Текст книги "Дитя смерти (СИ)"

Автор книги: Надежда Цезарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– А у меня есть сыновья. Они в безопасности, далеко отсюда, но все же я почти также одинок, как и ты, – сказал он ей. – Единственная женщина, которую я любил, умерла, но сейчас, глядя на тебя, я думаю, что еще мог бы быть счастлив. Дай мне свою руку, я хочу хотя бы коснуться твоей нежной руки, благородная девушка. Это все, что мне сейчас нужно.

Габи поспешила исполнить его просьбу, просунув руку сквозь проклятую решетку, и он коснулся ее своей рукой.

Тут раздался знакомый им до боли резкий и насмешливый голос:

– Как трогательно! Помпей, я от тебя и не ожидала такого. Такой романтик, надо же!

Габриэль встрепенулась, а Гней, медленно обернувшись, увидел Алти.

– Что тебе нужно? – спросил он. – Неужели ты не можешь оставить нас в покое хотя бы до дня казни?

– Казнь? – переспросила она со своей дьявольской улыбкой. – Я, кажется, говорила тебе, что не собираюсь тебя казнить. Это неинтересно. Мне интересны другие вещи. К примеру, выколоть твоей новой подруге ее прекрасные глаза так, чтобы ты это видел, либо отдать на потеху легионерам в твоем же присутствии.

– Я знал, что у тебя душа гиены! Почему ты не можешь просто наслаждаться властью? Зачем причинять мучения другим? – с гневом и отчаянием в голосе вопросил Помпей.

При этих его словах губы Алти исказила зловещая ухмылка.

– А это и есть наивысшая власть – власть над твоей жизнью и смертью, – произнесла она. – Что касается тебя, моя маленькая Габриэль, подружка Зены, то я намерена осуществить свои угрозы прямо сейчас.

С этими словами она позвала нескольких легионеров и отдала им следующий бесчеловечный приказ:

– Схватите эту девку и выколите ей глаза!

Повинуясь приказу своей императрицы, воины вошли в камеру.

– Нет! – вскричал Помпей, который не мог допустить, чтобы эта юная невинная девушка пострадала. – Лучше возьми меня вместо нее, ведь это я тебе нужен!

– Мне нет дела до тебя, ты мне уже не соперник. А она гораздо более ненавистна мне, чем ты, – ответила ему Алти.

Легионеры, меж тем, схватили даже не пытавшуюся сопротивляться Габриэль, после чего один из них обернулся и вопросительно посмотрел на свою повелительницу. Ему тоже было жаль эту девушку.

– Выполняй, – сказала ему безжалостная императрица, и он, протянув к глазам Габриэль кинжал, выколол ей один за другим оба глаза, под аккомпанемент безумных воплей несчастной. Помпей заткнул уши руками, он заплакал бы, если бы еще мог.

– Я могу и продолжить, лишив ее, к примеру всех пальчиков на обеих руках, – прошипела шаманка. – Но могу этого и не делать, если вы с ней… предадитесь сейчас любовным утехам… в моем присутствии, само собой. Ну так как, ты согласен?

– Ты просто омерзительна, – сказал Помпей, но, должно быть, осознавая, что сейчас они полностью в ее власти, и она не блефует, сдался. – Но ты не оставляешь мне выбора. Приведи ее ко мне.

– Хорошо, – кивнула Алти. Затем отдала новый приказ легионерам: – Введите арестованную к нему.

Солдаты взяли Габриэль под руки и помогли слепой девушке пройти в камеру Помпея. Когда открылась дверь, тот сначала дождался, пока несчастную ввели, а потом кинулся на одного из легионеров и отобрал у него меч.

– Прости, – сказал он Габриэль, – у меня нет выбора, и я должен убить тебя, а затем себя.

– Я понимаю, – ответила ему Габриэль, – делай, что должен.

После этих слов писательницы Помпей пронзил ее мечом, а пару мгновений спустя закололся сам.

– Я победил тебя, – горько сказал он Алти, истекая кровью, и рухнул бездыханным на пол.

