Текст книги "Мрак (СИ)"

Автор книги: Мартовский Кот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Ксюха, конечно, заметила мою возню с телефоном – что несложно, потому что я и не скрывался, только при попытке звонка отошел – и притихла, а потом начала понемногу показывать свой характер. И это не нравилось уже мне, но при посторонних выяснять отношения никогда не любил. Так, шикнул и напомнил про негласную субординацию, чуток помогло. Но потом ждет меня разговор. И так мне и надо. Сам дебил, куда полез, на двадцатилетнюю девчонку без царя в голове, чертов суицидник…

Мы еще немного посидели, помолчали, потом я сходил за стойку и взял два пива и сухариков. Жаль, семечек не было, со студенчества как-то эти два продукта у меня сложились в одно цельное и очень гармоничное блюдо. В казарме все-равно делать нечего, а тут какая-никакая цивилизация, можно расслабиться. Рассчитался патронами, которые здесь приняли вид хоть сколько-то твердой валюты. Что достаточно логично, мало что еще сейчас может быть более ценным. А местным бойцам, чтобы не тратили казенное имущество на всякое-разное, ввели отчетные книжки, куда записывали все их расходы и потом сверяли – свои, честно заработанные, боец тратит или со службы умыкнул, сволочь такая?

Пиво было дрянным, но на безрыбье шло хорошо. Даже немного разморило и настроило на благостное настроение. Ксюха тоже еще чуть понадувала щеки, но уже к середине бутылки смотрела на меня вполне благосклонно. Но я молчал, предоставляя ей право начать диалог. И зря.

– Ты мне все-равно ничего о себе не рассказал. Кто ты такой, Кирилл? Или мне тебя лучше Мрак называть? Что вообще за кличка такая?

– Клички у собак – огрызнулся я. Ну блин, мог предположить, что с этого и начнется. – Нормальный позывной. Короткий и понятный. Образовался от Марта, днюха там у меня. А все остальное…

– А еще от вечно кислой рожи и кучи критики в адрес любого, кто ниже по званию! – Сзади донеслись шаги и знакомый голос. Недалеко он ушел.

– Вот не надо клеветы, критика была в адрес и старших по званию, просто они откровенную дичь вытворяли несравнимо реже, чем ваш взвод раздолбаев.

Я обернулся. Со стороны подсобки ко мне двигался Папай, в сопровождении какого-то седого мужика в гражданской форме, но стопроцентно военного, причем, в приличном звании – это чувствовалось. На секунду даже откуда-то из подкорки вылезло желание встать, вытянуться во фрунт и отдать воинское приветствие, но быстро прошло. Я тут как гражданский и менять этот статус не планирую.

Седой направился к нашему столу, что-то шепнув Папаю, и тот отошел к барной стойке.

– Кирилл, Ксения, здравия желаю. – Мужик подошел и вежливо остановился, не садясь. – Не возражаете, если присяду?

– Да пожалуйста – пожал я плечами. – Подозреваю, что это мы тут должны у вас на все разрешения спрашивать, verdad?

– No, amigos, no es cierto!* – Легко поддержал он. – Это гражданское заведение, хоть и находится на территории нашей славной в/ч, и мы все здесь абсолютно гражданские лица. О, прошу простить, я не представился. Меня зовут Олег Петрович Фоменко. Я тут за главного по… некоторым вопросам, в частности, по кадровым, так это назовем. Так получилось, что…

– Олег Петрович, вы уж простите, что перебиваю, но можно к сути? У меня выдалась поганая неделька, а то и поболе, и ваши вот эти расшаркивания – я их безмерно ценю и уважаю, но вот, ей-Богу, жалко времени. У меня тут чудесная девушка, какое-никакое пиво, сухарики вон, с признаками аромата холодца. Так что прошу вас, давайте по делу?

– Ну, так оно и в самом деле лучше. – Мужик переменился в секунду. Вместо добренького дядечки, хоть и с военной выправкой, сидел настоящий боевой офицер. – Тоже, знаете ли, школ высокого слова не кончали…

– А вот и ваш заказ, тарщ полковник! – Зычно гаркнул Папай, ставя на стол еще две кружки пива и тарелочку с пивным ассорти, ну там – фисташки, колбаски и прочая радость гастрита.

