Текст книги "Двадцать тысяч королей или гадание по Китайской Книге Перемен"

Автор книги: Николай Андреевич Липин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Тут я увидел Звезду. Звезда увидела меня. Мы долго, словно завороженные, смотрели друг на друга, не отводя взгляда. Заметив это, ко мне подошел подозрительный тип и заявил вполголоса, что может познакомить со Звездой. Я засмущался, но согласился на его предложение. Тип подошел к Звезде и что-то шепнул ей на ухо, указывая на меня. Она кивнула в ответ и подошла ко мне. Дабы прервать молчание, я сказал Звезде, что сегодня очень холодно. – Да, воздух холодный, как мороженое, – прощебетала в ответ Звезда. Зачарованный, я смотрел на нее, не зная, что делать. Я хотел было пригласить ее в кафе, но получилось так, что мы оказались в номере гостиницы, которую когда то населяли семьи членов Коминтерна. Я трепетно прикоснулся к Звезде. Провел ладонью по ее лицу и невзначай коснулся пальцами ее губ. Она улыбнулась и промолвила: – Прежде чем делать мне массаж, ты бы меня лучше накормил. Мне стало стыдно, и я предложил спуститься в кафе. На том наше первое свидание окончилось. Через неделю я позвонил Звезде. – Я больше не голодаю, – радостно защебетала она в трубку телефона. – Голодает только моя кошка. После Мы встречались со Звездой раз в неделю в коммунальной квартире. Это были мимолетные встречи, и они должны были рано или поздно прекратится. Мы должны были расстаться. Я решил относиться к Звезде как можно трепетнее и не обращать внимания на всякие бытовые мелочи. А этих мелочей было немало.

В силу небесной чистоты Звезды к ней льнули самые негативные поля Большого Города. Она охотно общалась с этими людьми, очевидно, видя в этом долг по облагораживанию темной стороны мироздания. Я не говорю лишь о всяких криминальных элементах – чаличаванщиках отечественного разлива. Звезда умудрилась наладить в соцсетях активную переписку с беженцами, которые тогда заполонили Европу. Среди ее респондентов были иранец-бхагаи из Лондона, сириец из Франкфурта, армянин из Амстердама, цыган из Греции, и еще бог весть кто. Все респонденты Звезды, говорили ей, что она – особенная.

Звезда открыла передо мной иные горизонты. Она была чиста и безгранична. У нее были бездонно синие глаза. Она вся светилась каким-то божественным сиянием. Я же был тенью, которая высвечивал это сияние. Люди, увидев Звезду, часто оборачивались, и заворожено смотрелией вслед. Мне помнится восхищенный взгляд молодых продавщиц из галереи Лафайет в Париже. Звезда шла, словно плыла, вся светясь сквозь парфюмерный зал Галереи. Девушки, несмотря на усталость, словно в гипнотическом трансе не могли оторвать от Звезды завороженного взора. Это большая редкость – увидеть такой взгляд, ибо есть в нем божественное, неземное. Звезда, зная о своем неземном происхождении, позволяла лишь прислуживать ей. Во время одной из встреч, я спросил, почему она медлит и не раздевается. – Ну а ты сам можешь раздеть меня, - с укором спросила меня Звезда. Я понял, что теперь мне всегда нужно будет раздевать ее. Будучи в хорошем настроении, Звезда утром про себя мурлыкала грузинские слова – «Гамарджоба, гамарджоба, генацвале, генацвале». И хотя она не понимала их смысла, ей очень нравилась напевность чужого языка. Так же ей нравилось итальянское слово desidera. Оно означало «чего желаете». Она употребляла это слово когда надо было подтрунить на до мной. Звезда была очень музыкальна. Она часто пела про себя, при этом иногда замечала «Чем больше я пою, тем больше я мудрею». В этом был некий смысл, который я плохо понимал.

