Текст книги "Пепел. Книга первая"

Автор книги: Мери Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Мир сошел с ума. И это было ужасно. В одно мгновение самые близкие стали врагами. И не просто врагами, люди превратились в чудовищ. Человечество было обречено. Всего за несколько часов человек перестал править этим миром, превратился в скот и был вынужден спасаться.

Мы последние, кто остался в живых.

Будучи маленькой девочкой, я попала в Подземелье. За долгие годы, что я здесь нахожусь понимание нормальной жизни стерлось из памяти. В переломный момент у меня появилась возможность не просто сбежать из этого места, но и скрыться от самого могущественного и ужасного человека. Я не знаю, что ожидает меня на поверхности, но выбора больше нет. Побег это единственная возможность спасти себя и близкого мне человека. Кто друг? Кто враг? Это вечные вопросы, на которые я не знаю ответа.

Меня зовут Джей, и это моя история.

Часть первая: Подземелье

Глава первая

– Эй, Джей постой! Джей подожди меня!

– Если ты будешь и дальше тащиться как каракатица, то мы не успеем на слушание о вылазке! А это, я, пропустить не могу! – бегу дальше по коридору и распихиваю всех локтями, за что мне в след летят не самые приятные реплики, да и черт с ними, я должна услышать вердикт из первых уст.

– Ты же понимаешь, что тебя все равно не выпустят наружу? – моя единственная подруга Дженна наконец догнала меня. – Сенатор тебя не выпустит! Ни за что на свете! Джей? Ауууу ты слышишь меня?

– Да срать я хотела на Сенатора и его мнение по этому поводу, если я пройду отбор, то даже он не сможет сделать ровным счётом ни-че-го! А я пройду отбор, вот увидишь! Я не могу больше терпеть всё это, понимаешь? – мы петляем быстрым шагом по последнему коридору, который ведёт в святая святых подземелья, <<верховный зал суда>> – так они называют этот просторный холл. У дальней стены стоит трибуна и всё самое важное в нашей никчемной жизни произносится оттуда, а по периметру расставлены скамейки как в какой-то кафедре.

Иду между ступеней и не могу протолкнуться через поток людей, это сродни бегу во сне, вроде и силы прилагаешь, но практически не двигаешься с места. Расталкивать всех приходится одной рукой, на второй повисла Дженни – которая на ходу просит у всех прощение за моё поведение. В принципе, как всегда.

– Уважаемые жители подземелья! – Боже меня сейчас стошнит от этого голоса, уверенный раскатистый на весь зал. – Прошу минуту внимания! Как я уже говорил ранее, наши запасы заканчиваются и фермы не справляются с содержанием всех жителей.

Выдерживает паузу, что бы до всех дошло уже, что больше в этой консервной банке нечего делать. Завуалированно сообщает: мы все умираем. Но мне это только на руку.

– Восемнадцать лет назад произошла ужасная катастрофа, и как вы все знаете, мои дорогие друзья… вакцинация, к сожалению, не помогла человечеству. Нам с вами повезло, что мы живы и здоровы. Первая вылазка наружу была ровно через триста шестьдесят пять дней как мы попали сюда. И так продолжается каждый год, мы выбираем двадцать человек, и это лучшие из лучших. Но к моему величайшему сожалению.... ни один гражданин подземелья не вернулся, мы не знаем, что с ними произошло, но лично я, молюсь за них, и верю, что они живы, но по каким то причинам не могут вернуться за нами. Сейчас мы вынуждены опять собрать группу для отправки на верх… я понимаю, что вам страшно и волнительно, но это крайняя мера, завтра начнётся отбор и в очередной раз двадцать лучших кандидатов отправятся уже через восемь дней на разведку и я уверен, что именно эта группа добьётся успеха и будет нашим спасением! – свою речь заканчивает практически криком. Зал взрывается аплодисментами, и я их понимаю, ведь это не жизнь, а существование. Без возможности вздохнуть свежий воздух полной грудью, увидеть солнце и зажмурится от его ярких лучей, растения, что благоухают свежестью, зверей с их грацией. Делать то, что хочешь и не оглядывать по сторонам.

