Текст книги "Суперинтендант и его заботы"

Автор книги: Martann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Часть 2

«S'agita in mezzo all'onde» («Aci, Galatea e Polifemo», George Frideric Handel)

«По воле волн» (из оперы Генделя «Ацис, Галатея и Полифем»)

Проснулась Лавиния от запаха кофе и свежевыпеченной сдобы.

Похоже, день начинался неплохо, вчерашняя апатия исчезла без следа, от истребованного у начальства отпуска оставалась ещё неделя, а в оперном театре её ждала хорошая, полноценная загадка. Чего ещё желать немолодой магичке? Разве что солнца за окном.

Открыв глаза, она удостоверилась, что и это пожелание исполнилось: лучи золотили серую стену дома напротив. Окно там было распахнуто настежь, и Лавиния слышала, как женский голос исполняет какую-то невероятно красивую арию под аккомпанемент рояля.

«Хм, в том здании квартируют артисты «Ла Фениче»? – подумала она. – В принципе, это естественно, прямо напротив театра. Впрочем, не моё дело. Спасибо этой даме и её контральто за такое начало дня!»

Марджори уже позавтракала и отбыла в новый поход по магазинам и лавочкам. Отдав должное булочкам, свежему маслу и копчёной рыбе, госпожа Редфилд отправила пару магвестников, надеясь, что внезапный порыв ветра из лагуны не поднимет водяную пыль, и белые птички сумеют долететь до места назначения.

Первым ответил архиепископ.

Засигналил коммуникатор, и монсиньор Гвискарди во всей красе – фиолетовый шёлк, шляпа с кистями, золотое пенсне – отразился на экране.

– У вас есть новости, синьора коммандер?

– Пока скорее вопросы, монсиньор. Хотелось бы встретиться.

– Так же, как и вчера, в три часа пополудни, вас устроит?

– Вполне.

Распрощавшись, Лавиния отложила коммуникатор и задумчиво уставилась в окно.

«Итак, куда меня тянет чутьё? Смешно сказать, но в Медиоланум. Карл Оттоленги встретился в этой истории уже дважды. Такая ли он значительная фигура, чтобы его было видно за каждым фактом? Надо бы с ним поговорить… В конце концов, до Медиоланума один переход порталом. Предположим, час я пробуду там, и до встречи с Гвискарди ещё успею заглянуть в здешний городской архив и разобраться, отчего при фамилии Фальеро моя секретарша начинает нервничать? Тьма, мне нужен Джан-Марко! Неужели магвестник до него не долетел?»

Старательно, словно первокурсница, она заново создала птичку и закусила губу, отправляя её в полёт. То ли на сей раз воды лагуны были благосклоннее, то ли ветерок оказался попутным, но уже через пару минут через открывшееся окно портала в комнату шагнул глава венецианской Службы магбезопасности.

– Звала? Извини, после первого вестника сразу откликнуться не мог, был на допросе. Так что получил сразу оба.

Госпожа Редфилд кивнула: допросные в Службе были разные, в том числе и выложенные орихалком, минералом, поглощающим магию.

– Серьёзное дело? – поинтересовалась она.

В ответ Джан-Марко лишь махнул рукой.

– Очередной монах, поехавший крышей на почве целибата и решивший усмирять плоть магически. Но не свою, а грешников. Вовремя взяли, но двоих он всё-таки успел убить. Ладно, это неважно. Рассказывай.

– Что ты знаешь о Карле Оттоленги?

– О ком? – чуть не поперхнулся Торнабуони.

– Оперный певец.

– А-а, этот. Ну да, у тебя ж оперная история… Да почти ничего, собственно говоря. В поле зрения магбезопасности он никогда не попадал. Знаю, что он из числа тех звёзд, которые мчатся из одной страны в другую ради единственного спектакля, и получают за это суммы, на которые можно было бы купить палаццо.

– Ладно, – покладисто кивнула Лавиния. – Тогда другой вопрос, даже два: во-первых, не живёт ли в Венеции какая-нибудь бывшая оперная прима, желательно, потерявшая голос и всеми забытая?

– А ключи к сокровищнице дожа ты не хочешь получить?