Звезда научила меня правильно относиться к деньгам. Она снисходительно относилась к моей прижимистости. Не выпросив у меня очередную сумму на какую-нибудь безделушку, она говорила – Эх, Ты. А еще называешься близким по духу человеком. Как ты не понимаешь, что это такой дар. Ты даешь людям какие-то бумажки, а они тебе взамен хорошее настроение или красивые вещи. Мне нечего было возразить ей. Я понимал, что она, в сущности, права. Мне становилось стыдно, что у меня недостаточно этих «бумажек» и я неловко оправдывался перед ней. – Эти скупые люди, жители Большого Города, научили меня платить им той же монетой прижимистости. Того и гляди к шестидесяти годам стану таким скупердяем, коего до сели свет не видывал. А про себя говорил: – Да нет же. Я не скупой. Просто пытаюсь увернуться от нищеты. Играет она со мной постоянно в догонялки. Словно прочитав мои мысли, Звезда, глубоко вздохнув, промолвила: – Побыстрее бы мы потратили все наши сбережения и успокоились. Ведь как прекрасно, когда деньги подобно птицам улетают от тебя. Я не знал, смеяться ли или плакать, так глубока была ее мысль.

В ту ночь мне приснился сон. Я оказался в каком-то райском городе. Его жители очень любили играть в карты. Это была необычная игра, поскольку вместо карт они использовали бабочек. Они поштучно выпускали бабочек и наблюдали за их полетом. Выигрывал тот, у которого бабочка совершала нечто необычное. Тех бабочек оплачивал бюджет города. Это ни в коем случае нельзя было назвать банальным распилом муниципальных средств. Ведь деньги шли на организацию досуга горожан в общественных парках. Во сне я вспомнил сравнение денег с белыми птицами. В сущности, как всегда, Звезда была права.

При всей блаженности Звезды, меня не раз поражала ее практичность. Она хорошо знала, в каких банках наиболее выгодный обменный курс валюты. Звезда не раз говорила мне, что она – Ангел. Но я не совсем верил ей. Со временем мне стало казаться, что она права. Особенно это чувство усилилось после того как мне попался на глаза ее дневник. Это был сборник ее стихов. Странные то были стихи. Действительно, написанные Ангелом. «И что тут глупость? Что насилие? Такое видела одна лишь Я. Я побывала в облаках Олимпа, и Город-Град пред мною расстилался, Песней своею звеня». Прочитав эти строки, я понял, что никогда не видел и вряд ли когда-либо увижу тот Город-Град. Только что во сне. А Звезда была родом из того самого Небесного Града. В этом было ее отличие от меня. В ее словах высвечивались неведомые мне миры. Мне было совестно говорить Звезде о своих сомнениях. Слишком приземистыми они были.

Пролистывая дневник, я все больше осознавал, что совсем ее не знаю. Ее недосказанность извергалась в ее стихах. Словно в затхлом суденышке тебя носило по волнам ее мыслей. Судя по всему, она была очень одинока. «Почему одиночество такое постылое. Такое грустное… Скажи? Это есть эгоизм, наверное, когда думаешь лишь о себе. Как хочется Друга близкого душою Тебе. Как хочется обновления мыслей, чувств и любви к себе».

Мне нужно встать, уйти отсюда. Пока не занялась заря. Покинуть этот город смутный, чтоб не вернуться никогда. Уйду, покину грусть былую, где среди нищих и калек томилось сердце, так тоскуя, в мечте увидеть светлый брег. Читая эти строки, мне не хотелось осознавать, что Звезда согласилась быть со мной лишь потому, что ей нужно было обмануть свое одиночество.

« За радости наказывать нельзя. Нельзя у Человека отбирать Надежду». У меня защемило сердце. Несмотря на все мои старания, я не смог избавить Звезду от одиночества. Меня не было в ее стихах. Правда Звезда уделяла мне несколько ничего не стоящих строк. Одна из ее записей начиналась словами. « Не обижайте стариков. Не говорите «нет» старухам. Не ты ли тот старик, смахнувший невзначай слезинку». Эти строки имели ко мне самое непосредственное отношение, поскольку накануне, прогуливаясь со Звездой, я не подал какому-то алкашу. Звезда, видимо была оскорблена этим поступком. После этого я решил всем кому не попадя подавать подаяния, даже если это были явные аферисты. Я проецировал на себя другие записи Звезды, хотя, возможно, ко мне они не имели никакого отношения. «Друг, Человечище. Как хорошо с тобой по планете шагать», «Ну вот он и пришел, достоинство свое в карман вложив». Очевидно, она имела в виду мою прижимистость. «Еще совсем твой Разум не остыл. В глазах есть блеск и радость». Сколько снисходительности. Впрочем, именно так, наверное, и должны небожители относиться к простым смертным.