– Господа, прошу тишины! – на лице Сенатора появилась мерзкая улыбочка, меня аж передернуло от его взгляда, когда в толпе он нашёл мое лицо.

– Всех кандидатов, кто хочет положить начало новой эры человечества и стать нашими героями, я попрошу пройти в тренировочный блок, там вас уже ждут медики, они осмотрят вас и только здоровые и крепкие люди смогут пройти наружу.

Хлопнул в ладоши и потёр их друг о друга, как будто поймал назойливого комара и растер в порошок. Не отпускает ощущение, что прихлопнул он меня.

– Так же проверят знания кандидатов; на умение обращаться с оружием, врачевание и даже дедукцию. Спасибо за внимание! Да прибудет с нами милость Божья!

За всё время он не отвёл от меня взгляд, и что-то мне подсказывает что Дженни права, мне от него не избавиться не только при жизни, но и после смерти. Холодок побежал по спине, я так сильно сжала зубы, именно от этого отбора зависит моя жизнь.

Чувствую, как подруга потянула меня из зала вслед за толпой.

– Нет, нет и нет! Это просто самоубийство выходить от сюда, я думаю, что ты должна ещё подумать, прежде чем уходить. А как же твоя мама? Она больна и не переживёт если с тобой что-то случиться! Джей? Ты вообще меня слушаешь?

Если бы вы только знали, как я устала делать то, что мне говорят. Изо дня в день одно и тоже. Гонг, подъем, ужасная еда в столовой, работа «туда куда пошлют», ринг и снова гонг, отбой. В перерывах между этими делами, забота о моей маме, которой с каждым вздохом становится только хуже. Смотреть каждый день на то, как она медленно и мучительно умирает, пытка. Но в этом месте я ничего не могу сделать. Я бессильна.

– Я не могу здесь остаться. И ты знаешь причину. К тому же ты обещала присмотреть за ней, пока меня не будет. – выразительно смотрю на подругу, от чего она опускает глаза в пол.

Как она не понимает, если я останусь, то меня ждёт участь похуже смерти. Меня ждёт жизнь под гнётом Сенатора. Он маньяк ей Богу, я не знаю как остальные этого не видят, возможно они все понимают, но их политика такая, «пока меня не трогают, я не влезаю в неприятности».

– О, нет! Он идёт в нашу сторону! Не оборачивайся!

Поздно… К нам уверенной походкой движется этот монстр. В своём коричневом строгом костюме, конечно потрепанного временем, но чистого и с галстуком, «с галстуком!» кто их вообще носит в наше время и в нашем месте? Ему примерно лет сорок пять или около того, карие глаза которые кажется смотрят в самые недра твоих потаенных страхов и вытягивают их на поверхность, тоненькие губы как две струны, прямые и безжизненные, нос с горбинкой, я надеюсь, что когда то он был сломан. От этой мысли мои губы растянулись в улыбке, и вот я уже рисую в своём воображении, <<сейчас он подойдёт, и я ему сломаю нос ещё раз, и там появится горбинка размером с кулак>>. Мммм заманчиво, даже очень.

– Джей Хелена Морис, Дженни ….

– Крайтон сер. – писк подруги.

Подсказывает моя подруга и буквально начинает склонять голову в поклоне.

– Ах да, конечно! Дженни Крайтон, добрый день милые леди. И я надеюсь на общее благоразумие и понимание того, что в этих стенах более безопасно, нежели на верху. – выразительно смотрит на меня.

– Это, смотря для кого. – будь проклят мой язык, даже в моменты страха перед ним, я не могу промолчать.

Блин, я даже вида его не переношу, он словно пиявка, присасывается и забирает все жизненные силы. Из-за него моя мама больна и мало того именно по его указке её не лечат местные врачи.

– Мисс Крайтон? Не оставите нас на минутку, с моей суженой? У нас очень личный разговор.

По его взгляду кристально ясно, что это не просьба – это приказ.

– Ааа… да, конечно, Джей я буду ждать тебя…. Ну вон там.

Указывает в противоположную сторону от отборочного пункта и сбегает, вот же предательница. Хотя.... я бы на ее месте сделала тоже самое, его компания крайне не приятна. До тошноты.

