Текст книги "Дорога к мечте (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сколько себя помнил Божедар Поприй, его душа всегда стремилась к звездам. Их свет и таинственное мерцание притягивали маленького Дарко, как магнит, и настоящим горем становились пасмурные дни, когда весь небосвод скрывался за плотным слоем отвратительных облаков.

– Да что же за наказание господне, – ругалась бабушка, затаскивая внука домой.

Став постарше, он не изменил своим привычкам. Звезды все так же манили. По ночам снились пульсары, квазары, красные карлики и далекие планеты, иногда до последнего камня похожие на родную Землю, а иногда пугающе суровые, но от этого не менее притягательные.

– Дурью-то не майся, – говорил дед, раскуривая трубку, – что это за профессия для мужика: ас-тро-ном. Глупость.

Божедар смотрел на густой слоистый дым, поднимающийся к закопченному потолку, и видел бескрайние просторы космоса с загадочными туманностями и далеким Млечным Путем.

Дед плевался, прогонял:

– Уйди с глаз моих, блаженный!

– Перцы, перцы не забудь полить, – кричала вслед бабка, а он бежал сломя голову к соседнему дому, где жил закадычный приятель Тома Колев.

– Опять со своими поругался? – встречала его тетя Цонка и гладила по голове, жалела, наверное.

Тома понимал Божедара. С ним можно было до скончания века лежать на плоской крыше и смотреть на небо, выискивая знакомые созвездия, наблюдать восход Венеры или просто мечтать.

– Вот вырастем и пойдем в университет на астрофизиков.

– Нет, – Тома был более приземлен и рассудителен, – лучше на космолетчиков. Тогда уж точно увидим космос вблизи. А то всю жизнь и просидим у телескопов.

– У телескопов тоже неплохо, – попытался было отстоять свою точку зрения Божедар, но, подумав, все же согласился: – звезды вблизи гораздо круче.

Они налегали на физику, математику и все, что казалось нужным для поступления в Летную академию имени Яны Златиновой. Дед качал головой, но книжки отбирал, только когда пора было идти в теплицу полоть или поливать ненавистные овощи.

– Ну зачем, зачем нам столько этой дряни, – бушевал на грядках Божедар, но поливал, окучивал, подвязывал… Где-то в глубине души понимая, что для двух стариков тянуть школьника тяжело, что нужно быть благодарным, что не сдали в приют, а взяли на себя такую ответственность. Став постарше, он догадался, что дед с бабушкой нагружали себя и его работой, чтобы не думать, не вспоминать о трагедии, сделавшей единственного внука сиротой.

Они подавали документы вместе. Проходили медкомиссию тоже вдвоем. Друзья не разлей вода. Казалось, так будет всегда.

– Шансы у нас отличные, – говорил Тома и чуть свысока поглядывал на остальных мальчишек и девчонок, стайками перелетавших от кабинета к кабинету.

Открывая белую дверь под номером двадцать три, Божедар не ожидал подвоха. Мужчина в белом халате, шапочке и очках в тонкой оправе пригласил присесть и долго смотрел на монитор.

– Давно это у вас? – он указал на какие-то темные плоски на экране.

Божедар пожал плечами.

– Насколько я могу судить, это очень старая травма. По всей видимости, часть кости вот здесь, – врач обвел кружком мутное пятно, – и здесь, заменены специальным материалом, который наращивал слои в соответствии с вашим взрослением.

Божедар снова пожал плечами – ничего такого он не помнил. Шрамы на теле воспринимал как данность, они были всегда.

– Да, уникальная технология, – задумчиво произнес врач и сдвинул шапочку на затылок, – но, к сожалению, это закрывает вам путь в летную академию.

Ему показалось, что он ослышался:

– Что? Что вы сказали?

– С вашими имплантами нельзя быть космолетчиком. Перегрузки, перепады давления… Вы должны быть абсолютно здоровым человеком, чтобы отвечать за жизни и здоровье других, за доверенные вам грузы, технику и сами корабли. Знаете, сколько стоит один космический корабль?

– При чем тут это, – Божедару казалось, что небо упало на Землю, или его забодал соседский бык Буян. Поддел рогами, покатал по земле, прошелся копытами. Ощущения, наверное, немногим отличались бы.

– Абсолютное здоровье, – терпеливо повторил врач, и Божедар впервые обратил внимание, какие неприятные у него глаза: серые с коричневыми пятнами. И бородка. Маленькая, мерзкая, пегая козлиная бородка. Посланец из ада, ни дать ни взять.

– Я здоров! У меня ничего не болит!

Он повторял это снова и снова, даже когда Тома вел его домой. Божедар не слышал ни слов утешения, ни причитаний бабки, ни окриков деда. Ему казалось, что он умер и находится в странном вакууме, где нет света, где звуки превращаются в неясный шум.

