Текст книги "Папина копия, мамина строптивость (СИ)"

Автор книги: Ольманария

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава 3. Мама раскрыла карты

Будильник взвизгнул, как раненый зверь, вырывая Настю из беспокойного сна. Комната казалась чужой, пропитанной тяжелым воздухом невысказанных слов и тайн. Обычно шумные птицы за окном сегодня молчали, словно сговорившись не нарушать царящую тишину.

Она выключила будильник, стараясь не разбудить маму. Ольга спала в соседней комнате, и Настя знала, что после вчерашней ссоры любой звук мог стать искрой, способной разжечь новый пожар.

Спала ли вообще? Настя тихонько встала с кровати, чувствуя, как ноют мышцы от неудобной позы. Всю ночь она проворочалась, то всматриваясь в темноту, то снова и снова доставая из-под подушки ту самую шкатулку.

Маленькая, деревянная, с выцветшими цветами, выгравированными на крышке. Она пахла нафталином и прошлым. Шкатулка, которая вдруг стала ключом к ее собственной истории, историей, которую от нее тщательно скрывали.

Шкатулка была под подушкой, и внутри нее – фотография. Его фотография.

Настя села на край кровати и достала шкатулку. Внутри, как и ночью, лежала фотография. Черно-белая, немного пожелтевшая от времени. На ней – молодой мужчина, незнакомый и одновременно до боли родной. Ее отец.

Она снова взяла фотографию в руки, как сотни раз до этого, будто в первый раз. Изучала его лицо, как карту, надеясь найти ответ на мучающий ее вопрос: почему? Почему он оставил их?

У него были такие же глаза, как у нее, – большие, серые, с чуть печальным взглядом. Такие же брови, немного нахмуренные, будто он всегда о чем-то думал. Такой же прямой нос и волевой подбородок. Она словно смотрела на свое отражение, только в мужском обличье.

Кто он? Каким он был? Что любил? Она почти ничего не знала о нем. Мамины рассказы были скупыми и уклончивыми, словно она боялась произносить его имя вслух.

Настя пыталась представить его жизнь, его мысли, его чувства. Она представляла, как он ходит по улицам, как разговаривает с друзьями, как смеется. Она пыталась представить, как он смотрит на нее.

Но все эти попытки были тщетны. Он оставался для нее загадкой, человеком из другого мира, с которым у нее не было ничего общего.

И эта загадка мучила ее, не давала ей покоя.

Ей хотелось узнать все о нем. Она хотела поговорить с ним, задать ему все мучающие ее вопросы. Она хотела увидеть его своими глазами, понять, почему он оставил их с мамой.

Она отложила фотографию и посмотрела в окно. За окном занимался новый день. День, который должен был принести ответы. Или хотя бы шанс их получить.

Настя встала, решительно задвинула шкатулку обратно под подушку и пошла в ванную. Холодная вода немного взбодрила ее, смывая остатки сна. Она посмотрела в зеркало. На нее смотрела девушка с серыми глазами, в которых горел огонек решимости. Девушка, которая больше не собиралась жить в неведении. Девушка, которая решила узнать правду, чего бы ей это ни стоило.

Она знала, что разговор с мамой будет сложным, болезненным. Но она не могла больше ждать. Она должна была узнать правду, даже если эта правда окажется горькой.

Настя вышла из ванной и направилась на кухню. Там ее ждала мама. И правда.

Ольга стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле, и казалась особенно хрупкой и уязвимой. Вчерашняя ссора оставила свой отпечаток, повиснув между ними невидимой стеной.

Настя села за стол, стараясь не шуметь. Она смотрела на маму и чувствовала, как в ней борются два противоположных чувства: любовь и обида. Она любила свою маму больше всего на свете, но не могла простить ей то, что она так долго скрывала от нее правду.

Ольга поставила перед Настей тарелку с овсянкой и чашку горячего чая. "Ешь," – сказала она тихо, не поднимая глаз.

Настя взяла ложку и начала машинально есть, не чувствуя вкуса. В голове крутились слова, которые она должна была сказать, вопросы, которые она должна была задать. Но горло словно сдавило, не давая произнести ни слова.