– Папанов, ты можешь мое пиво себе взять, и даже всю закуску тоже, но чтобы я от тебя даже звука не слышал. Понял? – Мужик обернулся и так посмотрел на Папая, что мне опять захотелось принять стойку “смирно”. Мощный дядька. Получив утвердительный кивок, он обернулся назад на меня. – Так вот, собственно, товарищ Кирилл. Вот этот одноклеточный организм – кивок в сторону присосавшегося к пиву Папая – мне сегодня доложил, что к нам неведомым чудом в расположение прибыл некто Кирилл, с которым он успел послужить в небезызвестных войсках…

– Да что вы все какими-то недомолвками и полутонами разговариваете! Где он служил? Что за гадские такие тайные войска? – Неожиданно вскинулась Ксюша, чем вызвала полные изумления взгляды у всех нас. Даже барменша высунула любопытный нос, но увидела Фоменко за нашим столом и тут же скрылась. А больше никого и не было, благо, будни.

– Хммм… – Полковник прочистил горло. – Гражданочка, вы уж простите, я знать не знал, что у вас тут какие-то секреты, мой орангутан доложил, что Кирилл вам доверяет.

– Орангутан? – Секретарша распахнула глазищи.

– Ну вот этот же, который одноклеточный и бесполезный. – Фоменко снова кивнул на Папая – но хоть безвредный почти, только жрет, как лошадь.

– Да за что вы так его – Неожиданно вступилась Ксюша. – Нормальный же он. Почти. Вроде…

– Вот то-то и оно, что “почти”, “вроде” и еще “изредка”. То есть, почти никогда.

– Так кто-нибудь мне расскажет, чем таким занимался мой… попутчик? Сам он только завтраками кормит, ваш этот…. орангутан одноклеточный, тоже мне зубы заговаривал, да увиливал. – О как. Это когда? Неужто, пока я спал? – А мне с ним, вообще-то, еще чертову кучу километров ехать вдвоем!

– Хмм… – Снова кашлянул полковник, явно сбившись с настроя – ну я как-то и не знаю почти ничего.

– Все, хорош комедию ломать. Ксюш, я был наемником, в Вагнерах, наша частная военная компания, которая как бы есть, а официально как бы почти и нет. И вообще у нас наемничество запрещено. Поэтому не афиширую. Было настолько давно, что уже почти и неправда. И баста. Все, устроит тебя такой ответ? А теперь давай выслушаем товарища Олега Петровича, чует мое сердце, что он не просто языками почесать к нам присел…

Само собой, полковник пришел не просто так. Он еще раз заверил меня в практически вечной и нерушимой дружбе, с какого-то непонятного перепугу – и в такой же нерушимой нелюбви к гэбистам, и во вторую часть я поверил легче. А потом все же поинтересовался причинами, по которым он решил поделиться со мной этими наблюдениями. На что полковник поведал, что их часть сильно нуждается в опытных боевых кадрах, ибо все понимают, что времена грядут страшноватые и кровавые, даже если вдруг все зомби решат вымереть или замерзнуть. Это у них один ученый такую идею выдвинул, мол – сердце у них не работает, соответственно, кровь по телу не разгоняется, и от этого они, подобно хладнокровным гадам, зимой активность поумерят. Вот только даже я, со своим совсем небогатым опытом общения с мертвяками, заметил, что у них кровь вообще почти не льется, даже из серьезных ран. Достаточно вспомнить того урода у дачи Володи, ему тогда и морозец не мешал, и крови не было почти.

Ну да не суть. Так вот, даже если случится чудо и зомби куда-то все денутся, все понимали, что спокойной жизни больше не видать. Слишком много всякого успело произойти и теперь хорошая часть людей не захочет жить, как раньше. Как оказалось, совсем недалеко, на севере Кемеровской области, кто-то успел в первые дни ахтунга под шумок взять штурмом одну из старых кадрированных частей. И хоть и была она артиллерийской и почти забыта благословенным МО* настолько, что самым свежим орудием там была древняя “Гвоздика” аж семьдесят четвертого года, но вот всякого стрелкового там, согласно положенной численности на момент развертывания, было на полноценную бригаду. Что самое интересное – все окружающие части узнали об этом постфактум, хотя с первых дней звиздеца какую-то связь поддерживали. И местное руководство это списало на разбежавшихся зэков, хотя вообще-то даты не сходились. Но, в любом случае, меры безопасности все усилили.

