Текст книги "Возможности идентичности (СИ)"
Автор книги: Mary Lekonz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Калифорния, лето 2014
– Сейчас у нас будут общие съемки. На самом деле, парням нелегко, ведь среди них звезда, которая сияет – и это я. И оператору сложно поймать в кадр всех, ну вы понимаете – я затмеваю остальных.
Том красуется перед камерой, зыркая по сторонам глазами и совершая бесцельные движения руками.
Ловлю на себе настороженный карий взгляд и едва заметно пожимаю плечами.
Мы быстро разогреваемся. Даже Густав начинает подтанцовывать и хохмить с серьезной миной. Что говорить про брата и Йорки – они упражняются в остроумии. Дорвались до общения с камерами. Оператор бегает за нами, пытаясь запечатлеть самые отвязные моменты.
– Я не слишком? – слышу быстрый шепот. Мы с Томом не разошлись в коридоре. Застряли между кронштейнами с одеждой. Пока оператор ловит в кадр Малыша, отвечаю, улыбаясь.
– В самый раз.
Облегченно выдыхает. Любимый старший брат.
***
За окном второй день дождь стеной. Том, в черной майке и довольно узких джинсах, курит на пороге дома, распинается перед оператором, как бы машинально поглаживая себя по гладким плечам и шее. Отомщу.
В охренительном образе с перьями на голове прохожу по коридору, останавливаюсь рядом с Томом. Братец сегодня в ударе. Слышу его голос, заканчивающий фразу.
– … и попрошу фотохудожника, чтобы откорректировал готовые кадры и сделал «там» побольше.
Фыркаю – вот придурок! Признается всем, что ему там что-то подрисовывать надо!
– А можно носок засунуть, – предлагает Георг.
Брат протягивает мне белый носок. Усаживаюсь на стул.
– Мне зачем? Куда уж больше-то?
Дошло, что выглядят озабоченными идиотами. В глазах Тома – искренний ужас. Положение спасает Натали, укоризненно пристыдившая нас за тему.
Желая добить близнеца, нахально задираю ногу в красных леггинсах. Во взгляде – претензия новобрачного, обнаружившего неневинность юной супруги.
– Том, давай-ка сделай свою чертову работу и завяжи мне ботинок, – покачиваю прямо перед его пахом тяжелым эксклюзивным буффало. – Ты же знаешь правило – если рядом нет ассистента, то ты – мой ассистент. Давай.
Том моментально реагирует на тон. Я вдруг с ужасом понимаю, что он сейчас встанет на колени и начнет выполнять мой дурацкий приказ. Но нет, останавливается на полпути, услышав смех Натали. Боже, я этой девушке сегодня шампанское куплю! Нет, лучше цветы, она любит. Спасла балбеса от позора. Представляю, как бы это выглядело со стороны – Том на коленях привычно завязывает мои буффало, преданно заглядывая в глаза… Видимо, Том тоже увидел красочную картину, потому что передергивает бровями и кидает укоризненный взгляд. Не расслабляйся, братец.
***
– Альбом на 90% моя заслуга, я полностью спродюсировал и смикшировал звучание, – в очередной раз хвастается Том. Хитрый ведущий Джо-Джо умело раскрутил брата на эмоции и Том радуется, переходя на профессиональные подробности. Мы удачно рекламируем свое творение.
Том прав – он работал над альбомом больше всех нас, вместе взятых, часто ночевал в домашней студии. Отказывался от клубов и тусовок. А бывало, что срывался из самого эпицентра событий, застигнутый новой идеей, или услышав в ритмах клубной музыки то самое звучание, которого добивался. А сколько раз я вытаскивал его из-за пульта, осоловевшего от звука и голосов! Распробовав тонкости работы продюсера, брат взялся за это дело с одержимостью перфекциониста. Он был великолепен, поражал меня вкусом, тонким пониманием идеи каждого саунда. И каждый раз, добившись идеального результата, прибегал ко мне хвастаться, смотря восторженными глазами. Похвали, восхитись, Билли.
С энтузиазмом гимназистки подхватываю слова Тома, превозношу талант брата без меры.
– Мдааа, – тянет Густав по окончании встречи. – Томше сегодня на высоте…
Брат гордо расправляет плечи. Густав поправляет очки и продолжает мысль:
– Сразу видно – возмужал парень. Раньше только про свои потрахушные подвиги рассказывал. А сегодня – ни одного слова, все по делу. Я тобой горжусь.
