Текст книги "Цепной Койот"

Автор книги: Мэри Эго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Сцена 25. Побег

Снег хрустел под ногами, как пересушенный хлеб. Я бежал, то и дело оборачиваясь, боясь, что отец обнаружит мою пропажу. Если после такого поймает – три шкуры сдерёт. Мало того что я ушел без разрешения, так ещё и одет, точно на улице лето, в джинсы да хлопчатую рубашку с рукавами по локоть. Только шарф сверху намотал, тот самый, который на прошлый день рождения прислала посылкой мама. Мама…

Вчера мне исполнилось восемь. Отец поздравил по-своему – вручил шоколадный кекс и новые колючие варежки, а вечером выдал ремня за разбитую чашку. Чашки были для него важнее какого-то дня рождения.

Я опять кричал, что уеду к маме, а он в ответ, чтобы уколоть побольнее, врал, будто она от меня отказалась. Будто бросила. Полночи я глядел в окно, а к утру всё решил. Хотел как следует собраться в дорогу, но отец взялся за рюмку, опять позвал соседей что-то праздновать. Может, он как-то узнал, что я скоро от него уйду, вот и радовался?

Из своей комнатушки я слышал пьяный смех и звяканье бутылок. Слышал, как снова по косточкам разбирают мою мать, точно она какой-то конструктор. Каждый раз они складывали её по новому: “Шлюха”, “Сумасшедшая”, “Богатейка без совести”. Спрашивали, что отец будет делать со мной, если она не объявится?

И правда – что? Зачем я ему сдался? Иногда казалось, что меня на убой растят, как телёнка из мультика. Только там отец-волк приёмыша полюбил, у нас же любовью не пахло…

Куртка, свитера и зимняя обувь хранились в прихожей, но ещё день ожидания казался пыткой. Бежать надо было сегодня. Сейчас! Я надел две майки, а поверх рубашку, обул кроссовки, замотал шарф и вышел через чёрный ход, побежал в сторону, где скрылась машина, когда мама уезжала. Полтора года с тех пор прошло…

Уже стемнело, люди попрятались в дома, на улице я заметил только старого школьного завуча, бредущего к магазину. Прошмыгнул мимо, он и ухом не повёл. Глуховат был.

Вскоре дома остались позади, вперед потянулась дорога вдоль кромки леса. Я пробирался по ней через снежные сугробы, уши у меня совсем онемели, на ощупь стали точно льдышки. Но мама часто говорила, что я не мерзлявый, что закалка у нашей семье в крови, а значит, какой-то дурацкий холод меня не обыграет. Может, мама меня за поворотом ждёт? Может, её просто не пускали, а она тут, приехала на мой день рождения?

Пригляделся к деревьям, шепнул:

– Мама… – и громче: – Мама!

В ответ ветер покачал кроны, подул в спину, подгоняя. Ветер был на моей стороне, только холода в нём было слишком много. Сначала я двигался вдоль дороги, но потом испугался, что какая-нибудь машина может высветить фарами, и зашёл в лес. Звуки деревни тут же стихли, точно их стеной отгородило, и даже ветер, запутавшись в ветвях, поутих. Стало будто теплее.

Я зашагал бодрее, стараясь не терять из виду дорогу. Она должна была вывести меня к городу. Если надо – неделю буду идти! Ради успокоения я похлопал себя по карманам, где хранились припасённые с завтрака сушки. Как-нибудь продержусь, не такое большое дело. В городе к любому милиционеру подойду, он меня к маме вернёт. Я и адрес и фамилию – всё знаю, только бы добраться раньше, чем отец спохватится. Понять бы, зачем я ему сдался? Зачем вообще дети рядом нужны, если их не любишь? Если тебе от них одно расстройство? Если чашки да рюмки важнее, почему бы не накупить их побольше, а детей оставить в покое?

Вслед за ушами онемели щёки и нос. Покалывало губы. Я выдохнул на ладони паром, потёр локти. Пальцы гнулись как оловянная проволока. Идти становилось труднее, стучали зубы. Но я уже решил – умирать буду, но не вернусь. Уж лучше так, в лесу с волками, чем обратно.

Вдруг снова налетел ветер, донося до ушей неясный звук. Я затаился, прислушался.

– Ау-у! Помоги-ите.., – голос был тонкий, надтреснутый. Я потоптался на месте, не зная, что решить.