Звезда была немного не от мира сего. Помнится, как то я сильно простыл и у меня был жар. Я попросил ее купить лекарств. Лекарства она купила, но на последние деньги приобрела так же три тома произведений философа Кондильяка. Она хотела сделать мне приятное. Я не знал смеяться или плакать. Какой, к черту Кондильяк? Но, странное дело, после того случая я быстро пошел на поправку. Ей были открыты какие то неведомые измерения, доступ в которые мне был заказан. Она плохо разбиралась в бытовых вопросах, но в то же время была на короткой ноге с божествами. Это ее роднило с Патриархом, с которым свела меня судьба. У того тоже было иное измерение. Никто не мог сравниться с ним в размере ни помыслов, ни дерзаний.

Жить с богами трудно. Вечно ощущаешь свой размерчик. Остается надеяться лишь на их снисходительность. Как то Звезда загрустила. Чтобы как то приободрить ее, я пообещал свозить ее в Прагу. – Прагу? Удивленно спросила она. – Это морской курорт? Я подумал, что Звезда подтрунивает, но взглянув на нее, понял, что она это всерьез. Она действительно не знала, что такое Прага. Не потому, что была дебилкой, а потому, что жила в иномирье. – Нет, Прага это не курорт. Это очень красивый город и живут там очень красивые люди. Такие же славяне, как и ты. Странно, но в тот год Прагу затопило потопом. Может Звезда предвидела тот катаклизм? Поэтому и называла Прагу морским курортом.

Звезда очень любила елочные игрушки. Она всегда выбирала самые хрупкие из них, которые наверняка разобьются. Эти игрушки напоминали ей ее хрупкую душу, которая может легко поломаться. Как то я спросил Звезду, почему она не издаст свои стихи. – Ты тогда загремишь, понимаешь, – уговаривал ее Я . Звезда посмотрела на меня, словно на неразумное дитя, и промолвила. – Да уж точно. Загремлю куда-нибудь. Это был ответ не легкокрылой бабочки, но человека, вместившего в себя всю горечь Мира. При этом, сохранившего свою чистоту и невинно-девственное восприятие. Звезда после этого случая стала представляться Поэтессой. Она оценила мой жест.

Некоторые записи в дневнике Звезды были обрывочны и скорее напоминали пророчества Кумской Сивиллы. Они касались моих взаимоотношений с Патриархом. «Тот самый мудрый из всех Посланник на Земле Мудрецов». «На чистых Водах даже Змей становится добрей». « Не играйте, мальчики, в игры сатанинские» и т.д. Все это окончательно убедило меня, что Звезда действительно являлась Ангелом. Она была Божественной Невинностью Большого Города, и была послана мне, дабы я не пропал. Это девственное мировосприятие выручало меня не раз. Незадолго перед расставанием Звезда, предчувствуя нашу разлуку, словно завет произнесла – Когда тебе будет особенно тяжко, возьми хлебушка. Покроши птичкам. Полегчает. То же самое мне советовала Птица-Сирин. Я прибегал к этому совету не раз. Невинность в Большом Городе была запрятана где то очень глубоко.

СТРАННЫЙ ЮНОША С ПОКРОВКИ. ВВЕДЕНИЕ ВО МРАК

Гадание по китайской Книге Перемен: «Не я ищу юношей. Юноши ищут меня. По первому гаданию – возвещу. Второе и третье – смутит. Благоприятна стойкость. (Гексограмма Мын)».