Георг сочувственно хлопает Тома по плечу. В глазах брата мечется паника. Проклятый Густав!!!
В следующем сюжете Томас упорно пытается вернуть себе славу секс-символа, мнет яйца и облизывает пирсу, многозначительно фонтанируя незатейливым юмором, достойным озабоченного подростка. Весело хохочу над старыми комплексами брата, внезапно выплывшими наружу.
***
Увлеченно обсуждаем с режиссером наброски для будущего клипа. Наверное, уже в сотый раз. От туманного предчувствия мурашки по коже. В кресле посапывает Густав с Малышом на коленях. Георг сонно хлопает глазами и все пытается сообразить, о чем вообще речь. О тусовке? О новом фильме? Ах, это у нас такой клип будет?! Послушав еще пару минут, отрубается следом за Густавом.
– Слабаки, – смотрит на парней Том, вытаскивая сигареты. Доведенным до автоматизма движением протягивает мне одну.
– Они всегда такие после перелета, – поймав тревожный взгляд режиссера на друзей, комментирую я. – Из Германии только что получили ценным грузом.
Режиссер кивает и продолжает свои выкладки.
Я залип на этом клипе, сам знаю. Том уже смеется над моим желанием довести ситуацию до абсурда. И все же то, что предлагает режиссер, не совсем совпадает с моими представлениями. Оргия – прекрасна. Расписанные крупные планы более чем впечатляют. И, словно бы в другом измерении, параллельно, в том же месте, но безлюдном и заброшенном – мы, ребята играют на инструментах, я брожу по пустым комнатам с тоской во взгляде. На контрасте – яркие краски в съемках оргии, и черно-белый свет – наши силуэты. Интересная и даже мистическая подача, но не отвечает идее песни.
– Мне хотелось бы совместить нас и тусовку, – наконец, понимаю я.
– Тогда получится выросший из детских штанишек «Шрай», – замечает развалившийся в кресле Том.
Режиссер мычит и быстро делает заметки в блокноте.
– Хотите участвовать в массовке? – осторожно интересуется, обводя нас с братом взглядом.
– Я – обязательно. Давно мечтал, – моментально решаюсь и тут же, по теплой волне по всему телу, убеждаюсь в правильности сиюминутного порыва.
– Окей! – подозрительно легко соглашается режиссер. – Ты прекрасная модель, будешь главным героем.
Представляя себя то ли персонажем «Парфюмера», то ли Дорианом Греем, соблазнительно улыбаюсь, поддевая кончиком языка колечки в нижней губе. Режиссер роняет ручку на стол. Том нервно дергает ногой.
– А чё это ты один? Мы тоже хотим.
И пинает просыпающегося Георга. Басист моментально подхватывает:
– Да, мы тоже хотим!
Ох, Йорки, ты еще не понял, на что подписываешься. Режиссер потирает ладони от свалившегося счастья и начинает быстро менять раскадровку. К концу процесса просыпается Густав и с неописуемым ужасом вслушивается в предлагаемое безобразие.
Парни соображают, что влипли. Похоже, один я готов так вот просто сняться чуть ли не в порно. Густав и Георг подавленно молчат. Даже корчащий из себя мачо Томас сдувается на глазах, как воздушный шарик, выслушивая возбужденную импровизацию режиссера. По новой версии, они не просто играют на инструментах в темном и пустом помещении, их окружают целующиеся и тискающиеся парочки, а то и тройнички… К Густаву на барабаны лезут похотливые девчонки, Георга за плечи обнимают две девушки и два парня, а к Тому на высокий стул забираются обнаженные красавицы. Наш режиссер очень красочно описывает горе-плейбоям их перспективы. Густ и Йорки по-хамелеонски меняют цвет лиц – то краснеют, то бледнеют. Видимо, представляют, что им будет от подруг по возвращении в Германию. Том нервно чешется, как блохастый пес.
– Это… – нерешительно обращается к режиссеру.