“Подожди ещё немножко, мама”, – попросил, прежде чем двинуться на звук. Я хотел только посмотреть, не показываясь. Но ещё прежде чем подошёл, голос меня заметил:

– Кто тут!? – крикнул испуганно. Наверное, снег меня выдал. Оказалось, голос шёл из ямы в человеческий рост, может, выкопанной для охоты или ради забавы. На дне, обхватив себя руками, стоял мальчишка в пузатом пуховике, на вид – младше меня, испуганный, насупившийся, с опухшими от слёз веками. Губы у него были синие, точно перемазанные черникой, а на самом деле – обкусанные холодом.

– Ты к-кто? – спросил мальчик, задирая голову. Волосы топорщились из-под шапки рыжими иглами. – Откудова тут. Случаем не оборотень?

От такого предположения я слегка опешил, даже задумался на секунду. Спросил, хмурясь:

– С чего ты взял?

Мальчик смотрел настороженно, приглядываясь. Видно было, как ему страшно, но ещё страшнее было, что я решу уйти.

– Бабушка говорила, что ночью по лесу оборотни бродят. А ты в одной рубашке, посреди леса. Так что, ты один из них?

– А если бы был, думаешь признался?

– Это вряд ли, – вздохнул мальчик.

Мне вдруг до ужаса стало жаль, что я в самом деле не оборотень и не умею оборачиваться в волка. Волки, должно быть, никогда не мёрзнут, шкура у них толстая и тёплая. И можно бежать, куда глаза глядят. Хоть к маме, хоть куда…

– А оборотни всегда знают, кто они? – с надеждой спросил я.

– Скорее всего.., но я теперь вижу, ты всё-таки человек. Я тебя вспомнил, ты из нашей деревни, да и глаза у тебя вон – красные от слёз. А оборотни не плачут.

– Кто это тут плакал? – вскинулся я. – По себе не суди, малявка. Я расчесал просто. А вот ты – развесил нюни. Кричишь: «помогите», зверьё привлекаешь. Кто знает, может медведя разбудил!

Мальчик от такого заявления совсем раскис.

– Не трусь, – хмыкнул я, а у самого голос дрожал от холода. – Сейчас мы тебя отсюда мигом вытащим. Как тебя звать, кстати?

– Гена, но все зовут Грач, по фамилии. Правда, вытащишь?

– Не сомневайся! А как в яму угодил, Грач?

– Я собаку свою пошёл искать. Она в лес убежала. Но заплутал, и вот. Ты только не уходи, ладно?

– Эй-эй, сопли-то подбери! Никуда не уйду, пока тебя не вытащу.

Я огляделся, в поисках палки побольше. Но снег замёл землю, а что не замёл, то вечер спрятал под тенями. Оставался ещё один вариант, но ему внутри всё противилось, отнекивалось.

– Ну, что там? – взволнованно спросил Грач, и я, сдавшись, стал разматывать мамин шарф.

– Эй, держи крепко, – я скинул ему один конец, а за другой стал тащить.

Ноги скользили по снегу, ткань жалобно трещала, из ямы доносилось пыхтение и вот голова мальчишка показалась на поверхности…

***

Вечернее небо было усыпано звёздами. Заснеженная земля тонула в тенях. Алек, чертыхаясь, брёл по перекопанной шинами дороге, то и дело останавливаясь и вглядываясь себе под ноги, пытаясь отыскать следы Павла в месиве из гравия и льда.

“Насколько безголовым надо быть, чтобы в такой холод убежать из дома?” – ругался Алек себе под нос. – “Совсем не думает о родителях? Как они восприняли его побег? Небось, места себе не находили…”

От злости на Павла хотелось что-нибудь сломать. Тот уже дважды ускользал от Алека. Стоило приблизиться, как воспоминание менялось и поиски приходилось начинать сначала.

Сколько времени он тут находится? Может быть, час, а может быть, несколько дней, вполне возможно, что иллюзии живут по собственным законам. Оставалось надеяться, что дни в реальности не успели улететь вперёд и время есть.

Алек перешагнул очередной раздавленный колесами сугроб, когда вдруг заметил, что следы уходят в лес. Стоило зайти за деревья, как до ушей донеслись голоса, а вскоре обнаружился и сам виновник всех бед – худой мальчишка в летней безрукавке, с синяками на локтях и предплечьях, с красным от холода лицом и синими губами. Это был Павел.