– Милая, посмотри на меня. – делает шаг ко мне.

– Вы не можете меня так называть, никакая я не милая. – шаг от него.

– Как грубо с твоей стороны, так разговаривать с твоим будущим супругом. У тебя не может быть более важных дел чем Я. По-моему, я уже не раз тебе это объяснял.

Так стоп, вот на этом моменте меня может и вырвать. Поднимаю на него глаза и вижу очередную мерзкую улыбку, что расползлась по его лицу и неотрывный взгляд маньяка, который упёрся прямо в меня. Я знаю, ЧТО именно он вспоминает. Да Сенатор не один раз объяснял мне, до треснувших ребер разжевывал свою истину. Он мой повелитель, а я слуга, посланная на его жизненный путь, чтобы служить и боготворить. Ну уж нет. Пока жива, я не смогу смириться с этим.

– Да никогда в жизни! Меня от вас тошнит, и становится безумно мерзко только о мысли …. Да я даже слов не могу подобрать и уж тем более произнести это вслух! Этого никогда не будет, никогда! – слова льются ядовитым потоком. Вокруг много свидетелей, сейчас он мне ничего не сделает. Но после…

У меня перехватывает дыхание, когда он резко хватает меня за руку и притягивает к себе, чувствую запах каких-то трав, которыми всегда от него несёт, надеюсь это лекарство. Он болен и скоро сдохнет. Желательно в муках.

– Я не потерплю от тебя таких речей. Ты же понимаешь, что через полгода, когда тебе исполнится двадцать лет, наш договор с твоим отцом вступит в силу.

Ещё сильнее сжимает мою руку, от чего я невольно вздрагиваю, на что он улыбается и говорит ещё тише:

– Лишь только благодаря этой бумаге, ты и твоя больная мамаша ещё живете здесь, а не на улице кормите одичавших людей.

– Во-первых, отпустите меня.

Вырываю руку из его жесткой хватки и растираю запястье:

– Во-вторых, он мне не отец и распоряжаться моей жизнью он не мог. Это всё ВЫ подстроили. Мой родной отец, так бы никогда не поступил. В-третьих, клала я на вас и ваш договор.

Отворачиваюсь и не успеваю сделать и шага как до меня доносится его противный тягучий голос:

– Хочу кое-что прояснить. Даже не думай идти на отбор, тебе его не пройти. Ты же знаешь, я постараюсь сберечь то, что принадлежит мне. Хорошего дня милая.

Срываюсь с места и несусь со всех ног в сторону тренировочного блока. Бегу подальше от Сенатора и его коварного плана. Я здесь не останусь, чего бы это мне не стоило.

Тренировочный зал весь в серых тонах, спортивные снаряды перенесли в дальний угол, груши сняли и бросили поверх матов, только ринг остался в центре ярко-красное пятно, на котором я провела очень много времени. Люблю это место, для меня оно является отдушиной от рутиной жизни в подземелье, наш тренер Пол Уорен, мужчина лет сорока пяти, высокий, подтянутый с коротким ежиком светлых волос и с кристально ясными голубыми глазами, стоИт облокотившись на канаты и смотрит, что сотворили с его детищем. Скажу вам честно – это лучший человек в этой дыре, когда я впервые пришла в зал в десятилетнем возрасте, он один не посмеялся надо мной, а принял мои рвения всерьёз и тренирует уже на протяжении почти десяти лет, он для меня больше чем наставник, наверное я отношусь к нему как к отцу, о котором почти ничего не помню, он остался там на поверхности. Спросите почему он не здесь со мной и мамой, я вам отвечу, что не знаю, у меня есть его фото и только, ни воспоминаний, ни рассказов о нем нет, и думаю не будет. В последнее время мама часта стала впадать в беспамятство. Чаще всего даже меня не узнаёт. Ну об этом я подумаю позже. А пока…

– Привет Пол! Ну как много желающих в этом году?