Я откидываюсь на спинку дивана, предвкушая театр одного актера. Брат определенно на пике вдохновения – невероятно логичен и убедителен. В два счета доказывает режиссеру, что Густав забьет на хрен своими палочками всех лезущих к нему девиц. А Георг вообще всегда так сосредоточен на игре на бас-гитаре, что не обратит внимания на творящееся вокруг приставалово, а зачем тогда его лапать? Мысленно аплодирую брату. Йорки и Густав смотрят на Тома, как на джедая-спасителя.
– Что касается меня… – Том делает значительную паузу и смущенно разводит руками. – Понимаешь, чувак, я не такой актер, как брат. Если меня начнут трогать прямо в кадре… ну я блин за себя не отвечаю… натура у меня страстная. Может, лучше не надо?
– Не понял, – недоумевает режиссер. – А зачем тогда я старался? Возвращаемся к первому варианту? – обращается ко мне, как к самому адекватному из компании.
Парни облегченно выдыхают.
– Как это?! – возмущаюсь я. – Я хочу сниматься в главной роли. Выкидываем из оргии этих трусов, а меня оставляем.
– Окей, – снова соглашается режиссер и опять что-то записывает.
– С детства страдал эксбиционизмом, – пытается поддеть меня брат.
– Почему же страдал? Наслаждался! – спокойно отзываюсь и готовлюсь выслушать новые раскладки режиссера.
***
– Отлично! Снято! – звучит голос режиссера.
– Похоже, мне необходимо поправить макияж, – пританцовываю в накинутой на голые плечи шубке, протягиваю руку за бутылкой воды.
Вообще-то в помещение прохладно. Видимо, так задумано, чтобы мы не сильно разгорячились от жарких сцен. Но лично я, услышав команду «Мотор», моментально абстрагируюсь от эмоций, словно смотрю на себя со стороны, работая с лицом и телом, как с послушной формой. Изображаю отстраненную страстность, пока чужие руки и губы скользят по телу. Неприятно, что остаются мокрые следы. Лицо – в прозрачном блеске для губ. Веселая гримерша поправляет грим. Глупо скалюсь, изо всех сил показывая смущение. Я ведь должен чувствовать себя немножко неловко, это ведь первый клип в таком жанре? То, что я с удовольствием и давно отрываюсь на тусовках и танцполах в ночных клубах полуголый, не считается.
– Все хорошо?
– Да?
– Горячо, не так ли?
– О да. Горячо.
Я так лихо показываю неловкость, что на самом деле начинаю нервничать.
Парни сидят поодаль, курят и обсуждают прелести массовки. Густав, поняв, что на его барабаны и добродетель никто не покушается, приходит в благодушное настроение и отпускает шуточки не хуже Георг, который от стресса прощает американским неучам собственное перевранное имя, согласившись и на «Герхарда», и на «Джоржа». Том активно хохмит. Слишком активно. Чувствую, он на грани. Крутит на палец прядь темных волос.
Следующий сюжет оправдывает мои ожидания. Большой кучей народа усаживаемся на белом диване. Сзади – модель Кира упирается костлявыми коленками в бедро. Ерзаю, пытаясь пристроиться поудобнее.
– Сделай так на камеру, Билл, – требует режиссер.
Киваю. Справа – симпатичная девчонка с копной шикарных длинных волос, щекочущих лицо. Жаль, что у нее такие жесткие руки, хватает меня холодными пальцами за лицо, как щипцами. Слева – смазливый блондин, не знает, как ко мне притронуться и прерывисто дышит в ухо. Команды оператора и режиссера сбивают весь сексуальный настрой, даже если кому чудом и удается возбудиться. В мыслях параллельно возникает вопрос, как же снимается профессиональное порно, вернее, как актеры могут еще что-то творить друг с другом под прицельным вниманием камер и замечаниями постановщиков.
Георг сверкает глазами, как кот по весне, и восторженно общается с камерой. Впечатлен.
Пока съемочная группа прокручивает и обсуждает отснятое, присаживаюсь к Тому. Брат делится сигаретой.
– Отлично смотришься, – нарочно небрежным тоном. – Полный экстаз.
– Прозвучало, как «полный отстой», – усмехаюсь, прикуривая от его сигареты.
Вижу злые искры в карих глазах. Ярость на брата накатывает медленно, но неумолимо, как морская волна. Чувствую все оттенки близнецового гнева – невольное восхищение заснятыми картинками замешано на стыде от того, что сам не набрался храбрости для участия. Неловкость. Ревность.