Жмурясь от усилия, он, стоя на краю ямы, тащил из неё кого-то за кусок серой ткани. На поверхности уже показалась вязаная шапка, вздёрнутый нос и ворот пуховика.

– Давай руку, Грач! – крикнул Павел, подаваясь вперёд.

Мальчик по прозвищу Грач попытался схватить протянутую руку, но промахнулся и судорожно вцепился Койоту в штанину, выбивая у того землю из-под ног.

Раздался сухой треск валежника, и с громким "ой!" Павел кувыркнулся в яму. Грач едва не последовал за ним, в последний момент успев перевалиться на снег.

Алек стал подходить ближе, снег захрустел под ногами, но мальчишки гостя не замечали.

– Блин, извини, – пробормотал тем временем Грач, неловко поднимаясь на ноги. – Ты как?

Павел уже встал и теперь пытался ухватиться за край, неловко подпрыгивая и карабкаясь по стене, как упавший в стакан жук. Яма заледенела и не поддавалась. Взрослый выбрался бы в два счёта, но у ребёнка шансов было мало. Ветер усилился, качая кроны, поднимая в воздух снежные воронки.

– Зачем ты это сделал? – запыхавшись, крикнул Павел. Голос у него дрожал от холода, а на щеке наливалась цветом ссадина.

– Я не специально.

– Да? А чего тогда встал, как столб? Вытаскивай меня! Там шарф рядом, видишь?

Грач засуетился, хотел было поднять найденный шарф, но неожиданно замер, завороженно глядя на качающиеся кроны и по-птичьему вжимая голову в плечи.

– А может… может, я лучше пойду? – жалобно попросил он.

– Что? Почему?

– … лучше взрослых позову. А то вдруг правда оборотни или медведи. Ты же сам сказал, вдруг разбудили?

– Какие ещё медведи?! Вытаскивай меня!

– Но я что-то видел! Та-ам, – Грач махнул в сторону деревьев. – Сиди тихо, ладно? Мой дед всех знает в деревне, он мигом твоего папу приведёт.

– Нет! Только не отца! – надрываясь, кричал Павел из ямы, а Грач уже припустил в сторону дороги. – Подожди. Предатель! Только не отца. Трус! Стой! Я же помог тебе, не уходи!

Павел кричал вслед, пока у него не осип голос. Потом ещё раз попытался допрыгнуть, чтобы зацепиться за край но, вдруг взвизгнул, и стал трясти руками, болезненно жмурясь. Видимо, поранил пальцы о лёд. Он дышал часто, из последних сил сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Плечи ходили ходуном.

– Предатель, трус. Ненавижу, – прошептал он, оседая на снег, точно у него в один миг закончились все силы.

К своей досаде Алек почувствовал, что ему жаль Павла. Не выходило связать воедино: надменного, язвительного Койота из будущего и испуганного замерзающего ребёнка. Раз этот Шакал дожил до своих лет, значит Грач всё-таки привел взрослых. В ином случае Павел замёрз бы насмерть. И не было бы никаких Уз, никаких проблем с Тиной. Но глядя на дрожащего мальчика, желать такого исхода не получалось.

Налетел ветер, раздувая снег, откуда-то сверху раздалось зловещее уханье, точно лес посмеивался над попавшем в его ловушку ребёнком. Алек, спустившись в яму, присел возле Павла, позвал:

– Эй.

Шакалёнок посмотрел затуманившимся взором. Сил у него совсем не осталось, холод и усталость брали своё. Но уже радовало хотя бы то, что он заметил чужое присутствие.

– Привет, узнаёшь меня? – спросил Алек. – Я здесь, чтобы забрать тебя в реальность.. Эй? – слова звучали глупо, но некому было над ними смеяться. Даже Павел их, кажется, не слышал. Мелко дрожа, он обхватил себя тонкими ручками в бесполезной попытке согреться. Изо рта вырывался пар.

Смотреть на замерзающего ребёнка, даже понимая, что это Павел, было невыносимо. Не зная, что ещё предпринять, Алек снял с себя разорванную Гиенами куртку (он всё ещё был в ней) и накинул шакалёнку на плечи. Он сомневался, что это поможет, но просто сидеть и ждать тоже не мог.