Вот на фоне всего этого и для сохранения гражданского населения, кое обещал защищать по мере сил, полковник и решил всячески укреплять боевую составляющую новообразованного государства. Причем, как я понял, не особо ставя в известность высшее начальство – вообще, складывалось ощущение, что местный командир какой-то немного блаженный, что ли. Все еще верил, что вот-вот прилетит кто-то серьезный из Москвы и снимет с него тяжкое бремя принятия решений. Ну или хотя бы приказ какой. Поэтому Фоменко потихоньку создавал гвардию, частично чуть ли не лично муштруя самых перспективных бойцов, частично набирая новых. А уж всех с боевым опытом греб, не глядя. В какой-то момент и вовсе показалось, что седовласый полковник все это делает лично для себя – то ли хочет сместить нынешнее командование, то ли просто планирует свободное плавание. Сквозило что-то эдакое, двусмысленное во многих формулировках. Но не уверен, может, это моя паранойя опять.

На мой мгновенный отказ вставать опять в ряды какого бы то ни было войска, Фоменко мягко улыбнулся и попросил не давать ответ сейчас, а подумать хотя бы до утра. И начал сыпать сладкими обещаниями. Причем, в самом деле было достаточно сладко – обеспечение собственным и качественным жильем, полное содержание вместе с семьей (тут он посмотрел на Ксюшу, и у той что-то очень непонятное загорелось в глазах), сумасшедший карьерный рост – начиная с лейтенанта сразу и в перспективе капитан через полгода максимум, и, что зацепило больше всего – выделение боевой группы на броне на дорогу до Красноярска и обратно. С понятной целью – привезти сюда кого надо. Заикнулся даже про самолет, благо успели их собрать на местных аэродромах, но вот тут было без гарантий – и сбить могли (причем, вроде как, уже был такой случай, как раз на севере Кемеровской области, где обнесли артиллерийскую часть), и не факт, что получится приземлиться в Красноярске, ибо что там происходит в аэропорту и аэродроме никто не знал. А прыгать с парашютом в замертвяченный город я почему-то не хотел.

Тут я призадумался. И думал долго, даже когда полковник с Папаем ушли, оплатив и наш счет, я продолжал сидеть и крутить в руках уже теплое и еще более отвратительное пиво. Ксюша что-то жужжала под ухом, но я лишь отмахнулся. Вставать опять под ружье совсем не хотелось, до зубовного скрежета. Ведь там в чем самая соль, которая бесила меня всегда – приказ командира не обсуждается и точка. А я повидал очень разных командиров, уж поверьте, и далеко не все из них были хоть сколько-то адекватными. Дай бог, если каждый третий мог умело командовать, зная и понимая, что делает он и его подчиненные. И снова в это ввязываться… В тот-то раз еле разрулили, чтобы под суд не уйти. А то и в лесу по частям мог проснуться.

Но зато это гарантированно быстрый и почти безопасный способ добраться до такой желаемой точки назначения. То зудящее чувство, что я опаздываю на что-то важное, так никуда и не делось, и даже более того – разодрало все внутренности. А еще добавилось, что нет никакой связи. А там Лиса. Черт. И тут Ксюха. Что с ними делать-то? Ну вот на кой хрен полез, чертов альфач. А что, если…

– Ксения Владимировна, а вы не хотите ли остаться здесь? – Я поднял голову и посмотрел на зевающую секретаршу.

– А? – Она даже подавилась. – В смысле? Ты хочешь меня здесь бросить и уехать? Но ты же….

– Тпру, вороные! Затарахтела, как пулемет! – Поднял я руки – просто спросил. Здесь безопасно, спокойно, мужиков, вон, полно, найдешь себе кого нормального…

Еле успел увернуться от пощечины.

– За что? – Искренне изумился я.

– Я тебе что, проститутка какая-то? Мужиков менять, как перчатки! И ты обещал меня не бросать!

