Автор книги: Marlu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
========== Часть 1 ==========
Элизабета Кондратьевна Бобровская, умница, красавица и просто заслуженная пенсионерка районного масштаба, поставила ногу на табуретку и, глубоко затянувшись, выпустила струю едкого дыма в приоткрытую форточку, окидывая цепким взглядом подходы к бывшему общежитию сталелитейного завода «Серп и Молот». Вот-вот должна была подойти соцработник, выделенная ей в помощь, и показывать свою излишнюю бодрость, как и вредные привычки, совсем не входило в планы Элизабеты Кондратьевны.
Старческая дальнозоркость позволила ей заметить кругленькую фигуру Марии Петровны издалека, чему изрядно способствовал лимонно-желтый цвет пуховика.
Элизабета Кондратьевна сердито выдернула остатки папиросы из мундштука, отточенным движением запустила бычок в форточку и, помогая себе руками, с трудом поставила ногу на пол.
— Нет, чтобы на пять минут позже прийти. Успело бы проветриться, — бормотала она, устраиваясь на диване среди горы подушек.
— Войдите! — отозвалась она на осторожный стук в дверь. — Милая, милая Марысенька, вы пришли! Я так рада.
— Ну что вы, Элизабета Кондратьевна, как же я могла не прийти, — Мария Петровна смущенно улыбнулась и поставила на стол пакеты с продуктами. Ей почему-то по-детски нравилось, когда подопечная называет Марысей или Марысенькой на польский манер. И ей было искренне жаль эту немолодую женщину, аристократку до мозга костей, вынужденную коротать свой век в комнате общежития.
— У вас здесь довольно тихо, слава богу, — произнесла она, улыбаясь и доставая банку сливового варенья, до которого подопечная была большая охотница. — Только вот мужчины в семейных трусах разгуливают. Это несколько странно.
— Марысенька, милая, у нас тут и без семейников могут разгуливать.
— Да что вы говорите!
— У нас тут не общага, а вертеп, — наслаждаясь эффектом, продолжила Элизабета Кондратьевна. — Вот намедни в соседней комнате снова завелись жильцы. Не заселились, а именно как я и сказала, милая, как тараканы или клопы заводятся, потому что ни один нормальный человек в проклятой комнате поселиться не может. Хозяева ее четыре раза сдавали. Первый раз заселились две девушки. Приличные такие, но Маргарита Изяславовна в первый же вечер засекла, как они вместе мылись в душе. И не говорите мне, Марыся, что это ничего не значит! Сосед наш, местный мачо и первый красавец на этаже, пытался проявить галантность и оказать знаки внимания, но был послан в некультурных выражениях. Бедняга приходил в печали ко мне пить… Чай, Марыся Петровна! Чай! Вы представляете глубину его потрясения?
Мария Петровна пораженно застыла и сделала большие глаза: с одной стороны, ей было любопытно, а с другой, не особенно верилось в такое.
— А еще соседка моя из четыреста первой проходила ночью по коридору и кое-чего слышала… Старая она, конечно, и по причине склероза не помнит точно. Но слышала. И все подтвердилось потом — эти две ша… девы сказали, что решили уехать из страны и пожениться. Тогда-то всем и стало ясно, что именно интеллигентнейшая Глафира Михеевна слышала и чего по происхождению и воспитанию понять не смогла. И это «что-то» как нельзя лучше уложилось в общую картину. И уехали ведь! Бедные хозяева намучались второй раз сдавать. Ой, намучались! Не знаю почему, но у этой комнаты несчастливая судьба.
— Может быть, освятить бы надо? — робко предложила Мария Петровна, гадая, удобно ли предложить знакомого батюшку для совершения требы.
