была некогда областью Арзамасской. Во, как бывает! Ещё рассказали мне, насколько проблематичней было приехать в эти края лет …дцать назад, когда и через Татарию, и через Горький ездили, и вообще преодолевали километров каких-то двести-триста несколько дней.