– Я не плачу, честно, мама. Не плачу, – пробормотал маленький Павел, точно в бреду, и тут же всхлипнул, утыкая нос в согнутый локоть. Сколько ему? Семь, восемь? Алек попытался растереть ему плечи, но это не помогло. Что там говорил Барон? Надо “убедить” Павла вернуться в реальность? Но как это сделать, если тебя не слышат?

– Сплошной стресс, а не детство. Неудивительно, что из тебя вырос такой засранец, – сочувственно сказал Алек. – Но признай, ты и сам виноват. Потерпи ещё немного, тебя скоро найдут, придёшь в себя… и тогда поговорим.

Ему вдруг стало неловко за то, что он смотрит чужие воспоминания, и пришлось напомнить себе, что и Павел кичился, будто видел воспоминание о крыше, когда Алек прозрел, а Тина потеряла свои хвосты.

От леса донеслись голоса, видимо, отец всё-таки пришёл, как бы Павел ни просил об обратном.

Голоса становились ближе, а очертания Павла вдруг начали бледнеть, пока он не исчез вовсе. А через мгновение по глазам ударил солнечный свет.

Проморгавшись, Алек обнаружил себя в заболоченной впадине, в которую превратилась яма. Тут же лежала порванная куртка. Лес шелестел листвой, стрекотали насекомые.

Осталось найти маленького Павла и убедить его вернуться.

Почему-то казалось, что теперь, зная кусочек его детской драмы, всё получится, словно пережитое вместе воспоминание на время приглушило пожар войны, перебросив шаткий мостик через пропасть непонимания. Правильные слова теперь просто обязаны были найтись.

В этот раз Алеку повезло. Он прошёл вдоль леса в сторону деревни, когда заметил впереди, шагах в десяти, небольшую компанию. Несколько мальчишек и девчонок смотрели, как двое других ребят постарше валяли Павла в дорожной пыли. На этот раз ему было лет десять или чуть больше.

– Будешь знать, как на нас скалиться. Мамочке пожалуйся! Ой, точно, она же свалила от тебя подальше! – ржали мальчишки, занося ботинок для удара.

Всхлипывая от обиды, Павел безуспешно прикрывался руками, пытаясь уберечь лицо. Нос кровоточил, щёки “украшали” грязно-бурые разводы. Среди зевак Алек заметил мальчишку из ямы. Грач подбадривал задир и таращился на Павла без капли сочувствия.

Прежде чем Алек успел подойти, мир заволокло пеленой, и картинка внезапно стала меняться – сгустились сумерки, набухли тучи, воздух наполнился удушливым предчувствием грозы.

Прежнее воспоминание закончилось и началось новое. Зеваки и задиры исчезли, как дым, а Павел, в одно мгновение повзрослевший и вытянувшийся в нескладного подростка, вдруг оказался стоящим на ногах недалеко от того места, где раньше валялся в пыли.

Теперь уже он сам пинал под дых одного из своих недавних мучителей. Детское выражение обиды и непонимания сменилось на знакомую гримасу отвращения ко всему и вся. Губы кривила ухмылка. Примерно такой же ухмылкой Павел встретил сегодня Алека у ограды зоопарка. Ударив в последний раз, Павел сплюнул, хрипло гаркнул:

– Теперь понял своё место, сука, – и, сунув в рот сигарету, отвернулся от своей жертвы, тут же натыкаясь на Алека. Щурясь, смерил взглядом, спросил: – А ты еще кто такой? Что-то я тебя здесь раньше не видел.

– Нет, я… – пробормотал Алек.

– Чего блеешь, как баран? У тебя что, зубы лишние?

Алек был куда выше Павла-подростка и явно сильнее, но того, кажется, ничто не смущало. Алек приметил свежий шрам на подбородке, ссадину на скуле, отбитые костяшки рук. Драться шакалу было не привыкать.

– Павел, послушай, мир вокруг тебя – это воспоминания. Это всё с тобой уже случалось, понимаешь? – Алек решил говорить как есть, но под надменным взглядом получалось смешно и нелепо. – Нам нужно возвращаться в реальность. Прямо сейчас, иначе…

– Ты чё, поехавший? – затянувшись от сигареты, заржал Павел. – У нас уже есть местный придурок, – он показал подбородком на стонущего на земле парня. Кажется, у него был сломан нос. – А ты станешь следующим, если не свалишь.