— Ох, милая, у нас дворник поет в церковном хоре. Приходил, дверь поливал святой водой, не помогло. Следующей заселилась бабка с метафизическим котом. Который вроде был, но его как бы и не было. Он то появлялся, то исчезал. Нет, потом-то выяснилось, что котик жил на две семьи и ходил на шестой этаж… Но бабке это не помогло избежать желтого дома. Увезли прямо из комнаты, она так убивалась: «Ах, Барсик, как же ты без меня!». Кот? Вернулся через два дня, наглая морда, тогда-то и выяснилось, что к молодке из шестьсот пятой ходил столоваться. Скотина. Вот бывают же люди такие до чужого зверья охочие, нет чтобы своего завести, а Нелька орала, что это ее Марсик. Семенову-то выписали с извинениями, но к нам она уже не вернулась. Кота забрала и съехала. А Нелька с горя и одиночества с участковым нашим сошлась, да и уехала с ним в служебную квартиру. Ему сразу и дали, как у нее животик приличный обозначился. Хотя у Петровича-то нашего живот и не меньше, но ему что-то без Нельки квартиру не давали.
Элизабета Кондратьевна задумчиво посмотрела на чайник. Стоило бы попросить Марысю поставить чайник, а то от долгих разговоров в горле пересохло.
— Я сейчас чайник поставлю, — правильно истолковала ее взгляд Мария Петровна. — А теперь комната пустует?
— В наши пристрелянные воронки снаряды залетают с завидной регулярностью, — усмехнулась Элизабета Кондратьевна. — После Семеновой въехали трое вроде бы спокойных работяг. Не шумели, безобразий не чинили, сидели в комнате тихо, пока вдруг из окна не полетел телевизор, за ним утюг, полка с книжками, чьи-то валяные сапоги, электрический чайник, три кастрюли…
— Ой! — У Марии Петровны оказалось очень живое воображение. — И чем же закончилось, опять сумасшедшим домом?
— Чем закончилось? Да снизу кто-то заорал, чтобы не мелочились и кидали сразу холодильник, так они и затихарились. Пожалели, наверное. Или в окно не пролез. Или на комоде, которым раму почти выломали, выдохлись. Участковый им штраф выписал, так они и съехали в ночи, стыдно видать было. Так мы и не узнали, что это было: то ли семейная ссора, то ли горячка белая. — Элизабета Кондратьевна помолчала. — Потом там жил нудист, который считал ниже своего достоинства прикрывать свои муд… половые органы одеждой.
— Господи, здесь же дети! И как же так можно!
— Милая Марысенька, вы так молоды и не знаете, что желание показать свои достоинства самкам в самцах неистребимо, несмотря на тысячелетия эволюции и налет цивилизованности, — снисходительно произнесла Элизабета Кондратьевна и нахмурила лоб: ей пришло в голову, что как раз со времен этого тихого шизофреника остальные мужики и стали ходить по коридору в трусах и валенках.
Чайник отключился, громко щелкнув пластмассовой кнопкой. Мария Петровна достала чашки, положила в них по пакетику чая и залила водой.
— Эту комнату точно нужно очищать, — произнесла она. — Позвать хотя бы экстрасенса, раз святая вода не помогла. Так же невозможно жить!
— Марысенька, здесь везде такой контингент, что святой воды не напасешься, а экстрасенсы шарлатаны, вон у нас на седьмом проживал… Били его не раз, а все без толку. Другой бы на его месте на что-нибудь безобидное переключился, снимал бы себе тихо венцы безбрачия, а этот все на большое замахивался. Последний раз порчу снимал с партии конопли. Под следствием сейчас.
Мария Петровна слишком много отхлебнула из чашки и закашлялась.
— Бедная, — с надрывом произнесла она, — как же вы тут живете!
— Весело живем, Марысенька, весело! — оживилась Элизабета Кондратьевна. — Вот летом, например, кошка орала. Казалось бы, ну кошка орет, котика просит. Ан нет! Этой кошке потом крупно повезло — ее участковый забрал и кормит теперь отборным мясом. А все почему? А потому, милая, что благодаря этой суч… кошачьей несдержанности он преступника арестовал. Тот высунулся в окно и пригрозил кошке, что застрелит, а участковый как раз у Нельки был и как был в одном исподнем, так и побежал задерживать. Пистолет-то, потом оказалось, приметный был, с ним уже и банк грабили, и лавку ювелирную. В общем, Петрович на повышение пошел, а Гена в тюрьму сел. Там и сгинул, а вот дети и внук у нас в общежитии обретаются. Старший Сережа по стопам батюшки пошел, а младший Вовчик — гей. Хороший мальчик, в четыреста тринадцатой живет.