– Не-а. Ключи к сокровищнице мне совершенно ни к чему. И второй вопрос – помянутый Оттоленги лёг на срочную операцию. Куда и по какому поводу? Мне бы не хотелось разыскивать его в Медиолануме по всем тамошним клиникам.

Джан-Марко саркастически усмехнулся:

– По второму – сообщу через полчаса после того, как ты меня отпустишь. По первому ничего не могу сказать, надо подумать.

– Если б я была в Лютеции, я бы тебе такую старуху нашла мигом, только попроси! Всегда знала, что этот город только прикидывается цивилизованным, – не удержалась Лавиния от шпильки.

– Ну, полагаю, что бывшая оперная певица в Лютеции может знать и венецианские сплетни. Желаешь вернуться? Я открою тебе портал! – не менее язвительно улыбнулся Торнабуони.

– Спасибо, но – нет. У меня сегодня важное светское мероприятие! – тут она выдержала паузу, дождалась, пока брови бывшего ученика поползут вверх, и добавила: – Полдник с монсиньором Гвискарди. А теперь иди, и я жду информацию. Ах, да, ещё меня интересует бывший дож Марино Фальеро и судьба его потомков.

Тут Джан-Марко, уже собравшийся открывать портальное окно, разжал пальцы, потёр ладони и очень вежливо поинтересовался:

– А это тебе зачем?

– Есть подозрения, что наш исчезнувший певец Ф., он же драматический тенор Франко Фальеро принадлежит к этому роду. А значит, нужно исследовать эту ниточку до конца.

– Ну ладно… Но это ж надо перекапывать архив! Слушай, а у тебя был такой помощник с даром архивариуса, как его? Дюпен, Дюкан, Дюкасс – его нельзя вызвать?

– Жак Дюпон, – усмехнулась Лавиния. – Нет, нельзя. Дюпон командирован в Нувель-Орлеан, там в библиотеке магической школы крупная недостача в закрытом отделе. Так что в архив – сами, всё сами. Но обещаю, что это последняя просьба!

– Не очень-то я тебе верю… – пробурчал Джан-Марко, открывая портал. – Сейчас сообщу, в какой клинике Медиоланума надо искать Оттоленги, подожди минуту.

Клиника «Motta di Livenza» стояла в прекрасном парке совсем недалеко от замка герцогов Сфорца. Несмотря на январь, парк был почти зелёным: пинии, кипарисы, рододендроны не собирались сдаваться холодному северному ветру. Поёжившись, госпожа Редфилд рысцой добежала до широких стеклянных дверей главного входа и поскорее нырнула в тепло. «Сколько ни активируй согревающее заклинание, а ветер всё выдует», – подумала она с досадой.

Хорошенькая брюнетка поинтересовалась целью визита и, услышав, что дама желает переговорить с синьором Оттоленги, сразу сурово покачала головой.

– Извините, но он только вчера перенёс операцию. Поэтому любые посещения запрещены.

– Хорошо, – не стала спорить Лавиния. – Тогда проводите меня к вашему главврачу. Профессор Ди Майо, я не ошибаюсь?

– Я… узнаю, – с сомнением покачала головой брюнетка. – А по какому вопросу?

Увидев развёрнутое удостоверение Службы магбезопасности с горящей зелёным магической печатью, она вздохнула, укоризненно глянула на предъявившую документ даму и взяла в руки коммуникатор.

Лавиния отошла, чтобы не смущать девушку ещё больше и пробурчала себе под нос:

– Можно подумать, я ворвалась сюда впереди отряда орков и разнесла вдребезги мраморные колонны! Всего-то захотела поговорить с местным начальством.

– Госпожа Редфилд! – окликнул её голос, звенящий недовольством. – Вас примут, у синьора профессора всего пятнадцать минут, прошу его не задерживать. Вот, Антонио вас проводит.

Антонио возвышался над стриженой макушкой Лавинии на полметра, а шириной плеч напоминал циркового борца-тяжеловеса. Впрочем, всё это её уже мало интересовало, потому что где-то внутри тихо звенело предчувствие удачи. Пусть маленькой, но – удачи.

Ди Майо вышел ей навстречу с распростёртыми объятиями. Госпожа Редфилд уворачиваться не стала, было любопытно, к чему это. С профессором они были знакомы не так давно и не так близко, так что всему должны найтись объяснения.