Тоже облокачиваясь на канаты и, обвожу взглядом людей что стоят в очереди на осмотр, большинство из них мои ровесники, может старше лет на пять – шесть. Поколение, которое помнит, что творилось восемнадцать лет назад на поверхности, предпочитают оставаться здесь и не высовываться, у многих семьи и ответственность за них. Только что, за импровизированную ширму зашла девушка лет двадцати шести кажется ее зовут Кристина или Керолайн, ну что-то там на "К".

– Привет, да не особо, тридцать шесть, но половина из них никудышные, например видишь вон того парня с серьгой в носу?

– Ага, а что с ним не так? – Пол обреченно качает головой.

– Он ни разу не приходил в зал, я даже имени его не знаю, и он от нервов пока подписывал формуляр два раза уронил ручку.

– Ну знаешь ли, на кону его шанс.

– Он не пройдёт отбор. Трусливым на поверхности не место, но, если произойдёт чудо и его кандидатуру подтвердят, думаю, он будет первым погибшим.

– Ясно. Почему ты решил, что будут погибшие? – в ответ получаю лишь тяжелый вздох. – А где формуляр взять? Желающих уже тридцать семь.

Улыбаюсь и чувство предвкушения переполняет меня. Слышу тихий шёпот своего сердца «ты на правильном пути». Скоро я уберусь отсюда и буду свободна, хоть один день в своей никчемной жизни, но я добьюсь независимости.

– Было поручение, тебя не допускать до отбора.

Смотрит теперь на меня и слегка улыбается. Эта улыбка подбадривала меня на протяжение долгих лет, она настолько радушная и до боли родная. На секунду… всего на одно мгновение, меня одолевает печаль. Еще несколько дней и возможно, я его больше никогда не увижу. Настолько близкого человека у меня больше нет и думаю не будет. Плохо схожусь с людьми. Только он видел мои слезы и срывы. Историки и неудачи. Ни Дженни, ни мама не знают меня на столько на сколько знает Пол.

– Ты же это не серьезно? – усмехнулась.

– Серьёзней не бывает, я не хочу, чтобы оба мои ребёнка покидали меня в один и тот же день. Знаешь, сын твёрдо намерен в этом году пройти отбор. Приглядывай там за ним. Хорошо?

Протягивает мне листок и ручку. Он верит в меня и это даёт мне неописуемое ощущение победы. Я не знаю, как благодарить его, за всё, что он для меня делал и как много давал поддержки и понимания в самые ужасные моменты моей жизни.

– Хорошо. – подмигнула ему.

Заполняю бумагу и ставлю подпись, двигаюсь в сторону очереди. И вот я уже следующая перед ширмой. Слышен хлопок и ругань за ней, словно фурия вылетает девушка в одном нижнем белье. Она безумно красивая, длинные рыжие волосы, точеная фигура и гневом пышущие зелёные глаза, что смотрят прямо на меня. Мы знакомы? Сомневаюсь. Такую внешность невозможно забыть. Хотя, что-то знакомое в чертах её лица есть.

– Вот тварь, решил меня облапать! Ну я ему съездила и по морде, и по яйцам! Представляешь, принял меня за шлюху, которую пошлют с отрядом, для справления нужды! Урод! – одевает через голову сарафан, под всеобщим взглядом. Не обращая ни на кого внимания, словно она у себя дома одна, а не в огромном зале, где большинство мужчин.

– Думаю к тебе он не полезет, а то и так <<бо бо>> шарикам.

Подмигивает мне, перекидывая свои шикарные волнистые волосы через плечо и уходит, а я стою с разинутым ртом и провожаю ее взглядом, в общем, как и все.

– Следующий.

С той стороны смотрового кабинета раздаётся приглушённый голос, наполненный болью, от чего у меня вылетает смешок. Захожу и вижу; сидит наш врач с красным лицом и ещё более красной правой щекой.

– На что уставилась? Раздевайся. – рычит он.

Берет мой формуляр и что-то активно начинает в нем писать.

– Генетические заболевания? Жалобы? Аллергии? Переломы? В общем рассказывай всё о своём здоровье.

– Ммм… я совершенно здорова. Жалоб, переломов, аллергии нет. Чувствую себя прекрасно.