– Том, – хочу положить руку на его коленку, но понимаю, что прикосновение сейчас будет лишним. – Ты возбужден больше меня.
– Ты в кадре… просто улет. Ходячий афродизиак, – признается, смотря на съемочную площадку.
– Ревнуешь? – интересуюсь тихо.
Взмах черных ресниц. Качает головой еле заметно.
– Разве я веду себя так в постели? – киваю в сторону тусовки. – Ну скажи, похож этот мой постановочный «экстаз» на настоящий?
Том замирает на мгновение. Вижу, как перестает кусать губы. И, наконец, робко улыбается. Утыкаюсь носом в его бороду, вдыхаю запах и тут же чувствую, как закололо в кончиках пальцев. Ходячий афродизиак – мой старший брат. Сумасводящий, безумный секс-наркотик, моментально действующий на нервные центры. Отскакиваю от близнеца, собирая враз рассыпавшиеся мысли. Трусливо убегаю к массовке, ловлю обострившимися чувствами тяжелый довольный взгляд на своей спине.
Пока я делаю селфи с участниками нашей оргии и пью капучино, быстро отснимаются сюжеты с парнями, практически с первых дублей. Режиссер и операторы поражены, как они круто держатся перед камерами. Усмехаюсь – тупые американцы, мы же не новички в шоу-бизе.
Только сейчас замечаю, что Том в футболке «имени меня». Смеюсь, сбрасывая напряжение.
Старший братец, блестя глазами на посвежевшем от грима лице, распинается о том, что в клипе все любят друг друга, кроме него и Георга. Звучит как-то извращенно, но чтобы не сбивать с толку взбодрившегося Тома, молчу и хихикаю про себя.
Снова перерыв. Гримерша и оператор тискают Малыша. Девчонки из массовки кормят его позволенными вкусностями и умиляются прыжкам и ужимкам.
Общаемся с камерой в гримерке, перед следующей сценой. Всеми силами показываю необыкновенное оживление. Меня же должно это волновать?! Том сидит рядом с каменным выражением лица.
– Мы ведь сделаем это, не так ли? – даже подскакиваю от нетерпения.
– Да, – отзывается режиссер.
– Ох, не могу дождаться, – смотрю в камеру, изображая счастье ребенка, ждущего Санта-Клауса. – Мне сделают минет первый раз в жизни.
Глупо смеюсь, замечаю кривую усмешку брата. Том, ну отомри, приколись, ведь твоя тема! Не могу же я сказать, что именно сегодня утром проснулся от охренительного минета в твоем исполнении!
Сцена дается нелегко. Крупный парень, которого выбрали из-за редкой невозмутимости, тормозит, Кира стоит, как деревянная кукла, лифт не закрывает двери, а меня вдруг пробивает на нервный хохот. Проржавшись со всей группой, мы наконец-то заканчиваем со злополучным сюжетом.
Проходя мимо стоящего с отстраненным лицом Тома, шепчу еле слышно:
– Несравнимо.
Близнец фыркает.
Вечером уставшие и обалдевшие от ударной дозы эротики Густав и Йорки падают на диван в гостиной с литровой бутылью джина и устраиваются, видимо, надолго. Том, изображая гостеприимного хозяина, ставит перед друзьями несколько банок тоника и горячую пиццу.
– Я в душ, – сообщаю компании. – Чувствую на себе похотливые руки.
– И языки, – поддерживает Георг.
Том открывает рот, чтобы продолжить мысль, но смотрит на меня и послушно молчит.
Я чертовски устал. Выворачиваю краны и прислоняюсь спиной к стене. Двенадцатичасовой рабочий день высосал все силы. С непривычки голова болит, а мышцы сводит усталостью. Как только организм понимает, что дома, тут же пытается отрубиться и заснуть.
Легкое колебание воздуха сообщает о том, что в ванную заходит кто-то. Не открывая глаз, ощущаю присутствие Тома. Я всегда его чувствую, для идентификации мне не нужно ни зрение, ни обоняние, ни осязание, ничего. Это как чувствовать солнце – оно просто есть в жизни. Нет солнца – нет жизни. Улыбаюсь своим мыслям. И тут же, в ответ – теплые ласковые губы на губах. Нежно целует, сразу отстраняясь.
– Затискали тебя, бедного… – тихо мурчит, щекоча лицо бородой. Она мягкая, вызывает приятную щекотку по коже.
