Текст книги "Танцуй, Целуй, Имей меня, Чудовище (СИ)"

Автор книги: Olivia N. Moonlight

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Вертятся цилиндры в Фонаре Волшебном*.

Тени, словно дети, пляшут по стенáм.

Замирает вдруг движение –

Тень царственных Чертогов замирает там.

Мы встретимся, мой друг, когда Луна Безумья

Из Разума-Затмения взойдёт,

И ты изнанкой собственной мои глаза откроешь,

Тогда мы встретимся, друг мой, и лишь один уйдёт.

Чертоги Разума. Слой первый. Танец с Чудовищем.

Вертятся цилиндры в Фонаре Волшебном.

Тени, словно дети, пляшут по стенáм.

Замирает вдруг движение –

Тень пышного Дворца замирает там.

Лишь разума три только в тень дворца вступили,

Как вдруг коварная Рука

Другой цилиндр поверх спустила

И жёсткий профиль Чудища Чертоги скрал.

– Шерлок, друг мой, иль подзорная труба меня подводит, иль мы все, возможно, угодили в переплёт. Сейчас, если позабыть, что тела наши покоятся в гипнотическом сне на лабораторных кроватях, мы по точным расчётам должны быть на пути в Чертоги твоего Разума. Однако увядает моя уверенность, ведь сколь бы я ни всматривался вперёд, не вижу я ничего, хоть отдалённо подходящего под данные тобой координаты, а ведь дирижабль иллюзорный наш в тумане на перепутье разумов уже не меньше четверти часа.

– Джон, дай взглянуть мне. Экипаж, доложите о состоянии полёта, ведь кое-кто считает, что ощущения каждого из вас различны и самобытны, и вообразил, что это может быть полезным для адекватной ориентации в путешествии. Для того вас и навязали… хм, рекомендовали нам в помощь для выполнения Миссии. Грегори, есть ли проблемы с транспортным средством? Если вдруг окажется, что фармацевты совершили ошибку, это должно найти отражение и в перемещении между разумами.

– В этой связи, Шерлок, вы можете быть спокойны. С дирижаблем неполадок нет, хоть он всего лишь плод воображения. Оболочка шара крепка, словно орех, напоенная газом в нужную меру. Люлька гондолы пассажирской надёжно к шару прикреплена и брешей в ней не наблюдается. Системы стабилизации в норме, воздушный винт работает без перебоев, как сердце молодого дракона. Здесь вы можете быть спокойны, Шерлок. И хотя реальность тут переменчива, дирижабль этот доставит нас к Чертогам невредимыми.

– Молли, доложите, что творится в пространстве перепутья?

– Под нами молочный пух снегов и аконитовые склоны гор стелют свои сглаженные пики. Мне мнится, что краски здесь ударились все в бегство, бросив негатив горного хребта на произвол одиночества. Нормально ль это, признайтесь, Шерлок? Нормально ль, что дирижабль наш огромной колыбелью плывёт в дымчатой перине облаков, и слышно лишь, как, баюкая, скрипят его снасти?

– Ну, что же ты, Шерлок, хмуришься. Ответь нам, друг!

– Джон, твоя уверенность померкла правильно. Отцвёл спектр, и чёрно-белая бездна разостлалась под нами, а этого быть не должно, хоть я не могу понять причины.

– Возможно… будет лучше… коль повернём мы вспять и возвратимся?

– Мисс Хупер, робкое ваше предложение пришлось совсем не к месту! Ни шагу назад, пока Миссия ваша не будет выполнена.

– Майкрофт, мой братец дорогой. Похоже, что глас твой вездесущий достанет нас и на краю земли, даже если лика твоего не видно нам. Ответь же, как в наше отсутствие реальность поживает? Быть может, ты нам объяснишь, что в вашей лаборатории приключилось?

