Текст книги "Неэвклидово задание (СИ)"

Автор книги: Мёбиус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Джип остановился на высоком холме. Впрочем, и со дна оврага легко было узреть то же самое. Стоило лишь выйти из машины и задрать голову.

  Город, висящий в небе. Чудо антигравитации и неэвклидовой геометрии. Действующая четырёхмерная модель бутылки Клейна, застроенная домами. Зрелище то ещё. Уж никак не для слабонервных. От этой тяжеленной дуры в облаках и домов, перевёрнутых крышами вниз, агенту Шону вдруг захотелось бежать без оглядки. А вдобавок участки застройки, где одни дома проникали сквозь другие, вызывали настойчивое желание протереть глаза. Глупое желание для стрелка: коли не пресечь его сразу, будешь тереть, тереть, пока не воспалится эпителий век. И попробуй тогда прицелься. Ибо глаза твой хлеб.

  – Угадайте, как это строили? – предложил Шону высоколобый эксперт, приставленный его консультировать по научно-технической части.

  – Собрали на Земле, а потом подняли? Или собирали прямо там, в воздухе?

  – Второе, – выбрал эксперт. – Первые секции небесного фундамента воздвигали при помощи грузовых вертолётов. Это было зрелище... Представьте: несколько сот машин целый месяц посменно держалось в воздухе!

  – И за месяц всё выстроили?

   – Нет, конечно. Просто запустили антигравитационный генератор. После того надобность в такой прорве вертолётов сразу отпала. Ну а город пятнадцать лет строили. Десять лет на сборку бутылки, пять на возведение домов. Дальше в течение десятка лет заселяли.

  – Долго искали желающих, – покивал Шон.

  – Желающих-то хватало, – сказал эксперт-социолог. – Но позволить себе купить дом в небесах могли только миллиардеры. Из последних отсеивали тех, кто реально заселяться не планировал – авторам проекта требовалась действующая модель города. И они своего достигли.

  – Смелые миллиардеры, – прокомментировал агент Шон. – Не опасаются, что вся эта махина однажды грохнется оземь?

  – Сверху всё выглядит иначе. Там земного притяжения нет, зато в наличии внутренняя гравитация системы. Так что на ногах они стоят твёрдо.

  – Подтверждаю, – сказал шериф штата. – Сверху иначе.

  И в словах его звенело ожесточение.

  Чёртова Лапута, подумал агент Шон, вновь задирая голову. Город-головоломка. Поди сыщи там человека, умеющего прятаться. Или не совсем человека, как показал тот анализ крови господина Кламма, с уточнения которого всё и началось. Именно попытка его задержания властями соседнего штата привела к... Ладно, подробности не так уж и важны. Факт, что соседнего штата больше нет, а вероятный виновник вернулся к себе домой, как ни в чём не бывало.

  – Говорят, у многих обитателей города К. и хромосомы выгибаются в ту же многомерную неэвклидовость, что бы это ни значило, – промолвил эксперт-социолог, угадав направление его мыслей.

  – Надеюсь, это не даёт им способности проходить сквозь стены, – буркнул шериф.

  А как насчёт дистанционной детонации ядерных зарядов? Тоже генетически задана? Ну да что бы ни выгнулось там в генах у господина Кламма, надобно загнуть обратно любой ценой. На предварительном инструктаже так и сказали: выживание объекта поисков не в приоритете. Ну ещё бы. Чёртов мутант!

  – Как туда добираются? – поинтересовался у шерифа. – Наземного сообщения, как я вижу, не предусмотрено.

  – Вертолётом. Там есть посадочные площадки – их отсюда не видно.

  – Наверное, они на верхней оконечности бутылки? – предположил Шон.

  – Если можно так сказать, – уточнил эксперт по технической части. – Но вообще-то бутылка Клейна принадлежит к неориентируемым поверхностям. А в условиях аннулированной земной гравитации это значит, верха и низа там нет. Их можно условно наметить только отсюда.

  Ничего не понял, но ладно. Кажется, всё это о том, что в городе К легко заблудиться.

  – И часто ли курсируют вертолёты?