– Проклятый пиценец! – процедила кровавая императрица, поставив каблук на грудь мертвого врага. – Ты оказался умнее, чем я думала. Да, ты победил, но об этом будем знать только мы с тобой.

Внезапно, она вскрикнула, прижав руку к животу.

– Моя императрица? – с тревогой в лице спросил у нее центурион.

– Позови кого-нибудь! Кажется, началось! – простонала она.

Дитя, зачатое посреди смерти, теперь посреди смерти должно было и родиться.

========== Глава пятая Рождение ==========

…Алти не знала, что рожать так больно. Она была отчасти земной богиней, отчасти чудовищем, отчасти неудавшимся мужчиной-воином и в ней было слишком мало от женщины. Любовь и нежность были чужды ее природе… или почти чужды? А вот боль она любила, и боль была единственным, что она могла подарить тому, кто имел несчастье полюбить ее. Шаманка считала, что это чувство – основа всего, что рождение – это боль, смерть – боль, красота – боль и любовь – это тоже боль. Именно это она дала познать Цезарю перед тем, как убила его. А теперь купалась в боли сама, почти что наслаждаясь ею. Алти догадывалась, что и для ее ребенка… ребенка Юлия приход в этот мир сопровождается болью и страхом. Должно быть, так оно и было.

Наконец, муки роженицы закончились, и вместо очередного ее крика раздался крик слабенький, жалобный – крик новорожденного, вернее, новорожденной. Предчувствия императрицы-шаманки оказались верными, она родила девочку. Когда молодая мать прижала к себе крохотное тельце малютки, сердце ее преисполнилось горделивой радостью. Давать жизнь новому существу – это очень, очень страшно, но она справилась с этим. Теперь у нее есть дочь, ученица, наследница – та, кому она сможет передать свои знания и власть над Римом, над миром. Мать всматривалась в красноватое личико ребенка, тщетно ища в нем свои или Его черты, но тщетно, ведь девочка пока ни на кого не была похожа, просто крикливый комочек или лягушонок.

Алти поцеловала крошечную, нежную ладошку и прошептала:

– Здравствуй, Юлия.

Ей показалось, что дочурка поняла смысл ее слов, потому что глазки у нее блеснули, а еще она явственно ощутила присутствие отца девочки, к духу которого она столько раз безуспешно взывала.

«Где ты, Цезарь? – мысленно вопросила она. – Я знаю, что ты здесь, покажись!»

Но ответа не было…

Десять зим спустя.

Красивая девочка с длинными, чуть вьющимися темными волосами, блестящими зеленовато-карими глазами, бледным личиком и полными губами внимательно следила за действиями своей матери, бормотавшей что-то над подозрительного вида варевом. В странном помещении, в котором находились девочка и ее матушка был алтарь с черными свечами и пугливо оглядывавшиеся черные куры, должно быть, догадывавшиеся о том, что их птичья жизнь скоро закончится.

– Взываешь к Темным Богам и режешь глотку курице, – объясняла ей шаманка.

Алти была все еще красива, одни огромные зеленые глаза чего стоили! Взгляд их был незабываем, но иной раз в них можно было увидеть собственную смерть. Хотя сейчас, когда шаманка смотрела на дочку, в ее взгляде читалась толика ласки.

– Матушка, но почему непременно надо убивать их? – заблестели глаза у девочки.

– Так надо. Кровь жертвы нужна для связи с потусторонним миром, – ответила ей мать. – Сейчас ты воротишь носик, но со временем привыкнешь. Ты узнаешь, каково это, держать чью-то жизнь в своих руках и… отбирать ее. Какая это великая власть…

– Мам… А… А каким был мой папа? – спросила вдруг девочка.

Алти на миг отвела глаза. Юлия никогда еще не видела смущения на лице своей матери, обычно решительном и строгом, и это удивило девочку.