Впервые я встретил этого молодого человека где-то у границы Словении и Италии. На одном из горных перевалов в рейсовый автобус сел Он. Это был инспектор ведомства контроля общественного транспорта. Пожилой водитель, несмотря на молодость парня, услужливо заискивал перед ним. Молодой человек невозмутимо проверил у пассажиров билеты и так же неожиданно сошел в проливной ливень в чистом поле. Картина тогда показалась несколько сюрреалистично-постановочной. Неизвестно откуда взявшийся инспектор, легитимность которого вызывала сомнения, и неизвестно куда затем испарившийся. Появившийся из небытия в небытие и ушедший.

Прошло некоторое время, и тот странный парень вошел в мою жизнь. На этот раз он уже был жителем Москвы. Он часто околачивался у стен Кремня в Александровском саду. Очевидно, тут он искал себе собеседников. А, может быть, здесь у него проходили встречи с «нужными» людьми. Кто его знает. В Москве молодой человек представился Мишей. Как его звали на Балканах, я не знаю. Меня часто подмывало спросить его об этом, но это было бесполезно. По всей вероятности, Миша невозмутимо ответил бы мне, что он никогда не был в Словении. Все его поведение словно посылало мессидж: «Сам знаешь, с кем имеешь дело. Так что не нужно задавать глупых вопросов. Для таких как я не существует ни стран, ни границ, ни времени, ни пространства. Сегодня я тут, завтра я там». При этом, мне подумалось: И везде Вы инспектора. И кто только Вас пристраивает на эти блатные местечки? Какая такая канцелярия?

Миша жил на Покровке в одном из господских домов эпохи русского модерна начала прошлого столетия. Он как то сказал, что жить на Покровке – символично. Эта улица одним концом упирается в Кремль, другим – в запасные пути Курского вокзала, где обитает бесчисленная армия бездомных. Этим он словно подчеркивал, что у человека выбор жизненного пути, в сущности, невелик: или в Кремль в небесные правители, или на запасные пути РЖД к бомжам.

Миша был умным и начитанным. С ним было интересно. Казалось, он перечитал все книги мира. Только с ним было возможно поговорить о классической немецкой философии или о тонкостях суфийских доктрин ислама. Только он мог объяснить этимологическую взаимосвязь немецких слов lind и land. Мы часто с ним ходили в книжные магазины, где он помогал выбрать нужные интересные книги. Я невольно спрашивал себя: И когда он только успел изучить все эти фолианты. Ведь для этого потребовалась бы не одна жизнь. Когда беседа начинала его тяготить, он выкладывал дежурные фразы о том, что служители Ватикана, скорее всего, являются членами некой древней секты, адепты которой строили египетские пирамиды и другую чепуху. Это означало, что разговор на сегодня окончен.

Эйфория общения с Мишей вскоре сменилась довольно странным чувством. Я заметил, что мой собеседник довольно подробно проинформирован о многих мельчайших подробностях моей личной жизни. Да и сам он невзначай подчеркивал это. То расскажет, что я любил брать на завтрак в каком-нибудь отеле, или упомянет размер моего последнего гонорара, о котором он не должен был бы знать. Заведет разговор о том, что многие предпочитают отдаваться любовным утехам не на кровати, а на полу. И это после того, как у меня накануне было подобное рандеву. Невольно возникал вопрос: кем же является этот молодой человек, который встречается тебе то в Европе, то в Москве и знает всю подноготную твоего бытия?

Большой Город проглатывает человека. Люди Большого Города лишены невинности провинции. Пожалуй, только там возможно сохранить девственность мировосприятия. Лишь в невинном состоянии возможно волшебство. Человек – существо общественное. В общении он проявляется как личность. Но то, что происходило, не вписывалось ни в какие рамки. Собеседник настойчиво стирал грань между собой и тобой. Давид в одном из псалмов обращается к Богу: «Не передавай на волю Заветы Души моей, дабы не погнать ее в плен». Странная просьба. Бог – покуситель на потаенные уголки твоей души. И делает он это для того, чтобы погнать ее в плен. Миша тогда мне показался тем покусителем. В лице Миши Большой Город проникал в тайники души своих обитателей. Устами Миши Город постоянно напоминал : Мне известны все твои чаяния и желания, все твои поступки. Миша был тем, кто был послан взломать потайную дверь от заветного нутра человека. Он вводил собеседника в отрицательное биополе, ожидая, когда загнанный в бессознательное, инстинкт откликнется на его призыв проявить себя. Миша был оком Большого Города – Оком Змея.