  – Дважды. Утром и вечером, – сказал шериф. – Это не считая грузовых рейсов и экскурсионных. Впрочем, экскурсии отменили. Жители города К. уважают свою приватность.

  – Установлено ли, каким рейсом туда улетел ваш подозреваемый?

  – Да. Вечерним, 12-го мая. Сразу после преступления.

  – А когда на его поиски отправились ваши люди?

  – Сразу же наутро 13-го. Мы воспользовались не рейсовым вертолётом, а своими ведомственными. Мы перекрыли все вертолётные площадки города К. Обложили по всем правилам, это было несложно. Думали, теперь-то успех у нас в кармане. Ну ещё бы! Куда ему деться с небесного тела? – Шериф задумался.

  – И не нашли, – подсказал агент Шон.

  – Да, – хмыкнул шериф. – И в этом-то и дело. Мы прочесали всю эту вонючую бутылку! Задача-то была несложна. Город К. – он же вроде острова в океане. Только с острова можно смыться через океан, да хоть бы и вплавь, а по небу так не смоешься. Люди ещё не летают, как птицы. Думали, кто-то его прячет. И отчасти это так и есть. Жители небесного города держатся друг друга, не желают помогать следствию, и даже их городская полиция кормит нас отписками, будто подозреваемый Кламм у них не значится.

  – Вероятно, его прятали в прямом смысле, – сказал Шон. – Кто-то из соседей, обычное дело. Право неприкосновенности жилища предрасполагает к такого рода злоупотреблениям.

  – Мы руководствовались особыми правилами, – возразил шериф, – установленными секретным указом Президента. В связи с чрезвычайной ситуацией право неприкосновенности жилищ было преодолено. Наши специалисты обшарили все квартиры, применяя спецтехнику и детекторы инфракрасного излучения. И ничего...

  Для шерифа ничего, а для Шона гипотеза. Всё ли могли обшарить копы в этом висящем над головами – то ли бублике, то ли амфоре с ручкой? Нет же! Наверняка были помещения, куда их всё-таки не пустили. Город К поддерживает в небе сверхсекретный генератор антигравитации, спрятанный где-то в глубине чёртовой воздушной фигуры. К генератору должен иметься подход для техперсонала – вот вам и недоступное полиции помещение, да оно там и не одно. Где и прятать мерзавца Кламма, если не там? Это значит, надо бы сперва ознакомиться с чертежами объекта, а уж потом... Ах, ну да, чертежи – коммерческая тайна и хранятся в самом городе.

  – А самое мерзкое знаете, что? – скрипнув зубами, шериф сказал неожиданное. – То, что этот урод Кламм скорее всего даже не прятался, а сидел себе дома припеваючи!

  – То есть?

  – Моим ребятам найти его дом не удалось. Думаю, неспроста.

  – Пропал дом Кламма? – Шон воззрился на шерифа в недоумении.

  – В том-то и дело, что не пропал! В мощный бинокль его дом даже отсюда видно. Нам здесь видно, а там почему-то нет. Ходили-ходили – не нашли.

  А, ну в этом случае «не нашли» дело понятное. Зря шериф считает, что подозреваемый спрятался вместе с домом. Ясно, что ищущим заплатили. Неподкупные подчинённые? Значит, много заплатили. Почему бы и не каждому. Город миллиардеров – шутка ли наскрести сумму, от которой люди шерифа не смогут отказаться?

  Вот и вторая гипотеза. Купленные копы.

   С Шоном будет иначе. В город К. он придёт инкогнито. Геометр-топограф – неплохое прикрытие. Договариваться с ним не станут. Прятаться будут не от него. Он войдёт, сделает, что должен, а дальше... В случае, если останется жив, суд его оправдает.

   – Можно меня сориентировать на нужный дом? – Шон достал из чемоданчика сильный бинокль и спутниковую карту города К в высоком разрешении. Оперативно, да.

  Шериф с минуту её рассматривал, потом уверенно ткнул пальцем в один из домов:

  – Этот. Пятиэтажный особняк с квадратным бассейном на 17-й стрит угол 8-й авеню.