– Уверен, ты будешь рад это услышать, но я сам не разобрался. Проникновение в твой разум, если судить по показаниям приборов, прошло гладко, и фармацевт, что занимался тобой и экипажем – специалист, прошедший многочисленные проверки. Вы все добровольно возложили на себя эту Миссию, и я не могу приказывать вам и заявлять, что не дóлжно вам возвращаться в реальность с пустыми руками. Но могу я напомнить, что судьба всего Лондона находится сейчас в силах ваших разумов? Очень надеюсь, что мне нет необходимости напоминать и то, что серийный убийца, прозванный таблоидами «Чудовищем», «Зверем», погрузил столицу во мрак и страх. Строго говоря, убийцей он и не является, ведь все жертвы Чудовища, побывавшие в его лапах, сами лишают себя жизни, уже находясь в руках врачей и Скотланд-Ярда, не в силах пережить всего перенесённого ими. Зверь не убивает человека, нет, он опустошает его, выворачивает его сознание наизнанку, забавляется с ним до полного его истощения души и тела, и всё ради собственной потехи. И, лишь насладившись жертвой сполна, он позволяет обществу её обнаружить и метаться в безуспешных попытках спасти несчастного или несчастную. Я не принуждаю вас, нет, всего лишь сообщаю, как обстоят дела в Лондоне, уже объятом волной зарождающейся паники. Сотрудники Скотланд-Ярда перепробовали все возможные методы поимки, перебрали все зацепки, чтобы найти и нейтрализовать Чудовище, однако все попытки бравых сотрудников правопорядка оказались провальными.

– Почему я не удивлён?

– Твой сарказм сейчас не к месту, братец мой. Не мне это говорить, в очередной раз донося до сведения твоих спутников. Ты и сам прекрасно осведомлён о том, что твои Чертоги Разума – единственный источник улик, которые способны навести на след Чудовища. Всего раз, единственный раз в своей жизни, но ты, мой драгоценный брат, пересекался со Зверем, задолго до творящегося сейчас в Лондоне ужаса. Это может показаться всем вам недостаточным, но, единственное, что усвоили мы на своём горьком опыте, так это железная верность Чудовища своим привычкам. Однако твоё злоупотребление веществами определённого рода в один из «прекрасных» периодов твоей развесёлой жизни частично изменило сознание и стёрло из твоей краткосрочной памяти любые зацепки. Но в глубинах сознания, в самых удалённых подвалах твоих Чертогов Разума должны были остаться следы. Итак, вам предстоит найти их – три факта. Нам вполне будет достаточно трёх зацепок. Какие места предпочитает Зверь, чтобы полиция смогла найти его действующее укрытие? Каким образом его должно обезвредить? И как возможно спасти его ещё оставшихся в живых жертв? Ясно ль вам?

– Ясно.

– Ясно.

– Ясно.

– Тогда в путь, и хоть реальность ваша переменчива, дирижабль этот доставит вас к Чертогам невредимыми. Помните, я не прощаюсь…

– Шерлок, я не хотела вас перебивать, но тень…

– Пропал голос братца с горизонта? Вот и славно. Можем спокойно продолжать свой путь.

– … крылатая бело-чёрная тень бьётся за бортом, накрывая тучей, и накрывают меня подозрения, что…

– Порой мне чудится, что Майкрофту не лишним было бы попридержать свой яд в клыках. Его трепет за державу и королеву способен доходить до абсурда.

– …что птица-тень здесь не случайно распустила крылья и когти над шаром дирижабля…

– И, кстати, братец мой так и не удосужился понять, что всё-таки стряс…

– ШЕРЛОК!!! Друг мой, берегись! Когти тьмы вцепились в шар, и тенью тени тебя заволокло!

– Глаза мои застит туман не хуже того, что кутает в осеннюю пору наш Скотланд-Ярд. Джон, разобрал ли ты, что сейчас произошло?

– Ни капли, к сожалению. Лишь Молли почуяла напасть. Но, постойте, кажется, глас слабый друга я слышу! Шерлок, здрав ли ты? Подай нам знак, молю!

– Тускнеют мои краски… Лик и голос и слаб… Я пленник ныне… Но… я… не желаю… оставлять… тебя… ему… Джон, страшись! Зверь уже в пути, и вскоре он придёт. За вами. За тобой! Но я не желаю оставлять тебя ему!

– Шерлок!

– Шерлок!

– ШЕРЛОК! Шерлок… дыхания не хватает на последний крик. Пропал друг, и, возможно, он уже в когтях врага.

– Джон, я могу ошибаться, и слова ободрения от старого сторожевого пса страны вас вовсе не утешат, но обратите взор вперёд. Я вижу вдалеке дворец с зубцами башен, что врос в массив горы. Уж не туда ли отправился наш товарищ, не в свои ль Чертоги Разума, и не зря ли мы так скоро отчаялись?

