Текст книги "Он не верил в Бога (СИ)"

Автор книги: Moretsuna yokubo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Глубже, – вдруг выдохнул Осаму тоном, полным мольбы, и жалобно посмотрел на остановившегося Арахабаки. У того сердце стучало так быстро и громко, что он даже не совсем расслышал, о чём его просят. Но инстинктивно почувствовал и повиновался. Проник глубже, резче, заставив тело под собой изогнуться дугой и зайтись в громком и протяжном стоне.

Дазай в постели никогда не был молчалив, а теперь потерял даже вечно терзающие его во время секса мысли о собственной ничтожности. Мальчик в пустыне всё ещё мирно спал, а змеи яростно совокуплялись на паркете. Всё замечательно!

Член божества скользит по чувствительному комку нервов в естестве Дазая, так что у того начинают плыть круги перед глазами. Ему слишком жарко здесь и… Слишком хорошо…

Он пытается свести ноги, сам не зная зачем. Хочется сжать Чую внутри как можно сильнее, хочется, чтобы он продолжал толкаться всё в ту же странную точку, от одного лишь мимолётного прикосновения к которой тело Падшего пробирает чувственная дрожь и окутывает приятная нега. А Накахаре хочется, искусать Осаму, потому что внутри у него слишком горячо и узко, так, что божество из последних сил держится, лишь бы не излиться раньше партнёра.

Бледная кожа кажется такой же прозрачной как крылья. Правда чем ближе они оба к пику наслаждения, тем тяжелее и материальнее становятся белые перья. Чуя замечает это и довольно ухмыляется. Это знак того, что всё идёт как надо. Крыло снова неловко дёргается, ударяя Накахару по боку. Лёгкое, когда-то, пёрышко срывается с него и падает на пол, разбиваясь на тысячу осколков. Дазай дёрнулся, вскрикнул, блаженно закатывая глаза и приходя, наконец к завершению. Пачкает подушки, на которые им обоим уже плевать, и руку Чуи. Тот с облегчением выдыхает и тоже отпускает себя.

Когда его внутренности заливает горячее семя, Дазай только тихо хнычет от непонятной смеси желания и обиды, что всё уже закончилось. Семя стекает по бёдрам, когда его тело покидают, Падший лежит пластом и пытается отдышаться. Но сделать ему этого, естественно, не дают. Чуя сильным рывком переворачивает его и, наконец, касается его губ своими. Дазай даже не понимает как, но очень уж охотно отвечает. Ему на всё плевать.

Сзади слышится глухой стук. Это прозрачные когда-то крылья упали на пол, словно отвалились от гипсовой статуи. Ты больше не ангел, Осаму Дазай, можешь не благодарить.

Дазаю совершенно плевать. Он полностью отдаётся во власть Чуи. Тот целует чувственно, проникновенно, страстно, но совсем не грубо. Он оттягивает нижнюю губу Осаму своими белыми зубками, проводит по ней острым язычком и тут же проникает им в рот, воспользовавшись замешательством любовника.

Всё, о чём думает Дазай, это о том, что этот Арахабаки кажется ему странным. А ещё он так и не назвал своё имя, хотя они уже сделали это, сотворили «страшный грех». Никакой это и не грех, на самом деле. По крайней мере для божества так уж точно. И Чуя рад этому как никогда раньше. Рад, что может воспользоваться своим правом заниматься «греховными» делами. Рад, что может грешить именно с Дазаем Осаму.

Когда он отстраняется, напоследок лизнув мягкие губы, Дазай вдруг понимает, что жив. А ещё чётко осознаёт, что за спиной у него ничего больше не трепещет. В глазах на секунду вспыхивает ужас. Он оборачивается, смотрит на валяющиеся на полу окаменевшие крылья и с облегчением выдыхает. Как же они надоели ему! Как же хотелось избавиться хотя бы от них, если уж не от жизни своей никчёмной. Чуя, видя это устало улыбается.

– Поздравляю, Дазай Осаму, ты снова стал человеком.

Голос у божества бархатный, с приятной хрипотцой. Между тонких пальчиков опять зажата сигарета, от которой к потолку струится дым. Он похож на красноглазую змею-альбиноса и Осаму почти уверен, что это она и есть. Слова Чуи почему-то совсем не пугают, жить становится не так противно и страшно, когда он думает, что сможет быть рядом с Арахабаки. Если тот, конечно, захочет. Но ему, почему-то, всё ещё не верится, что он стал тем, кем быть хотел всегда. Человеком. Именно человеком, но считал себя всегда неполноценным. Чудовищем. И эта мысль появилась давно, глодала его годами, пока наконец не добила. Съедала плоть, заставляя вновь и вновь ранить лезвием кожу, грызла рёбра, вынуждая пить таблетки, которые не помогали, и всё стремилась пробраться к ещё живому сердцу, страдающему от её верных соратников, сжигающих всё на своём пути, обращающих в пепел чувства, пытающихся уничтожить и страждущую душу. Она влекла за собой смутное уныние, превратившее жизнь Дазая в сплошную меланхолию чёрно-белых тонов. Шах и мат, Уныние…

– Я же сжёг своё тело, – непонимающе шепчет он, глядя в голубые глаза божества.