Мария Петровна жалобно посмотрела на дверь.
— Простите, мне еще на два адреса сегодня, — пробормотала она.
— Конечно, конечно, — закивала Элизабета Кондратьевна. — До завтра, милая, буду ждать.
Она выждала еще минут пять, после того как закрылась дверь за соцработницей. Встала, потянулась, достала из кармана халата портсигар, зажигалку и мундштук.
— Весело живем, — повторила она и затянулась. — Скучать уж точно некогда.
========== Часть 2 ==========
Совсем еще не поздним вечером, когда Элизабета Кондратьевна, умница, красавица и просто очень заслуженный член общества, надев на нос очки, раскладывала пасьянс, возле ее двери раздался какой-то подозрительный шум. Больше всего странный звук напоминал тихий скулеж потерявшегося щенка. Элизабета Кондратьевна насторожилась, склонила по-птичьи голову набок, прислушиваясь. Подвывание стало отчетливей.
— Неужто Алкаш своим спиногрызам щенка принес, а Гуля его выгнала? — будучи одинокой, Элизабета Кондратьевна обычно выражала свои мысли вслух.
Соседа звали Аклаш, но не нашелся еще тот человек не только в общежитии, но, пожалуй, и во всем миллионном городе, который бы произнес его имя правильно. Кто-то по скудости ума, кто-то по приколу, а заслуженная пенсионерка уже по привычке. Она пошарила по полу поисках тапочка, встала, плотнее запахнув теплый халат, и открыла дверь.
— Ой, — Элизабета Кондратьевна всплеснула руками, увидев вместо щенка сидящего на полу молодого человека.
— Бабуль, — гнусаво сказал он, — закурить не найдется?
— Э-э, — протянула Элизабета Кондратьевна, сильно сомневаясь, что милый юноша сможет без трагических последствий для здоровья затянуться ее Казбеком.
— Ну хоть капли в нос есть? — жалобно произнес он и всхлипнул.
— Найдем, — Элизабета Кондратьевна резво пересекла комнату и схватила коробку с лекарствами. Как назло, пузырек на глаза не попадался. — Да где же, где, — бормотала она и усиленно перетрясала аптечку.
В это время по коридору, судя по звукам, прошла конармия товарища Буденного, кто-то коротко взвизгнул, кто-то пинком захлопнул хлипкую дверь, через которую донесся рык:
— Кто ебал, колитесь, суки! — И конная дивизия прогалопировала в другой конец коридора.
— Суки, суки, — согласилась Элизабета Кондратьевна и перевернула коробку на диван. Зловредные капли оказались, конечно же, на самом дне!
Зажав в руке стеклянный флакончик и принципиально не вглядываясь в мелкие циферки срока годности, она одернула халат, затянула пояс потуже и строевым шагом вышла в коридор: у нее просили помощи, значит, они ее получат. Возле общей кухни столпились человек десять и стоял такой гвалт, будто это был птичий базар. Разобрать, о чем шла речь, оказалось нереально.
— Кондратьевна, — трубным шепотом ввинтилось в ухо и обдало густым духом домашнего самогона, — не ходи туда!
— Что это? — она повернулась к соседу из комнаты напротив.
— Там же это, гейские разборки, — все тем трубным шепотом, который разносился из конца в конец коридора, как эхо в горах.
— Да с чего ты взял? У меня вот капельки мальчик попросил, несу.
— А то, что нормальные парни глаза свои бесстыжие краской не мажут! — отрезал сосед. — Не ходи, богом прошу. Обидеть могут.
— Василь Иваныч, даже если и геи, мне-то что с того? Вряд ли мой зад их сильно вдохновит.
— Кондратьевна! — взвыл сосед.
— Свой побереги, коли опасаешься, — она стряхнула с локтя чужую цепкую руку и поспешила к месту разборок.
В центре разборок был тот самый юноша, который просил капли. Все так же шмыгал носом и гнусавил:
— Ну что-что, вызвонили меня, приехал. Отработал. А денег не-ет.
— Кто тебя ебал, Олеженька? — пытался выяснить правду бритоголовый тип.
