Текст книги "Девочка-огонёк (СИ)"

Автор книги: Nai-san

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Девочка-огонёк ==========

Маленький огонёк рождается во тьме, испуганно трясётся, бьётся из стороны в сторону в поисках выхода.

Выхода он не находит, отчего становится страшно.

Огонёк, крошечный и слабый всплеск пламени, хочет выкрикнуть:

«Где я? Я умерла? Помогите мне!»

Но кричать пламя не может. Банально нечем.

Пламя рьяно колотится о непробиваемую чёрную стену, просится на свободу. Не понимает, что случилось.

Пламя раньше не было пламенем. Оно было человеком. И воспоминания о прошлой жизни, прошлой ипостаси, никуда не делись, грея маленький огонёк надеждой и желанием выбраться из пучины тьмы.

Пламя помнит всё и хочет это вернуть. Снова стать обычной девушкой. Хочет вернуться к родителям и друзьям на родной островок Окинава.

Или для начала хотя бы вновь стать человеком, а не непонятным сгустком ярко-оранжевой энергии, запертым внутри клетки. Живой клетки.

Пламя растёт и неустанно бьётся о невидимые стенки. Бьётся с каждым годом всё сильнее и сильнее. Отчаяннее. Подгоняемое страхом забыть, каково это – быть человеком, оно без конца пытается выбраться.

И однажды у него получается.

Тело – Тсуна, как выясняется позже – принадлежит ребёнку, девочке, которая испугалась лая собаки. Всплеск эмоций, страх, даёт пламени, уже пять лет бившемуся о глухую защиту, вырваться на свободу.

Огонёк загорается на лбу девочки, глаза наливаются янтарём. Меняется не только цвет, меняется сам взгляд.

Тсуна – или уже не Тсуна – внимательно осматривается. Зелёная трава и солнце кажутся непривычно яркими и тёплыми после нескольких лет в кромешной тьме и холоде. Маленький домик, необычно высокий для низкого ребёнка забор, немного пасмурное небо – огонёк жадно осматривается. Рассматривает крохотные ладошки, испачканную от падения юбку с воланами, непослушные локоны каштановых волос.

И пусть тело странное, новое, совсем не то, огонёк всё равно радуется.

– Я жива, – говорит огонёк не своим голосом. – Я снова жива.

Мимолётную радость у огонька отбирают быстро. Прибежавшая на крик женщина, чужая мать, приводит за собой двух мужчин.

Огонёк в теле Тсуны пугается, когда мягко улыбающийся старик протягивает руку.

– Её пламя сильно, но лучше его пока что запечатать.

Огонёк трясётся, уворачивается, пытается убежать.

Ничего не выходит. И пламя с криком отчаяния засыпает, возвращается во тьму, уступая место Тсуне.

Огонёк засыпает глубоким-глубоким сном, теряя возможность мыслить, помнить и жить.

Огонёк засыпает, чтобы потом проснуться обозлённым и ещё более яростно цепляющимся за новую возможность и чужое тело.

Пламя просыпается резко, немного болезненно, будто бы его выдернули из тёмного омута и встряхнули. Оно снова осматривается, уже более опасливо и настороженно.

Тело, которое было его клеткой, подросло.

Огоньку всё равно, что на него странно смотрит какой-то ребёнок в чёрном костюме, который всё гадает, почему никчёмная Тсуна не бежит исполнять последнюю волю.

Огонёк игнорирует раздражающе высокий и девчачий голосок, который в голове всё повторял:

«Я должна успеть на урок!»

Пламя думает о другом. О свободе.

Оно втягивает свежий воздух, наслаждается прохладным дуновением ветра, топчется босыми ногами по шершавому асфальту. Вслушивается в своё – не своё – дыхание и тихие голоса неподалёку.

Пламя улыбается не своими губами и проводит пять безмятежных минут, созерцая мир вокруг. А потом вновь возвращается в клетку, но в этот раз не засыпает. Начинает выжидать, окончательно для себя решив, что это тело должно принадлежать ему.

Пять минут действия пули – короткий срок. Его никогда не хватает, чтобы насладиться жизнью, но пламя, которое провело во сне почти десять лет, радуется любой возможности. Оно привыкает к новому имени, к новой комплекции, голосу, к окружающим людям, городу. Оно набирается сил, мечтая однажды выбраться за пределы пяти минут.