– Сомнения всё ж вороньём кружат в душе моей, Грегори. Чувство опасности не покидает меня. Что предположите вы, Молли?

– Дворец – единственный оазис цвета среди этой пропасти теней и снега. Возможно, это светлый знак. Однако меня, как и Джона, не отпускает тяжесть дурного предчувствия. Не лучше ль нам с Майкрофтом попытаться наладить связь?

– Всё глупости. Нельзя ж всё время плыть нам, бесконечно оглядываясь на начальство. Джон, уверен, что не погрешу, когда скажу, что вы лучше всех сможете ориентироваться в запутанном сознании друга. Принимайте командование, а мы с мисс Хупер примем управление дирижаблем.

– Так и быть. Держим курс на вершину горы, друзья. Однако я сейчас смотрю вдаль и вижу лишь пух голубой туманной дымки, дымки моей собственной меланхолии. Вы не знаете, друзья, и не узнаете никогда о том, что творится в моём разуме и моей душе, шепчу я тихо. Возле дворца дымка обрела цвет, но над горной пропастью стелется чёрный шлейф. Шлейф чёрной меланхолии, чёрной хандры, что вижу только я и о которой умолчу пред вами. Шлейф не является порождением Чертогов Разума, нет. Он тянется за мной, из пропахших порохом и кровью ангаров, из душных афганских пустынь, из цепких лап Войны. Он никогда меня не отпустит, это я знаю твёрдо. Новый мир, новый Лондон, новый товарищ – лишь отдушина, отсрочка до того момента, когда моя меланхолия меня поглотит. Но никогда ни одна живая иль призрачная душа об этом не узнает. Однако довольно мне зарываться в свои копошащиеся проблемами глубины. Друзья, я вижу, мы близки к цели! Уж слышу ваши восторженные вскрики в два голоса и невольно расплываюсь в улыбке.

– Да, дворец сияет пред нами в колдовстве напева мириад звёзд. Как прекрасно! Посадка мягче некуда прошла у золочёных двустворчатых ворот, и вот мы уже внутри, вошедшие без страха и с надеждой! Глаз режут краски после бело-чёрной горной бездны, что маячит за окном. Какой великолепный пиршественный зал! Здесь радуга вольготно гуляет по столу, разливаясь звоном на каждом инкрустированном подносе, стелясь всё ближе к главе стола. Здесь радуга приправляет каждое блюдо, пропитывая жареный рис с лимоном, кроваво-сочную дичь, томно-сладкие фрукты и хрустально-ледяные напитки, стелясь всё ближе к главе стола. Здесь пляшут ароматы пьяные, свиваясь вкруг колонн рука об руку с пёстрыми радужными лентами, что теперь уже расстелились к самой главе стола. И восседает там… Ох, рассеялось веселье… Джон, что это? Как так? Ведь быть не может! Джон, поясни же нам!

– Слова застыли в горле колким льдом. Нет, не друг мой, Шерлок, ожидает нас в своём приюте… Чудовище венчает сей коварный пир. Огромный муж, хоть сходство его с человеком отдалённое. Голову короной венчают два прихотливо витых рога, что смолью с чёртом бы могли равняться. Два тёмных махаона крыльями-ресницами бьются над подведёнными глазами. Глаза ж горят чернее аконита в вальпургиеву ночь, с насмешливой игривой жесткостью и бесконечной властью. А тело Зверя… там, где кончался мрамор кожи, натянутый от богатырских мышц, плавно начиналась шерсть – переливчатое черно-серебристое море. И неясно, где же начинался тугой чёрный шёлк одеяния, едва покрывающего столь же звеняще-тугое напряжённое тело. В когтистой лапе сжимая кубок из черепа человечьего, Чудовище венчает пир. Низкий, словно глас моря, грудной голос долетает до меня.

– Вы, как я вижу, все разочарованы. Кого здесь вы ожидали увидеть? Вы, незваные гости, вломившиеся в чужой дом Разума на чужой пир! И хватит ли у вас духу признать мне в лицо, с какой целью? Убить Зверя, загнав и затравив его, когда он безоружен? Рискну разочаровать вас, один охотник уже пытался и поплатился.

– Что ты сотворил с Шерлоком?!

– Джон, умоляем, не рвись на пики, приостуди ярость…

– Не держите меня! Где друг мой, Зверь? В плену твоём?