Пришло время, и мой Миша запел другие песенки. Он все больше говорил о том, что нужные знания невозможно получить без посвящения. А для пущей наглядности приводил пример Маугли, который без человеческого тепла навсегда оставался зверенышем, инфузорией, поскольку у него прекратился духовный рост. Мне не хотелось быть инфузорией, поэтому тогда я решил пореже встречаться с моим визави. Но, откровенно говоря, это плохо получалось.

– Был я в океанариуме и видел: на дне морском лежат две акулы и греют друг друга. Нам тоже с тобой нужно общаться. Несмотря ни на что. Несмотря на усталость или недомогание. Ты нужен мне так же как и я тебе. – уговаривал меня Миша. В другой раз он сказал: – Все под богом ходим. Зря ты так редко вспоминаешь обо мне. Мы живем на одной ветке метро и ничто не мешает нам почаще встречаться. Я не знал, как реагировать на эти откровения. Только что бросал дежурную фразу: – Тебя ожидает большое будущее . Что я буду мешаться у тебя под ногами.

Звезда недолюбливала Мишу. – Ты хуже, чем инфузория. Никак не можешь порвать с этим так называемым «дружком – интеллектуалом», - в сердцах говорила Звезда. Вряд ли речь шла о ревности. Скорее всего, Звезда видела в Мише своего антипода. Несмотря на это, мне подчас казалось, что Звезда и Миша связаны какими-то астральными нитями. Они были как Дева и Змей, которые охраняли волшебное Дерево, ведущее в Небеса.

Михаил жил в большой коммуналке. Обитатели коммуналок составляют особенный социальный пласт общества. Их хлебом не корми, дай пожить вместе. Миша занимал самую большую из комнат, что свидетельствовало о его привилегированном положении среди жильцов. Она имела прямой выход на лестничную площадку, что позволяло использовать ее в конспиративных целях. Сюда можно было приходить в любое время незаметно для остальных обитателей этой коммуны. Комната была почти пустой. Одноместная кровать, прятавшаяся в углу, два, невесть откуда подобранных, стула с порванной обивкой, стол с качающимися ножками и шкаф. Шкаф остался в этой комнате еще с дореволюционных времен. Он был сделан из массива красного дерева и был украшен бронзовыми аксессуарами. Наверное, поэтому, он пережил все политические передряги двадцатого столетия. Его просто лень было выбросить на свалку. Слишком уж был громоздок. Во всю высоту шкаф украшало колдовское мутное зеркало – свидетель былых времен.

В этой комнате и проходили наши задушевные беседы. Это в том случае, когда Михаил не навещал меня. Бичом московских коммуналок являются всевозможные насекомые – тараканы и клопы. Тараканы в этой квартире были особенно наглыми. Они бесцеремонно расхаживали на виду жильцов, не думая от кого-либо прятаться. Один из них обосновался на столе у Миши, время от времени беседуя с ним. – Этот таракан не подозревает о том, что существуют иные миры и ограничил свой быт рамками стола. Так и некоторые люди воображают, что познали мир, его не увидев, – как то сказал Миша. Я спроецировал эти слова на себя, ибо накануне отверг его предложение съездить в монастыри Чанг Майя. Но мысль моего собеседника была куда более глубокой. – Путешествовать нужно для того, чтобы заглянуть в невидимые изгибы своей души. Для этого мусульмане хоть раз в жизни должны совершить хадж – путешествие в Неведомый Град, затерявшийся где то на краю света. Это путешествие является той гранью в духовном развитии человека, когда он от внутреннего мира обращается в мир внешний, – сказал он мне.