– Твой отец, – совладав, наконец, со своими чувствами, начала шаманка, – Гай Юлий Цезарь был величайшим из всех римлян и, пожалуй, из всех смертных человеком – непобедимый полководец, отличный писатель, – на губах женщины появилось слабое подобие улыбки, – сам увековечивший свои подвиги получше любого летописца, законодатель и где-то философ… Знаешь, как он говорил? «Каждый кузнец своей судьбы», то есть все зависит от человека. Вот, он наметил для себя цель и поверил в то, что может и должен ее добиться, и у него все получилось. Юлий считал, что лишь один шаг может изменить судьбу. Но, увы, его судьба была пасть от руки предателя. И он от нее уйти не смог…

Юлия уловила некую перемену в интонациях материнского голоса и то, что он стал каким-то глухим.

– Мам… Почему ты так странно заговорила? Тебе жаль отца?

– Д-да, – запнулась женщина. – Я ведь любила его. Никого подобного твоему отцу я не встречала, – Алти замолкла. Ей пришла в голову пугающая мысль о том, что ее собственные слова могут быть правдой. – Уже поздно, иди спать. На сегодня ты узнала достаточно, – вымолвила она, наконец.

Юлия послушно отправилась к себе, обдумывая все увиденное и услышанное ею. И все мысли девочки были об отце, которого она не знала, но так хотела узнать, а еще о странной реакции матери… Она долго ворочалась, прежде чем уснуть. Но все же сон поймал ее в свои сети, и ей привиделось красивая и, вместе с тем, пугающая картина: большое скопление людей, влюбленная пара, целующаяся под дождем и какая-то несчастная, которую должны были распять на кресте. Должно быть, толпа собралась, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Юлии было жалко бедняжку, но ее внимание было приковано не к ней, а к целующимся. Девочку поразила внешность обоих. Ей показалось, что она узнает эту красивую жестокую патрицианку. Да, так и есть, это ее мать, только моложе лет на десять. А кем тогда является незнакомец? Что если это ее отец? Юлия жадно всматривается в его черты и… узнает в них собственные. Да, в ней есть и от матери, но в основном она похожа на него. Как он красив и величествен! Хотя она улавливает в выражении его лица пресыщение, горечь и какое-то разочарование. Что-то вышло не так, как он хотел, что-то причиняет ему боль. Но отец любит ее мать, это она чувствует, вот только его любовь борется с тенью любви к другой женщине… должно быть, к той распятой.

Мать что-то шепчет отцу на ухо, и он слегка краснеет. На лице его написаны смущение и радость. Вот, она уводит его с собой, и теперь девочка видит их в спальне. Она очень смущена, так как занимаются они там такими вещами, о которых не говорят детям. Юлия будто подглядывает за своими родителями. Мать нежно ласкает ее отца, и тот, полуприкрыв глаза, наслаждается ее ласками. И тут происходит нечто жуткое… в руках матери появляется кинжал! Боги… это она, она его убила! Ее мама убила ее отца!

«Отец… папа, папочка!» – плача, зовет его во сне Юлия.

Теперь она видит себя одну-одинешеньку в кромешной тьме. Рядом никого… Но вот она слышит чьи-то приближающиеся шаги. Снова появляется Он… Как он бледен, а его тога вся в крови, но он жив, а его глаза полны любви и нежности к ней. Цезарь прижимает девочку к своему сердцу, гладит по волосикам, а потом говорит, что любит ее… и ее мать. Да, он говорит, что прощает Алти содеянное и все еще любит ее…

========== Глава шестая Ад и рай ==========

Поутру Юлия, принимая скупой поцелуй в лоб от матери, думала о том, стоит ли ей говорить о своем необычном сне. Увиденное в нем не просто взволновало, а перевернуло детскую душу, но все же девочка сомневалась в том, что это могло быть правдой.

– Ты сегодня какая-то задумчивая, прямо на себя непохожа, – проговорила ее мать.

– Мам… – Юлия вздохнула. – Я видела во сне отца, и он сказал, что не сердится и все еще любит тебя.

Алти побледнела и пристально посмотрела на дочь.

– Ты видела его? – дрогнувшим голосом спросила она.

– Да, и я все знаю, мама. Я знаю, кто его убил.

Взгляд девочки был не по-детски твердым и одновременно печальным. Глядя на нее, Алти подумала, что она, должно быть, и вправду знает все, а коль так, таиться от нее бессмысленно.