  Шон запомнил фигурную крышу с несуразной башенкой. Причуда архитектора оказалась весьма к месту! Всё-таки пятиэтажные особняки в застройке бутылки Клейна заметно преобладали, и бассейны у них во дворе составляли не исключение, а правило. Что же до квадратной формы, так это при виде сверху (ну или снизу) её так удобно отличать от прямоугольной, а гуляя прямо там, по 8-й авеню, пожалуй, окажешься в затруднении.

  Ладно, следующий шаг – разглядеть в бинокль.

  – В какой части бутылки искать?

  – В средней. Чуть ближе к нам и правее.

  И Шон отыскал без видимого труда. Вот она – башенка с неуверенным закосом под готику, торчащая из крыши в стиле хайтек. Настораживающая лёгкость. Но главное: у ограды стояла фигура и, жестикулируя, должно быть, перебрасывалась репликами с соседями через дорогу. Очень по-хозяйски стояла. Неужели Кламм? Или он, или его двойник. Впечатляющее сходство с портретами из досье, которое пришлось изучать не далее, как вчера. Будь слышна его речь, можно бы было сказать точнее, но и зрение убеждало: он. Беглец-подозреваемый.

  Агент Шон протянул шерифу бинокль:

  – Кламм?

  Тот присмотрелся и уверенно кивнул. Трудно не узнать эту широкую рожу, да?

  – Надеюсь, всё у вас получится, – произнёс обнадёженно. – Мерзавец должен предстать перед судом и за всё, что он сделал, и за то, как нас водил за нос.

  Если всё получится у Шона, Кламм вряд ли сумеет предстать перед судом. Но заранее знать о том никому не обязательно. Это будет случайность, шальная пуля при неуклюжей попытке сопротивления. Шон мастер таких случайностей. За это его и ценят.

  К аэродрому, с которого стартуют рейсовые вертолёты на город К., агента Шона проводили оба эксперта. С шерифом штата распрощались заблаговременно. Ни к чему, чтобы геометра Шона с ним ассоциировали. Иное дело два учёных мужа, чьё содействие операциям ФБР окутано надлежащей секретностью. Они его, как могли, тренировали и в общих вопросах своих наук (математическая топология, неэвклидова механика, физика n-мерных пространств, теория гравитации, социология небесного города), он же, в свою очередь, перенимал их повадки. Как итог, что-либо понимать в их науках он, разумеется, не стал (разве самые азы и наиболее звучные категории), но зато научился выглядеть рядовым представителем академической среды, которого никому не взбредёт экзаменовать.

  Консультанты, по всему судя, остались им недовольны – но уж это их собственные проблемы. Агент Шон, в конце-то концов, не планировал делать научной карьеры. Пару-тройку дней пожить под прикрытием – вот его потолок. Но потолок надёжный. Двигаясь к вертолёту между столпов науки, признанных в своих областях, Шон чувствовал себя точно таким же учёным и мог биться об заклад, что и другие видят его в нужном образе. Ни одеждой (строгий классический костюм), ни выражением лица (задумчивое) он в их тройке не выделялся.

  Он теперь не агент Шон. Он геометр Шон, специалист по неэвклидовым фигурам. Именно такая заявка в кои-то веки была послана из города К. – федералам грех было не воспользоваться. Неэвклидовому городу такой геометр и правда нужен – кто бы сомневался! Ну и подозрений там, наверху, будет намного меньше в отношении специалистов, которых сами же пригласили!

  Эксперт-технарь начинающего геометра Шона напутствовал так:

   – Знаете, в чём ваше уязвимое место? В трёхмерной логике. Там, где подход должен быть многомерным, это постоянный источник фатальных ошибок.

  А эксперт-социолог заявил, что видит в Шоне богатый потенциал. Ведь отныне он знает о своей уязвимости, а кто предупреждён, тот вооружён, стало быть, неуязвим.

  – Благодарю, коллеги! – признательно улыбнулся Шон и шагнул на трап вертолёта.

  В пассажирском салоне он расположился в одиночестве. Верно, желающих взлететь на высоту города К с некоторого времени поубавилось. Демаскировка, однако... Шон решил, что сильно не ошибётся, если назначит ответственным шерифа с затеянными им навязчивыми проверками в наземном аэропорту. Проверять-то надо, но зачем же это делать так демонстративно? Это же неосознанное послание Кламму, чтобы сидел у себя наверху, не высовывался! Или, может, намеренное послание от шерифа: парень, прячься получше, мы тут вынуждены искать...