Ольга села напротив, взяла свою чашку и начала медленно пить кофе. В кухне повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь тихим позвякиванием ложек и чашек.

Настя решила зайти издалека. "Как спалось?" – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно.

Ольга пожала плечами. "Нормально," – ответила она коротко.

"В школе сегодня контрольная по алгебре," – продолжила Настя, пытаясь завязать разговор.

Ольга кивнула. "Удачи," – сказала она.

Настя вздохнула. Это было бесполезно. Она не могла больше тянуть время.

Она отложила ложку и посмотрела маме в глаза. "Мам," – начала она, – "Я хочу поговорить о папе."

Ольга замерла. Ее лицо стало напряженным, в глазах появилась тревога. Она отвернулась к окну, словно пытаясь избежать зрительного контакта с Настей.

"Не сейчас, Настя," – сказала она тихо. "Я не хочу об этом говорить."

"Но я должна знать!" – воскликнула Настя. "Я имею право знать! Это моя жизнь!"

Ольга вздохнула. "Я понимаю, Настя. Но это очень болезненная тема для меня. Я не знаю, смогу ли я тебе все рассказать."

"Пожалуйста, мам," – умоляюще сказала Настя. "Я просто хочу знать правду. Все остальное я переживу."

Ольга помолчала несколько минут, словно собираясь с мыслями. Затем она повернулась к Насте и сказала: "Хорошо. Я расскажу тебе все, что знаю. Но ты должна пообещать мне, что не будешь меня перебивать и будешь слушать до конца."

Настя кивнула. "Обещаю," – сказала она.

Ольга сделала глубокий вдох и начала свой рассказ. "Твой отец был очень красивым и талантливым человеком," – начала она. "Он был художником, писал замечательные картины. Мы познакомились случайно, в парке. Он рисовал мой портрет."

Ольга улыбнулась, вспоминая те дни. "Мы быстро полюбили друг друга. Нам казалось, что мы созданы друг для друга. Мы проводили вместе все свое время, гуляли по городу, ходили в кино, читали книги. Это было самое счастливое время в моей жизни."

"А потом?" – спросила Настя, затаив дыхание.

Ольга помрачнела. "А потом все изменилось. Он стал замкнутым, отстраненным. Он перестал рисовать, перестал со мной разговаривать. Я не понимала, что происходит."

"А потом ты узнала, что беременна?" – спросила Настя.

Ольга кивнула. "Да. Я сказала ему об этом, надеясь, что это изменит его, что он обрадуется. Но он отреагировал совсем не так, как я ожидала."

"Что он сказал?" – спросила Настя.

Ольга замолчала, словно не решаясь произнести эти слова вслух.

"Он сказал, что не готов к ребенку," – прошептала она. "Что он не хочет связывать себя обязательствами. Что он хочет быть свободным и независимым."

Глаза Насти наполнились слезами. "И что, он просто ушел?" – спросила она, стараясь сдержать рыдания.

Ольга кивнула. "Да. Он ушел. Просто собрал свои вещи и ушел. Не сказав ни слова."

Настя смотрела на маму, словно видела ее впервые. Перед ней сидела не просто женщина, воспитывавшая ее в одиночку, а женщина, преданная и растоптанная любимым человеком. Женщина, которая всю жизнь носила в себе эту боль, стараясь защитить от нее свою дочь. Но, как оказалось, защита превратилась в клетку, лишившую Настю возможности узнать свою историю.

"Но почему ты мне никогда не рассказывала?" – сорвалось у Насти, словно крик души. "Почему ты скрывала от меня правду? Я имела право знать! Это моя жизнь!"

Ольга вздрогнула от этих слов. Она подняла глаза на Настю, и та увидела в них боль и отчаяние. "Я не хотела, чтобы ты знала," – прошептала она. "Я не хотела, чтобы ты страдала. Я хотела защитить тебя от этой боли."

"Защитить? А ты не подумала, что мне тоже больно? Что я тоже хочу знать, кто мой отец? Почему он нас бросил? Что со мной не так?" – голос Насти сорвался на крик.

Слезы градом катились по ее щекам, обжигая кожу. Она чувствовала себя преданной, обманутой. Ей казалось, что вся ее жизнь была ложью, искусно спрятанной за заботой и любовью матери.

