Текст книги "Дооптаравим"

Автор книги: Мистер 4

Красная площадь

Народ.

Один

 
Неумолим! Он от себя прогнал
Святителей, бояр и патриарха.
Они пред ним напрасно пали ниц;
Его страшит сияние престола.
 

Другой

 
О боже мой, кто будет нами править?
О горе нам!
 

Третий

 
                     Да вот верховный дьяк
Выходит нам сказать решенье Думы.
 

Народ

 
Молчать! молчать! дьяк думный говорит;
Ш-ш – слушайте!
 

Щелкалов (с Красного крыльца)

 
                              Собором положили
В последний раз отведать силу просьбы
Над скорбною правителя душой.
Заутра вновь святейший патриарх,
В Кремле отпев торжественно молебен,
Предшествуем хоругвями святыми,
С иконами Владимирской, Донской,
Воздвижется; а с ним синклит, бояре,
Да сонм дворян, да выборные люди
И весь народ московский православный,
Мы все пойдем молить царицу вновь,
Да сжалится над сирою Москвою
И на венец благословит Бориса.
Идите же вы с богом по домам,
Молитеся – да взыдет к небесам
Усердная молитва православных.
 

Народ расходится.

Девичье поле. Новодевичий монастырь

Народ.

Один

 
Теперь они пошли к царице в келью,
Туда вошли Борис и патриарх
С толпой бояр.
 

Другой

 
                         Что слышно?
 

Третий

 
                                               Все еще
Упрямится; однако есть надежда.
 

Баба (с ребенком)

 
Агу! не плачь, не плачь; вот бука, бука
Тебя возьмет! агу, агу!.. не плачь!
 

Один

 
Нельзя ли нам пробраться за ограду?
 

Другой

 
Нельзя. Куды! и в поле даже тесно,
Не только там. Легко ли? Вся Москва
Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли,
Все ярусы соборной колокольни,
Главы церквей и самые кресты
Унизаны народом.
 

Первый

 
                              Право, любо!
 

Один

 
Что там за шум?
 

Другой

 
                           Послушай! что за шум?
Народ завыл, там падают, что волны,
За рядом ряд… еще… еще… Ну, брат,
Дошло до нас; скорее! на колени!
 

Народ (на коленах. Вой и плач)

 
Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!
Будь наш отец, наш царь!
 

Один (тихо)

 
                                          О чем там плачут?
 

Другой

 
А как нам знать? то ведают бояре,
Не нам чета.
 

Баба (с ребенком)

 
                      Ну, что ж? как надо плакать,
Так и затих! вот я тебя! вот бука!
Плачь, баловень!

(Бросает его об земь. Ребенок пищит.)

                             Ну, то-то же.
 

Один

 
                                                    Все плачут,
Заплачем, брат, и мы.
 

Другой

 
                                     Я силюсь, брат,
Да не могу.
 

Первый

 
                    Я также. Нет ли луку?
Потрем глаза.
 

Второй

 
                        Нет, я слюнёй помажу.
Что там еще?
 

Первый

 
                       Да кто их разберет?
 

Народ

 
Венец за ним! он царь! он согласился!
Борис наш царь! да здравствует Борис!
 

Кремлевские палаты

Борис, патриарх, бояре.

Борис

 
Ты, отче патриарх, вы все, бояре,
Обнажена моя душа пред вами:
Вы видели, что я приемлю власть
Великую со страхом и смиреньем.
Сколь тяжела обязанность моя!
Наследую могущим Иоаннам —
Наследую и ангелу-царю!..
О праведник! о мой отец державный!
Воззри с небес на слезы верных слуг
И ниспошли тому, кого любил ты,
Кого ты здесь столь дивно возвеличил,
Священное на власть благословенье:
Да правлю я во славе свой народ,
Да буду благ и праведен, как ты.
    От вас я жду содействия, бояре,
Служите мне, как вы ему служили,
Когда труды я ваши разделял,
Не избранный еще народной волей.
 

Бояре

 
Не изменим присяге, нами данной.
 

Борис

 
Теперь пойдем, поклонимся гробам
Почиющих властителей России,
А там – сзывать весь наш народ на пир,
Всех, от вельмож до нищего слепца;
Всем вольный вход, все гости дорогие.

Уходит, за ним и бояре.
 

Воротынский (останавливая Шуйского)

 
Ты угадал.
 

Шуйский

 
                   А что?
 

Воротынский

 
                               Да здесь, намедни,
Ты помнишь?
 