– И он, он… – у шаманки перехватило дыхание, – сказал, что не сердится на меня… после ЭТОГО? И ЛЮБИТ?

Ее голос предательски задрожал, этой женщине самой было странно испытывать подобное. Почему ее, вообще, это волнует?

– Да, он любит тебя, мама, – подтвердила Юлия. – И знаешь, я видела то, как вы целовались под дождем и как он смотрел на тебя при этом! Было видно, что он любит тебя, и как любит! Эх, вот если бы он снова был с нами, чтобы вы были вместе!..

У Алти заблестели глаза.

– Это можно сделать, – промолвила она. – Но очень опасно…

Взгляд чудесных зеленоватых глаз ее дочери тоже засветился надеждой.

– Что для этого нужно сделать, матушка? – спросила она. – Я бы все отдала, лишь бы папа был жив.

– Видишь ли, единственный известный мне вариант – это, чтобы кто-то любящий его согласился пойти вместо него в Тартар, но еще не факт, что боги примут жертву.

После материнских слов Юлия какое-то время молчала, словно что-то прикидывая для себя. Потом она выпалила:

– Мама, в Тартар отправлюсь я! Я люблю папочку и на все пойду, чтобы он был с нами.

Алти встрепенулась. Шаманка была жестока и порочна, но мысль о том, что она может потерять дитя, чье рождение стоило ей таких мук – плод их с Юлием смертельной страсти – ужаснула ее. Сама-то она отправиться в Подземный мир не могла, поскольку богам нужна была жертва с чистой душой, а не чернокнижница и прирожденная убийца.

– Не нужно этого делать! – вскричала Алти. – Я слишком порочна, а ты чиста и твою жертву, вероятно, примут, но ведь он будет со мной, а не с нами обеими. Если тебя оставят в подземном мире, ты будешь в разлуке с ним, а я без тебя!

– Я готова умереть, лишь бы он был жив, – серьезно проговорила Юлия.

– Ну что же, – тяжко вздохнула мать, – это твой выбор. Ты многое унаследовала от меня, надеюсь, это поможет тебе выстоять.

Сердце самой Алти только что сделало собственный жестокий выбор – жизнь родной дочери в обмен на жизнь мужа. Шаманка начертала магические знаки и принялась творить замол духам.

Мир вокруг Юлии закружился, и вскоре она почувствовала, что летит в какую-то глубокую темную бездну. Девочке было очень страшно, но ее подкрепляла вера в то, что она спасет отца и, если и будет лишена радости быть с ним всегда, то хотя бы увидит его и пусть немного, но побудет с ним. Кроме того, в маленьком сердечке девочки жила отвага отца, Юлия Цезаря, и ум ее был недетским умом. Получившая жизнь посреди смерти, Юлия, тем не менее, унаследовала достоинства обоих своих родителей без их пороков. Очутившись на дне этой пропасти, девочка решительно двинулась вперед.

По пути ей встречались какие-то печальные тени в темных одеждах. Она пристально всматривалась в них, но отца среди них не было. Юлия решилась заговорить с одной из них, спросив, кто является правителем этого темного царства.

– Аид был убит Зеной во время Сумерек богов, и теперь здесь правит его вдова Персефона, – ответил дух.

– А как мне попасть к ней?

– К ней самой? – удивился призрак. – Попроси Харона перевезти тебя. Но если ты жива… еще не факт, что он согласится.

– Ну, как сказала бы моя мама «Попытка – не пытка», – отвечала Юлия. Унывать она не любила. – Где он, этот Харон?

Дух молча показал ей в сторону какой-то черной реки, возле которой находился мрачного вида старик-паромщик в рубище.

– Удачи мне, – невесело улыбнулась Юлия и направилась к нему.

– Что привело сюда живую? – сердито проворчал старик.

– Я здесь, чтобы вернуть моего отца, Юлия Цезаря, в мир живых. Но для этого мне нужно вначале встретиться с Персефоной, – ответила девочка, для себя отметив его скверный характерец.