– Уместно и такое выраженье. Шерлок Холмс в плену своём, среди своих теней и бесов, под бесконечным надзором. Взгляните ж в окно.

– Что я вижу? Что бьётся за стеклом отчаянно вороным крылом? Да ведь это ж та крылатая тень, что дирижабль наш атаковала и друга моего накрыла. Мерзавец, ты заточил Шерлока в эту тень?

– Он сам обрёк себя, когда ворвался сюда без ведома хозяина!

– Соратники, шепчу вам вдали от ушей Зверя и заклинаю. Отыщите хотя бы крохи сведений, хотя бы единственную улику, что могла бы помочь следствию, чтобы жертва Шерлока не пропала зря. А я тем временем сделаю всё, чтобы вызволить нашего друга. Одна улика, и мы уйдём из логова Зверя прочь. Эй, слышишь меня, Чудовище! Предлагаю тебе сделку: ты отпускаешь Шерлока, а мы взамен удаляемся из твоего дома с миром и не причиняем тебе никакого вреда.

– Хах, какое нахальство! Определённо, меня развлекают ваши жалкие потуги соревноваться со мной.

– Я готов заплатить любую дань.

– Не зарекайся, воин. Однако знаю я, что ты пойдёшь на сделку. У меня есть одна душа, которую ты хочешь освободить. Что ж, взамен я возьму себе другую. Твою. Ты – моя цена. Неужели я вижу, что храбрый воин дрогнул?

– Никогда. Что именно тебе хочется от меня? Жизнь мою?

– К чему мне пустая мёртвая игрушка? Нет, гораздо увлекательнее мне Игру продлить… пока игрушка не сломается.

– Долго тебе придётся ждать тогда конца игры. Твоей жизни не хватит, чтобы сломить иссушённое пустыней древо, что перед тобой. Назначай же цену, и покончим с этим.

– Танец.

– Что? Я не ошибся? Ты хочешь… Танец?

– Пустыня иссушила и твой слух, ужель? Да, я желаю танца тур с тобой. И предупреждаю – не искушай судьбу! Если что-то пойдёт не так, в следующий раз цена будет выше…

Станцуй со мной, Чудовище. Играй моим телом ради своей потехи.

Я вступаю в твоё царство и втайне надеюсь, что горящие ошмётки моей гордости спалят к дьяволу твою безупречную шерсть. Стол с яствами исчез, и зала пышного Дворца теперь обнимает нас простором и золочёной пустотой. Нас, странную пару, человека и Зверя, застывших лицом к лицу для свершения сделки. Неужель тебе подобная Сделка доставляет удовольствие? Что до меня, то мне едва ли.

Я вкладываю свою длань в твою лапу и невольно передёргиваюсь, когда когти второй с намёком вминаются в ткань рубашки на моей спине, придавая мне выправки и одновременно вжимая в твоё тело. Я вздёргиваю подбородок и встречаюсь с насмешливым оскалом клыков меж полных, очерченных рубином крови губ. Лёгкий рывок с твоей стороны, и ноги мои, томимые злобным бессильем, одеревенело повторяют твои движения, нехотя шаркая по медового цвета паркету. Танец не будет во мне ни одной реакции, кроме того, что однообразные движения по кругу вызывают лёгкое головокружение и тошноту, да к тому же в нос бьёт острый мускусный запах твоей шерсти. Шелковисто-чёрное море с серебряными всплесками отдельных ворсин покрывает твою чудовищную грудь с бугрящимися мышцами, и сухой кашель порой раздирает изнутри моё горло.

Я – кукла, очередное забавно-нелепое украшение этой залы для тебя. Мои верёвки находятся в твоих когтях, и ты в состоянии шутя оборвать их вместе с моей жизнью, однако не представляешь, что они уже трещат на пределе моего терпения. В особенности, когда ты встаёшь позади меня, обхватываешь сжатыми вместе руками-лапами за живот и тянешь на себя, сопровождая эту грубую попытку домогательства удовлетворённым грудным звуком. В моём же горле при этом клокочет рык бешенства. Играючи, ты сдавливаешь меня в своих руках, притираясь своим колоссальным телом к моему, жаром дыхания оставляя на шее унизительное клеймо. Внезапно ты, без предупредительных движений, проталкиваешь свою ступню меж моих и постыдно раздвигаешь их, расширяя мой шаг. Злобное шипение обметало мои губы в ответ, и в этот миг темп танца изменяется.