Дабы я укрепился в этой мысли, ночью мне был послан сон. В том сне таракан Миши вырос до каких то невероятных размеров. Он посмотрел на меня с ухмылкой и обратился на человечьем наречии. – Что, любите пофилософствовать, дорогуша? Вы бы лучше делом занялись. Подумали о спасении своей души. – Как же мне ее спасти? – спросил я таракана. – Мир посмотри, – перешел на «ты» таракан», – Посети Волшебные Города, о которых тебе говорила Птица Сирин. Познакомься с их стражами. – Как мне найти тех стражей? – спросил я Мишу-Таракана. – Стражи сами найдут тебя, если ты будешь того достоин. Если ты не встретишь стража, значит что-то сделал не так. Значит – не дорос. Каждый из них тебя чему-нибудь да научит. Главное не прозевать встречу с ним. Нужно быть духовно готовым к заветной встрече. Ты должен почувствовать сродство к избранникам, ибо в них как в зеркале увидишь какую-нибудь частичку своей души. На том мой сон прервался.

КОРОЛЬ КОРОЛЕВСТВА КРИВЫХ ЗЕРАЛ

Гадание по китайской Книге Перемен: «Князь выстрелит и попадет в того, кто прячется в пещере. (Гексограмма Сяо-го)».

Мне приснился сон. Я нахожусь в лакшери отеле. – Вот и началось мое путешествие по «Волшебным городам», – думаю Я. Здесь все презентабельно и дорого. Правда, меня несколько смущает вид постояльцев этого отеля. Лица многих напоминают героев картин Иеронима Босха. Их вид граничит с гротеском и абсурдом. Но они пленительны в своем абсурде. До меня постепенно доходит, что постояльцы – душевнобольные, а мой отель есть клиника – желтый дом. Среди обитателей отеля зажигает молодая девица. Это библейская Сусанна, которую соблазнили жрецы. Наблюдая выкидоны Сусанны, Я понимаю, что это не жрецы соблазнили Сусанну, а она была дана им в наказание. Они, наверное, в чем-то провинились. Жрецы непрерывно на четвереньках, словно собачонки, следуют за Сусанной. До меня доходит, что эти старцы являются Хранителями Волшебного Города, в котором располагается этот «лакшери» Отель. – Хорошенькое начало, – думаю я. Здесь прекрасные завтраки. По утрам подают шампанское и дорогие сыры. Поэтому мне не хочется покидать это заведение. Хотя, наверное, было бы правильным, переселиться в какую-нибудь гостиницу поскромнее. Душевнобольные пытаются установить со мной «контакт». Я им не перечу. Постоянно улыбаюсь и киваю. Это необходимо, что бы подстроиться под них. Но я осознаю, что этот «финт» не пройдет, и постояльцы роскошного отеля рано или поздно выставят меня вон. Не исключено, что пинками под зад коленом. Ведь мне так плохо удается роль «дебила». И перед Сусанной на поводке я ползать не смогу.

Издательская деятельность поневоле меня столкнула со многими руководящими членами партии. Новые люди. Новые впечатления. Все они изображали чрезвычайную занятость и деловитость. Все куда-то вечно спешили и бежали. Эйфорию от многочисленных знакомств вскоре незаметно заменило другое чувство. Этих людей объединяло нечто странное – все они усердно культивировали насилие над устоявшимися нормами общественного бытия. Делали они это сознательно и с каким-то неописуемым старанием и рвением. Рукой уверенной творили абсурд. Умело спаривали Закон с Беззаконием. Ответственные работники усердно торговали фальшивыми пропусками в государственные учреждения первостепенной важности. И тут же открывали уголовные дела по соответствующей статье, привлекая незадачливых покупателей этих ничего не стоящих бумажек. Контрразведчики при этом взахлеб отчитывались о разоблаченных агентах иностранных разведок. У бывших руководителей спецслужб развязался язык. Они разом начали тыкать друг в друга пальчиком словно малыши и выливать массу непристойных сплетен друг о друге. Тот всегда, мол, был двойным агентом, а этот – заядлый развратник. У него целый детский сад незаконнорожденных детей. Третий не расстается с бутылкой и ответственные решения принимает только в пьяном угаре. Четвертый охоч до денег. Себе кое-что припрятал в швейцарских банках. Ученые выступали с весьма сомнительными научными гипотезами, от которых открестились бы как от чумы в любое другое время. Политиканы демонстративно нарушали данные ими предвыборные обещания и ратовали за принятие бредовых законов. Мне не раз, словно издевку, заявляли: – вы ведь все хотели по Закону. Вот и расхлебывайте свой Закон чайными ложечками. Казалось, что каждый, с кем я тогда знакомился, старался перещеголять другого в этом театре абсурда. Трудно было понять, в чем состоит секрет подобного поведения этих, несомненно, умных людей. Трудно себе представить, чтобы какой либо мало-мальски трезвомыслящий ученый позволил себе выступить в сети с докладом, который вызовет следующие комментарии:

– Врет, как дышит. – Закрутил, однако. – Опять накурился, Сказочник? – Много говорит. Путает мысли, Зараза. – Вечно хренею, слушая Вас. – Писатель… – Ну голова… Такую околесицу несешь и не стыдно? – Фантазер еще тот. – Ай, Димон, хватит болванить людей. – Ой, пудрит мозги. – Клиническая шизофрения. – Дописался, фантаст. – Все. Отцифровал ты всех нас. – Клиент Кащенко или нас за таковых считает. – Хватит жути нагонять. И так жить тошно. – Засыпаю как ребенок под его бубнеж. На лечение! – Врет, гад, умело, захватывающе. – ЕПТ. Да ведь это шиза. – Трепло несусветное. – Низкий вам поклон за бредятину. – Ох, сказитель. Зафантазировался. – Сколько же долбоебов в и– нете. – А на вид приличный человек, академик кислых щей. – Ясен хер, биоробот. – Вы ебанутый? – А вы, голубчик, шутник. – Яркий пример биткоина. И т.д.

Абсурд усиливался тем, что подобные лекции устраивались в различных серьезных научных учреждениях. Эти лекции были словно издевательствами, и особого рода экзекуцией, которой подвергалась научная элита недавно погибшей сверхдержавы. В аудиториях некогда засекреченных наукоградов ученые насильно сгонялись на эти «коллективные процедуры промывки мозгов». Отыскать смысл в бессмыслице этих сумасбродных поступков было трудно. Ученых, словно, призывали отказаться от всякого рода «умствования» и начать «беспечно гулять по жизни». В «чаше бессмыслия собирать чистый ветер».

Справедливости ради надо сказать, что предпосылки абсурда проявлялись еще при коммунизме. Глубокие исследования по вопросам религии издавались «Организацией Воинствующих безбожников»; книги по колдовству сибирских шаманов издавало издательство Политиздат, призванное укреплять коммунистическую идеологию; откровенно гомосексуальные романы можно было найти среди новинок «Военного издательства» под рубрикой «их нравы»; а молодежные таблоиды смаковали Дольче Виту Золотой Молодежи Запада, не забыв приписать при этом, что редакция, как и ты, дорогой друг, с презрением относится к подобным пасквилям, прочтя которые хочется вымыть руки.

Сегодня все происходящее напоминало некий карнавал. Впервые дух подобного карнавала я почувствовал, когда попал на вечеринку землячества кубинских студентов. Кубинцы сами себя веселили, не обращая внимания на приглашенных гостей. Неизвестно откуда-то появился бык. Он показано пытался забодать избранных красавиц. Затем, утомившись, огляделся и осеменил всех присутствующих своим гигантским шлангом. Вопль восхищения присутствующих символизировали кульминацию вечеринки. Хотя индусы и твердят, что Бог есть тот бык осеменитель, соития с которым так желанны, мне казалось, что абсурд происходящего напоминал того игривого кубинског быка, который, хотите вы того или нет, осеменяет вас непрерывно и методично, отвлекая от насущных житейских проблем.