– Прах к праху, кровь к крови, – отвечает Накахара, подымая взгляд к потолку, где опять свивается в кольца сигаретный дым.

Осаму в ответ молчит. А что тут скажешь? Он бог. Хотя и недоросль, но бог, ему лучше знать.

– Так что теперь? Я могу вернуться к обычной жизни? Ходить на работу?

Вопрос странный. Признаться честно, Накахара ожидал воплей и ругательств, но Осаму отреагировал слишком спокойно. Смирился? Быть того не может.

– Работу? – переспросил Чуя, на самом деле прекрасно зная кем работает это юное дарование. Ему восемнадцать, а он уже работу нашёл. Да не какую-нибудь, а опасную и сложную. – И кем же ты работаешь?

Осаму гордо вздёрнул подбородок:

– Детективом.

Всё же, чувство собственного достоинства – его отличительная черта. Далеко не многие отличаются ею, Чуе ли не знать?

– И над каким же делом ты работаешь, детектив? – иронично поинтересовался Арахабаки, туша сигарету и бросая окурок в пепельницу-змею.

– Охочусь на одного мафиози, – с бравадой ответил Дазай. Он не видел смысла скрываться от Чуи. А толку? Всё равно же узнает. Тот только хмыкнул и ухмыльнулся, зная прекрасно, на кого ведёт охоту детектив Дазай Осаму:

– Ты спрашивал моё имя, – тянет он и у Дазая от этого голоса мурашки по коже, – так вот, в этом мире меня зовут Накахара Чуя.

И он с ухмылкой прищурился, наблюдая за произведённым эффектом. На лице бывшего ангела произошла непередаваемая смена чувств, от простого удивления от осознания факта, до бессильной ярости, которая затем сменилась отчаянием.

– Ну что, детектив, – ухмыльнулся Чуя, – поймал ты меня?

Осаму какое-то время молча смотрел на него, затем неожиданно придвинулся, взяв его руку в свою и сплетая с ним пальцы.

– Поймал, – кивнул он, – и ты меня поймал, – заключил он, кладя голову на плечо Накахары.

Чуя в ответ обнял рукой его талию.

– Что же ты теперь будешь делать, великий детектив? Ты ловил меня, и вот он я! Будешь ловить и дальше?

– Угу, – промычал Дазай, закрывая глаза. Сидеть с Чуей вот так почему-то было удивительно уютно. Хотелось, чтобы это не кончалось никогда.

– Я буду ловить тебя в постели, Чуя, потому что ты такой маленький, что там просто потеряешься.

Накахара обычно не терпел насмешек над своим ростом и внешностью, хотел было возмутиться и в этот раз, но понял своим обострённо-божественным чутьём, что бывший падший ангел, а ныне одарённый бессмертный сотрудник рядового детективного агентства, смеется скорее над собой. Это просто горькая ирония над ситуацией, в которую он попал, вот он и вымещает это на том, кто рядом оказался. А ведь кроме Чуи здесь нет никого.

– Намусорил я тебе здесь, – произнёс Дазай, как бы извиняясь за крылья, валявшиеся на паркете, и изрядно попортившие его, когда падали. Вокруг было полно мелких острых осколков, от которых на некогда блестящем паркете теперь останутся царапины.

Чуя нежно провёл пальцами вдоль позвоночника Осаму, заставив его вздрогнуть и закусить губу. Он поцеловал Дазая в ключицу и пробормотал:

– Это все неважно, это уберут…

Дазай прижался к нему ещё теснее, обхватив сидящего Чую за бёдра своими бесконечно длинными ногами.

– Я не хотел бы тебя отпускать, – промолвил он, – никогда и никуда.

Накахара усмехнулся:

– На работу к себе вместе со мной будешь ходить?

– Нет, – покачал головой Дазай, – что ты! Туда тебе точно нельзя!

– Что тогда? – промурлыкал Чуя, спуская свою руку ниже. От прикосновения к тому месту, где сейчас путешествовала рука, Дазай застонал и выдал:

– Если на работу, то только к тебе!

– Да-а-а? – протянул Чуя, – И что ты там будешь делать, на моей работе? А, детектив Дазай?

– А можно я к вам перейду? – выдохнул Дазай, выгибаясь, так как рука рыжего мафиози как раз оглаживала его ягодицу.

Глаза Накахары, цвета летнего неба, вспыхнули торжеством.

– Ну, я конечно не главный босс в этой организации, – протянул он, – но думаю, что для тебя местечко подыскать смогу. Тем более, – тут он сделал паузу, – что из таких, как ты в нашей организации кроме тебя буду я один.

Дазай отстранился от него, удивлённо и непонимающе глядя в глаза тому, кто так неожиданно оказался кладезем сюрпризов.

– Каких «таких»? Ты хочешь сказать, что… Кто я теперь? Я что, бог, как ты?