Играя моим терпением, танцуй со мной, Зверь.

Мелодия – только лишь сейчас я улавливаю её и испускающий её источник, осыпающий нас искрящимися нотами, что направляют наш танец. Шлейф радужных лент, что вился раньше над столом с яствами, теперь плывёт по зале вслед за нашей скользящей по паркету парой. Ленты поднимаются спиралями вдоль колонн, стелясь у потолка, и ведут переливчатые беседы с золочёными сводами пиршественной залы. Чем стремительнее мы кружим по зале, тем насыщеннее, звонче и быстрее становится мелодия этих бесед.

Медленный темп степенного танца отброшен и забыт. Нежданно я замечаю, что движения мои утратили угловатость, и ныне я вливаюсь в бесстыже-томный убыстряющийся ритм. Когда сонное блуждание по паркету сменилось лихим радужным вихрем, неким непостижимым образом я чувствую себя в приятной мне стихии. Где-то в глубине моего существа распускается неестественное желание продолжать. Хоть это и противоречит моей мужской природе, но меня охватывает азарт Танца с тобой, Зверь.

Играя моей волей, танцуй со мной, Зверь.

Калейдоскоп пляски уносит оболочку моего сознания прочь, оставляя лишь острия сколотых нервов с животной пульсацией эмоций. Танец наш практически превращается в соревнование. Всем телом я ныряю в вихрь воздуха впереди, не желая отставать, не желая уступать тебе, и мы на мгновение связаны лишь сцепленными ладонями на вытянутых руках. Стремительной спиралью ты притягиваешь меня обратно и совершаешь удивительно изящный для твоего сложения вензель ног. Моя скованность давно срезана с мясом в безумной свистопляске, и твои глаза горят мраком пропасти, когда я в ответ готов потерять последний стыд. Словно угадав это, хватка твоей лапы на моей спине внезапно становится жёстче, заставляет меня прогнуться в пояснице и отклониться назад. Мысли путаются в голове, когда у своих приоткрытых губ я ощущаю влагу клыков, и в груди вспыхивает мстительное дикое желание заклеймить твою кожу, твои губы в ответ… И тухнет, когда в следующий миг я ощущаю колкую эмаль у своей ярёмной вены.

Тупица.

Доверчивый дурак.

Обманутая глупая кукла.

Ты не сдержишь своего слова. Что для тебя эта Сделка, когда мы и так в полнейшей твоей власти?! Развлекаясь, ты почти добился моей капитуляции. Сейчас же, прильнув клыками к моей шее, в момент своего триумфа ты перегрызёшь мне горло.

Моя ладонь судорожно шарит в воздухе, натыкается на гладкую поверхность какой-то подставки и, наконец, обхватывает прохладный металл. Я бью наотмашь, с силой, и кровь брызжет из твоих уст на меня, когда они соприкасаются с кубком. Кубком из человеческого черепа с металлической ножкой, из которого ты пил, когда мы доверчиво влетели в твоё логово.

– Друзья, мнится мне, я слышу ваше приближение! Успели ль вы найти, что искали?

– Удачной, Джон, явилась наша вылазка! Мы обнаружили, что подвалы Чудовища полны речного песка, а также смеси корицы и перца. Шерлок бы разобрался в находке в момент, однако и мы попытались это совершить. Мы вспомнили, в конце концов, что есть такая сеть кондитерских, где изготовляют особую остро-сладкую выпечку. И одна из лавок, ныне закрытая, как раз находится на берегу Темзы. Возможно, где-то там и устроил своё логово Зверь, и теперь осталось…

– Грегори, твой голос оборвался! И чувствую я сильную вибрацию в замке, такую, что гуляет пол в безумной пляске под ногами, и сыплется извёстка с потолка..

– То рушится дворец от травмы, что ты Чудовищу нанёс. Страдает его разум, страдают и Чертоги Зверя. Джон, Молли, бегите прочь отсюда, а я доставлю Майкрофту его улику.

– Но, Грегори, тебя здесь погребёт руинами!

– Прочь, я сказал! Со мной не приключится ничего дурного, ведь я здесь, как и вы, иллюзия рассудка лишь.

Лишь только тень Дворца без разумов-гостей осиротела,

Как тут же властная Рука прищёлкнула – и та сгорела.