Ну да, когда с Максом разбирались, что-то такое ляпнул. Но это же не было в смысле “никогда”. Но и говорить такое сейчас показалось неуместным.

– Да я же еще, может, и не насовсем…

– Может? Ну тогда и я, может, останусь, надо подумать! – Ксюша хлопнула себя по коленям. – Ой, подумала, не останусь! Да и как ты один поедешь-то?…

В итоге долгих переговоров мы как-то незаметно накачались пивом и мне пришлось переть Ксюшу на своем горбу в выделенную комнатку, а была она, на секундочку, на третьем этаже. Она на весу отбивалась и что-то бурчала, что уже никуда я от нее не денусь и это звучало как незавуалированная угроза. И мне приходилось постоянно ловить разошедшуюся девчонку, когда она пыталась спрыгнуть с плеча. Особенно неловко вышло на лестнице, когда она зацепилась обеими руками за перила и, словно змея, соскользнула с меня. Поймать я ее успел, перехватив за талию сзади и качнувшись вперед – все же тоже изрядно принял на грудь – отчего девчонка оказалась зажата между мной и перилами в весьма недвусмысленной позе. И это сподвигло ее некрепкую голову сначала на игривый лад, потом, когда я кое-как ее успокоил, на обиды, а в конце даже куда-то в сторону тихо пробормотала что-то, вроде “ловлю его, крота”. Или “набью себе скота”. Я предпочел не вслушиваться, дотащил, уложил ее в койку, а сам пошел умываться.

* БМП-1 – боевая машина пехоты первого поколения, вооружена 73-мм орудием и спаренным 7-62 мм пулеметом

* ДОТ – долговременная огневая точка

* РПГ-7 – ручной противотанковый гранатомет

* ЛБС – линия боевого соприкосновения

* No, amigos, no es cierto (исп) – нет, друзья, это не так

* МО – Министерство Обороны

* “Гвоздика” – самоходная артиллерийская установка калибра 122 мм, принята на вооружение в 1971 году.

Глава 19

20 октября 2021 года Новосибирская обл.

– Ну я поехал. Ты это, не грусти, не поминай лихом. Я оставлю тебе часть стволов, бухлишка, там, на первое время обустроиться хватит, а там устроишься. Да и Папая попрошу приглядывать, не даст тебе сгинуть тут с голоду. И еще, самое главное, ты пить бросай, так и до алкоголизма недалеко. Вон, уже похожа, собственно говоря…

– Ты… Ты же не всерьез? Как это ты поехал? И на кого я похожа?? – Глаза секретарши, еще припухшие спросонья (или от вчерашнего возлияния, что тоже очень вероятно) забегали с меня на рюкзак, уже собранный, и снова на меня.

– А то ж! Я всегда серьезный. Даже сам себе в зеркало не улыбаюсь. А с алкоголиками мне не по пути, сама должна понимать, вдруг где попадется выпивка – и сама забухаешь, и меня еще споишь. А я человек отзывчивый все-таки… – Посмотрев, как у девчонки начинают набухать слезинки, тяжело вздохнул. – Ну вот что ты за человек такой, чуть что – сразу в слезы. Собирайся, золотце, нам пора.

Ксюша подскочила, покачнулась, но тут же запрыгнула на меня, обхватив за пояс ногами, и радостно что-то невнятное провизжала практически мне в ухо. Кажется, мое воспитание не пошло впрок. Я ее пытался разбудить битых полчаса, сначала вежливо, потом уже безжалостно расталкивая, но все время слышал только бурчание, что ей плохо и она будет спать дальше. Лишь мои слова про то, что она меня достала и я уезжаю один, заставили ее подскочить, ошалело крутя головой по сторонам. А что было потом вы уже в курсе.

Оторвав худенькое тельце от себя, что стоило немалых трудов (в первую очередь потому, что она почивала в чем мать родила, даже не знаю, когда умудрилась раздеться – укладывал я ее одетую), отправил ее умываться, а сам сел за снаряжение магазинов. С самого приезда выщелкнул все патроны из них, чтобы дать пружине отдохнуть, теперь вот время собирать камни. Сами стволы, опломбированные, хранились тут же, в том самом икеевском шкафу, в котором было оборудовано что-то, вроде оружейки – крепления для автоматов, полочки для пистолетов и прочих приблуд.