Накахара тихонько рассмеялся, переведя руку на лопатку, гладя то место, где недавно было крыло. Дазай вздрогнул от прикосновения, там теперь был шрам, но вскоре и следов не останется.

– Нет, – покачал он головой, – ты не бог, но ты теперь бессмертный.

– Как?! – вскрикнул Дазай, – Я же не этого просил! Как это так вышло? Ты специально так сделал? Но зачем?

– А разве ты против? – Арахабаки поцеловал его в шею, одновременно возобновив ласки ниже пояса.

Осаму от этого начал кусать свои губы. Этот прекрасный божок, несмотря на свой рост и худобу, был умелым и нежным, как никто. Нет, пожалуй, рядом с таким существом можно согласиться и на бессмертие.

– Я так понял, у меня и выбора нет, – хрипло произнёс он, когда обрёл способность говорить. – Вот только зачем ты со мной это сделал?

Чуя хмыкнул:

– Я не буду ходить вокруг да около, а скажу тебе сразу – я полюбил тебя, как только увидел.

И поскольку Осаму не отвечал, он продолжил:

– Смею тебя заверить, что любовь богов совсем не похожа на человеческую.

– Но мы знакомы всего два часа! – воскликнул Осаму, – Когда же ты успел?

– Я же сказал тебе, наша любовь совсем другая, – ответил ему Арахабаки с джокондовской улыбкой на лице. – Нам неведомы колебания, поэтому нам не нужно тратить столько лишнего времени на пустые сомнения. В жизни есть масса более интересных занятий. А вот скажи мне ты, Осаму Дазай, почему ты захотел остаться вместе со мной, если ты меня всего два часа знаешь?

Вторая рука Накахары, высвободившись из плена пальцев любимого, коснулась его волос, погружаясь в густую каштановую гриву, и ласково и легко массируя затылок.

Бедный детектив совсем потерял голову. Он был ошеломлён. Мало того, что на него обрушились такие новости о жизни, о смерти, о его собственной сущности, так ещё и это прекрасное изящное существо с волосами цвета пламени заявляет ему, что отныне он не один в этой жизни, и что именно поэтому она перестанет быть для него такой мерзкой.

И ему совершенно наплевать, чем занимается по жизни этот человек(?), главное теперь не упустить его, не оттолкнуть от себя, не погрузиться снова в пучину хаоса и одиночества, потому что без него…

Вместо ответа, он спрятал своё лицо в пламенеющих волосах божества, вдохнув их запах, а затем быстро наклонился и легонько куснул Чую за сосок, принимая правила любовной игры с ним.

– А вот, и не скажу! – прошептал он, почти дотрагиваясь губами до кожи божества, цвета слоновой кости. От этого на коже Чуи выступили мурашки. Воздух возле губ Осаму колебался, когда он говорил, и приятно щекотал чувствительную кожу Накахары.

Рука Чуи непроизвольно сжалась в кулак от этого дуновения, нечаянно царапнув по коже Осаму. Тот вздрогнул, поднял глаза, глядя в лицо своего божества, которое сейчас светилось такой любовью, что мысли Осаму о причинённой ему боли отлетели на задний план.

Он, по-детски приоткрыв рот, смотрел в эти бездонные озёра глаз, и тонул в них, чувствуя что погибает и возрождается одновременно и не в силах оторваться от созерцания этих прекрасных голубых, затягивающих в себя озёр. Бог он, или дьявол, Дазаю было уже всё равно, лишь бы вместе.

Змея, свернувшаяся в кольцо в метре от пепельницы, внимательно наблюдала за безмолвным разговором своего хозяина с тем, кого он только что сделал своим любовником, а затем и… Она поняла, что теперь хозяев у неё, похоже, двое. Изумруды глаз вспыхнули от огня свечи, и пригасли, словно затянувшись плёнкой. Змея спала с открытыми глазами, как все змеи. Теперь она могла наконец позволить себе это, спустя столько лет, что человеческий разум был не в состоянии осмыслить этого.

Маленький мальчик в пустыне довольно улыбнулся во сне, прижимая к себе мишку. Пустыня как-то незаметно вдруг превратилась в уютную детскую с мягкой мебелью цвета пляжного песка и потолком тёмно-голубого цвета, со сверкающими на нём позолоченными звёздами, рогатым месяцем и ласковым солнышком, с улыбками смотрящими друг на друга. Исчез тот страшный океан, ещё недавно угрожавший смести, смыть с лица земли спящего мальчика, прижимающего во сне свою игрушку.

Арахабаки, или Накахара, как его называли здесь, молча с мягкой улыбкой посмотрел на бывшего Падшего, затем вздохнул и запечатлел на губах Осаму нежный проникновенный поцелуй, на который ему точно так же ответили.

Они могли целоваться теперь сколько угодно, и никто, даже Высший Совет, не посмеет возразить, не посмеет разлучить их. Ведь, согласно Законам Вселенной, всё в этом мире пасует перед Любовью, которая способна победить что угодно, когда она есть и не является жалкой пародией на чувство.

И которую он, Арахабаки, существующий столько, сколько существует мир, наконец-то для себя отвоевал.