Чертоги Разума. Слой второй. Поцелуй Чудовища.

Вертятся цилиндры в Фонаре Волшебном.

Тени, словно дети, пляшут по стенáм.

Замирает вдруг движение –

Тень одинокой Башни замирает там.

– Вновь плывём мы, Джон, в мерцающем тумане, но только лишь вдвоём уже. Кругом лишь дымная голубизна и вечный холод звёзд. Так холодно, что коченеют руки, и в унисон надломлено скрипят замёрзшие снасти заблудившего дирижабля. Прости меня, Джон, не слишком хороша компания унылого патологоанатома.

– Ты не суди себя напрасно, Молли. Уж если кто и дарит судну крохи тепла, так это ты. От меня ж не много прока. Я смолчал вначале, однако признаюсь сейчас: та звёздно-голубая дымка есть меланхолия моя, что не покидает меня со времён службы. Я скрыл в реальности депрессию, грызущую меня изнутри, но здесь, в приюте разумов и душ, не скроешь подноготную свою.

– Джон, на самом деле мы с Грегори тоже не всё тебе рассказали, так что не терзай свою совесть. Я говорю тебе это в слабой надежде, что наша затея каким-нибудь образом может пригодиться тебе в спасении Шерлока, хоть он её и высмеял, когда узнал о ней. Дело в том, что, условившись со мной, Грэг перенёс из коридора в лабораторию, где сейчас наши тела, информационные плакаты об оказании первой помощи пострадавшим. Знаешь, три плаката в картинках, как освободить верхние дыхательные пути, как сделать искусственное дыхание и как оказать помощь при обмороке. Всё это глупость, конечно, но, когда дело доходит до странного путешествия в иллюзорные миры, начинаешь верить во всё. Я своей рукой подписала под ними на стене, что они должны защищать от напастей. Мы взяли первое, что подвернулось нам под руку, и сделали из этого своеобразный амулет – он связывает нас с реальностью и одновременно несёт в себе нечто светлое, спасительное, так сказать. Амулет, за образ которого можно уцепиться, чтобы не потеряться и не сгинуть в закоулках сознания и, с другой стороны, чтобы опереться об него, ведь он всё же о «помощи пострадавшим». Глупость, конечно, мы сделали это, почти не думая, а повинуясь порыву, но вдруг вам это поможет… прости, что сморозила такое, Джон.

– Это вовсе не глупость, Молли, не смущайся. Не сомневайся, я буду рад любой помощи, а вы действительно позаботились не только о наших разумах, но ещё и о душах. Молодцы. Однако меня волнует, что дымка вновь обрела цвет. Уж не означает ли это явление, что Зверь рыщет где-то неподалёку? Возможно ль это, ведь разрушил я ударом кубка его влияние? Возможно ль, но… я вижу очертания одинокой башни вместо целого дворца.

– Джон, я… я, кажется, примерно осознала, что стряслось. Мы сейчас находимся в Разуме Чудовища, а не в Чертогах Шерлока, заброшенные сюда чьей-то вероломной волей. Ударом своим, Джон, ты разрушил планы Зверя, расколол дворец, как скорлупу. Но всё же сейчас видна нам башня, сей одинокий кривой зуб, торчащий в горе. Словно мы прошли на более глубокий уровень Разума Зверя, словно расколов первую скорлупу, мы наткнулись на вторую. Извини, должно быть, это всё звучит ужасно глупо.

– Молли, ты скрываешь в себе ум намного мощнее и острее, чем ты думаешь. Спасибо. Да, теперь я понимаю, что всё закономерно: первое призрачное пристанище на горе, первый контакт (первая часть Сделки), первая улика о местонахождении. Мы добились результата, а теперь надо озаботиться тем, чтобы вернуть тебя в безопасную реальность. Я ж тем временем вызволю Шерлока из лап Зверя, и мы с ним присоединимся к остальным.

– И вновь я слышу крамольные речи об отступлении. Однако не ожидал я услыхать их от вас, Джон.

– Майкрофт?! Что с Грегори? Жив ли он? Вернулся ли разум его благополучно?

– Инспектор ныне без сознания, но жив. Угрозы нет его здоровью. Измотан, но успел он передать нам треть тех сведений, что Скотланд-Ярду необходимы. По-прежнему нам неизвестно, как обезвредить Чудовище и как спасти его жертв.