Даже если бы это было не так, я все равно ему не сказала бы, да и мама то особо мне не сообщит, даже если я о чем-то и спрошу. Померил мне давление, пульс, осмотрел на наличие травм и повреждений. Отпустил и сказал, что через два часа список будет висеть здесь же с именами тех, кто прошёл осмотр. Оделась и пошла в свой блок, молясь лишь о том, чтобы я была здоровее как минимум половина пришедших на осмотр.

Глава вторая

Открываю дверь домой, хотя это громко сказано <<дом>>. Перед глазами комната; куда входит односпальная скрипучая кровать, старый стол у которого одна ножка короче остальных на пару сантиметров и узкий шкаф, широкий нам и ни к чему. И у меня, и у мамы по одной сменной одежде, да пара ботинок, хорошо размер один, в этом же шкафу лежит свернутый матрасик, на котором я сплю. Он на столько пропах плесенью и сыростью, что порой ночью просыпаюсь от приступа тошноты. С потолка свисает одинокая лампочка и сейчас она опять мигает, да так, что глаза начинают слезиться.

Мама лежит, свернувшись в клубочек и тихонько постанывает, не могу на неё смотреть без сожаления, в душе каждый раз возникает камень из боли и безысходности.

Когда то, Анна Морис была красивой женщиной, так я могу судить по фото, которое всегда ношу с собой. На нем изображена девушка примерно моего возраста, она улыбается так искренне, как я не улыбалась не разу в жизни. Её темные волосы собраны в небрежный хвост, несколько прядей выбились и развеваются на ветру, рукой пытается их придержать, а второй обнимает девочку двух дет, которая стоит на пеньке и показывает в объектив свой маленький розовый язычок. Эта маленькая милая девочка по имени Джей Хелена Морис – это я. А с другой стороны стоит высокий, стройный и очень симпатичный блондин, это мой папа, но его я, к сожалению, не помню. Этот снимок был сделан за две недели до так называемого конца света. Такой беззаботной и счастливой маму я не видела ни разу, точнее видела, но не помню. Когда мы попали в подземелье, ей было очень тяжело зарабатывать на пропитание для неё и маленькой девочке, но она нашла выход.

Имя этого выхода – Тедди Болмен, и он ужасный человек. Если я ещё когда-либо его увижу, то не знаю, что делать; бежать или попытаться убить его. Он много боли принес маме и только за это он достоин страданий.

Мне было четыре года, когда мама познакомила нас. Было такое правило "он приходит – я ухожу". Тогда я не понимала, что происходит на этой скрипучей кровати, когда меня нет. После его визитов у нас была еда, не просто жижа, которую выдают в столовой, а хлеб, рис и даже пару раз консервы. Это продолжалось долго, иногда после того, как Тедди уходил, мама была в синяках и ссадинах, часто ночами она тихонько плакала в подушку, думая, что я ничего не замечаю. В это время меня и пересилили на матрац, мама говорила «не могу позволить тебе спать на этой кровати». Тогда будучи маленькой невинной девочкой, я думала, что чем-то огорчаю свою маму, и она меня больше не любит. Когда мне исполнилось семь он пришёл не один, а с дружком, имя его Рональд Эшвуд, он же.... Сенатор. Именно в этот день я вышла из комнаты и побежала к своей единственной подруге Дженни и вспомнила что оставила фото на столе, а это единственная вещь, которая принадлежит мне и только мне, я со всех ног неслась обратно. За несколько шагов до двери, я услышала крик моей мамы полный боли и отчаяния. Я начала ломиться в дверь. Ручка под моим напором не поддавалась, я плакала и била по двери, прося чтобы мама открыла её, после того как дверь резко открылась и я ввалилась внутрь, меня тут же оторвали от пола и бросили на кровать к маме, которая пыталась прикрыться покрывалом и плакала. Плакала и просила их меня не трогать, все время твердила Тедди что они так не договаривались.

– Всем молчать!!!

От этого крика я вздрогнула и подняла глаза на Сенатора, с того дня этот голос вселяет в меня ужас и отвращение. Он присел на корточки передо мной, сразу после того, как застегнул ремень на своём обвисшем животе.

– А это кто у нас такой сладенький? – подкрадывается ко мне.