Закончив с этим гораздо быстрее, чем Ксения с утренними процедурами, снарядил и ее магазины, еще раз вздохнул и начал собирать ее имущество. Достал из-под кровати каким-то чудом сохранившийся до сих пор некогда фиолетовый рюкзачок, ныне принявший вид камуфляжного в стиле “арт-хаус” – то есть с черными, зелеными и бурыми разводами, вещмешок с самым необходимым, который она собрала по моему наущению, и, собственно, оружие – АКСУ и ПММ. Их Ксюша все еще не любила, но потихоньку привыкала и уже всегда держала под рукой. Так, глядишь, и выйдет с нее толк. Если я раньше не придушу. Очень задумчивое хехе.

Когда я уже всерьез подумывал идти искать непутевую секретаршу, а возможно – и начать приводить в исполнение удушение, она все же появилась. Умытая, свеженькая, как огурчик, и даже почти не похожая на алкоголика. Даже голову умудрилась как-то помыть, в ледяной-то воде.

– Что? – Она уставилась на меня, смотрящего максимально укоряющим взором. – Я пока воды нагрела, пока нашла тазик, пока отмыла его! Это вам хорошо, вы же как обезьяны, подмышки помыли и вперед, за бананами!

От такого напора я аж поперхнулся. Еще вопрос, как ее дневальные не погнали, мы же тут вообще на птичьих правах. Помотал головой, снова вздохнул и поднялся.

– Пошли уже, горюшко. Нам еще пилить бог знает сколько, а еще бы перекусить неплохо, пока кормят на халяву…

На завтрак мы успели. Сегодня там подавали сечку, от одного взгляда на которую аппетит пропадал навсегда, горячую сладкую бурду под кодовым названием “чай” и хоть что-то съедобное – очень вкусный белый хлеб с маслом и вареное яйцо. У меня так даже все в двойном размере, ибо Ксюша посмотрела на это все, покривила высокомерно личико и умчалась в соседнее кафе, оно же чипок, если старое название еще в ходу. Правда, в ее защиту стоит сказать, что сначала спросила, сколько может потратить патронов. На что я разрешил использовать не больше одного магазины ПМ-вских, благо их у нас было сильно с запасом, при том, что сильно этой пукалкой не повоюешь.

Под чисто армейский завтрак накатила легкая ностальгия, даже чай не казался таким уж омерзительным. Даже на секунду мелькнула мысль все же взять чертову сечку, для полной гармонии. Но быстро прошла, хвала Юпитеру. Или Юпитер был уже? А, черт с ним.

Доев, поднялся, унес разнос и глухо выматерился. Ксюша, создание ада, благоразумно оставила все свое барахло, кроме автомата и пистолета, тут, очевидно поленившись переть это все в кафе. И что-то я сомневаюсь, что она вернется сюда за ним, по-любому будет сидеть там и ждать, пока я не принесу. Ведьма. Однозначно. Только что не рыжая, но глаза точно ведьминские, зеленющие.

Покряхтев, забросил на себя свое имущество, кое-как пристроил вещмешок и рюкзачок девчонки и направился к выходу. Застал секретаршу, сидящую за кружкой весьма ароматного кофе, уже доедающей какое-то пирожное. Вот молодцы местные, вокруг черт знает что, а тут нате вам – пироженки, кофеек свежесваренный. Впрочем, тут же одернул себя – даже если все совсем везде навернется, это совсем не повод отказывать себе в маленьких удовольствиях. Коих итак в жизни, особенно теперь, совсем небогато, кстати…

Сбросил сумки на пол, отобрал с боем кофе и сделал глоток, зажмурившись – и вкусно, и чтобы Ксюша глаза не выцарапала. Потом все же отдал назад, сходил и заказал такой же в таре с собой. В оплату попросили всего два “Калашовских” патрона или четыре “Макаровских”. Отсчитал вторые, ибо опять же – не жалко..