Наверное, он бы долго приходил в себя. Возможно, хороший психолог сделал бы выздоровление почти полным, и мысль о звездах и дальнем космосе со временем бы перестала причинять боль. Но у него был дед, который считал, что мужчинам не пристало так демонстративно страдать.

– За что! – Божедар заорал и попытался выбраться из бочки с дождевой водой.

Дед макнул его еще пару раз.

– Довольно, или еще?

Божедар хватал ртом воздух, успев нахлебаться отдающей краской воды. Себя стало жалко, и он, вцепившись за края бочки, тихонечко завыл.

– Ну что ты как баба, – проворчал дед и окунул его голову в воду. – Хватит ныть-то. Жизнь не кончилась.

– Я ничего не хочу, – отрешенно произнес Божедар.

– А я хочу, – сказал дед жестко. – Хочу, чтобы в старости обо мне позаботились, чтобы жить со своей старухой в доме, а не в богадельне. Звезды звездами, но иногда нужно и что-то ближе них видеть. Так что с завтрашнего дня пойдешь лаборантом в НИИ экспериментальной ботаники. Я договорился.

Сначала работа не нравилась. Обязанности тяготили и казались нудными. Недели шли за неделями, и он постепенно втягивался и стал находить особое, почти извращенное удовольствие, наблюдая за ростом культур в чашках Петри или за цветом реагента в пробирке. Вокруг была странная, непонятная и оттого притягательная жизнь.

Тома благополучно поступил. Первое время прятался и не выходил на связь, но звонил то деду, то бабке, то засылал мать узнать, как дела у приятеля. Беспокоился.

– Ну что ты, в самом деле, – Божедар связался сам, – ты же не виноват.

– Я себя слишком неловко чувствую, как будто предал тебя.

– Глупый, было бы хуже, если бы ты предал мечту. Просто так получилось. Никто не знал…

Дед-то, конечно, был в курсе, но спрашивать, почему не рассказал, Божедар не стал. Догадался и так.

– Не обижаешься?

– Это на судьбу надо дуться. Не находишь, что это глупейшее занятие? Лучше расскажи, как у тебя дела.

Звезды продолжали манить. После трудового дня Божедар все так же поднимался на крышу, ложился на спину и смотрел вверх. Иногда звонил другу, слушал и не слышал его голос, неохотно рассказывал о себе:

– Да у меня все так же, о чем говорить?

А потом в один прекрасный миг вдруг понял: все, пора отпустить мечту. Тома как раз, захлебываясь от восторга, трещал о первой практике на симуляторе.

– Ты не представляешь, насколько это здорово! Нас привели в точную копию капитанской рубки легкого крейсера PJ-1A класса, а там приборы, мониторы, на которые можно вывести что хочешь – хоть карту звездного неба, хоть параметры реактора или содержания кислорода в воздухе любого помещения. Все, вот просто все! Представляешь?

Божедар представил и сел. Простая мысль, которая до сих пор не приходила в голову, поразила не хуже рождения сверхновой: жизнь проходит в бесплодных мечтах и сожалениях о невозможном. Вон Тома гордится и немного рисуется – катер, крейсер, тип, категория, модификация. Потом пойдет астронавигация и прочие тонкие науки, и между ними разверзнется пропасть. Пойти в астрофизики или радиоастрономы, как хотел когда-то? Слушать музыку Вселенной, сидя сиднем на Земле, вот уж не надо! Чего-чего, а обрекать себя на сочувствие со стороны друга, а то и откровенную жалость, Божедар хотел меньше всего.

Он скомкано попрощался – зовут, мол, чай пить. Созвонимся. Дал отбой, но еще долго сидел, обняв колени, и думал, пока за ним не пришел дед.

– В какой университет пойти лучше, – огорошил его Божедар вопросом, – на биолога учиться?

Отчего именно на биолога, Божедар себя не спрашивал. Выбор казался очевидным – работа в лаборатории была достаточно интересной. Он помогал почти на всех этапах исследований, и каждый раз результат ошеломлял, потому биология в качестве альтернативы была совсем неплоха. Хотя бы тем, что от звезд отстояла достаточно далеко. Когда-нибудь, в далеком-далеком будущем, он, убеленный сединами академик с мировым именем будет снисходительно улыбаться капитану дальней астронавигации, слушать о скуке в дальних полетах и утешать: что делать, работа такая. Зато мечта сбылась. А вот я… Потом ответить на срочный вызов, извиниться, уйти и случайно забыть на столике в кафе научный журнал. Со статьей, которая открывает новые законы природы, например. Или… Что «или» Божедар пока не мог сформулировать, но стимул жить дальше появился, как появилась и новая мечта. Пусть немного приземленная, пусть всего лишь желание подняться в глазах товарища и не видеть жалость в его глазах, но хоть такая.