  Заработал винт. Вертолёт задрожал и вскоре оторвался от взлётной площадки. Земля резко ушла вниз, а сверху, вызывая в уме жутковатые картины, наплыл город К. Не мудрено, что многие здесь ловят паническую атаку. Если на землю не смотреть, а пялиться чисто на город, возникнет впечатление, будто падаешь вниз головой на крыши. Полные карманы экстрима!

  Вертолёт по широкой дуге обошёл те «нижние» кварталы, в отношении которых опасность сесть вперёд винтом была бы реальна, и зашёл на посадку, что называется, «сверху». Ясно, что верхом он может считаться лишь в том случае, если брать за начало отсчёта планету Земля. Зануда эксперт все уши прожужжал этой сменой позиции наблюдателя, как тут не запомнить!

  Всё, приземлились. Или, точнее, состыковались с малым небесным телом.

  Шон прибыл вечерним рейсом. Июльское солнце светило ещё вовсю, но час был уже поздний. Строения города К. отбрасывали длинные тени. У вертолётной площадки было безлюдно. Оглядевшись вокруг, Шон не заметил гостиницы, а ведь ей полагалось быть где-то рядом, всего за пару кварталов. Он достал спутниковую карту. Да, всё верно. Если двинуться на юг... Сложность была в том, что юг планеты земля и юг города К. совпадали не во всех его точках. Впрочем, здесь, «наверху», кажется, совпадали. Ну так где же многоэтажное гостиничное здание?

  Варианта спросить у пилота уже не осталось: едва новоприбывший геометр сошёл по трапу, вертолёт взмыл в обратный путь. Что за лихорадочная поспешность?

  Руководствуясь картой, Шон двинулся к югу. Надо же: гостиница обнаружилась на положенном ей месте. Ну а то, что за два квартала её не видать, суть наглядное подтверждения тезиса, что земля круглая. Просто гостиница спряталась за горизонт всеми десятью этажами.

  Впрочем, здесь не Земля, напомнил себе Шон. И никакая не «круглая». Под ногами его не шар, не геоид, а бутылка, да, бутылка, мать его, Клейна. Почему-то на поверхности бутылки впечатление шарообразности земли только обостряется, тогда как внизу, на самой настоящей земле, оно никогда не бросалось в глаза с подобной навязчивостью.

  Шон подошёл ко входу в гостиницу. Двери под зазывной неоновой надписью должны были бы разъехаться, но этого не случилось. Он вежливо постучал. Никакой реакции. Он отставил приличия и забарабанил так, чтобы подействовать на нервы. Бесполезно. Факт, гостиница не выглядела жилой. В окнах наверху нигде не было света. Но в холле-то свет горел, правда, тем яснее тебе показывая, что на ресепшене – никого. Коридор вёл из холла в тёмную пустоту, где, возможно, кто-то и прятался. Постепенно темнело и на улице.

  Не пускают. Агента Шона такая мелочь никогда бы не остановила. Обойти здание, аккуратно выбить стекло, пробраться... Но здесь-то он геометр Шон, учёный тип, абсолютно беспомощный и непрактичный; находясь под прикрытием, негоже этак прокалываться с первых же шагов. Здешний мир с тобой не общается, но испытующе наблюдает, это уж точно.

  Неподалёку от мёртвой гостиницы нашёл брызжущий светом бар, показавшийся живым – ну хоть немного. «У Фриды» – вещала вывеска. Из колонок приглушённо рычала Бони Тайлер. Грустная несимпатичная барменша, должно быть, сама Фрида, опершись на стойку, почитывала потрёпанную книжонку в бледно-розовой мягкой обложке. В углу за столиком с мрачным видом наклюкивался единственный посетитель. А так ничего – уютненько.

  – Хай, – сказал Шон. – Я Шон. Я прилетел этим вечером, ищу ночлег. Думал поселиться в этой гостинице рядом, но... – Он в демонстративном недоумении развёл руками.

  – Хай, – ответила Фрида. – В той гостинице давно никто не живёт. Налить чего?