"Я не хотела, чтобы ты чувствовала себя неполноценной," – продолжала оправдываться Ольга. "Я хотела, чтобы ты росла счастливой и уверенной в себе. Я думала, что так будет лучше для тебя."

"Лучше? Лучше жить во лжи? Лучше придумывать сказки про папу-космонавта, чтобы не слышать насмешки одноклассников? Лучше ненавидеть себя за то, что я не такая, как все?" – Настя уже не могла сдерживать свои эмоции. Она вскочила со стула и начала метаться по кухне, словно загнанный в угол зверь.

"Я не знала, что тебе так тяжело," – прошептала Ольга, роняя голову на руки. "Я думала, что ты уже забыла про него. Я думала, что тебе все равно."

"Как я могла забыть? Как мне могло быть все равно, если он – часть меня? Если у меня его глаза, его нос, его кровь?" – кричала Настя, захлебываясь слезами. "Ты лишила меня возможности узнать его! Ты лишила меня возможности полюбить его! Ты лишила меня возможности быть счастливой!"

Ольга подняла голову и посмотрела на Настю полными слез глазами. "Я знаю," – прошептала она. "Я знаю, что совершила ошибку. Я просто боялась. Я боялась, что ты возненавидишь меня, если узнаешь правду."

"Я никогда не смогу тебя возненавидеть," – прошептала Настя, немного успокоившись. "Но я никогда не смогу тебе простить то, что ты скрывала от меня правду."

В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипываниями обеих женщин. В воздухе витали обида, гнев, разочарование и боль. Каждая из них была по-своему права и по-своему виновата. И каждая из них знала, что после этого разговора их жизнь уже никогда не будет прежней.

Настя понимала, что ей нужно время, чтобы переварить услышанное, чтобы прийти в себя. Она молча вышла из кухни и направилась в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Ольга осталась сидеть за столом, сжимая в руках чашку остывшего кофе, чувствуя, как рушится мир, который она так долго и тщательно строила.

Настя захлопнула дверь своей комнаты, словно отгораживаясь от всего мира. Она рухнула на кровать и уставилась в потолок, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Слова матери эхом отдавались в голове, причиняя невыносимую боль.

Разочарование захлестнуло ее с головой. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Не такого равнодушия, не такой безысходности. Она думала, что после этого разговора станет легче, что она, наконец, узнает правду и сможет двигаться дальше. Но все оказалось гораздо хуже. Мать рассказала, но это не приблизило ее к отцу, а лишь создало между ними еще большую пропасть.

Она почувствовала обиду, липкую и разъедающую, как кислота. Обиду на мать, которая скрывала от нее правду, лишив ее возможности узнать своего отца. Обиду на отца, который бросил их, не подумав о последствиях. Обиду на весь мир, который так несправедлив к ней.

Но, сквозь пелену обиды и разочарования, в душе Насти зародилось новое чувство – решимость. Если мать не хочет ей помогать, она справится сама. Она найдет своего отца, чего бы ей это ни стоило.

Настя встала с кровати и подошла к окну. За окном ярко светило солнце, заливая комнату теплым светом. Этот свет словно придавал ей сил и уверенности.

Она обернулась и посмотрела на свою комнату. На столе лежали учебники, тетради, книги. Все, что связано со школой, с обычной жизнью. Но теперь у нее появилась новая цель – найти своего отца. И она сделает все возможное, чтобы ее достичь.

Она сядет за компьютер и начнет искать информацию в интернете. Она пойдет в библиотеку и будет читать старые газеты и журналы. Она поговорит со всеми, кто мог знать ее отца. Она не остановится ни перед чем, пока не узнает правду.

Настя знала, что это будет непросто. Ей придется столкнуться с трудностями, разочарованиями, отказами. Но она не испугается. Она сильная. Она пережила многое в своей жизни. И она переживет и это.

Она посмотрит в зеркало, улыбнется своему отражению и скажет: "Я найду тебя, папа. И я узнаю правду."

И в этот момент Настя почувствовала, что она больше не одна. С ней была ее решимость, ее вера в себя и ее непоколебимое желание узнать свою историю. И с этим она сможет преодолеть все.