Учиться на биолога оказалось ничуть не легче, чем на космолетчика. Голова пухла. Времени катастрофически ни на что не хватало. Приходилось спешно наверстывать основы, которые раньше казались ненужными. Порой он падал на кровать, прижимал к себе старого плюшевого мишку и едва не плакал от бессилия и досады. Хотелось плюнуть, забыть и не вспоминать больше никогда, но мелкий червячок свербел внутри: неужели сдашься? Неужели отступишь? Проявишь слабость, покажешь себя ничтожеством? Он злился на себя, и эта здоровая злость помогла идти вперед. Дед был доволен. Хотя, если вдуматься, при чем здесь дед?

Бабушка сдала как-то сразу. Она казалась вечной, неизменной, как свет Арктура или Сириуса. И вдруг слегла. Божедар не придал значения – мало ли, прихворнула. Обойдется. Врача, правда, вызвал, цыкнул на деда, чтобы не ворчал, но сидеть дома возможности не было – защита на носу. Отзывы, рецензии, научная новизна. Оппонент-злыдень…

Христину Поприй ангелы забрали аккурат во время защиты. Божедар вернулся домой радостно-возбужденный: ни одного черного шара! Полная и безоговорочная победа! А дома на пустой кухне дед… Не дед – старик, сидел и раскачивался из стороны в сторону.

– Как же так? – спросил Божедар в пустоту.

Похороны, поминки, какие-то люди, лиц которых не разглядеть, не вспомнить.

– Можно я на память о Христине возьму что-нибудь? – это тетя Цонка, голос знакомый.

– Да, конечно.

Ей можно. Хорошая соседка. Они с бабкой дружили вроде бы.

– Вот, заколку для волос. Можно?

– Неужели вы думаете, что мне для вас заколки жалко? – Божедар вымучил из себя слабую улыбку.

– Держись, мой мальчик, – Цонка прижала его к груди. – Держись. Жаль, что мой Тома далеко.

– Жаль…

Дни потекли унылой чередой. Один был похож на другой, как брат-близнец. Работа валилась из рук. Все заманчивые предложения и гранты потеряли смысл и не стоили той бумаги, на которой были напечатаны. Недавние планы казались смешными и ненужными. Австралия? Какая Австралия, когда по огромному пустому дому неприкаянно бродит дед. Как его оставить, если он и не ест, и забывает куда шел?

– Дед…

– Христина, ее нет.

– Пойдем обедать.

В огромной кухне – без бабки она вмиг стала непомерно большой – было неуютно. Никто не топтался у плиты, не покрикивал, торопя обедать. Да и с обедом были проблемы. Божедар как мог стряпал, только получалось плохо – никто не учил, а свои любимые рецепты бабка записывала таким птичьим языком, что и сам Шомпольон бы не разобрал. Ресторанную еду дед не признавал, как игнорировал и стряпню по видеоурокам.

Ругаться с ним было бесполезно. Упертый старый хрыч.

– Что ты сказал?

– Сыч ты, дед, нелюдимый.

– Какой есть уж, таким и помру.

От таких разговоров хотелось выть и не думать, что деду годков уже сильно близко к сотне.

Он ушел тихо. Просто не проснулся утром.

– Хорошая смерть, – тихо сказала тетя Цонка и похлопала Божедара по руке.

– Хорошая, – согласился он, на самом деле не воспринимая слов. Да и как смерть может быть хорошей?

– Ох, мальчик, жениться тебе надо.

Божедар не видел связи.

– Зачем?

– Как же ты один? Или дом продай, квартиру купи. Обстановку смени. Да и зачем тебе теперь такой домище?

– Как зачем? – он смотрел на соседку и не верил, что она могла так сказать. Как расстаться с родным домом, с частью себя? С домом, где поколения за поколениями семьи издавали первый крик и испускали последний вздох?

– Ох, Дарко, – покачала головой тетя Цонка и ушла – пришел гробовщик, договариваться.

Похороны прошли как в тумане. Люди – и знакомые, и незнакомцы – подходили, говорили какие-то слова, наверное, правильные, наверное, уместные, но к пустоте внутри добавилось глухое раздражение, которое ворочалось там, как медведь в берлоге. Он испытал огромное облегчение, когда все ушли.

Божедар прошелся по комнатам. Заглянул в комнату к бабке, затем к деду, не отдавая себе отчет в том, что делает, соблюдая некий пока еще неясный и непривычный ритуал. И поднялся к себе в комнату.

Через два дня там его и нашел Тома.

– Сидишь?

– Их больше нет, – отрешенно сказал Божедар, тиская в руках потрепанного медведя. – Я никогда не задумывался и верил, когда дед говорил, что это отец купил мне игрушку. Что это память о нем. А ведь это неправда.

– Почему? – Тома присел рядом.