– Помочь? – даже не спрашивает, просто озвучивает причину своего появления в ванной.
Умелые руки привычно избавляют от одежды. Находясь уже в полудреме, перекидываю ноги за бортик ванны, оказываясь под теплыми струями. Брат моментально присоединяется, направляет приятный дождь струиться по телу под разными углами. Блаженно прикрываю глаза. Мужские сильные руки с нежностью растирают по мне гель для душа. Запоздало удивляюсь, какие у брата ласковые ладони, не в пример мягче тех наглых женских рук, что лапали меня сегодня весь день. Сейчас – неторопливо, тягуче-сладко, кругами скользя по плечам, груди и животу. Если бы я не был так смертельно измотан, то мгновенно возбудился только от этих прикосновений.
– Прости, любимый, – тихо бормочу, ловя губами отдельные капли воды. – Я сегодня пас.
Тихий смех в ответ.
– Я и не надеялся, – по тону слышу, Том совсем пришел в себя. Прежняя ирония явственно звучит в приглушенном голосе. Наверняка смотрит, прищурившись. Приоткрываю один глаз. Точно, щурит хитрые глаза, прикусывает пирсу в нижней губе.
И медленно приникает ко мне всем телом, давая почувствовать теплый шелк загорелой кожи, упругие мышцы. Черт… твердый стояк упирается мне в бедро. Мускулистые руки заключают в кольцо объятий. Утыкаюсь носом в бороду. Ощущаю улыбку. Том отпустил бороду весной, на спор. Борода за мой новый пирсинг. Я выиграл в том споре, но борода внезапно оказалась моим новым фетишем. Никогда не думал, что это произведет такое впечатление… Теперь Том постоянно прижимается ко мне новым приобретением – и щекотно, и мягко, и странно пахнет – не так, как волосы на голове, сильнее и будто… интимнее. Голова моментально наполняется туманом от этого запаха. И сейчас – не до эрекции, но уже легкой дрожью по позвоночнику, и распределение геля по телу воспринимается, как ласки, а потирающийся о бедро член не кажется вопиющей провокацией.
– Ну пожааалуйста, Бииилль, – тянет Том гласные, как в детстве, когда пытался выпросить у меня последнюю конфету.
Приятно блуждает руками по телу, но не трогает за сокровенное, понимает, что сегодня я, действительно, на грани погружения в глубокий здоровый сон. Смывает пену, помогая потокам воды выполнить свою работу. Перемещается за спину, вроде для того, чтобы избавиться от геля. Оглаживает мои бедра. Ах, Томик, я хоть и уставший, но не до такой степени, чтобы позволить тебе нагло воспользоваться ситуацией. Но Томше выкручивается со свойственной ему сообразительностью. Чувствую, как твердый член пристраивается у меня между ног, скользит из-за не до конца смытого со спины геля для душа. Поворачиваю голову. Наглец целует в губы, прерывисто выдыхая. Скольжение приятно, я даже немного подаюсь назад, позволяя брату продолжить игру. Член быстро движется между ягодиц, по промежности и обратно, вызывая легкую дрожь. Брат обнимает и прижимает меня к своему телу, остервенело подаваясь бедрами. Хрен бы ему обломилось такое шоу, если бы не моя усталость и не ощущение его постоянно скачущего настроения на съемочной площадке.
Том быстро достигает оргазма, хрипит, легко прикусывая мое плечо. Загорелые руки стискивают поперек живота. Наслаждаюсь его удовольствием, чувствуя отголоски полученного кайфа в своей крови. Идентичны. Обычно мы кончаем одновременно и одинаково. Сегодня я ощутил частичку его взрыва, фактически не участвуя в процессе.
Том сползает по стенке к моим ногам. Смотрит снизу вверх осоловевшими глазами.
– Хочешь? – выразительно облизывает губы, смотрит на мой пах.
– Лучше в постель отнеси, – предлагаю я альтернативу откровенно предложенному минету. – Все остальное – когда высплюсь.
***
Франция, осень 2014
С утра страшно болит горло. Я и сам знал, и врач предупреждал, что так будет – смена климата, усталость от резкого повышенного внимания и плотного графика промоакций, интервью и встреч, и, конечно, нагрузка на связки. Не дожидаясь потери голоса, быстро накачиваюсь антибиотиками и вызываю врача в отель. К вечернему интервью чувствую себя уже сносно и, хоть и не в восторге от своего перформанса, все же вытягиваю сингл.