На пути обратно увидел влетевшего внутрь старого знакомца, Папая. Был он лохмат, небрит и, в целом, выглядел несколько пугающе. Огляделся мутным взором, поводил носом и безошибочно навелся на меня. Ну да, еще в той жизни у него нюх был как у хорошей собаки.

– Дай! Дай! А то придушу и скажу, что так и былО! – Это недоразумение подлетело ко мне и пыталось отобрать честно купленный кофе, который я всячески укрывал своим телом.

– Да отвали, чудище! – Взвыл я, продолжая отбиваться. – Вон дама стоит, у нее еще есть, иди закажи!

– У меня не на что! – Пролаял Папай. – Я человек государственный, да не чиновный, нас всегда в черном теле держали, вот и сейчас не балуют!

– Ой трепло! – Простонал я, сдаваясь. Картонный стаканчик в мгновение ока исчез в огромной клешне захватчика. – Вот ставлю тельца против яйца, что ты опять всю зарплату пропиваешь да на шл… на дам с низкой ответственностью спускаешь!

Вчерашний разговор я, само собой не забыл. И то, что Папай – на самом деле, не такой уж одноклеточный, тоже понимал. Но эта информация была новой и размытой, а годами привычный стиль общения так быстро не меняется. Да и не видно, что сам Папай изменил поведение, по крайней мере, на людях. Понятно, что это маска, но кто у нас нынче всегда такой, какой он есть? Вот и я не знаю. Хорошо, если масок хотя бы три – когда человек один, когда с близкими и когда со всеми остальными, но у абсолютного большинства людей этих масок гораздо больше. Я вот тешу себя надеждой, что мои образа не кардинально разные, но черт его знает, как оно снаружи…

Вот и маска Папая, та, которая “не в кругу прям своих”, она все такая же, как и годы назад. Был случай убедиться, что где-то там, под коркой недалекого придурка-балагура, сидит вообще-то очень даже не дурак, с золотой медалью и почти с красным дипломом, но из-за постоянных побоев решивший и, что намного сложнее, смогший поменять свою жизнь коренным образом и ушедший в армию, а потом и к нам. Вот и вчера что-то такое проглянулось, так что не сказать, что я был так уж шокирован. Разве что раньше он никогда при чужих и слова умного не говорил, да и даже при своих не всех.

– Тьфу на вас – сморщился Папай, в два глотка оприходовав кофе. – Нет у нас тут таких дам, к сожалению. Все только по любви и никак иначе!

– Тяжело тебе, поди, приходится, ты ж слово “любить” только с едой и выпивкой можешь ассоциировать. – Усмехнулся я.

– Тьфу на вас еще раз. Я еще спать люблю. И когда спину чешут. И…

– Все-все, не продолжай. Чего примчался-то? На халяву чей-нибудь напиток отжать?

– Это само получилось, попутная радость, так сказать. Ты, скотина серенькая, хотел уехать не попрощавшись? – Он нахмурил брови, впрочем, не очень натурально. Хотя смотрелось все-равно угрожающе.

– Не-не, не надо вот. Как раз отсюда думал заехать к вашему Фоменко, дневальный сказал, что он в штабе.

– А я?

– А ты – вот он. Тебя искать не надо. Беда всегда приходит сама.

– Хаха. Очень смешно. Слушай, я и в самом деле по делу. Ты как, с возвратом?

Ничего обещать я ему не стал. Потому что и сам не знаю. В конце концов, не за детьми несмышлеными еду, с ними тоже надо будет посоветоваться. Поэтому же вынужден отказаться и от брони, ибо это станет определенный обязательством, а я ну очень уж не люблю их. С божьей помощью сами уж как-нибудь доберемся, может, и не так быстро и безопасно, как могли бы – но зато и должен никому ничего не буду.

Грустно покивав, Папай порадовал, что Фоменко нынче не в штабе, а в полях, но пообещал передать мои слова, за что я был очень благодарен. Избавил меня от очередной порции чувства собственной вины непонятного за что. Потом предложил пожить тут еще восемь дней – мол, командование планирует отправить тяжелую колонну как минимум до Мариинска, с целью разведки и даже возможного восстановления железнодорожного сообщения. Там тоже было не все гладко – некоторые станции были давно захвачены неизвестными, а кое-где и повреждены пути. Кто это сделал – не было ни малейшего понятия ни у кого, но таких активных соседей командование благоразумно решило проверить. И даже выделяло на это дело броню.

