Текст книги "m a c h i n e (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

– Проходи.

– Мне нужно…поговорить.

– Потом.

Губы сжимаются в тонкую бледную линию, а его пальцы крепко сдавливают предплечье, толкая внутрь комнаты. Отпусти он меня, я бы полетела сразу на кровать, но А-27 держит меня мертвой хваткой, не давая и шевельнуться.

– Мне действительно нужно поговорить, – начинаю, осторожно поднимая глаза на его лицо.

Грубоватое, покрытое мелкими шрамами, бровь порезана в паре мест после очередной бойни с Иными. Правая рука главнокомандующего. Предводитель элитного отряда Machine. А-27 не знает жалости, как говорили в моем блоке.

– Неужели это настолько неотложный разговор, RD-16? Я слишком давно тебя не видел.

У него низкий, бархатный и властный голос, как и у каждого из Machine. Его имя произносить вслух страшно так же сильно, как и имя главнокомандующего. Опускаю глаза вниз, неловко скользя взглядом по просторной светлой рубашке с парой старых кровавых пятен.

Зажимаюсь, стесняясь своего серого платья и босых ног. Сектор Pure полон людей, чье сердце за всю жизнь может принадлежать лишь одному человеку. Плечо жжется, сильнее, чем всю прошлую неделю, которую я пыталась прятаться от Machine, дни и вечера проводя в блоке Vicious, пытаясь найти среди разрисованных человека, который сможет свести татуировку. Сможет убрать с моего плеча небольшой крест из двух стрел, встречающихся своими наконечниками.

– Нет, – медленно мотаю головой, – прости.

– Так-то лучше.

Толкает меня на кровать, и, падая, я слышу щелчок щеколды. Тут же поднимаюсь к изголовью кровати, в очередной раз оглядывая небольшую комнату, предоставленную для А-27.

Machine чуждо большинство эмоций, а по словам Pure, они и вовсе не имеют сердца. Вот только у него есть сердце, и оно бьется, равномерно и спокойно, как и у каждого безжалостного убийцы. Расчетливо, холодно, как движется секундная стрелка часов, отбивая удар каждую секунду.

Я ненавижу его. Ненавижу всем сердцем, всей своей плотью, побаиваясь той боли, которую А-27 причиняет мне каждый раз, что я прихожу в его блок. Проникаю тайком, посреди ночи, каждый раз страшась оказаться пойманной, отправленной на позорную стену и быть засмеянной в собственном блоке.

– Ты сегодня, – медленно подходит, небрежно снимая рубашку и обнажая торс, испорченный многочисленными шрамами, полосами, проходящими по всей груди, – другая.

– Такая же, – отвечаю, вжимаясь в изголовье кровати и обхватывая коленки, – много работы.

– Напомнить тебе, что ты должна мне? – немного раздраженно.

У А-27 волосы цвета пшеницы, что растет в паре километров от блоков, согреваемая солнечным теплом. Ее колосья такие же твердые, жесткие, а его глаза больше похожи на лед, что бросают в баре в алкогольные коктейли.

– Не стоит, – тихо, едва вздрагивая, когда он присаживается на край кровати.

В тот день было холодно, в бар, в попытках согреться, проникало большое количество людей, и многие посетители были из блока Vicious. Разрисованные с ног до головы, слишком общительные и легкомысленные, любители крепких напитков и связей на пару ночей.

Им было нужно мое тело. Теперь оно принадлежит ему.

– Что с тобой? – пытаясь добавить голосу больше заинтересованности, но Machine никогда не сможет чувствовать это, понимать эмоции так же сильно, как Pure.

Мы с ним полные противоположности: жалкое, слабое и слишком чувствительное тело, которое уже больше трех месяцев оказывается под ним, словно подстилка для его твердого стана.

Быть шлюхой больно, но А-27 не понимает этого, забирая все, что хоть как-то привлечет его внимание. В тот день я могла пойти по кругу у Vicious, по рукам их общины, слишком любвеобильной и полной гармонии. Теперь моего тела касаются лишь одни ненавистные мною руки.