Парни одобрительно хлопают меня по плечам. И не такое переживали. Улыбаюсь всем и желаю только одного – покоя.
В номере быстро смываю усталость и валюсь в постель, гладя прижавшегося Малыша. Бедняжка получает свою дозу славы. Но он чувствует себя спокойно, когда хозяин рядом. Удивительные создания, пример преданности. Те, у кого есть собаки, не удивляются моей нежной привязанности к Малышу, ведь это существо не раздумывая, отдаст за меня свою жизнь, он счастлив и доволен лишь моим присутствием. И ему все равно, как я выгляжу с утра, и какой возвратился ночью, он не требует с меня разговоров по душам и преувеличенного внимания к собственной персоне. Ему наплевать, достаточно ли у меня денег и славы, вытянул я сегодня верхние ноты или сбился в тональности. Я есть в его жизни – и это счастье. Как донести до людей такую простую мысль? Счастье – в ощущении рядом бьющегося в унисон преданного любящего сердца.
Словно в подтверждение моих мыслей, в дверь смежного номера зашкрябали, будто когтями соскучившегося огромного пса.
– Я никогда от тебя не запираюсь. Даже в отелях, – кричу в незапертую дверь.
На пороге появляется Том.
Модельной походкой преодолевает расстояние до постели и, ласково потрепав сонного Малыша за ушами, аккуратно переносит бульдога в теплую корзинку. Забирается с ногами на кровать. На Томе рваная футболка и широкие шорты до колен. Взгляд строг.
– Ты выпил все таблетки? – неожиданно интересуется брат.
– Все, что прописали, – стараюсь незаметно подтянуть одеяло. Карий взгляд окидывает меня от встрепанной макушки до колен.
А потом он откидывается на покрывало, грациозно вытянув ноги и слегка подняв поясницу.
– Трудный день, да? – терзает языком пирсу. Тонкие пальцы медленно отводят темные волнистые пряди со лба. Заправляют за аккуратное ухо.
– Тебе ведь надо отдохнуть, – легкий вопрос в начинающем меняться голосе, словно в него по капле вливают теплый шоколад. Кап. Кап.
– Наверное, мне стоит пожелать тебе спокойной ночи, – доза шоколада достигает предела.
Не выдерживаю прессинга, голос и движения действуют, как наркотик, стремительно падаю ему на грудь, впиваюсь в губы. Сладкие. Терпкие. Шоколадные. Всовываю язык в жаркий рот, ловя ускользающий шустрый язычок. Стискиваю сильные плечи. Легко прикусываю пойманный язык и слышу тихий стон. Том прикрывает бесстыжие глаза. Тискает мою спину, прижимает к себе. Обнаруживаю явное отсутствие белья под широкими шортами, слишком вольготно там дерзко торчащему члену. Не то что мне в тесных боксерах. Том моментально ловит мысль, тянет трусы вниз. Ладонь брата сжимает возбужденную плоть. Его глаза тут же утрачивают осмысленное выражение. Не могу сдержать торжествующей улыбки, когда старший скидывает меня на постель и с видом маньяка устраивается между ногами. Тут же, не тратя времени на прелюдии, опускается мимолетными поцелуями по груди и животу, подбирается к паху. Я уже неслабо заведен его решительными действиями, его волнением и реакцией, горящими глазами и пересохшими губами. Том кладет теплые ладони на мои бедра. Судорожно облизывается. И с тихим стоном поддевает кончиком языка плоское золотое колечко пирсинга на крайней плоти. Выдыхаю от резкого удовольствия. Полтора месяца мучений и воздержания явно стоили результата. Том зажимает колечко губами, играется, прикрыв глаза, вызывая бурю наслаждения от пикантной стимуляции. Лижет горячим жарким языком ствол и прикусывает зубами венки, и снова возвращается к пирсингу, посасывает головку, щекочет своей пирсой на нижней губе, языком старается подергать украшение. От его манипуляций перед глазами мечутся молнии, а с губ слетают пошлые стоны. Хватаю брата за длинные пряди, оттаскиваю от собственного члена. Дико хочется продолжения, но сегодня у меня другое меню. Том быстро изворачивается в руках, прижимается к моей груди накачанной спиной, одновременно стягивая с себя футболку. Я в это время стаскиваю с его длинных ног шорты. Оказавшись голым, Том выгибается ко мне упругой задницей с завлекательными ямочками на пояснице. Провожу пальцами между его ягодиц. Скользкий.