  – Двойной виски. А где здесь другая гостиница?

  – У нас маленький городок, – сказала она, наливая. – Другая гостиница не нужна.

  – Так где же у вас останавливаются...

  – У нас не останавливаются. Никто.

  – Но если мне, скажем, нужно переночевать? Куда мне идти?

  – Шон, а вы кто? – вяло поинтересовалась Фрида.

  – Я геометр. Моя специальность – неэвклидовы плоскости и пространства. – Чуть переврал название специальности, ну да плевать: кто в этих подробностях будет разбираться! У меня на руках заявка из вашей мэрии.

  – Ну, раз прислали заявку, значит, должны поселить. Это было бы логично.

  – Значит, мне сейчас надо разыскать мэрию?

  – Бесполезно, – Фрида хихикнула. – Во второй половине дня там никого не бывает. Да и в первой – не каждый день. Так что не знаю, что и сказать.

  – А, скажем, у вас в баре – где-нибудь в подсобных помещениях, может, есть возможность!

  – Нет! – барменша возразила решительно, даже с испугом. – У меня лицензия не позволяет сдавать помещения. Никаких ночёвок – нас ведь проверяют! Другое дело, если бы вы собирались за мной приударить. В этом случае я могла бы, к примеру, разделить с вами постель. А так нет, нет и нет! И не упрашивайте!

  – Приударить? – Шон взглянул на Фриду с большим сомнением. – Ладно, спасибо, я ещё подумаю. Если другой возможности не найду, то... вернусь к этому вопросу.

  Когда он выходил из бара, надравшийся тип в углу уже уронил голову на сомнительной чистоты столешницу и мирно посапывал. Интересно, подумалось Шону, как теперь Фрида попытается выставить этакого синяка – волоком за ногу? Или в страхе перед ночной проверкой не побрезгует и его зазвать в свою одинокую постель? Ну хорошо, а если бы впятером уснули?

  Но полно мысленно ржать... Шон чувствовал, что реагирует сейчас не как агент ФБР, а как тот самый учёный-геометр, в образ которого столь тщательно входил накануне. Мысленная экстраполяция более-менее вероятных событий на другие, маловероятные ситуации – в этом весь чёртов юмор учёной братии. В нём смешного мало, больше занудства.

  Ночью неприкаянный геометр Шон осматривал город. Как бы он ещё мог употребить это время с толком? Помня, что находится под прикрытием, он старался выглядеть респектабельно. Несколько чудаковатый жрец науки вышел прогуляться в ночи. Нет, вы не подумайте, будто геометру с мировым именем негде переночевать. Очень даже есть, просто замучила бессонница. А зачем в руках чемоданчик – да затем, что там важные бумаги с засекреченными идеями. Геометру Шону нобелевскую премию охота получить самому, а не делиться со всякими, ясно?

  И уж точно нет повода, ни малейшего повода нет привлекать его за бродяжничество, ибо стоит его чемоданчик приметить кому-то хоть мало-мальски подкованному в аксессуарах спецопераций, как немедля явится миру второе дно, ну а в нём компактно уложенные револьвер и складная автоматическая винтовка. Инструменты, так сказать, геометра на все случаи жизни.

  Особняк господина Кламма геометр Шон в эту ночь искать не планировал. Но, с другой стороны, занимая время праздной прогулкой, почему бы не попытаться? Ну, в порядке осмотра ночного города... Впрочем, хоть планировал, хоть нет – разница небольшая. Ибо не нашёл.

  Домик с готической башенкой при хайтековской навесной крыше, да? Не нашлось такого. Честно признаться, не ожидал. Он надеялся, усыпив понадёжнее бдительность наблюдателей, как бы невзначай оказаться на пересечении 17-й стрит и 8-й авеню... Только как же ты там окажешься? Через эту самую 8-ю авеню его то ли сила какая-то перенесла, то ли внимание и память разом ему отказали, подключившись вновь уже на 9-й. Нет! Как это?! Шон усилием воли не позволил себе остановиться и вернуться к таинственному адресу. Вдруг за ним наблюдают? Люди, следящие системы, кто-нибудь? А он выдаст секретную цель своего визита в первые же сутки – нет, не бывать, такому. Поглядите, наблюдатели: я геометр. И по городу гуляю лишь потому, что люблю геометрию. Мне как геометру интересен не какой-то особый участок бутылки Клейна, а фигура в целом – вся причудливая поверхность города К.