Глава 4. Папа – это не просто слово

После вчерашнего шторма (или, если точнее, после моего штормового заявления о намерении найти папочку) в нашей однокомнатной квартире царила атмосфера… нет, не тишины. Скорее, тишина, как после бомбежки. Знаете, когда даже мухи притихли в ужасе, понимая, что дальше уже некуда лететь – все и так разнесено в клочья.

Ольга Петровна, моя любимая маман, демонстративно игнорировала меня, как будто я была не родной дочерью, а нежелательным элементом декора, вроде пятна от борща на обоях, которое ну никак не оттереть. Она ходила по квартире, наводя привычный для нее порядок, но делала это с таким грохотом, будто специально пыталась вызвать землетрясение. Каждая переставленная кастрюля, каждый брошенный на пол тапок были красноречивым намеком на то, что я – персона нон грата в этом маленьком, но гордом государстве под названием "Наша Семья".

И ведь обидно! Я понимаю, она зла. Но разве я виновата, что правда, как колючий кактус, растет прямо посреди нашего идеально спланированного садика лжи? Ну, хорошо, полуправды. А, если быть совсем честной, то изрядного такого недоговаривания.

В общем, настроение у меня было под стать погоде за окном – серое, дождливое и смутно обещающее потоп. Хотелось забиться под одеяло, включить грустную музыку и жалеть себя до бесконечности. Но где это видано, чтобы Настя Соколова – то есть, простите, Петрова – сдавалась без боя? Тем более, что ген упрямства у меня, как назло, от мамы передался. Вот честно, если бы в Олимпийских играх была дисциплина "Упорство в достижении цели, несмотря на все преграды и здравый смысл", Ольга Петровна была бы нашей главной надеждой на золото.

Вчерашний скандал закончился тем, что я, громко хлопнув дверью своей комнаты (которая по совместительству была нашей единственной комнатой), заявила, что "все равно найду его!". Мама в ответ процедила сквозь зубы: "Только попробуй! Я тебе покажу Кузькину мать, цифровой шпион!" И я не сомневалась, что покажет. Ольга Петровна в гневе – это сила, с которой лучше не тягаться.

И вот теперь она, эта сила, собиралась на работу.

– Я на работу, – сухо констатировала она, как будто сообщала о надвигающемся ледниковом периоде.

– Хорошо, – буркнула я в ответ, уставившись в стену. "Хорошо"? Да мне хреново! У меня тут экзистенциальный кризис, а она – "хорошо".

Она уже держалась за ручку двери, когда вдруг обернулась.

– Насть, только не вздумай ничего… – она запнулась, подбирая слова, – …глупого.

– Глупого? – вздернула я бровь, стараясь не выдать волнения. – Это, по-твоему, глупо? Узнать, кто мой отец?

Ольга Петровна вздохнула еще раз – на этот раз с таким звуком, будто пыталась выкачать из себя весь воздух.

– Это… сложно. Очень сложно. И тебе это ни к чему. Просто поверь мне.

– Не поверю, – отрезала я, скрестив руки на груди. – Я тебе всю жизнь верила. И что? Ты мне врала!

Мама нахмурилась, ее глаза вспыхнули знакомым гневным огоньком. Я унаследовала этот взгляд. Он мог испепелять обидчиков на месте.

– Я не врала. Я просто… оберегала тебя.

– Оберегала от правды? – хмыкнула я. – Спасибо за такую заботу.

Ольга Петровна отвернулась и вышла, хлопнув дверью так, что со стены упала старая фотография, на которой мы были вместе – я, маленькая, и она, молодая и счастливая. И отца на ней, конечно же, не было.

Я подняла фотографию с пола и долго смотрела на нее. Мама всегда хотела для меня лучшего. Я знала это. Но разве лучшего – это жить в неведении? Разве лучшего – это придумывать себе сказки про папу-космонавта, который бороздит просторы Вселенной? Разве лучшего – это врать одноклассникам, что мой отец живет в Америке и пришлет мне айфон на день рождения?

Хватит! С меня довольно! Я больше не хочу жить в этом мире лжи и недомолвок. Я хочу знать правду. И я ее узнаю. Во что бы то ни стало. Ген упрямства, помните?