– Лавиния, вы просто предвосхитили мои действия! – сообщил Ди Майо, усадив её в кресло и приказав секретарше подать кофе. – Я как раз собирался вас искать.

– Да? Для чего? У вас в клинике кто-то применил недозволенные магические методы?

– Нет, что вы! Просто у меня для вас информация. Сообщение. Вы, конечно, уже забыли, что пару лет назад во время сложной операции вы присутствовали в качестве наблюдателя. Но я напомню: вы тогда мне помогли, создали и использовали особо тонкие воздушные лезвия. А по окончании операции великодушно поделились их формулой[7]7
  Эта история рассказывается в романе «Лицо под маской»


[Закрыть].

– Что-то такое припоминаю… – медленно проговорила Лавиния.

Операцию и всё, что творилось потом, она не забыла. Вот только зачем это сейчас понадобилось Ди Майо?

– Так вот, я оформил патент на использование этой технологии, разумеется, на ваше и моё имя. У меня были сомнения, но… на данный момент эта технология используется уже в ста семнадцати клиниках! Могу сообщить вам, что хорошие хирурги практически полностью отказались от других способов. Ну, а вот здесь… – он раскрыл папку и положил её перед госпожой Редфилд. – Здесь вы можете видеть поступление средств на специальном счёте. Это – ваша половина.

Цифра выглядела очень, очень внушительно. Так внушительно, что оценила даже госпожа Редфилд, денег у которой было более чем достаточно.

– Спасибо, Родерико, – сказала она искренне.

Секретарша вошла с подносом и расставила перед ними тонкие фарфоровые чашечки, серебряный кофейник, под донышком которого тлел синий огонёк магического нагрева, вазочки с печеньем и конфетами, сливочник…

Глянув на часы, Лавиния поняла, что минуты, отпущенные её суровой брюнеткой, практически истекли.

– Слушайте, у вас же следующая встреча, или операция, или консультация? – спросила она. – Меня строго предупредили…

– Ерунда, – махнул рукой Ди Майо. – Совещание с главами отделений, проведёт мой заместитель. Их я встречаю почти ежедневно, а вас не видел уже сколько? Года два?

– Примерно так, да.

Они помолчали, наслаждаясь кофе, потом профессор решительно отставил чашку и спросил:

– Итак, что вас привело в Медиоланум?

– Один из ваших пациентов. Синьор Оттоленги стал так часто упоминаться в моём расследовании, что я почувствовала необходимость с ним встретиться.

– Ах вот оно что… – пробормотал Ди Майо, нахмурясь. – Ну, Карл перенёс операцию. Он ещё слаб…

– Родерико.

– А?

– Не надо. Вы даже сами не верите в то, что сейчас сказали. Напоминаю, что я хоть и слабый, но менталист, а уж при столь откровенном вранье у вас в ауре такая буря начинается!

– Не вышло, да? – огорчённым он не выглядел, посмеивался. – Вот и в детстве мне мама говорила, что когда я пытаюсь врать, у меня уши светятся.

– Так расскажите мне, чем болен синьор Оттоленги, и что его беспокоит.

– Чем болен? Так вот сразу и не ответишь…

– А вы попробуйте! Начните с начала, а дальше как пойдёт.

– В свое время… Давно, ещё в начале карьеры, Карл повредил ногу во время спектакля. Разрыв связок коленного сустава, очень болезненно, и единственный способ восстановить нормальную подвижность – артроскопическая пластика.

Лавиния нахмурилась:

– Пару раз я видела его на сцене, и двигался он нормально, не прихрамывал.

– Да, вы правы. Ему тогда же, сорок лет назад, и сделали эту операцию. А вот сейчас Карл пришёл ко мне с жалобой на то, что колено болит, после каждого спектакля – особенно сильно.

– И?

– И я провёл обследование, – Ди Майо потёр переносицу и вздохнул. – На мой взгляд, там полностью всё восстановилось, и болеть не может. Ну, или это фантомные боли, которым не с чего было сейчас появляться…

– Или синьор Оттоленги попросту обманывает, – закончила госпожа Редфилд.

– Боюсь что так.

– Хорошо. Чем великий певец болен, вы мне рассказали. А что его беспокоит?