— В-все-е…
Толпа загалдела с новой силой, до Элизабеты Кондратьевны долетали отдельные слова, и сама она замерла, зажав в вытянутой руке пузырек «Нафтизина», и превратилась в слух.
— … я пошутить хотел…
— … захожу, а он там, думал подарок…
— … ты ебешь, а я смотреть должен?
— … ничего не знаю, денег у меня нет!
— … да вы охренели столько драть! Можно подумать, у него жопа золотая…
— … за услуги платить надо! А тебе, Олеженька, наука, как своих наебывать и на вызова без крыши ездить…
— … так себе жопа…
— Женщина, вам чего надо?
Элизабета Кондратьевна вздрогнула, перевела глаза на подозрительно щурившегося мужчину, которого она до сей поры в своем общежитии не видела, прочистила горло:
— Капельки принесла.
— Бабка…
— Вот этот молодой человек попросил у меня капелек в нос, возьми, милый, — она шустро двинулась к зареванному парню.
— Бабка! — Рявкнул бритый. — Пиздуй восвояси!
— Что это?! Я у себя дома, между прочим, а тебя, мил человек, первый раз вижу. Говори, кто таков?
— Кондратьевна! — завыло рядом, и ее оттащили из эпицентра событий. — Простите ее, господа хорошие, не по злому умыслу она, по скудоумию старческому.
— Василь Иваныч! — рявкнула Элизабета Кондратьевна. — Да отстанешь ли ты от меня, ирод?! Да чтоб я тебе другой раз на опохмел дала!
— Кондратьевна, — тот набычился и обиженно запыхтел.
— В сортир хочу! Имею право! — она отпихнула пьяного соседа и гордо прошла к нужной двери, хлопнув ей нарочно громко и щелкнув задвижкой.
В коридоре стало тихо. Элизабета Кондратьевна приложила ухо к плохо покрашенной филенке, но услышала только удаляющийся топот. Видать, разборки решили перенести в другое место.
— Вот ведь пидарасы, — расстроилась Элизабета Кондратьевна, спустила на всякий случай воду — вдруг кто-то остался — и павой выплыла в коридор.
Коридор оказался пуст. Ее королевский выход остался без зрителей.
— Вот пидарасы, — прошептала Элизабета Кондратьевна и от обиды шмыгнула носом, — куда они податься-то могли?
Она порысила к лестничной клетке, здраво рассудив, что деться такой толпе больше и некуда. На лестнице, кажется, кого-то били. Чрез толстую фанеру двери доносились глухие удары, хриплый отчаянный мат и уже до боли знакомый скулеж. Элизабета Кондратьевна стояла, готовая в любой момент отбежать подальше и сделать вид, что ее тут и не было. По обрывочным фразам она пыталась составить картину целого… И чутко уловив момент, когда дело подошло к финалу, она бросилась к своей двери, открыла было ее, но передумала, и пошла стучать к соседу.
— Кондратьевна, — затянул он, едва увидев гостью на пороге.
— Слышь, Василь Иваныч, а нет ли у тебя коньяка?
— Кондратьевна, ты того этого, — ошеломленный просьбой сосед очумело хлопал глазами.
— Ну так есть или нет?
Мимо прошли местные геи, вид они имели печальный и плачевный. У одного наливался цветом бланш под глазом, у второго скула была подозрительно припухшей. Они зло зыркнули на соседей и молча ушли к себе.
— Есть, — сознался сосед и на секунду скрылся у себя. — С возвратом только.
— Не бойся, не зажму, — Элизабета Кондратьевна сунула плоскую маленькую бутылку армянского три звезды в карман халата. — Спасибо, выручил.
— Для нервов первейшая вещь, — согласился сосед и вздохнул, закрывая дверь.
Элизабета Кондратьевна на цыпочках прошла мимо гейской двери, там стояла гробовая тишина: то ли они уже все выяснили, то ли пребывали в тоске и печали, но стучать к ним она не рискнула, ушла к себе. Нервы на самом деле требовали успокоения, а душа общения. Она достала из шкафчика стопку, плеснула туда коньяку и, с комфортом устроившись на диване, набрала номер старинной подруги:
— Софья Марковна! Что я тебе сейчас расскажу!