Это было тоже очень интересно – все же, считай, полпути можно было проехать под прикрытием, но время, время… Восемь дней – я или сопьюсь, или придушу кого-то, или еще чего неадекватное сделаю. Нет мочи терпеть. Ксюша, слышавшая весь разговор – мы уселись к ней за столик – сначала расцвела, когда услышала предложение Папая остаться на время тут, потом резко погрустнела и отвернулась, услышав мой категорический отказ. Нет, все-таки надо что-то с этим делать. Вечная привычка отпускать мелочи на самотек – мол, ближе к делу разберемся – в этот раз может вылезти ой каким боком. Да и не мелочь это, если уж откровенно…

Напоследок старый товарищ еще поделился наблюдением, подслушанным у разведки – они катаются по области и много чего видят и слышат. И по их словам, первые пятьдесят километров можно ехать хоть играя на гармошке – тишь, гладь, да божья благодать. Поначалу еще попадались всякие элементы, вырезающие то деревни, то проезжих, но их быстро отучили соваться на эту территорию методом тотального уничтожения и развешивания трупов вдоль трассы. Помогло. Но вот дальше совались редко, буквально – два раза, и то в нашу сторону только один, до поселка Красный Яр. Вроде как, там находились очень важные люди, которых надо было вывезти. А заодно вывезли и почти всех остальных людей. И по дороге ничего особенного не заметили, но это было почти самое начало ахтунга, поэтому не показатель.

В задумчивости вывалился на улицу, отдал Папаю обещанный виски и порулил на выезд. Выпустили нас без вопросов, видимо, предупреждены были. Сняли пломбы с оружия, пожелали счастливого пути и с завистью посмотрели на бутылки с алкоголем, отобранные еще у Володи. Служите, бойцы, успеете свою канистру спирта выпить, какие ваши годы…

Ксюша все еще сидела надутая и я себе пообещал, что на ближайшем же привале все с ней решу. А по дороге до привала надо решить с собой. Вот нашел себе проблему… Но что теперь? Сказать, что все кончено и все такое – не могу. Я ж и не говорил, что что-то начиналось. Да и, в принципе, никогда не умел вот это вот все. Сразу совсем уж сволочью себя чувствовал. Однако, и к Алисе меня тянуло со страшной силой. Даже, может быть, не как к женщине, а как к чему-то старому, надежному, какому-то кусочку той моей, не такой уж и долгой, но однозначно мирной и очень уютной жизни. И если я хочу опять такого – то там точно не место никому третьему. Точнее, третьей. И Лиса, похоже, чувствует что-то похожее, думаю, именно это сквозило у нее в разговоре и в некоторых сообщениях. Но сама, конечно, не скажет, женщина же, царица. Первая не звонит и в чувствах не признается, если это чувство – не голод. Хехе.

Но это я понял давно, разве что вот так складно до этого не укладывал в своей голове. Не такой уж и умной кстати. А вот куда девать вот это чудо природы, сопящее справа и иногда кидающее на меня уничижительные взгляды? Не хочу ее обижать, она же и правда как ребенок, открытый и незащищенный. И ведь сама тоже все понимает и ждет моего решения. Черт! Захотелось материться в голос и куда-то выместить злобу на собственную тупость. Или слабость. Встреться сейчас по пути какой-нибудь зомби – я бы с радостным визгом побежал поливать его пулями из автомата.

Но никто не встретился. В голову пришла неожиданно трезвая мысль – а с чего это Ксюша так ко мне прицепилась? Нет, понятно, что я ее спас, можно сказать, два раза, так периодически балую, восемнадцать – плюс, опять же, сближает, но первое-то время она вовсе не выражала ничего и близко похожего ни на какие эмоции. А потрухушки – это и вовсе следствие, точно не причина.

Логично предположить, что это все последствия того, что мы чертову тучу времени проводим вместе в очень узком кругу. А такое сближает. Плюс, постоянный стресс, горы новых впечатлений, организму требуется разрядка, как физическая, так и эмоциональная. И все это так удачно сложилось, что в итоге мы видим то, что мы видим. То есть надутые щеки и обиженные глаза.