Так, план действий. Вариант "пойти к маме на работу и устроить ей там допрос с пристрастием" был сразу же отметен. Во-первых, я не садист. Во-вторых, я прекрасно понимала, что там она меня просто выставит за дверь, а потом неделю не будет со мной разговаривать.

Оставался интернет. Великий, всемогущий, знающий ответы на все вопросы, поставщик мемов и котиков. Главное – правильно сформулировать запрос.

Я включила компьютер (старенький, доставшийся нам от маминой троюродной сестры, работающий через раз, но все же) и уселась за стол. Первым делом я решила пересмотреть фотографию отца. Но где она?

Я перерыла все мамины шкатулки, залезла под кровать, осмотрела все полки в шкафу. Фотографии нигде не было! Черт! Мама, похоже, решила избавиться от улики. Ну ничего, я помню его лицо. Помню глаза, нос, форму подбородка.

Я открыла поисковик и начала вводить запросы: "Красивый мужчина, темные волосы, голубые глаза". Естественно, поисковик выдал мне тонну фотографий голливудских актеров, моделей и просто случайных симпатичных парней. Ну и где среди них мой отец? Искать иголку в стоге сена было бы проще.

Я углубилась в поиски. Перепробовала разные комбинации: "Мужчина, голубые глаза, светлые волосы, крупный нос, высокий лоб". Результат был тот же – ничего похожего.

У меня начала закипать голова. Я чувствовала, как энтузиазм постепенно испаряется, оставляя после себя только разочарование и злость. Может, мама была права? Может, это все бессмысленно? Может, лучше просто оставить все как есть и не ворошить прошлое?

Но тут я вспомнила одну деталь. Мама как-то обмолвилась, что отец работал в какой-то крупной компании. Какой? Не помню. Но попробую. Я решила добавить к запросу "бизнесмен".

Опять куча результатов. В основном, статьи про успешных предпринимателей, фотографии с деловых конференций и реклама бизнес-тренингов.

Я уже собиралась закрыть вкладку, когда вдруг мой взгляд зацепился за одно изображение. Фотография с какого-то мероприятия. На ней был мужчина. Высокий, статный, с темными волосами и голубыми глазами. Что-то в его лице показалось мне знакомым.

Я открыла статью и начала читать. "Артём Соколов – успешный бизнесмен, владелец крупной компании…" Соколов?

Я внимательно изучила фотографию. Его глаза. Да, это его глаза! Я видела их на той старой фотографии. Только сейчас они выглядели более зрелыми, более уверенными. И более… чужими.

Я судорожно начала искать в интернете информацию об Артёме Соколове. Интервью, статьи, фотографии. Чем больше я узнавала, тем больше понимала, что это он. Мой отец.

Он был богат. Очень богат. Жил в огромном доме, ездил на дорогих машинах, путешествовал по миру. Он был успешным, знаменитым, уважаемым человеком.

Мои руки дрожали. Я чувствовала, как сердце бешено колотится в груди. Все тело покрылось мурашками. Это был он. Мой отец. Не космонавт, не преступник, не герой войны. А просто… успешный бизнесмен.

Я прокручивала страницу за страницей, читая все, что находила об Артёме Соколове. Он занимался благотворительностью, помогал детским домам, финансировал различные социальные проекты. В одном из интервью он говорил о важности семьи и о том, что дети – это наше будущее.

Лицемер! – пронеслось у меня в голове. Как он может говорить о семье, когда у него есть дочь, о которой он даже не подозревает?

Я листала его фотографии. Он был окружен красивыми женщинами, успешными партнерами, знаменитыми людьми. Он улыбался, смеялся, выглядел счастливым.

И я чувствовала себя… чужой. Как будто я смотрела на него через толстое стекло, которое отделяло меня от его мира. Мира, в котором мне не было места.

Вдруг я наткнулась на новостную статью о его благотворительной деятельности. Он помогал детям из малообеспеченных семей. Снова лицемерие.

В тексте статьи упоминалось о его семье: жене (бывшей, по всей видимости, судя по комментариям) и маленьком сыне. У меня есть брат?!