Алек никогда не любил встревать в уличные разборки, хулиганов презирал за отсутствие мозгов и желание самоутвердиться за счёт других. Всегда легче начистить морду, нежели включить мозг, а бухать проще, чем заняться спортом. Но сейчас он невольно пожалел, что у него нет опыта общения с подобными отбросами.

“Господи, да он же просто подросток! Просто возьми его за шкирку и …”. Что делать дальше, Алек не имел ни малейшего понятия, но надеялся, если прервёт воспоминание, то это и будет тем, что вернёт их в реальность.

Он шагнул вперёд, хватая Павла за предплечье.

– Сейчас ты пойдёшь со мной, поня.. ох-х, – и тут же согнулся пополам от боли, это Павел коленом засветил ему в живот.

– Ты на кого наехал? – негодующе рыкнул Койот.

Лицо его поплыло, точно сигаретный дым. Воспоминание сново менялось, а Алек даже на йоту не приблизился к цели. Самое время было впасть в отчаяние.

Листья на деревьях стремительно скукожились и пожелтели, точно их жизнь поставили на перемотку. Ветер огрубел, солнце спряталось за серую простыню облаков, а носа неожиданно коснулся запах гари.

Небо над деревней осветило зарево пожара. Послышались крики. Что-то подсказывало Алеку, что именно в той стороне нужно искать Павла. Может, при встрече огреть этого придурка чем-нибудь по затылку? Или попросту вмешаться в воспоминание, не дав ему завершиться? Знала бы Тина, с кем связалась. С прожженым гопником. Даже самое поганое детство не даёт права быть жестоким с окружающими.

Внутри у Алека, точно гул приближающегося паровоза, нарастала тревога. Что, если он не справится? Почему Барон не объяснил подробнее, что нужно сделать? Как убедить, если Павел так реагирует?

Алек невольно сжал кулаки, пытаясь унять нервозность. Своим психозом он никому не поможет, надо найти Койота как можно быстрее, иначе…

"Интересно, что делает сейчас Тина? Всё ли у неё хорошо?" – с тоской подумалось ему.

Сцена 26. По ту сторону воспоминаний

Я сказала Барону, что плохо ощущаю лисёнка, но то была не совсем правда. Просто, чтобы настроиться на связь, приходилось закрывать глаза и погружаться в себя, а это было страшно. Ведь стоило прикрыть веки, и пугающие яркостью ощущения буквально сбивали с ног. Узы начинали жаром пульсировать в грудной клетке. Тень беспокойно царапалась на краю сознания. А ещё чувства лисёнка. Он был напуган. То и дело звал маму. Его сердечко стучало, как маленький барабан.

Я посылала малышу успокаивающие эмоции, но они не помогали. Я извинялась перед ним за всё случившееся, но и эти мысли уходили в пустоту. Лисёнок беззвучно плакал, тоскливо и отчаянно, и в его горе была виновата я.

Впрочем, только ли в этом? Я смотрела на бледные безжизненные лица Павла и Алека, на бутылочки с прозрачной жидкостью, которая спускалась вниз по капельнице и текла теперь по их венам. Поможет ли она им? Справятся ли они?

Вдруг Павел дёрнулся на кушетке, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Я подлетела к нему, склонилась, прислушиваясь к частому дыханию.

Павел дрожал, его и без того бледные губы посинели, как бывает, когда слишком долго плаваешь в холодной воде. Я прикоснулась к его рукам. Кожа была ледяная.

– Ох, нет. Подожди, сейчас-сейчас! – я заметалась по комнате. В угловой тумбе обнаружилось шерстяное одеяло. Я укрыла им Павла, но он продолжал выбивать зубами чечётку. Глаза под веками носились туда и обратно, пальцы скрючились и вцепились в матрас. Алек тем временем продолжал лежать неподвижно. Мне оставалось только догадываться, что в их сознании происходит. И только один человек мог помочь.

Я бросилась к двери и, распахнув её, крикнула в темноту:

– Эй! Нужна помощь! Скорее, Барон! Кто-нибудь.

Ответом стала тишина. Но у меня не было времени ждать. Я выскользнула в полумрак коридора, быстрым шагом прошла до гостиной, заглянула внутрь. Помещение тонуло в темноте, тут никого не было. Посередине стоял знакомый стол, а рядом были кучей сгружены стулья, которых раньше я не замечала. Но сейчас мне было не до того, чтобы думать ещё и о стульях.