Шуйский

 
                       Нет, не помню ничего.
 

Воротынский

 
Когда народ ходил в Девичье поле,
Ты говорил…
 

Шуйский

 
                        Теперь не время помнить,
Советую порой и забывать.
А впрочем, я злословием притворным
Тогда желал тебя лишь испытать,
Верней узнать твой тайный образ мыслей;
Но вот – народ приветствует царя —
Отсутствие мое заметить могут —
Иду за ним.
 

Воротынский

 
                    Лукавый царедворец!
 

Ночь. Келья в Чудовом монастыре

(1603 года)

Отец Пимен, Григорий спящий.

Пимен (пишет перед лампадой)

 
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро —
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною —
Давно ль оно неслось, событий полно,
Волнуяся, как море-окиян?
Теперь оно безмолвно и спокойно,
Не много лиц мне память сохранила,
Не много слов доходят до меня,
А прочее погибло невозвратно…
Но близок день, лампада догорает —
Еще одно, последнее сказанье. (Пишет.)
 

Григорий (пробуждается)

 
Все тот же сон! возможно ль? в третий раз!
Проклятый сон!.. А все перед лампадой
Старик сидит да пишет – и дремотой,
Знать, во всю ночь он не смыкал очей.
Как я люблю его спокойный вид,
Когда, душой в минувшем погруженный,
Он летопись свою ведет; и часто
Я угадать хотел, о чем он пишет?
О темном ли владычестве татар?
О казнях ли свирепых Иоанна?
О бурном ли новогородском вече?
О славе ли отечества? напрасно.
Ни на челе высоком, ни во взорах
Нельзя прочесть его сокрытых дум;
Все тот же вид смиренный, величавый.
Так точно дьяк, в приказах поседелый,
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева.
 

Пимен

 
Проснулся, брат.
 

Григорий

 
                             Благослови меня,
Честный отец.
 

Пимен

 
                        Благослови господь
Тебя и днесь, и присно, и вовеки.
 

Григорий

 
Ты все писал и сном не позабылся,
А мой покой бесовское мечтанье
Тревожило, и враг меня мутил.
Мне снилося, что лестница крутая
Меня вела на башню; с высоты
Мне виделась Москва, что муравейник;
Внизу народ на площади кипел
И на меня указывал со смехом,
И стыдно мне и страшно становилось —
И, падая стремглав, я пробуждался…
И три раза мне снился тот же сон.
Не чудно ли?
 

Пимен

 
                      Младая кровь играет;
Смиряй себя молитвой и постом,
И сны твои видений легких будут
Исполнены. Доныне – если я,
Невольною дремотой обессилен,
Не сотворю молитвы долгой к ночи —
Мой старый сон не тих, и не безгрешен,
Мне чудятся то шумные пиры,
То ратный стан, то схватки боевые,
Безумные потехи юных лет!
 

Григорий

 
Как весело провел свою ты младость!
Ты воевал под башнями Казани,
Ты рать Литвы при Шуйском отражал,
Ты видел двор и роскошь Иоанна!
Счастлив! а я от отроческих лет
По келиям скитаюсь, бедный инок!
Зачем и мне не тешиться в боях,
Не пировать за царскою трапезой?
Успел бы я, как ты, на старость лет
От суеты, от мира отложиться,
Произнести монашества обет
И в тихую обитель затвориться.
 

Пимен

 
Не сетуй, брат, что рано грешный свет
Покинул ты, что мало искушений
Послал тебе всевышний. Верь ты мне:
Нас издали пленяет слава, роскошь
И женская лукавая любовь.
Я долго жил и многим насладился;
Но с той поры лишь ведаю блаженство,
Как в монастырь господь меня привел.
Подумай, сын, ты о царях великих.
Кто выше их? Единый бог. Кто смеет
Противу их? Никто. А что же? Часто
Златый венец тяжел им становился:
Они его меняли на клобук.
Царь Иоанн искал успокоенья
В подобии монашеских трудов.
Его дворец, любимцев гордых полный,
Монастыря вид новый принимал:
Кромешники в тафьях и власяницах
Послушными являлись чернецами,
А грозный царь игуменом смиренным.
Я видел здесь – вот в этой самой келье
(В ней жил тогда Кирилл
                           многострадальный,
Муж праведный. Тогда уж и меня
Сподобил бог уразуметь ничтожность
Мирских сует), здесь видел я царя,
Усталого от гневных дум и казней.
Задумчив, тих сидел меж нами Грозный,
Мы перед ним недвижимо стояли,