– Не знаю. Он не выходит из своей отдельной палаты, даже в наш парк. Он не принимает посетителей, не активирует коммуникатор, отсылает букеты и сладости, отказался встречаться со своим агентом и с аккомпаниатором. Правда, регулярно получает магвестники, это отслеживается системой охраны клиники, но тут, сами понимаете, можно лишь отметить факт.

– Понятно, – кивнула Лавиния. – Ну что же, ведите.

– Куда?

– В ту самую отдельную палату, Родерико!

– Но, Лавиния, я же сказал, он отказывается принимать посетителей!

– Мой дорогой профессор, это расследование незаконного применения магии. Синьор Оттоленги может отказываться от чего угодно, но мне нужно с ним поговорить. Для него же будет лучше, чтобы это не превратилось в необходимость его допросить. Я понятно формулирую?

– Вполне, – буркнул Ди Майо.

– Как я поняла, встреча не нанесёт непоправимого вреда его здоровью или драгоценному голосу, застрахованному на двести тысяч дукатов? Не нанесёт. Всё остальное – к психотерапевтам.

В приёмной профессор бросил свирепый взгляд на разлетевшуюся с вопросами секретаршу и велел все встречи на этот день отменить. Потом посмотрел на госпожу Редфилд и расплылся в улыбке:

– Маддалена, подайте синьоре коммандеру свежий халат! – полюбовался получившейся картинкой. – Ну вот, отлично… Вам очень идёт, синьора коммандер.

Халат похрустывал. Лавиния одёрнула его и спросила:

– Я похожа на мясника?

– Ну что вы, на самого лучшего патологоанатома!

И оба расхохотались.

Отдельная палата располагалась на верхнем, шестом этаже здания, и доставлял туда особый лифт. Ди Майо приложил ладонь к сканеру и вполголоса проговорил несколько слов на квенья. Госпожа Редфилд стоически удержалась от смеха.

Впрочем, дежурный на шестом этаже – кажется, брат-близнец шкафоподобного Антонио – дремал, устроившись в удобном кресле. Пустой коридор тонул в полумраке, выходившие в него двери были закрыты.

– Здесь вообще кто-то есть, кроме… искомого пациента? – спросила Лавиния.

Она постаралась говорить тихо, но, даже приглушённый, голос её заметался эхом по углам. Дежурный вскочил и ошалело заозирался.

– Спите, Пьетро, спите, – ласково проговорил профессор. – Мы на минуточку.

Знаменитый бас лежал на кровати, закинув руки за голову, и в сторону хлопнувшей двери едва глянул. Впрочем, увидев, что главный врач клиники явился к нему не один, Оттоленги встал и сложил руки на груди.

– Я не давал согласия на встречу, – произнёс он.

Лавинии показалось, что от низких нот его голоса у неё волосы на затылке поднялись дыбом.

– Боюсь, синьор Оттоленги, что у профессора Ди Майо не было возможности со мною поспорить, – сказала она сухо. – Но я обещаю не задержать вас надолго…

Тихонько хмыкнув, певец жестом предложил Лавинии стул, сам же уселся на кровать.

– Итак, синьора?..

– Коммандер Редфилд, Служба магической безопасности, – отрекомендовалась она. – Я работаю над делом о незаконном магическом воздействии, и хотела бы задать вам несколько вопросов.

– Прошу вас.

– Вы разорвали контракт с театром «Ла Фениче» и выплатили ему значительную неустойку. Почему?

– Это моё личное дело.

– И всё же я прошу вас ответить.

– Повторяю: это моё личное дело. Предположим, тамошняя влажность плохо влияет на мои голосовые связки. Или мне не понравился цвет сидений в зрительном зале, он меня раздражал. Если я правильно помню свои права, вы не можете заставить меня отвечать на такие вопросы.

– Не могу, – согласилась госпожа Редфилд. – Зато могу повторять их снова и снова, формулируя иначе. Ещё могу задержать вас на сорок восемь часов ввиду высокой общественной опасности расследуемого преступления. Хотите?

Разумеется, она блефовала: пока что никакого официально заведённого дела не существовало, так что о степени его опасности и речь не могла идти. Но Лавиния всей кожей чувствовала, что наткнулась на крупную гадость, такую крупную, что, если её не нейтрализовать, это аукнется далеко за границами Венеции.