– Назначили в земельный район.

– Выполнила норму?

– Да.

– Тогда тебе положен один выходной, – слегка сощурив взгляд, – останешься… у меня утром.

– Нет, – отвечаю немного резче, чем хотелось.

Злится. Сжимает челюсти до неприятного скрежета, от чего мурашки скользят по коже спины, забираясь под поясницу.

– Останешься, – наклоняется ко мне, приблизившись, – у меня.

Молчу, боясь разгневать его еще сильнее, и, сверкнув глазами, парень резко хватает меня за ногу, притягивая к себе и нависая над моим телом. Резко и быстро, как хищник, склонившись над своей жертвой, касается моего носа своим, изучая пойманного зверя.

– Останешься, – повторяя, шепчет на ухо, холодно и спокойно, – у меня.

Тут же его рука лезет под подол платья, немного варварски поднимаясь по бедру к белью и срывая одежду с тела, быстро раздвигая мои ноги и устраиваясь между них. Его губы сухие, когда касаются шеи, обжигая кожу и заставляя меня слабо вздрогнуть. Руки тянутся к его торсу, волосам, желая зацепиться за последнюю возможность подавить его полный контроль. В этот раз А-27 не возражает, не обращая внимания на мои жалкие попытки не подчиниться ему.

Каждый раз, словно заново, отзывается болью где-то внутри, а тихий стон заглушается его ладонью, прижатой к губам. Стенки между соседними комнатами тонкие, хлипкие, а правой руке главнокомандующего не нужны слухи и проблемы.

– Молчи, – немного резко, входя полностью и вынуждая меня кусать его ладонь в желании заглушить чертову боль.

Ненавижу его. Ненавижу и чувствую себя жалкой подстилкой, что парень будет использовать, пока я ему не надоем. Machine приносят удовольствие лишь две вещи: убийства и секс. И если первое ему предоставляется государством, то второе А-27 получает с помощью меня.

Когда дышать носом становится слишком тяжело, он убирает ладонь с лица, переместив пальцы на талию и сжав ее, почти что до болезненного хруста, придвигая мое тело к своему максимально близко.

Движется медленно, внимательно следя за моим лицом, телом, реакцией на очередной толчок и его силу. Контролирует все, что происходит.

Мои пальцы впиваются в его спину настолько сильно, что А-27 слегка ухмыляется, будто боль, приносимая моими царапинами, выглядит игрушечной по сравнению с его многочисленными ранениями.

Воин. Лучший воин Легиона.

– Алек, – шепчу, судорожно дыша и чувствуя обжигающую слезу, скользящую по щеке вниз.

– Молчи.

Он ненавидит свое имя. А-27, по его мнению, звучит гораздо мужественнее и страшнее, чем второе имя, данное при рождении. Словно парень не хочет иметь никакой связи с семьей, в то время как остальные желают отыскать своих родителей, хоть это и запрещено законом.

Ненавижу его. Ненавижу.

Пытаясь ослабить боль, сосредотачиваюсь на его шее, где, прямо под ухом, видно перекрестье стрел, но от этого становится лишь душнее и жарче.

– Алек, – вновь начинаю, но парень недовольно рычит, сильнее пронзая податливое тело.

– Рейчел, – отрывисто, – не заткнешься, я тебя оттрахаю до полусмерти.

Угроза действует, и я нервно дергаюсь снова, слегка приподнимаясь к его лицу. Его губы… горячие. Он тут же отстраняется, следуя своему принципу – не целовать губы – но я не могу остановиться, жадно прикасаясь к нему снова и снова.

– Какого…? – отталкивая меня и надавливая на плечо, прижимая его к твердому матрасу.

Стону, не выдержав боли в месте татуировки, получая за свой слишком громкий всхлип пощечину и вновь замолкая.

Он не останавливается, наоборот, использует мое тело по максимуму, пока не получает желанной разрядки, не обращая внимания на маленькие капли, застывшие на глазах. Ненавидит, когда я плачу. А я ненавижу его.