  Не прервав ни на секунду неторопливого прогулочного шага, Шон проследовал дальше, к остальным городским диковинам и красотам. Шёл и думал: как странно! Подтверждаются слова шерифа о серьёзном затруднении в поиске дома, а вот его собственная гипотеза – о подкупе ищущих копов – испытания, похоже, не выдержала... Нет, сказал он себе затем, опускать руки рано. Ведь искал он кламмовский дом в ночи, когда видно не всё и не так. Фонари на улицах горели ярко, этого не отнимешь, но ведь освещали они не столько дома, сколько саму дорогу. Надо будет вернуться днём, и не раз. Подгадать бы ещё, чтобы в разных освещениях – утреннем, полуденном, вечернем. Да и в разную погоду надо попробовать. Солнце, как он успел убедиться сразу после посадки, здесь бывает ослепительным в самом прямом смысле.

  Первые рассветные лучи застали его у мэрии. Дворник, проснувшийся спозаранку, чтобы подмести площадь, с подозрением на него покосился. Шон поспешно назвался и выдал свою легенду. Дворник пробурчал недовольно:

  – Тю, зачем это нам здесь геометры? – но его разъяснением удовлетворился. Всё же прямое дело дворника мести площадь, а не разоблачать федеральных агентов.

  Геометр Шон, как и положено дисциплинированному учёному, дождался открытия мэрии, после чего записался на приём к заместителю мэра по научно-исследовательским вопросам. Нужного заместителя в наличии не оказалось; Шона несколько раз перенаправляли в разные кабинеты мэрии, где заседали заместители по хозяйственным, демографическим и гендерным вопросам, а также заместители заместителей и старшие их помощники. Каждый из городских чиновников с большим интересом принимал предложенную Шоном заявку, внимательно её рассматривал, носил показать коллегам из других кабинетов, до которых геометр ещё не дошёл, и, наконец, возвращал ему с искренним недоумением на лице. Мол, сами поражены: зачем бы нашему городу вдруг понадобились учёные-геометры.

  Такое широкое внимание Шона, однако, радовало. Чем больше людей в городе К. узнает его в качестве геометра, тем надёжней будет его здесь позиция, ведь так? Никто не подумает, что такой человек, как он, что-то скрывает. «Шон? Так он геометр. И с ним вот какой вышел казус...».

  В середине дня, когда мэрия стала пустеть, Шону удалось-таки пристроить своё заявление и заявку в папку на подпись к мэру. Окрылённый успехом, он вышел из здания, где внезапно понял, что заявка от мэрии осталась с ним, а значит, поданное на подпись заявление никакими документами не подкреплено. Он хотел возвратиться, чтобы исправить оплошность, но увы, двери мэрии оказались накрепко заперты. Шон стучался в них, пока не пришёл к необычному выводу, что закрытая дверь в городе К. – это геометрический факт.

  Ладно, подумал геометр Шон, самое время посмотреть город. Ведь при ярком солнечном свете он его, почитай, не видел, а тем более – не смог отыскать дом на 8-й авеню. Он ещё раз прошёлся по знакомым улицам, с многими из которых едва ли не сроднился ещё с ночи. Кое-что смотрелось по-новому. Например, тяжело висящая над головой Земля – её видно не из каждой точки города, но уж где видно, там она внушает сильное беспокойство: что, как упадёт и всё здесь раздавит? Или те городские изгибы, что попали вовнутрь бутылки: здесь-то о Земле мало что напоминало, но диафрагму сжимали симптомы клаустрофобии от осознания, что неба нигде не видно. И вдобавок город его раздражал какой-то нарочитостью и искусственностью. Кое-где он мог наблюдать клумбы и травянистые газоны, но ведь ясно и леммингу: это тупая видимость и подделка. Слой земли здесь редко где превышал десять сантиметров. Будто припудрили решительно внеземную городскую истину в попытке сойти за Землю. Только улицы камнем не выложили. Чистый металл. Уж его-то ты не вскопаешь...