Новая пуля и гиперрежим как подарок на Рождество – неожиданные и приятные. Пламя больше не чувствует сдерживающих его прутьев клетки, не слышит предсмертные желания и волю Тсуны. Пусть это и временно.

Огонёк чувствует себя ещё живее. А мечта вновь стать человеком перестаёт казаться неисполнимой.

– Я захвачу твоё тело, Дечимо Вонгола, – говорит Мукуро.

Тсуна – огонёк – скалится и увеличивает мощь пламени, которое росло день ото дня, питаемое надеждой.

– Ну уж нет, это тело будет моим, – уверенно отвечает девочка-огонёк.

***

Первое время Тсуна теряется, когда её хвалят за то, какая она смелая и сильная во время гиперрежима. За то, как она быстро перестраивает свой тип мышления и принимает тактические решения во время битв, за то, как она отчаянно спасает семью и друзей. За то, как она прекрасно спокойна и уверенна.

Тсуна смущённо улыбается, когда её хвалят за то, чего она не помнит.

Гокудера благодарит её за спасение от взрыва, кланяется, обещает быть верным, смотрит влюблённо. Восхищается её мудростью, благодарит за помощь, поддержку и добрые слова.

Ямамото благодарит за спасение на крыше школы и просит взять его в Вонголу, мягко берёт за руку и говорит, что никто и никогда не говорил ему ничего подобного, что никто его никогда не понимал.

Хибари неохотно признаёт её победу над Мукуро и почему-то больше не называет её жалким травоядным.

Дино её обнимает, говорит, что после смерти отца ни с кем так по душам не говорил.

Реборн хвалит её за старание на тренировках и за спасение Ламбо от Леви-а-Тана.

Тимотео – за победу над Занзасом, за то, что она пообещала стать хорошим боссом.

Тсуна ничего из этого не помнит.

На похвалу она улыбается, смущённо кивает, радуется, что клеймо «никчёмной» от неё отклеивается. И молчит. Никому не говорит, что не помнит.

Это ведь странно, что она забывает? Тсуна не хочет, чтобы её называли ненормальной или сумасшедшей, поэтому молчит.

Да и вдруг это нормально? Пламя – это же почти магия. Всякое возможно.

Но есть ещё одна причина. Голос. Её собственный голос, только уверенный и немного более грубый. Голос, который кричал в голове:

«Не смей говорить! Не смей всё портить!»

А потом тише и грустнее голос добавлял:

«Оставь мне хоть эти жалкие минуты».

Тсуна и не против. Ей нравится, когда её хвалят, когда смотрят с нежностью, когда заботливо касаются и ждут её ответной любви. Тсуна купается в сладких чувствах окружающих, которые заслужил кто-то другой.

Именно поэтому, годами игнорируя рациональное зерно сомнений, она продолжает молчать.

Тсуна не понимает, когда друзья говорят, что её пламя невероятно тёплое, игривое и доброе. Как пламя может быть добрым? И в каком смысле тёплое?

Тсуна постоянно чувствует ворочающийся внутри неё злой холод. Её пламя было ледяным, безразличным, но почему-то только к ней одной.

Этот тревожный звоночек она тоже игнорирует.

С каждым годом минуты забытья увеличивались. А когда Тсуну выхваливали за то, что она может входить в гиперрежим без действия пули, девушка еле сдерживала нервный смешок. Потому что ни в какой гиперрежим она не входила, он сам утягивал её в пучину беспамятства и решал все проблемы.

Неожиданно прийти в себя в другом месте прямо посреди разговора стало обыденностью.

И вот это уже страшно.

***

Тсуна, вздрагивая, открывает глаза и немного пошатывается. Украдкой оглядывается и недовольно поджимает губы.

Она помнит, как проснулась утром в постели своей комнаты в особняке Вонголы. Но сейчас на ней повседневная одежда вместо ночнушки, а вокруг не её комната, а исследовательский центр, который находился в другом здании.

За столом, уткнувшись в экран сидел Шоичи, который всё это время что-то ей говорил. Тсуна решила унять колотящееся в испуге сердце и прислушаться.

– Так что у нас всё получается! – продолжает парень разговор. – Исследование показывает, что время увеличивается. Мы уже нашли идеальный баланс для поддержания упрощённого гиперрежима. Ещё один-два раза и…

Речь Шоичи, поднявшего взгляд на девушку, резко прекращается. Он, вдруг схватив какие-то бумаги, встаёт с кресла.

– Я вспомнил, что должен был зайти к Спаннеру. Потом всё обсудим, Тсуна, – и быстро убегает из собственного кабинета.