Когда он опускается на кровать рядом со мной, я продолжаю лежать на месте, все еще тихо всхлипывая и проклиная эту машину убийства, желая уйти из этого места как можно скорее. Но А-27 сам сказал, что я останусь у него на ночь, и страх сковывает мои ноги, не разрешая сделать и шага.

– Переворачивайся, – произносит, едва дав мне отдышаться.

– Ты чудовище, Алек, – отвечаю тихо, сквозь зубы, на что парень сам толкает меня на живот, вновь задевая больное плечо, и, чтобы не выдать себя, я кусаю губу, подставляя ладонь к подбородку.

– Относись к этому проще, Рейчел, – осторожно укусив меня выше лопатки и медленно потянув за веревку платья.

Что-то бормочу себе под нос, надеясь не разозлить его, а сам А-27 садится на мои бедра, уверенно освобождая платье от шнуровки.

– Я слишком мягок с тобой. Твоя подруга, шлюха главнокомандующего… Ты даже не представляешь, что он делает с ней. И ей это нравится.

– Она из Vicious.

– Мне плевать. Главное в том, что FS-4 молчит и наслаждается. Я видел, как главнокомандующий трахал ее, не жалея.

– Фрея из Vicious, – бормоча.

– Если тебе так не нравится, почему бы тебе не отключить эмоции? Я слышал, что некоторые из Pure так делают.

– Если тебе так не нравится, почему бы тебе не найти себе другую шлюху? – шепчу зло, выплевывая эти слова вместе с накопившейся болью.

Слышу его усмешку.

– Мне сказали, что ты пряталась от меня у Vicious, – вновь кусает, гораздо сильнее, и я едва сдерживаю себя, чтобы подавить стон, – зачем тебе они?

– Устроила девичник у Фреи, – шепча.

– Не верю, – пальцы Алека сжимают ткань, снимая платье с плеч, – если только ты не спала с… – он замирает на полуслове, заметив повязку, – что это?

– Поранилась сегодня. Вилы торчали, а я не увидела, – начиная говорить свою отмазку.

– Дай осмотреть, – вставая с кровати и подходя к комоду.

– Нет, все нормально, – садясь и слегка радуясь тому, что А-27 переключился на что-то другое, помимо секса.

– Machine снабжают лучшими лекарствами, – возражает, доставая мазь и возвращаясь, – я не хочу, чтобы твое тело было… не таким чистым.

Мои ладони нервно сжимаются в кулаки, чтобы напасть на Алека, если он захочет рассмотреть больное плечо.

– Я сама себе помажу, спасибо за заботу, – отвечая сарказмом, но парень мотает головой.

– Покажи, или я сам.

– Сам.

Его пальцы небрежно касаются повязки, быстро развязывая ее, но стараясь не давить на рану. Ближе к коже ткань алеет, но на коже запекшаяся кровь превращается в черное клеймо. Линию, проходящую через перекрестье двух стрел. Через татуировку охотника.

Ненавижу его. Ненавижу до каждой клеточки в теле, которой он касался, до каждого стука сердца, что предательски болит при виде Алека.

Пальцами тут же утираю слезы, что собираются снова литься из глаз. Он же ненавидит, когда я плачу. Ненавидит свое имя. Ненавидит свое клеймо, которое теперь появилось и на моем теле.

А-27 молчит, разглядывая стрелы и слушая мои тихие всхлипы, а я изо всех сил пытаюсь отключить чувства. Только ему никогда не понять этого. Боли и унижения, на которые я обрекла себя сама, полюбив одного из Machine. Полюбив безжалостное чудовище.

– Я пыталась его выжечь, – произношу тихо и осторожно, – в Vicious есть хороший кузнец.

– HG-93, – отвлеченно.

– Да.

Минуты тишины кажутся гораздо страшнее, чем все те пытки, которым Алек подверг меня за эти месяцы.

– Уходи, – наконец произносит парень, всучив мне мазь, – и чтобы я больше никогда тебя не видел.