– Я болен, – возразил Оттоленги. – Вы не можете так обращаться с больным человеком.

– Вы здоровы, – пожала она плечами. – Но чего-то очень боитесь. Так дайте мне, Тьма вас побери, избавить вас от причины этого страха! И отправляйтесь себе… где там у вас следующий спектакль? В Монакуме? Вот туда.

– Не смейте меня осуждать!

– И не думала даже. Ответьте на мои вопросы, и я немедленно освобожу вас от своего присутствия.

Встав, знаменитый певец прошёлся по палате, остановился у окна, постучал пальцами по подоконнику и, наконец, резко развернулся к незваной гостье.

– Вы так уверены в том, что сумеете… справиться с проблемой?

Лавиния вновь пожала плечами.

– Доселе справлялась. Вряд ли в «Ла Фениче» засело что-то страшнее созревшего гуля или прошедшей полный круг тёмной ведьмы. Да и потом – я ведь не одинокий ковбой, за моей спиной {Служба}.

– Хорошо… Хорошо. Слушайте… – Оттоленги снова уселся на кровать, переплёл пальцы и глубоко вздохнул. – Вы были правы, я разорвал контракт и уехал из Венеции, потому что испугался. Поймите меня, я не маг! У меня есть слабая магия воздуха, но этим обладают практически все оперные певцы. Моего резерва хватало всю жизнь на то, чтобы петь… Ну, ещё могу фонарик зажечь, – в доказательство он щёлкнул пальцами, заставив загореться тусклый синеватый огонёк. – Я пришёл на первую репетицию в «Ла Фениче», начал работать, и не сразу обратил внимание на то, что с моими глазами происходит что-то странное.

– Не главный для вас рабочий орган, – понимающе кивнула Лавиния.

– Вот именно.

– И что же происходило? Ухудшилось зрение?

– Нет, вовсе нет! Я бы сказал даже, что оно слегка улучшилось, раньше мне приходилось активировать артефакт для того, чтобы смотреть в партитуру… – тут он слегка смутился. – Ну, вы понимаете, очки бы не вписывались в образ.

– Конечно.

– Так вот, я обнаружил, что вижу странные размытые пятна вокруг человеческих фигур.

– Только человеческих?

Тут Оттоленги на минуту задумался.

– А Тьма его знает! – изрёк он наконец. – Не попались мне ни эльфы, ни гномы в этом театре.

– То есть, вы стали видеть ауры?

– Получается, так.

– А сейчас видите? – Лавиния незаметно сжала в кармане записывающий кристалл, чтобы активировать его.

– Нет. Это происходило только на территории «Ла Фениче».

– Во всех его помещениях?

– Во всех, где я бывал. В костюмерный цех или к декораторам я не заходил.

– Понятно. И что же вас смутило? Ауры видят многие, практически все маги, у кого резерв выше двенадцати единиц и кто умеет переходить на магическое зрение.

– Разумеется! Только мой резерв выше восьми никогда не был. И кроме того, дело не в ауре. Это бы меня не испугало. Дело в том, что я… как бы это объяснить… я понял, что могу по ауре прочитать, что человек скоро умрёт. И вот это оказалось страшно.

Тут госпожа Редфилд подобралась: способности «вестника смерти» не встречались уже лет триста. Ну, или маги, обладавшие такими способностями, их старались не афишировать, что, в общем, можно понять – мало кому понравится общаться с приятелем, точно знающим дату твоей кончины…

– Очень интересно, синьор Оттоленги, – сказала она мягко. – Опишите, пожалуйста, что именно видели?

– Пятна в ауре. Такое неприятное коричнево-чёрное, будто жирное, скользкое пятно. Как я понял, чем ближе оно к физическому телу, тем ближе дата смерти. В первый раз я заметил это у одного из рабочих сцены, мы столкнулись в кулисах. А на следующий день он упал замертво, сообщили, что оторвался тромб. В общей сложности, я видел такое пять раз, со второго случая стал понимать, в чём дело. А на пятом сбежал.

– И все пятеро мертвы?

Певец помотал головой; он был бледен и тяжело дышал, и выглядел, словно из него вытащили позвоночник.