  Дома Кламма ему по пути опять не попалось. Шон принял как должное. Ожидал ли иного? Нет. Как не думал и Всё это несерьёзно.

  Чтобы вторую ночь не провести на ногах, решительно направился к барменше Фриде. С часок полюбезничав, оказался в её постели, каковую оказию использовал двояко: наскоро удовлетворив хозяйку, смежил веки и забылся заслуженным сном. Или даже трояко: быть любовником Фриды – много лучшее здесь прикрытие, чем какая-то там геометрия.

  Выспался всласть, словно в гостиничном номере, чтобы наутро с новыми силами направиться к мэрии, где его вряд ли, конечно, ждали по каким-либо там геометрическим поводам, но создать-то видимость надо...

  Ну а в мэрии что? Вновь явилось вчера, тот же самый денёк сурка. Он прошёлся по тем же кабинетам, он доказывал там полезность городу К – свою лично и науки геометрии с её теоремами. Он приводил аргументы, но не все из ранее заготовленных. Надо ведь и на будущее что-нибудь оставить.

  – Неэвклидова? – спрашивал у него заместитель мэра по научно-исследовательским вопросам. – Никогда о такой не слышал.

  Шон глядел в его бегающие глаза и думал: есть ли в городе К кто-то настоящий? Кто-то ещё, кроме множества неудачливых агентов, бестолково суетящихся в поисках подозреваемого Кламма?

  Но о том ли его забота? Подходила середина дня, и он спешил прочь из мэрии в неэвклидов город, чтобы то ли сыскать дом на углу 17-й стрит и 8-й авеню, то ли убедительно сделать вид, будто его искал.

  Как-то вечером (было то в октябре) барменша Фрида не пустила Шона в свою постель. Он возмутился: вроде бы, не давал ей повода в чём-то себя подозревать. Но она с сарказмом сказала:

  – Посмотри на себя! Ну какой из тебя учёный? Ты мошенник с замашками жиголо, вот кто ты такой!..

  Шон внимательно присмотрелся к изображению в прикроватном зеркале и нашёл её слова справедливыми. Но, с другой стороны, наступали уже ветренные осенние дни, когда лёгкий летний пиджачок не составит надёжной преграды ночному холоду.

  А подозреваемый Кламм так и не найден.

  Шон вернулся под утро, промёрзший и раздосадованный, с намерением то ли мириться, то ли расстаться бесповоротно и навсегда. Подходя к дому Фриды, почуял что-то неладное. Будто знакомый звук... Что-то ритмично скрипело. Неужели кровать? Да! Кровать Фриды.

  Значит, отставка Шона имела причину внешнюю? Значит, дело не в нём? Значит, у Фриды просто новый любовник?

  Запертая дверь в её дом не составила преграды. Агент Шон вошёл, как умел – в окно спальни, где застал обоих обидчиков в самый разгар их интимного взаимодействия. Он у барменши хотел бы спросить:

  – На кого ты меня променяла, Фрида? – Но, едва подойдя, присмотрелся и сразу понял: далеко ведь не секрет, на кого.

  – Вероломная! – сказал он тогда. – Почему ты скрывала от властей свою связь с подозреваемым Кламмом?

  Кламм в чём мать родила вскочил с Фриды и метнулся к двери. Очень кстати: всякое движение подобного типа опытнейший агент Шон привык расценивать как попытку к бегству. Тот немыслимый случай, когда всё честно!

  В правой руке агента блеснул револьвер; Шон с таким облегчением опорожнил барабан, словно в одночасье избавился от многомесячного запора. С расстояния в метр-полтора Шон ещё никогда не промахивался.

  Не промахнулся и в этот раз. Отработал на славу, как лучший агент-мститель своего подразделения. Но и Кламм оказался не лыком шит: взял да и уклонился, прыгнул к двери и был таков.

  Нет, не Кламм! Виноваты пули. Это они, вылетев из ствола, ушли в стороны по немыслимым неэвклидовым траекториям.

  А чего ты хотел, стрелок? Чтобы пули из кольта, пристрелянного на Земле, повели себя предсказуемо здесь, на поверхности хитрой бутылки Клейна с искусственным тяготением?