– Нет, прошу вас, не трогайте её, она ещё ребёнок. Я сделаю всё, что вы хотели от меня, но её не трогайте. Прошу…. Умоляю вас… – заикаясь на каждом слове, мама о чем-то молила его.

Она уже просто захлёбывалась своими слезами, что градом катились из красных, опухших глаз. Дернула меня ближе к себе за руку, и я почувствовала её дрожь и страх, что плавно перетекли в меня.

– От тебя, я больше ничего не хочу. Как твое имя дитя? – растягивая слова улыбнулся он. Но его глаза не затронула эта улыбка.

– Мам? Почему ты кричала? -прижимаюсь ближе к ней. По дальше от него.

На тот момент маленькая я не понимала, что это, переломный момент наших с мамой жизней. Мой взгляд искал поддержки в глазах единственного родного человека, но там плескалась только всепоглощающая безысходность. Уже тогда она понимала, её дочь попала на радар чудовища, а она бессильна что-либо сделать. Противостоять ему невозможно. Сбежать невозможно. Спасения нет.

– Твоя мама напугалась мышку. Её никто не обижал, так как твоё имя? – начинает раздражаться.

– Мышку? Их здесь никогда не было… – в недоумении смотрю на мужчину, от которого веет чем-то жутким и ранее мне не знакомым.

– Джей, меня зовут Джей Хелена Морис.

– Милая малышка Джей. Я буду называть тебя Хелена. Ты не против? – не дожидаясь ответа. – Сколько же тебе лет?

Я помню те ощущения до сих пор, мне было очень неуютно под его взглядом, казалось, что он подмечал каждое мое движение, каждый мой вздох и каждую слезу, что скатывается с уголка глаза.

– Семь, ей всего лишь семь лет. Господин Сенатор, молю вас…

Он не дал ей договорить. Жестом велел заткнуться.

– Ты что, сумасшедшая? Я не извращенец, дура ты безмозглая, тем более я не могу навредить такому милому созданию!!!!

Вопил так, что до меня полетела его слюна и я впервые ощутила его мерзкий запах трав, который преследует меня по сей день. Тогда я не знала, что в моей жизни этот запах будет олицетворять страх и боль.

– Я вполне могу подождать несколько лет и забрать её у тебя на законных основаниях. Пустые проблемы, человеку моего положения ни к чему.

– Мама я не хочу. Ты же меня не отдашь? Никому? – с мольбой смотрю на маму.

– Детка, конечно, нет! Ты это всё что у меня осталось, ТЫ это всё, что имеет значение.

Прижимает меня к себе, и я ей верю, ведь она – это тоже ВСЕ, что у меня есть. Она же моя мама, единственный человек на всей земле, кто действительно, меня любит и никогда не придаст, что бы я не совершила.

Так я думала, когда мне было семь лет. Через три года я пойму, что словам верить нельзя, даже если очень хочется. По прошествии этого времени Тедди и Сенатор подсадили Анну Морис на какие-то наркотики или что-то вроде того. Через три года их употребления, она готова была меня отдать, точнее продать за очередную дозу. Но наш всеми уважаемый Сенатор на тот момент составил договор, который она подписала. Там говорится, что отныне она является женой Тедди и все права на меня передаёт ему, в свою очередь он можно сказать подарил меня своему боссу. И всё. Я просто вещь, которая приглянулась человеку с безграничными возможностями.

Да вот так, в свои десять лет я была дарована извращенцу, но видимо в какой-то момент просветления моя мама, прописала пункт, что до двадцати лет я свободна от любых притязаний Сенатора. Он особо и не возмущался так как был женат в очередной раз. Свобода моя, это только иллюзия и я это понимаю. Поэтому я должна выбраться. Обязана доказать себе, что я способна ему противостоять и добиться намеченной цели.

– Джей? Это ты? – от воспоминаний отвлёк еле слышный болезненный голос из-под покрывала.

– Да Мама, это всего лишь я. – присаживаюсь на пол рядом с ее подушкой, смотрю в выцветшие глаза с огромными синяками под ними, лицо покрыла испарина, но губы сухие и потрескавшиеся. Скоро начнётся очередная ломка, это самые ужасные моменты нашей жизни. Берет меня за руку и тянет на себя.