– Эй! – снова позвала я, чувствуя, как потеют ладони. Из глубины помещения раздался рык, загорелись точки глаз. Псина! Я попятилась, со свистом захлопывая за собою дверь. Встречаться с чокнутой собакой Илоны мне не хотелось от слова совсем. Но где же сама хозяйка?

Стоило об этом подумать, как до чутких ушей моей Лисы донеслось невнятное бормотание, а потом хрипящий голос произнёс:

– Волчица мать, глаза закрыв, столкнёт детей своих в обрыв.

Голос доносился из первой комнаты. За стеклянной вставкой я могла разглядеть смазанные очертания скрюченной фигуры в кресле. Мать Илоны! Невольно вспомнилась наша встреча несколько дней назад. Её пророчество и свой ужас, когда эта полуживая женщина схватила меня за руку.

– Откроет лжец свои глаза. Беги от них, пока жива… твоя душа. Его душа, – сипло пропел голос.

Мне некогда было вникать в эту бессмыслицу, так что я быстрым шагом дошла до оставшейся комнаты – смотровой, той, где стены были измалёваны странными символами, а посередине стоял стальной стол, на котором меня погружали в воспоминания, чтобы разобраться, откуда взялась Тень. Я толкнула дверь.

Илона с Бароном были здесь, посреди тускло освещённой комнаты. Они замолчали на полуслове и повернули ко мне лица, а у меня появилось неприятное чувство, будто я прервала важный разговор и мне не рады. Илона казалась раздражённой, словно её погладили против шерсти. Морда Ящера не выражала эмоций, но поза казалась уж слишком расслабленной, точно на показ.

– Там Павел… он весь дрожит, как в лихорадке. Думаю, что-то случилось, – сказала я, стараясь игнорировать раздражённый взгляд Кошки а-ля: "ты как всегда не вовремя".

Барон причмокнул языком от таких новостей:

– Вот видите, дорогая, – сказал он, обращаясь к Илоне, – всё, как я говорил. И дальше будет хуже, если только вы не согласитесь помочь, конечно. Тем более, это в ваших интересах.

Кошка скривилась, точно ей на хвост наступили:

– А вы всё продумали, верно? Это тоже часть плана? – неприязненно протянула она.

Барон развёл руками:

– Хотел бы, чтобы именно так всё и было. Но некоторые события случаются без моего участия.

– Что происходит? Как она может помочь? – не выдержала я. Мне вообще было неясно, почему никто из этих двоих ещё не кинулся проверить Павла. Словно им плевать.

– Илона – проводник, – сказал декан, – у неё есть возможность подключиться к воспоминаниям.

– … подключиться? Вы хотите сказать, она может пойти и помочь Алеку вытащить Павла?

– Именно так.

– Но… есть же какое-то “но”, верно?

– Верно. Дело в том, что это немного ускорит истощение Павла, но думаю, рискнуть придется. Александру нужна поддержка. Он мало знаком с законами воспоминаний.

– Уверена, он справится, – тут же ощетинилась я. Кошка фыркнула на такое заявление.

– Но, Аустина, – Барон говорил медленно и очень проникновенно, – есть ли у вас уверенность, что Александр до конца понял, какая задача перед ним стоит?

– Не… не знаю.

– Боюсь, то, что я увидел в линиях вероятности, не сулит удачного исхода. Без помощи Илоны им вряд ли удастся выбраться до полного истощения Павла. А вы сами понимаете, что это значит.

– Неужели нет другого выхода? – мне категорически не хотелось пускать в голову к Павлу эту Ведьму. От одной подобной мысли внутри что-то переворачивалось.

– Если он и есть, я его не знаю.

Повисло молчание. Илона и Барон смотрели так, будто именно я должна была принять решение. Взять ответственность. Но почему-то у меня было такое чувство, словно выбора мне не оставили. Словно всё давно решили, и теперь подводят к ответу за руку, как маленькую девочку. Могла ли я доверять Барону? Его мотив оставался мне не ясен. Но Илона-то на стороне Павла? Она не допустит, чтобы ему нанесли вред, не так ли?

– Что на счёт Алека? – я посмотрела на Кошку, пытаясь угадать её мысли по выражению глаз. – Ему не будет никакого вреда?