Волна ревности захлестнула меня. У него есть сын, которого он любит и заботится. А обо мне он даже не знает.

Я закрыла ноутбук и откинулась на спинку стула. Голова кружилась, в глазах потемнело. Слишком много информации, слишком много эмоций.

Я пыталась понять, что чувствую. Радость? Облегчение? Разочарование? Злость? Наверное, всего понемногу.

Я знала, что должна что-то сделать. Нельзя просто сидеть сложа руки и смотреть, как он живет своей жизнью, будто меня не существует. Я должна связаться с ним. Должна рассказать ему правду.

Но как? Что я ему скажу? "Здравствуйте, я ваша дочь. Вы меня не знаете, но я тут решила объявиться"? Это же полный бред!

Я достала телефон и посмотрела на экран. Телефонная книга. Номер мамы. Номер лучшей подруги. И больше никого.

И вдруг меня осенило. Я вспомнила, как в одном из интервью Артём Соколов упоминал о своей компании. Там наверняка есть его номер телефона.

Сердце бешено колотилось. Я чувствовала, как ладони вспотели. Это был безумный поступок. Я могла все испортить. Но я не могла остановиться. Любопытство, как тот самый ген упрямства от мамы, брало верх.

Пальцы предательски дрожали, когда я вбивала в поисковик "Артём Соколов компания". Через несколько секунд на экране высветилась куча ссылок. Официальный сайт, статьи в Википедии, адреса филиалов. Я кликнула на первый попавшийся сайт и начала его изучать.

Сайт был современным, стильным и… до жути официозным. Скучные фотографии деловых людей, пафосные слоганы про инновации и развитие. Ничего интересного. Где тут, черт возьми, телефон?

Наконец, в самом низу страницы, я нашла раздел "Контакты". Адрес, электронная почта и… о чудо! – номер телефона.

Я уставилась на цифры, как кролик на удава. Номер был прямо передо мной. И всего один звонок отделял меня от правды. От моего отца.

Но я боялась. Боялась услышать в трубке холодный, отстраненный голос, который скажет, что я ошиблась номером. Боялась услышать, что я – нежеланная гостья в его идеальном мире. Боялась услышать, что он вообще не поверит мне.

"Трус!" – прошептала я себе под нос. "Ты же Настя Петрова! То есть Соколова! Ты же упрямая, как твоя мать! Чего ты боишься?"

Я глубоко вдохнула и набрала номер. Гудки тянулись мучительно долго. Мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем в трубке раздался женский голос.

– Компания "Соколов Инвест", добрый день, – произнес голос вежливо, но без тепла.

– Здравствуйте, – промямлила я, чувствуя, как пересыхает во рту. – Мне нужен Артём Соколов.

– Вас соединить с приемной? – уточнила девушка.

– Да, пожалуйста.

Опять гудки. Еще более томительные, чем в первый раз. Я чувствовала, как пот катится по спине. Что я скажу? Как начну разговор? "Здрасьте, я ваша дочь, вот так сюрприз"?

– Добрый день, приемная Артёма Соколова, слушаю вас, – прозвучал в трубке другой голос, более приятный и приветливый.

– Здравствуйте, – повторила я. – Я хотела бы поговорить с Артёмом Соколовым.

– Могу я узнать, кто звонит?

Вот он – момент истины. Сейчас или никогда.

– Меня зовут Настя… Петрова.

Наступила короткая пауза. Видимо, имя Петрова ничего не говорило этой женщине.

– Одну минутку, я уточню, может ли Артём Сергеевич сейчас говорить, – сказала секретарь. – Оставайтесь на линии.

В трубке заиграла классическая музыка. Скучная, монотонная, вызывающая желание разбить телефон об стену. Я барабанила пальцами по столу, стараясь успокоиться.

И вдруг музыка стихла.

– Настя? – произнес знакомый мужской голос. Низкий, уверенный, с легкой хрипотцой.

Мой голос. Мои гены. Мой… отец.

– Да, – прошептала я, едва слышно.

В трубке повисла тишина. Долгая, мучительная тишина. Я чувствовала, как он пытается понять, кто я такая.