– Джей он приходил сегодня. Сказал, что заберёт нас, нужно срочно собрать вещи.

– Хорошо, я соберу.

Этот разговор продолжается уже несколько лет, ей кажется, что приходит мой отец. И она искренне верит, что это правда. Раньше я пыталась объяснить, что это не так, но тогда все заканчивалось печально; она начинала биться в истерике и могла покалечить либо себя, либо меня. От ее криков отчаяния, кровь леденела в жилах и все заканчивалось огромными потоками слез.

– Он нас не оставит. Ты же знаешь, как он меня любит.

У мамы закрываются глаза, и моя кисть выскальзывает из ее холодной влажной ладони. Провожу рукой по ее волосам и целую в висок. Надо сходить за едой и водой, а потом следует узнать результат. Мне очень хочется, чтобы она выслушала меня, о том как я пойду на верх и попытаюсь разыскать отца, чего бы это мне не стоило и потом я вытащу ее из этого гиблого места, вылечу и мы будем жить, а не выживать. Я мало верю, что найду папу, скорее всего его уже нет в живых. Тогда я найду место, куда смогу её увести.

– Я люблю тебя мама, и хочу, что б ты понимала я сделаю все чтобы ты жила, уведу тебя как можно дальше от Сенатора и его отравы. Слышишь мам?

– Конечно, девочка моя. И я тебя люблю.

Сказала, даже не открыв глаз, а ведь она не отвечала мне на вопросы уже примерно шесть месяцев. Постоянно находится в просторах своего разума. Эти слова для меня так много значат, что не передать словами. Я думаю, что каждый человек нуждается в любви, хотя бы в крохе нежности и сочувствия. Лично я нуждаюсь, но вслух это никогда не произнесу. Неужели она действительно сейчас меня услышала? Поняла?

– Мам? Ты хочешь есть? Или может пить?

Всё… В ответ тишина… Каждый раз я понимаю, что надеяться на лучшее не стоит. Лишь по тому, что, когда твои надежды не оправдываются, тебя словно сносит огромным поездом очередного разочарования и от этого становится ещё более печально чем было ДО появления этой чертовой надежды. Поднимаюсь, укрывая её покрывалом и иду за пайком.

Глава третья

Зал был полон и к спискам я пробиралась почти с боем, пока искала глазами своё имя на фоне нервозности воздух застрял где-то в горле. Его тут же вышибло ударом – объятием, а в лицо прилетело облако рыжих волос.

– Поздравляю! Улыбайся, так как никогда в жизни, Сенатор смотрит прямо на тебя.

Смотрю в лицо девушки с недоумением.

– Спасибо, конечно, но причём здесь Сенатор? – она театрально закатывает глаза.

– Я прекрасно знаю, что ты следующая его жертва. Так сказать “печальная невеста”. Да в принципе все знают это, просто вид не подают. Кому в наше время нужны проблемы с «правителем», и ты видимо не знаешь моего имени. Саманта Келли. Приятно познакомиться.

– Вот, черт! Мне жаль твою сестру. – теперь понимаю, почему её лицо показалось мне знакомым.

–Да мне тоже, она была не виновата, что понравилась уроду со связями и в итоге поплатилась за это. Так же, как и ты… Я понимаю почему ты бежишь с этого места. Он уже говорил о тебе, когда Лия еще была жива. Так что улыбайся, сделай ему больно, пусть видит, что ты утекаешь у него между пальцами и он бессилен… Бессилен что-либо сделать, как и его жены. – в уголках глаз скапливается влага, но она быстро приходит в себя.

– Что он с ней сделал? – этого ни знает никто.

– Лучше спроси, чего он с ней не делал? После её убийства у меня в этом клоповнике никого нет, и находиться здесь я больше не в силах, каждый закуток этого места как будто говорит мне, "ты ее не спасла", и боюсь если останусь, то сойду с ума и сделаю необдуманный поступок. – зачем она это мне говорит.

На секунду, всего лишь на одно мгновение ее улыбка спала, и я увидела очень уставшую от жизни девушку, возможно такую же одинокую как я сама.