– Нет. Пятый… Я заметил эту метку у Бруно, ну, у суперинтенданта Кавальери. Далеко. На самом краю видимой части ауры, если можно так выразиться. Если бы я понимал, что будет причиной смерти, я бы предупредил, конечно! А просто так сказать хорошему знакомому – мол, ты, дорогой мой, через пару недель отправишься в мир иной, если таковой существует… Я так не могу.

– И вы уехали.

– И я уехал.

Оба помолчали, потом госпожа Редфилд спросила:

– Когда это было?

– Две недели назад. Если совсем точно – пятнадцать дней.

– Двадцать шестого декабря, – посчитала Лавиния. – Вчера вечером господин суперинтендант был весьма бодр и деятелен.

Оттоленги лишь пожал плечами.

– Мы закончили на этом?

– Последний вопрос. Почему вы посчитали нужным сообщить в Гильдию Эвтерпы о том, что Фальер использовал амулет?

– Потому что это запрещено, и, между прочим – не по пустой прихоти. Потому что такой амулет даёт своему владельцу звук, широту диапазона, силу голоса, но это ведь не берётся из пустоты, вы согласны? Да, в своё время Соня Мингард вынужденно использовала амулет Ллойда после болезни, это было. Но, во-первых, она выступала только в сольных концертах, а во-вторых, сообщила об этом во всеуслышание.

– Понимаю, – вынуждена была согласиться госпожа Редфилд.

– Ну, и не последняя причина – использование этого амулета вызывает привыкание. Та же Соня жаловалась мне, что после отказа от него ей полгода казалось, что голос звучит не так: тускло, слабо, вообще кишками поёт… Достаточно этих причин?

– Вполне, благодарю вас.

Но разволновавшийся Оттоленги никак не мог успокоиться. Вскочил с кровати, заходил по палате, рубя воздух ладонью.

– О, я знаю, любой порядочный человек с презрением относится к доносчикам! Я и сам такой, поверьте. Но очень трудно определить, где заканчивается подлое доносительство и начинается… ну, назовём это помощью. В том числе и самому Фальеру! Где он теперь, кстати? – резко остановился певец.

– Неизвестно.

– Насколько я помню, у него было приглашение в оперный театр в Палермо, он мне показывал ещё до… Ну, вы понимаете. Возможно, всё-таки поехал туда?

Поблагодарив ещё раз. Лавиния откланялась.

Она и сама не знала, зачем задавала последний вопрос – в конце концов, какая ей была разница, по какой причине великий бас счёл нужным донести на начинающего тенора? Но отчего-то это показалось важным, и госпожа коммандер, поморщившись, сложила данный факт на полочку.

Пригодится.

Ровно в три часа она поднялась по мраморной лестнице Ка’Тре Фонтани. Знакомый уже сухощавый немолодой секретарь провёл её всё в ту же малую столовую, где над уставленным яствами столом возвышалась пышная фигура в фиолетовом шёлке. Архиепископ потёр пухлые ладони со словами:

– Госпожа коммандер, рад видеть вас! Прошу, садитесь и составьте мне компанию!

После двух портальных переходов практически подряд, с разницей в два часа, Лавинию слегка подташнивало, поэтому она ухватила ломтик солёной и острой горгонзолы, обмакнула в мёд и сунула в рот.

– Полегчало? – ухмыльнулся Гвискарди. – Что же, а теперь приступим.

Трапеза проходила в молчании.

О чём думал визави, Лавиния не знала, он вообще был человеком неожиданным. Её же мысли крутились вокруг подаренной Карлу Оттоленги способности вестника смерти. Или лучше сказать не «подаренной», а «навязанной». В общем-то, и вправду в такой способности большой радости нет… Неужели сказанное им правдиво, и симпатичного синьора суперинтенданта ждёт смерть в ближайшее время? Можно ли его спасти? А как? Если бы знать, что с ним случится… Но в том и ужас этого дара, что вестник знает лишь событие и сроки, но не причины.

– Итак, госпожа коммандер, – провозгласил архиепископ, отодвигая от себя мисочку, в которой была ранняя клубника. – Удалось ли вам что-то узнать?