Тсуна опустошённым взглядом смотрит в стену. Оглядываясь на годы бездействия, она понимает, как ошиблась. Тот, кто приходил на её место, решил увеличить длительность гиперрежима. И, наверняка, обманул всех её друзей.

Тсуна срывается с места, несётся к выходу из здания, не обращает внимания на растерянных её поведением подчинённых. Она садится в машину и просит быстрее отвезти её в резиденцию.

Внутрь она забегает всё также быстро, идёт по коридорам в поисках близких друзей, которым можно будет всё рассказать.

Так уж выходит, что первым ей попадается Реборн. Взрослый Реборн.

Тсуна не помнит, как именно тогда, четыре года назад, репетитор стал выглядеть так. Она просто открыла в тот день глаза. В неизвестном месте. В окружении повзрослевших Аркобалено. Они жали ей руки, обнимали, благодарили и обещали отплатить за её помощь и доброту. Тсуна, краснея и смеясь, говорила, что было несложно, что она рада была помочь снять проклятие.

Тогда единственным, что её напрягло, была дата. Календарь гласил, что Тсуна не помнит три дня из своей жизни. Но это казалось малой платой за то, что теперь Аркобалено были счастливы.

Тсуна цепляется за пиджак Реборна. Она хотела найти кого-то из хранителей, но и ему можно доверять. Это же тот самый Реборн, который остался с ней, с Савадой Тсунаёши, даже после окончания репетиторства. Тот самый Реборн, который о ней заботился.

Она в отчаянии цепляется за него и начинает сбивчиво рассказывать.

«Я… гиперрежим…»

«Ничего не помню».

«Мне страшно».

Реборн слушает молча, внимательно, не прерывает.

Тсуна боится поднимать голову. Пытается предугадать реакцию.

Она бы хотела, чтобы Реборн заботливо её успокоил, чтобы он собрал хранителей, всё с ними обсудил. Ребята бы мило за неё переживали, обещали бы ей помочь. Были бы рядом, чтобы не позволить другой сущности, в наличии которой Тсуна больше не сомневалась, взять верх.

Но где-то в глубине души она боялась, что Реборн назовёт её сумасшедшей и отправит лечиться.

Реальность оказывается куда более пугающей.

Чёрные глаза Реборна смотрели с безжалостным безразличием.

Мужчина отцепил руки Тсуны и сухо, незаинтересованно произнёс:

– Я знаю.

Тсуна отшатывается в ужасе. Вначале она не понимает, потом не верит. А затем зло думает, что Реборн всегда был двуличным.

Сдерживая дрожь и пытаясь перебороть холод, подступающий к ней изнутри, Тсуна собирается уйти, чтобы поискать своих друзей.

– Мы все знаем, – рушит оставшуюся надежду Реборн.

Тсуну трясёт. Она хочет что-то сказать. То ли попросить, чтобы он перестал так шутить, то ли выплюнуть, как она всех их ненавидит и что она догадывалась, что не нужна им. Но, не решив ничего, девушка просто открывает рот, чтобы закричать.

Яростный крик так и не вырывается.

Тсуна выпрямляется, поправляет растрёпанные волосы и перекошенную рубашку.

Взгляд Реборна меняется моментально. Чёрные глаза смягчаются, уголки губ отмирают. Он оглядывает девушку перед собой. Тсуна смотрит искренне, нежно и улыбается той самой, любимой всеми улыбкой.

Никакого пламени на лбу, никакой ярко-янтарной радужки. Но изменения есть. Карамельно-золотистый взгляд, игриво прыгающее на пальцах еле заметное тёплое пламя – признаки нового упрощённого гиперрежима. Гиперрежима, который легче поддерживать. Гиперрежима, который может длиться…

Вечно.

Реборн протягивает руку, аккуратно берёт маленькую ладошку и начинает вести девушку вперёд.

– Надо обрадовать всех, что теперь ты наконец-то с нами. Навсегда.

Тсуна… нет, уже не Тсуна…

Девочка-огонёк охотно кивает, с нетерпением ожидая, когда сможет смотреть на своих самых-самых дорогих людей без препятствий. Уже своими глазами. Касаться их. Своими руками. Любить их. Своим и ничьим больше сердцем.

Теперь всё это тело её. Всё то, ради чего она старалась, то, что заслужила, принадлежит ей. Больше нет тоненького голоска в голове. Нет тьмы и клетки.

Девочка-огонёк победила.