– Прости, я не должна была спрашивать тебя. Напоминать тебе о горе. Итак переключимся. Прошло двадцать шесть человек по здоровью, нам с тобой из гонки надо выбить шестерых, и мы будем свободны. – она располагает к себе.

Вот теперь я улыбаюсь искренне, но с небольшим сомнением и в ответ вижу тоже самое. Это самая странная беседа, за долгое время. Я не знаю её. Она не знает меня. Но у нас есть общая цель. Свобода.

– Да, уже объявили, что будет ещё два этапа, ориентирование на местности по картам и борьба с умением пользоваться оружием. Пойдём отметим, следующий этап завтра с утра.

– Отметим? – не понимаю я.

– Раньше так говорили. – смеётся. – Типа отрывались, тусовались и так далее, но мы можем выпить по стакану воды с запахом плесени. Как тебе?

– Нет я пойду к маме, хочу побыть с ней пока есть возможность. Увидимся с утра здесь же.

– Хорошо, если надумаешь, заходи ко мне – третий блок, конура номер триста четыре.

Выхожу из зала и чувствую, как спину мне прожигается чей-то взгляд. Хотя я знаю кому он принадлежит и готова поспорить Сенатор явно не доволен. Ведь я ослушалась. А его указам все должны подчиняться беспрекословно.

Немного предыстории. Всего у Сенатора было четыре жены, все молоды и привлекательны, ровно до того момента как он замечал их. Имя первой Элла Фостер, ей было двадцать один год, когда Рональд Эшвальд взял её в жены. В двадцать три она погибла, как говорят: упала с лестничного пролёта и сломала себе обе ноги, руку и шею. Вторую звали Рейна Батт ей едва исполнилось восемнадцать, как она стала миссис Эшвальд, она была сиротой и вступиться за неё было не кому, да и вряд ли появились бы желающие. Ее он мучал дольше всех, она практически не выходила из их отдельного отсека, соединенного с кабинетом. Но туда часто приходил врач. Умерла она в двадцать два, утонула в ванной. Третья супруга была двадцатилетняя Алисия Бичем, умерла через три месяца после замужества – покончила с собой. Повесилась в тренировочном зале. Нашёл ее тело утром мой нынешний тренер, по его словам он даже её не узнал, все тело было покрыло в багровых синяках, а на правой руке отсутствовал средний палец. Ну и его четвёртая жертва – это, как оказывается сестра Саманты – Лия Келли. Она провела с ним полтора года, ее тоже редко кто видел. Как всегда, любит говорить сенатор «институт брака нужно чтить и уважать, жена должна своим видом радовать только мужа». Как она умерла никто не знает, об этом даже не объявили. Все поняли, что он вдовец, когда на собрании он появился в своём чёрном «траурном» костюме одетый в четвёртый раз. Знаете самое обидное в этой истории, это то, что никому нет дела до того, что этим стадом идиотов управляет неуравновешенный человек с садистскими наклонностями. Они все думают: «вот сегодня день прожили и уже хорошо», а что там с другими? Да плевать. Возможно, я бы тоже так относилась если честно, просто всё это касается меня на прямую. Мне хочется верить, что если бы мой папа был здесь, то обязательно спас бы меня. Я искренне надеюсь, что он один из лучших людей на этой планете. Он это единственное, о чем говорит мама, когда более-менее выплывает из дурмана.

После всех этих ужасных смертей я просто боюсь представить, что ожидает меня через полгода. Раньше я недоумевала, почему он ждёт всё это время следуя пункту договора, но в один из дней я узнала причину. «Ожидание делает мой приз, более желанным» – цитата Рональда Эшвальда.

Глава четвертая

Не успеваю дойти до комнаты как мне преграждает дорогу Люк. Знакомьтесь – это шестерка Сенатора. И его данная перспектива очень даже устраивает. Почти волоком тащит меня в кабинет, хотя у меня и в мыслях не было сопротивляться. Какой в этом резон? В каком-то смысле я даже ждала такого поворота событий. Один тоннель, второй, третий. Дверь. Толчок в спину. Щелчок замка за мной – как выстрел в тишине.