– Майкрофт, выяснили вы, что ж пошло не так в лаборатории? Коль вы ещё не догадались, Молли вам подскажет. Мы в Разуме Чудовища, а в ваших рядах бродит предатель.

– С тяжёлым сердцем признаю: несмотря на меры безопасности, кто-то сумел вмешаться в ход эксперимента и изменить его в роковую сторону. Однако это не отменяет вашей Миссии.

– Уж не ослышался ли я? Майкрофт, помнится, добровольным было наше решение. Позвольте хотя бы Молли возвратиться…

– И что же ваше холодное сухое сердце сможет исследовать без неё? Ответьте, Джон, на сколько мгновений путешествия хватит вашей чувствительности? Молчите? Так я вам заявлю. В то время как вы малодушно решаете вернуться с пустыми руками, Лондон пропадает в пучине мрака! Жизни людей для вас, воина и патологоанатома, судя по всему, не стоят ни гроша. Однако знайте, что не будет безопасной жизни в реальности ни для вас, ни для ваших близких и друзей, если Чудовище не будет сломлено. Желаете вернуться – пожалуйста, способ вы знаете. Так Грегори вернулся. Однако от меня снисхождения не ждите. Вам, возможно, всё равно, но я верно служу своему делу и своему королевству. Прощайте же, до следующей улики.

– М… Майк… Майкрофт, не смейте! Пропал голос… Чёртов деспот! Молли, боюсь, придётся продолжать наш путь и двигаться к той башне. И хотя реальность тут переменчива, дирижабль этот доставит нас в логово Зверя, надеюсь, невредимыми.

– Подлетаем, Джон. Уже без прежнего энтузиазма, с ядовитым кинжалом отчаяния в сердце проникаем в полутёмное округлое пространство башни. Как память о прошлом визите и сгинувшем Шерлоке, прежняя несчастная крылатая тень бьётся за стеклом. Глаз больше не режут краски. Лишь погребальный свет сотни свечей в сотне зеркал, где зловеще маячат сотни отражений Зверя. В липком стылом полумраке копошатся алые ошмётки пламени, словно останки нашей мёртвой надежды. Стены увешаны искривлёнными гримасами бальных масок – единственными мазками цвета. Остальное же пространство покрывают судороги огненных теней предметов, а в черноте углов затаились старые бочки, полные отравы для разума. Пасть камина разверзлась огнём преисподней, и пред ней грозный Зверя силуэт застыл.

– Чудовище, ты изменилось (и не могу не отметить это без мрачного злорадства). Нет больше скалы мышц и океана шерсти. Теперь же ты лишь скорее надменный одинокий осколок мрамора, разящий холодом и высотой, в плащ тьмы одетый. Рога по-прежнему кудрятся, венчая смолью голову, и махаоны притаились у коварных глаз, но цвет их ныне сменился на кошачий жёлтый. Впечатление от взгляда укрепляет отблеск жёлтой круглой маски, которой ты развязно машешь пред лицом. Лимонно-кислая широкая улыбка маски словно насмехается над каждым вошедшим сюда с огарком надежды. Губы твои ныне также золочёный оттенок обрели. Молли, шепчу тебе, отправляйся за второй уликой, твоё чутьё здесь справится, я ж вновь приму удар Чудовища на себя.

– Как видишь, бывший воин, мы вновь с тобой наедине. Что ты молчишь без дани вежливости? Твоя спутница, уверен, проявит больше учтивости, вкусив моей гостеприимности. Мне догнать её?

– Приветствую (цежу сквозь зубы).

– И чем же? Кубком, направленным в моё лицо? Иль чем-нибудь иным? Ладно, обиды предадим забвению на время. Желаешь ли выпить со мной «старинной отравы для ума», как выразилась спутница твоя?

– Пить с тобой? Зверем, томно развалившемся у очага, в то время как один мой друг заключён в оболочку тени, а другой отправлен в забытьё?

– Не я нарушил Сделку и не виновен я в нынешнем плачевном состоянии твоих друзей! Ты нападенье совершил! Однако я готов забыть и Сделку ту продолжить, но, как я уже предупреждал, взлетит цена.

– Чего ради я должен тебе верить? Озвучь хоть единственную причину.

– А у тебя нет выхода. Ваш же покровитель бросил вас, оставив на произвол моей грубости. Так что сядь и выпей со мной. И могу пообещать, что, когда закончу с тобой (и на тебе), я не буду слишком груб. Что скажешь?