– Настя? Какая Настя? – наконец спросил он, в его голосе слышалось недоумение.

Я глубоко вдохнула и выпалила:

– Артём, это дочь… Ольги… Соколовой.

И снова тишина. Еще более оглушительная, чем в первый раз. Я боялась дышать, боялась пошевелиться. Казалось, что в этот момент решается вся моя дальнейшая жизнь.

– Ольга… Соколова? – медленно повторил он, словно пробуя слова на вкус. – Это… ты?

– Да, – ответила я. – Это я.

И тут он произнес фразу, которая перевернула все с ног на голову. Фразу, которую я никогда не забуду.

– У меня… есть дочь?

После его слов наступила такая тишина, что я отчетливо слышала, как тикают часы на стене. Каждая секунда тянулась, как резина. Мне казалось, что он сейчас бросит трубку, решив, что это какой-то розыгрыш или ошибка.

Но он молчал. Просто молчал.

– Да, – наконец ответила я, стараясь говорить уверенно, хотя внутри меня все дрожало. – У вас есть дочь. Меня зовут Настя. Мне шестнадцать лет. И я… я думаю, что я ваша дочь.

Он продолжал молчать. Я чувствовала, как в трубке нарастает напряжение. Будто воздух вокруг меня сгустился и стал давить на грудь.

– Это… невероятно, – наконец произнес он, его голос звучал приглушенно, словно он говорил сам с собой. – Невероятно…

– Я понимаю, – сказала я. – Я понимаю, что это трудно поверить. Но это правда.

– Но… как? – спросил он. – Почему я ничего не знал?

– Вам нужно спросить об этом у моей мамы, – ответила я. – Она вам все расскажет.

– Я… я не знаю, что сказать, – пробормотал он. – Я просто… в шоке.

– Я тоже, – призналась я.

И снова тишина.

– Я… я хотел бы с тобой встретиться, – вдруг сказал он.

Мое сердце подпрыгнуло от неожиданности. Встретиться? Он хочет встретиться со мной? Не бросил трубку, не послал меня куда подальше, а хочет встретиться?

– Правда? – спросила я, не веря своим ушам.

– Да, – ответил он. – Я хочу с тобой встретиться. Хочу поговорить. Хочу узнать правду.

– Хорошо, – сказала я. – Я тоже хочу.

– Когда? – спросил он.

– Я не знаю, – ответила я. – Мне нужно поговорить с мамой. Она… она не очень обрадуется этой новости.

– Я понимаю, – сказал он. – Скажи мне, когда ты сможешь. Я приеду.

– Хорошо, – повторила я. – Я позвоню вам.

– Я буду ждать, – ответил он. – Настя…

– Да? – спросила я.

– Я… рад, что ты позвонила, – сказал он. – Очень рад.

И на этом разговор закончился. Он просто положил трубку.

Я сидела за столом, неподвижно глядя в одну точку. В голове был полный хаос. Слишком много информации, слишком много эмоций. Он хочет встретиться со мной. Он рад, что я позвонила.

Я не знала, что делать дальше. Куда бежать, что говорить. Я чувствовала себя, как будто меня вытолкнули из самолета без парашюта.

Но одно я знала точно: моя жизнь больше никогда не будет прежней.

* * *

Время тянулось мучительно медленно. Я слонялась по квартире, не зная, чем себя занять. Перемыла посуду, пропылесосила ковер, даже попыталась почитать книгу, но все было бесполезно. Мысли постоянно возвращались к телефонному разговору с отцом.

Он хочет встретиться. Он рад. Это хорошо, да? Но что скажет мама? Она же меня убьет!

Я смотрела в окно, ожидая ее возвращения с работы. Каждый звук приближающейся машины заставлял меня вздрагивать.

Наконец, я увидела ее. Она шла по улице, уставшая и хмурая. Я чувствовала, как внутри меня нарастает паника.

Она вошла в квартиру, бросила сумку на пол и посмотрела на меня. В ее глазах читалось нескрываемое раздражение.

– Что случилось? – спросила она. – Почему у тебя такое лицо?

Я глубоко вздохнула и выпалила:

– Я позвонила ему, мамочка.

Ольга Петровна замерла, как статуя. Ее лицо посерело, глаза расширились от ужаса.