А все это к тому, что как приедем – там появятся и новые люди в окружении, и количество стресса должно поуменьшиться, а следовательно, и то, что, как ей кажется, сейчас испытывает ко мне девчонка – вполне может перекинуться на другой объект. Тот же Миша, он и побрутальнее, и рукастый, на зависть всем, и ловелас еще тот. И тогда все бы сложилось как нельзя лучше. За Мишу я не переживал – он из любой задницы выкрутится, есть у нас с ним тут что-то общее. И Лису мою вытащит. Да и браты там тоже не совсем уж бесполезные, перебедуют как-нибудь до моего приезда, надеюсь, уже недолго осталось.

Осталось только придумать как это преподнести Ксюше и как заставить их мирно сосуществовать с Алисой хотя бы первое время, пока фокус внимания секретарши не сместится. Но уже какие-то наметки есть, это ли не повод перекурить?

– А твой друг не мог с нами поехать? – Неожиданно буркнула Ксюша, когда я только вытащил сигарету.

– А зачем ему это? – Удивился я. – Он там вполне себе удобно устроился, чего ему дергаться куда-то?

– Ну, вы же, вроде как, друзья и все такое.

– Хм. Знаешь – я затянулся и задумчиво выпустил дым в приоткрытое окно. – У испанцев есть очень жизненная поговорка “Los muertos e idos no tienen amigos”, что переводится как “у мертвых и уходящих нет друзей”. И я с ней полностью согласен. Мы ушли, вернемся – будем снова дружить и пьянствовать, это уж как пить дать. Уехали – и нет нас. Жизнь итак штука не особо длинная, чтобы ее дополнительно сокращать в попытке всем помочь.

– И все же ты ужасный пессимист. – Ксюша громко вздохнула. – Хоть вы и всячески его обзывали, но мне Папай показался хорошим человеком. И если бы ты попросил помочь, он бы не отказался, наверное.

– Наверное, не отказался бы, угу. Беда в том, что я ненавижу просить. А насчет хороший… Херня же все это. Вот я думаю, что я чертовски хороший человек, вообще один из лучших. – Девчонка хмыкнула, не поворачиваясь. – Вот, а для кого-то я могу быть исчадием ада. Так что ерунда все это. Нет ни хороших, не плохих, все зависит от точки зрения. Даже сраный Феоктист наверняка считал себя хорошим человеком. А Гитлер? Однозначно же он видел себя рыцарем, спасающим свой народ от несправедливого Версальского мира, а заодно и принеся ему заслуженное место в мире.

– Что? Да как ты вообще можешь про него такое говорить? – Ксюша обернулась на меня и уставилась широко распахнутыми глазами. – Он же был монстр!

– Это со стороны. И я не оправдываю, упаси господь, у меня бабушка блокадница была, наслушался. Тут же вопрос не про объективизацию, а про понятия. Не читал его мемуаров, но уверен – не видел он себя плохим человеком, вот клянусь тебе. Что делал плохие вещи – наверняка осознавал, все же он совсем не дурак был. Но вот ради чего он это делал – совсем другое дело. Благими намерениями, как говорится, устлан путь в ад.

– Я не согласна. Это ты притягиваешь все к своему вот этому, что весь мир серый или коричневый. А на самом деле есть добро и зло. И каждый человек однажды выбирает, как он хочет жить.

– Да ну чушь же, Ксюх. Есть миллиард примеров, когда для благих целей делались такие вещи, что волосы дыбом встают. Просто, что добро для одного – вовсе не обязательно будет добро для всех.

Мы ехали по трассе, также расчищенной от машин, валяющихся смятыми грудами металла по обочинам. Скорость особо не повышал – а ну как что-то случится, надо успеть среагировать. Движения не было никакого – за прошедшие минут тридцать, как покинули часть, не встретили не единой души, даже мертвяков было всего парочку, и те вялые совсем. Надо было поинтересоваться, кстати, их манерами и поведением, все же, если осяду в Красноярске – информация пригодится. Но уже поздно, в любом случае. Зато выспался.