– Готовился? – спрашиваю с удивлением.
Том что-то невнятно мяукает. Толкаюсь в него двумя пальцами. Брат подается, отводит бедро для лучшего проникновения. Невероятное наслаждение, чувствую отдачу близнеца и будто током бьет по рецепторам. Он гладкий и тесный, чистый, смазанный любимым мятным гелем. Действительно, готовился по полной программе. Двигаюсь в нем на самом входе, только чтобы расширить мышечное колечко для следующих действий. Том нетерпеливо фыркает и хлопает меня по руке.
– Бииилль, – тянет капризно. Ну и кто из нас Дива?!
Ставлю брата на колени. Том послушно выгибает мускулистую спину, опираясь на локти. Подставляет оттопыренную попу. Мне уже член смазывать не нужно, он и так течет от предвкушения. Закусываю губу, не в силах оторвать взгляд от завораживающего зрелища. Жаль, не могу сделать фото и носить всегда с собой. Том поворачивает голову и зеркалит мое движение.
– Не пялься, еби уже. Издеваешься надо мной.
Смеюсь вместе с ним и на пике радости медленно вгоняю в близнеца член. Том выдыхает, но не сжимается, а подается на меня, облегчая проникновение, позволяя сразу двигаться. Эйфория тут же заполняет кровь, несется вскачь по всему организму, попадает в сердце и мозг. Хочется кричать от счастья. Мы – одно целое. Не бывает в простом сексе такого удовольствия, такого невероятного, безумного чувства единения и гармонии. Словно становимся одним телом, движущимся в общем ритме, долго, очень долго, медленно нагоняя волны, приближаясь к цунами. Том не выдерживает первым, начинает умоляюще постанывать. Мгновенно понимаю его желание, немного отстраняюсь, оставляя член меньше чем наполовину, меняю угол, вставляя и вытаскивая, с каждым движением задеваю простату пирсингом. Том извивается, скулит, дергает бедрами в крупных мурашках. Мне чертовски приятно, а Том, судя по его реакции, просто улетает. Двойное впечатление – собственное удовольствие замешано на остром наслаждении брата, и этот коктейль обжигает вены. Ничего нет слаще на свете, как быть с ним, быть в нем. Слышать его охрипший от невероятного кайфа голос. Том сильнее поддается попой, запрокидывает голову, показывая влажный лоб и растрепанные вьющиеся прядки у висков. Мы уже на финише, ритмично толкаюсь на всю глубину, быстрее и жестче, увеличиваю амплитуду и в несколько фрикций довожу и себя и Тома до безумных конвульсий. Наваливаюсь на спину близнеца, закусываю Тома за плечо и хриплю с закрытыми глазами, кончая вглубь горячего тела. Том дрожит бедрами, кусает кулак, жмурит глаза. Идентичны. Снова вместе. От этой мысли накрывает эйфория. Обхватываю брата за талию, падаю с ним на постель.
– Единственный. Незаменимый. Мое отражение… – шепчет Том, тянется влажными губами.
– Ты прекрасен, – отвечаю на нежный поцелуй. Долго ласкаемся губами. Провожу ладонью по его липкому животу. Том кончил, не притрагиваясь к себе.
– Только с тобой, – улыбается, следя взглядом.
– Вот только посмей еще с кем-нибудь! – угрожающе начинаю я и улыбаюсь, видя его довольную широкую ухмылку. Ревную, я его ревную. Заканчиваю, щипая за бедро. – Ты мой.
Люблю его безумно. Смотрю в родные карие глаза и ощущаю, как блаженное тепло окутывает мою душу. В его взгляде – те же мысли. Наша любовь началась еще до нашего рождения и закончится лишь с остановкой наших сердец. Переплетаем пальцы. Одновременно касаемся носами друг друга. Обнимаемся, уже в легкой дымке сна.
– А горло? – вдруг поднимает голову от подушки Том. Я улыбаюсь и прижимаю близнеца к себе покрепче.
– Уже не болит.