– Примитивный каламбур. И вино, на мой вкус, кисловато.

– Хах, мне импонирует твоя строптивость. Как она раззадоривает! Но ты лукавишь, бывший лекарь и бывший воин. Тебе нравится, как креплёное золотое вино касается твоих губ. Посмотрим, как тебе понравится, когда место вина займут мои губы. Что ж ты поперхнулся?

– К чему тебе всё это? Какая тебе радость?

– А так. Меня забавляет сбивать с тебя офицерскую спесь. К тому же, алкоголем я пресытился. Я хочу испить иного напитка.

– Надеюсь, что насмехаясь надо мной, ты захлебнёшься насмерть.

– Хм, ещё раз убеждаюсь, что ты вполне подходишь. Пойдёшь ли ты на это, чтобы драгоценного друга выручить?

– Согласен я. Но только предложи вина мне также после – рот прополоскать.

– Идёт.

Целуй меня, Чудовище. Подпои меня, чтобы превратить в подстилку.

Я поднимаюсь с кресла навстречу тебе и вновь открыто надеюсь, этот поцелуй встанет в твоём горле смертельным комом. Нет больше праздной мишуры, что в пиршественном зале приукрашала первую нашу встречу. Лишь голый полумрак залы да огненные тени, помноженные в хладных зеркалах, обнимают нас, странную пару, усталого воина и изощрённого врага, прильнувших друг к другу для свершения новой сделки. Неужель тебе подобная Сделка доставляет удовольствие? Что до меня, то сомневаюсь я.

Я терплю, когда угол рта игриво пробуют клыки из-под золочёных губ, а горло – захват когтистой длани. Твёрдое на вид, золото твоих губ оказывается на удивление податливым и одновременно напористым, вкусом напоминая солнечную сливу в креплёном вине. Скорпионом вторая твоя длань заползает в мои волосы, принуждая запрокинуться в ненавистной мне позе покорности, и строптивый рёв рвётся из моего заткнутого горла. Взгляд твой горит, радужка наливается расплавленным золотом, и теперь уже полные луны глаз в затмении аконитовых зрачков меня буравят. Но что это? Почудилось, иль вправду алкоголь с твоих сладко-терпких губ струится в моё горло, сшибая рассудок с прямой мысли в дикую петлю? Нет, только не новое помешательство, только не новая пульсация моих неожиданно-бесстыжих эмоций, нет!

Опоив до беспамятства, поцелуй меня, Зверь.

Не представляю, что могло быть подмешано в моей чаше, или, быть может, что за яд сочится в твоём рту, но меня уносит. Жало твоего языка беснуется у меня во рту так, что мне нечем дышать. Лучина паники занимается в моей голове, но тело, в противовес, безропотно слабеет, и ты победно проникаешь поцелуем глубже. В один из моментов ты ухватываешь когтистой дланью меня за подбородок, а другой перекрываешь доступ кислорода в нос, так что я дышу лишь воздухом из твоего рта. Тебе, должно быть, это кажется забавным, подобное скольжение на лезвии смерти? Наконец, ты даешь мне глотнуть немного воздуха и оставляешь мой нос в покое, через пару мгновений возвращаясь к нормальному поцелую. Я перевожу дух после твоей чёрной шутки, напряжение немного отступает, и я чуть расслабляюсь… Слишком поздно я чувствую бусины тёплой влаги на горле, там, где уже более не игриво давят твои когти. Стоило ли тебе такой мороки, чтобы всего-навсего придушить меня? Сознание моё тухнет, и ты, Чудовище, продолжаешь растерзывать мой рот, уже не церемонясь, до боли сгребая волосы на моём затылке.

Опоив до наваждения, поцелуй меня снова, Зверь.

Сознание покидает меня с тихим мерцанием, когда я отмечаю, что вкус поцелуя изменился. Золочёные губы сменяет зеркально-гладкий совершенный холод. Приподнимаю веки и отшатываюсь – я вижу перед собой… самого себя! И тебя, Зверь, рядом. Однако нечто кажется мне неправильным. Объём тела твоего ушёл в плоскость, и рой бликов играет теперь на мраморе кожи. «Зеркально-гладкий совершенный холод» – твержу как мантру про себя… Догадка стрелой пронизывает меня – зеркало!