– Кого-кого? – переспросил злой дед. – Цезаря? Этого смертного, из-за которого столько хлопот? Да он не так давно сбежал отсюда, когда Зена несчастного Аида порешила! Да еще и Судеб пленил, и их нити по-своему сплел. Вот только кончилось для него все также…

– Я готова остаться здесь вместо него! – вскрикнула Юлия.

В потухших глазах старика даже мелькнуло некое подобие жалости.

– Зачем это тебе, дитя? – поинтересовался он. – Твой папаша уже отжил свое, повоевал и поинтриганствовал всласть и в настоящем мире, и в том, что сам создал… и откуда, похоже, прибыла ты сама. А ты ведь только начала жить, так наслаждайся же жизнью!

– Мама и я обе любим его… Он ее простил…

Харон тяжко вздохнул, а потом даже погладил девочку своей страшной иссохшей рукой. Не смотря на свою уродливую внешность и отвратительный нрав, он в сущности был добр и вполне мог посочувствовать.

– Ну, коль так, попытайся… Я перевезу тебя к ней, это все, что я могу для тебя сделать.

Юлия влезла в его лодку, и они поплыли к другому берегу. Там виднелся роскошный, но сурового вида дворец – весь черный и бронзовый. В передней части его находился прекрасный сад – этакий заповедник в аду из лунных лилий, ночных фиалок и роз. В тронном зале Юлию ожидала прекрасная женщина с темными кудрями, красивыми вишневыми глазами и грустной улыбкой.

– Я знала, что ты придешь, – сказала она девочке.

– Госпожа Персефона, ты – владычица мертвых и ты же богиня весны, – поклонилась Юлия, – скажи, прошу, принимаешь ли ты мою жертву! Я останусь в твоем царстве, а ты отпустишь отца!

– Дитя, – медленно проговорила царица мертвых, – я восхищена твоей смелостью и готовностью пожертвовать собой ради того, кого ты любишь. Я бы сама с радостью отдала собственную жизнь, чтобы мой любимый Аид был жив. Но… – слабо улыбнулась она. – Я не требую от тебя такой жертвы. В награду за твою самоотверженность я отпущу вас обоих.

– Благодарю, великая! – отвечала, не веря своему счастью, девочка, чьи глаза заискрились.

***

…Алти находилась одна в покоях своего огромного, ставшего для нее таким ненужным и холодным, дворца. Шаманка с самых ранних лет жаждала запрещенных знаний и власти… над людьми и над их душами. Да, она добилась всего, о чем мечтала, но какой ценой?! И стоило ли оно того? Ни дочери, ни любящего и, как теперь она имела смелость признаться себе, любимого мужа рядом не было. Должно быть, жертва не принята, и они навсегда останутся ТАМ, в объятиях смерти…

За окном барабанил дождь, становившийся все сильней и сильней… так, будто прорвало небо, как в тот день, когда Юлий назвал ее женой, когда он дарил ей безумные поцелуи и смотрел на нее с такой нежностью… И в тот же день она убила его, призвав на помощь нож. Принесла в жертву своей давней мечте и своей тяге к разрушению.

«Прости меня, Юлий…» – прошептала она одними губами.

Впервые мольба о прощении сорвалась с ее уст, и едва ли не впервые глаза Алти увлажнились слезами. Это могло показаться невероятным, ведь такие женщины, как она не плачут, но это было так.

И тут произошло чудо. Перед ней, держа за руку их общую дочь, появился он, Юлий! Одет он был в белые одежды, которые больше не были запятнаны кровью. Его лицо, казалось, стало еще прекраснее, а глаза светились счастьем и любовью. Он был счастлив видеть ее, свою убийцу, и вновь готов был подарить ей свою любовь!

– Юлий, я… – запинаясь, начала Алти. – Прости меня!

А что еще она могла сказать. Хоть и знала, что он уже ее простил?

Ничего не говоря, он склонился к ней и принялся стирать ее слезы губами.

– Теперь мы вместе, и все будет по-другому, – прошептал Юлий.

– Да, и теперь мы сами другие, – отвечала ему его жена.

А их дочь стояла рядом и просто радовалась за своих родителей…