Илона молчала несколько секунд, а её глаза оставались холодными и жестокими. Она хищно улыбнулась:

– Больше, чем уже есть? Вряд ли. Не хочу признавать, но Барон прав – выбора нет. Твой рыжий, как бы ни пыжился, вряд ли справится. Он слишком мало знаком с законами воспоминаний. Но вижу, тебе не хочется пускать меня голову к Павлу. Ой, не смотри так на меня, у тебя всё на лице написано.

– Можно подумать, тебе нужно моё позволение.

– Удивишься, но в данном случае твоё согласие действительно имеет значение. Вы связаны Узами, без твоего разрешения я не смогла бы ничего сделать.

– Да ну? – скептически хмыкнула я. – И где расписаться? Или просто слов достаточно?

– Именно, что слов, – кивнул Барон. – Слова имеют больший вес, чем все привыкли думать. Просто скажите, что даёте нам с Илоной согласие, и этого хватит. Я понимаю ваше недоверие к Илоне, но беру ответственность за неё на себя. Обещаю, что всё будет хорошо и мы справимся. Я не допущу, чтобы что-нибудь случилось, Аустина. Вы мне доверяете?

Эти двое смотрели на меня так, что мне хотелось куда-нибудь спрятаться. А ещё лучше – вернуться к Павлу, которому явно прямо сейчас требовалась помощь. От неловкости я сунула руки в карманы джинс. – Хорошо, да. Вы правы. Раз выхода нет, тогда я… даю согласие, – едва я это произнесла, Узы в груди вспыхнули. Похоже, слова действительно имели значение.

Кошка хмыкнула, многозначительно посмотрела на Барона.

– Я присмотрю за твоей мамой, – бесстрастно кивнул тот.

– Надеюсь, скоро она сама сможет за собой присматривать, а если нет…

– Всё зависит от того, как скоро вы решите проблему с Павлом.

Илона цыкнула и, взмахнув подолом платья, направилась к двери. Я следила за ней с тревогой. “Это ошибка. Ошибка! Ей нельзя верить!” – вопили мысли, но я запихнула их в самый дальний угол. Илона ненавидит меня, но Павлу она плохого не желает.

Она поможет, ведь она его… любит, так?

– Милая, вы правильно поступили, – сказал Барон, когда Кошка исчезла за дверью. Приблизившись, он в успокаивающем жесте положил морщинистую руку мне на плечо. – Понимаю ваши сомнения, тут каждый бы их испытывал. Но это лучшее решение. Илона профессионал, каких редко встретишь. Она не самый приятный человек и часто не может удержать язык, но надо смотреть на дела. Она пустила нас в дом, помогает Павлу. За это можно простить её неприятную эксцентричность, правда? Хотя порой это утомляет даже меня! – он хмыкнул и похлопал меня по плечу. – Вот увидите, дорогая, не пройдёт и пары часов, как она вытащит ваших друзей. А мы пока тоже не будем терять времени даром. Займёмся подготовкой к ритуалу. Вы большая молодец, что так быстро освоили джамп и нашли сосуд.

– Вы подсказали, где искать.

– Но остальное только ваша заслуга! Пойдёмте тогда к лисёнку. Он уже нас заждался.

– Да, – согласилась я, делая два шага к двери. В голове крутились невесёлые мысли, но поддержка Барона грела. Наверное, он единственный за последнее время, кто верил в хороший исход. После сарказма Илоны это было особенно ценно. – А скажите, если не секрет, причём тут мама Илоны?

– Скажем так, я обещал услугу за услугу. Она поможет Павлу, я помогу Марии.

Я помолчала несколько секунд, обдумывая, какие мотивы движут Бароном. Может быть, зря я выискиваю подводные камни? Я спросила:

– Вы думаете, всё будет в порядке?

Когда ответа не последовало, обернулась. Барон улыбался, кажется, впервые за всё время, что я его знала. Эта улыбка сделала его чешуйчатую морду зловещей.

Он смотрел куда-то мне за спину так жадно, что меня пробрала дрожь. Но прошла секунда, декан перевёл взгляд и снова стал прежним – мудрым стариком, который только хочет помочь запутавшимся студентам.

– Всё будет лучше, чем было. Обещаю, – серьёзно сказал он.

Я только ещё раз понадеялась, что поступила правильно. Нечто в глубине подсказывало – очень скоро узнаю ответ.

"Алек, вытаскивай Павла поскорее!" – мысленно попросила я. Жаль, мои мольбы не могли ему помочь.