– Кому ты позвонила? – прошептала она, еле слышно.

– Артёму Соколову, – ответила я.

И тут ее прорвало.

– Ты что, совсем с ума сошла?! – закричала она. – Как ты могла? Как ты могла сделать это за моей спиной?!

– Я должна была, – ответила я, стараясь не дать волю страху. – Я должна была узнать правду.

– Правду?! – взвизгнула она. – Какую правду ты хотела узнать? Что твой отец – эгоистичный мерзавец, который бросил меня беременной?!

– Я хотела узнать, кто он, – ответила я. – Я имею на это право!

– Ты ничего не имеешь! – крикнула она. – Он тебе никто! Он никогда не был твоим отцом!

– Это неправда! – закричала я в ответ. – Он мой отец! Он сам сказал!

– Он сказал?! – усмехнулась она. – Он тебе еще не того наговорит! Он умеет пускать пыль в глаза!

– Он хочет со мной встретиться, – сказала я.

Лицо Ольги Петровны исказилось от гнева.

– Встретиться?! – взревела она. – Никакой встречи не будет! Я тебе этого не позволю!

И на этом наша "беседа" закончилась. Мама просто развернулась и ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Я осталась одна в пустой квартире, с телефоном в руке и с кучей вопросов в голове. Что делать дальше? Как убедить маму, что мне нужно встретиться с отцом? И что будет, когда они наконец встретятся?

Одно я знала точно: впереди меня ждет настоящая буря. И я должна быть к ней готова.

* * *

Оставшийся вечер прошел в атмосфере ледяного безмолвия. Ольга Петровна заперлась в комнате и, казалось, делала вид, что меня не существует. Я, с другой стороны, предприняла несколько отчаянных попыток достучаться до ее сердца, но все было тщетно. Подсовывала ей чай с печеньками (ее любимое), предлагала посмотреть вместе фильм (обычно мы так проводили вечера), даже пыталась извиниться (хотя, честно говоря, не за что было извиняться).

Все мои усилия разбивались о стену ее упрямства. Было очевидно, что мама глубоко обижена и напугана. Она чувствовала, что контроль над ситуацией ускользает из ее рук, а это для Ольги Петровны было хуже смерти.

Я понимала ее страх. Она одна растила меня шестнадцать лет, защищала от всех невзгод, старалась дать мне все самое лучшее. А теперь, когда в моей жизни появился отец, она боялась, что я забуду о ней, что я предпочту ей его богатый мир.

Но она ошибалась. Я никогда не забуду всего, что она для меня сделала. Я люблю ее больше всего на свете. Но это не значит, что я не имею права знать правду о своем прошлом.

К ночи напряжение достигло апогея. Я не могла уснуть, ворочалась в постели, думая о предстоящей встрече с отцом. Что я ему скажу? Как себя вести? Будет ли он рад меня видеть?

В какой-то момент я не выдержала и, на цыпочках, подошла к двери маминой комнаты. Постучала тихонько, еле слышно.

– Мам? – прошептала я. – Ты спишь?

В ответ – тишина.

– Мам, пожалуйста, поговори со мной, – взмолилась я. – Я не хочу с тобой ссориться.

Снова тишина.

Я опустила голову и тихонько ушла в свою комнату. Похоже, сегодня мне придется спать одной в окопе.

Следующее утро началось с той же картины. Ольга Петровна демонстративно игнорировала меня, собиралась на работу с каменным лицом, будто я была невидимкой.

– Я на работу, – сухо сказала она, надевая куртку.

– Хорошо, – ответила я, стараясь сдержать раздражение. – Может, хоть сегодня мы поговорим?

– Не думаю, – отрезала она и вышла, хлопнув дверью.

Я осталась одна, чувствуя себя абсолютно беспомощной. Я не знала, что делать. Как заставить маму передумать? Как убедить ее, что мне нужно встретиться с отцом?

И тут меня осенило. А что, если не убеждать? Что, если просто сделать это? Встретиться с отцом без ее ведома?

Эта мысль показалась мне безумной и рискованной. Но в то же время – очень привлекательной. Если мама не хочет мне помочь, я должна действовать сама.