Конечно же, эти деятели не были ни «фантазерами», ни « клиентами Кащенко». То были не глупые а, главное, состоявшиеся и материально обеспеченные люди. Вся их деятельность напоминала некий ритуал. Они сознательно вносили Хаос в повседневную жизнь страны. При этом без устали, словно мантру, повторяли при каждом удобном случае: «Довольно раскачивать лодку. Довольно раскачивать лодку». Очевидно, тогда от архитекторов социальных отношений поступила установка – отныне мы живем в эпоху хаоса и разрухи, у которой должны быть свои наглядные атрибуты во всех областях. В настоящий момент все мы граждане Королевства Кривых Зеркал. Бесчисленные невидимые ниточки связывали многотысячную армию функционеров с Правителем этого мифического Королевства. Вскоре у меня рассеялись все сомнения относительно того, кто был этим Королем. Поскольку мне был предоставлен шанс тесно общаться с этим человеком, я невольно пытался проникнуться вопросами философии Власти. Я наивно полагал, что сумею остаться в стороне от всего этого карнавала. Мне казалось, что этот человек постоянно нуждался в хаосе, дабы не потерять навыка творения гармонии. Будучи Демиургом, Хаос и творил. Причем делал это весьма искусно. Никто не мог сравняться с ним в этом ремесле. Я пытался понять и обосновать мотивацию поступков этого человека. Возможно, он поощрял Темень, дабы сохранить Целостность Мироздания. Ведь только на фоне Тени виден Свет. Но это плохо согласовывалось при знакомстве с людьми, которые составляли его ближнее окружение. С них хоть фрески пиши на тему Страшного Суда.

Ночью мне приснился сон. Я посещаю Патриарха от политики и приношу ему в подарок новые книги. Но у него на рабочем столе показно красуется огромный фолиант по магии. Я из чувства такта ничего не говорю, но украдкой бросаю жадный взгляд на колдовскую книгу. Мне очень хочется ее полистать. Словно, угадав мое желание, Андрей Александрович, указывая на книгу, шепчет мне: – Будем учиться всякие пакости делать, – будто я подмастерье мага-колдуна и являюсь его единомышленником. Мое девственное нутро не выдерживает этого насилия, и я робко спрашиваю, зачем нужно эти пакости вообще делать? – Из лучших побуждений, – отвечает Патриарх. – Если не делать пакостей, русский народ всей душой отдастся Власти. А это не хорошо. Пакости нужно делать для того, что бы люди смогли сохранить свою индивидуальность, – просвещает меня Андрей Александрович. – Тебе еще многому предстоит научиться. Его рассуждения мне кажутся логичными. Я уже готов согласиться с ним и стать соучастником его игр. Тут сон мой прервался и я проснулся с ощущением недовыговоренного.

Мне иногда казалось, что общение с праведными людьми для Короля Кривых Зеркал не так интересно и граничит с некоторой обыденностью. Куда интереснее было открыть в человеке его темное начало. Мой Визави был специалистом по «трудным орешкам». Казалось, он умел найти доступ к душе каждой нестандартной личности, а, в итоге, оседлать ее норов. Странно, но этот путь лежал через Милосердие. Провоцируя в человеке бунт его темного начала, весьма привлекательно было выступить Хранителем Закона. Праведник, как правило, ждет и требует даров, а не милосердия. Тогда мне открылось, что Власть даров никому не раздает. Ей предпочтительнее проявить милосердие. Как знать, возможно, провоцируя в душе человека бунт, Власть давала ему возможность проявить себя. Самоутвердиться его личности. В этом, помимо прочего, и заключалась школа жизни, которую проходили представители политического бомонда эпохи лихолетия у моего Короля.

В моих аналитических записках, которые готовились для патриарха, я начал высказывать все более и более нестандартные мысли, не вписывающиеся в устоявшийся канон. Мои записки, порой, шокиравали и меня самого. Я, конечно же, не ханжа. Но все же… Я чувствовал, что только в этом случае аналитические записки будут востребованы. Мой расчет оказался верным. Во время одной из встреч Андрей Александрович невзначай заметил, что хранит все мои тезисы у себя в письменном столе. То не был дешевый комплимент. Не того поля был этот человек.