– Удалось, – кивнула Лавиния. – Ничего хорошего сказать не могу. Да, в «Ла Фениче» действует некое непонятное мне пока проклятие. Пока, – подчеркнула она. – Сейчас я вернусь туда, и буду продолжать изучение его. Если ничего не найду, то завтра вызову коллег, и расследование из частного станет официальным. Девочка ваша…

– Лаура.

– Да, Лаура… Если у неё есть другие предложения, о которых стоит говорить – пусть их рассмотрит. Если нет, пусть репетирует. В конце концов, сколько ей лет?

– Двадцать два.

– Вполне можно потерпеть с великим дебютом.

Гвискарди покорно склонил голову.

– Может быть, нужна какая-то помощь?

– Ну-у… – задумалась госпожа Редфилд. – В архив я не попала, скажите мне вот что: о чём напоминает вам фамилия Фальер.

– Фальер? – Гвискарди был всерьёз озадачен.

– Да, или Фальеро, как желаете.

– Ну, прежде всего, это дож, казнённый за предательство интересов Серениссимы, Марино Фальер. Других ассоциаций, пожалуй, так сходу и не приходит.

– Вот как. И в каком году это было?

– Не помню. Вы же понимаете, среди дожей не было людей без магических способностей, и жили они все долго.

– Кроме упомянутого Марино Фальера, – уточнила Лавиния.

– Ну, к моменту казни ему тоже было лет двести. С хорошим хвостиком. Так что Марино вовсе не был таким уж юным.

– И всё же хотелось бы знать дату, может быть, ваш секретарь может уточнить?

Секретарь, разумеется, мог, на то он и существовал. И через несколько минут госпожа коммандер была озадачена: отстранение от должности произошло в середине тысяча семьсот шестьдесят третьего года, и преемником стал Альвизе Мочениго. Казнили Фальера двумя годами позже.

«Семьсот шестьдесят третий! – крутилось у неё в голове. – И первый пожар на месте театра был тогда же. И что, эти события связаны, или это просто совпадение? Да ладно, где это виданы такие совпадения?»

– Благодарю вас, монсиньор, – она решительно поднялась. – Я сообщу вам о результатах сегодняшней работы завтра утром. И, если хотите, в случае начала официальной работы по делу я не буду упоминать о том, что именно вы меня пригласили.

– Что уж теперь, – Гвискарди махнул рукой. – Половина города уже в курсе этого, а вторая узнает завтра.

Личная лодка монсиньора довезла госпожу Редфилд до причала на Рио делла Весте, и она на минуту остановилась в задумчивости. Идти прямиком в театр, или вначале заглянуть в квартиру? Марджори может оказаться на месте, надо выдать ей пару поручений. А иначе какой смысл возить с собой секретаршу? И она свернула к Ка’Тезено.

– Я нашла для тебя отличные ботинки! – встретила её Марджори радостным восклицанием.

– Зачем мне ботинки? – рассеянно удивилась Лавиния, копаясь в вытащенной из пространственного кармана шкатулке с амулетами. – Я ж недавно покупала…

– Это было почти десять лет назад, – поджала губы женщина. – И ты их уже дважды соглашалась выкинуть. А потом отбирала у Бакстона и снова приказывала ремонтировать.

– Но они удобные!

Найдя, наконец, то, что искала – бледный голубоватый камень в оправе из трёх металлов разного цвета – она сунула его в карман куртки и убрала шкатулку.

– Значит, так, – повернулась госпожа Редфилд к секретарше. – Покупки меня не интересуют. Если ботинки, шляпки или ещё какие-то предметы тебе нравятся, ты можешь их купить, для себя или для меня, мои размеры ты знаешь. Я не буду тратить на это время и место в мозгах. Это понятно? – Марджори молча кивнула. – Далее: найди мне в Лютеции какую-нибудь вышедшую в тираж оперную певицу, готовую поговорить и посплетничать. Важно, чтобы она выступала когда-то здесь, в «Ла Фениче». Если найдёшь не одну, получишь премию.

– Только в Лютеции?

– Где угодно, но в радиусе одного, максимум двух портальных переходов.

– Понятно, – Марджори сделала пометку в невесть откуда появившемся блокноте. – Ещё что-то?

– Меня интересует казнённый дож Марино Фальер.

– Ага! – перебила секретарша. – Не зря я всера о нём вспомнила, был такой!