– Сам подумай, – Божедар грустно усмехнулся, – Они попали в аварию. Мать была на шестом месяце. Ее держали на аппаратах, чтобы плод немного подрос. Кто бы стал покупать игрушки нерожденному малышу? Деду, наверное, хотелось, чтобы у меня хотя бы что-то было от отца.

– Или бабушке, – добавил Тома.

– Или бабушке, – согласился Божедар.

– Не держи горе в себе. Поговори.

– Если начну, зареву в голос, как девчонка.

– Когда потеря так велика, то и мужчине не стоит стыдиться слез. Они заслужили быть оплаканными.

Божедар мотнул головой, но Тома придвинулся ближе, крепко обнял, не дал вырваться. Еще какое-то время Божедар сопротивлялся, отворачивал лицо и судорожно шмыгал носом, а потом словно плотину прорвало. Уткнулся в жесткое плечо, обтянутое шершавой тканью, и разрыдался. Цеплялся за друга как за последнюю соломинку, и ревел, не в силах остановиться. До спазмов, до судорог.

– С-спа-асибо, – с трудом успокоившись, едва выговорил он.

– Поспи, тебе надо отдохнуть. Завтра мы уезжаем.

Тома растянулся рядом с ним на постели прямо в чем был, поверх покрывала. У Божедара не было сил удивляться, только подвинулся ближе к краю.

– Спи, – еще раз повторил Тома и накинул на них обоих плед, валявшийся в изножье.

Утром Божедар проснулся с тяжелой головой, но умиротворенный. Горе больше не пригибало к земле, не давило свинцовой тяжестью.

– Как ты? – сонно спросил Тома.

– Нормально, – подумав, ответил Божедар. – Спасибо, что…

Тома отмахнулся и спрыгнул на пол.

– Ух, холодно! Собираемся, у нас очень мало времени. Звездолет МЧС вылетает через два дня. Я его командир, и моим произволом штатный биолог у нас ты.

Божедар зябко повел плечами и подошел к окну. Земля была покрыта инеем, а из низко повисших туч сеялся мелкий колючий снег.

– Как-то неожиданно, – он постучал ногтем по стеклу, но, наверное, Тома прав. Стоит хотя бы на время уехать.

– Пойдем к матери завтракать. Она, наверное, уже и заждалась. Разоспались мы.

– И все-таки я не понимаю, зачем вам биолог.

– Я тебе по дороге все объясню. Введу в курс дела.

– Пойдем, – Божедар оглядел свою комнату – отсюда и брать-то особо нечего. Смену белья разве что, да бритвенные принадлежности.

– Экипаж на полном обеспечении, у нас даже трусы форменные, – подтвердил его мысли Тома и ухмыльнулся.

Божедар кивнул. Взял с кровати плюшевого медведя и сунул за пазуху. Оставить мишку одного в холодном запертом доме он не смог.

***

Поезд уносил их все дальше и дальше от родного города. Матушка Тома – дай ей бог доброго здравия – согласилась приглядеть за домом и теплицей.

– Не волнуйся, мой мальчик, присмотрю, – она обняла Божедара, и тот поразился, что под толстой кофтой оказалось совсем мало плоти – тетка Цонка, всегда казавшаяся крепко сбитой, как будто усохла. Он покосился на друга, неужели он не видит, но тот нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Берегите себя, – Божедар порывисто обнял ее в ответ и отстранился, стесняясь проявленных чувств.

– Идите, мальчики, а то опоздаете. Поезд ждать не будет.

Саму поездку он почти не запомнил. Тома порывался что-то там рассказывать – обещал же, но мозг выхватывал лишь отдельные куски, не давал из пестрой мозаики собрать целое. Божедар сдался:

– Тома, давай потом, я что-то сейчас соображаю плохо.

– Немудрено, – согласился тот. – Ладно, все равно тебе подробности только после всех формальностей расскажут. Сам понимаешь, не мы определяем степень секретности.

– Расскажут?

– Не придирайся к словам. Дадут несколько папок с материалами, будешь изучать, – Тома шутливо стукнул его по руке, шлепок получился громким, и крупная тетка, сидящая через проход от них, уставилась с неодобрением.

Божедар вдруг испугался: куда он лезет? Зачем? Государственные тайны, секретные материалы, а он обычный биолог!

Тома подавил смешок со странным булькающим звуком. Божедар сначала не понял, посмотрел с беспокойством, а тот как ни в чем не бывало подмигнул и, приобняв, положил голову на плечо.

– Я вздремну, – промурлыкал он достаточно громко, чтобы тетка услышала и возмущенно отвернулась.

Так и ехали. Плечо немного затекло, но сонное сопение возле уха убаюкивало, и Божедар время от времени тоже проваливался в дрему и не обращал внимания ни на громкие объявления станций, ни на плачущего где-то в начале вагона младенца.

Оформление бумаг на зачисление в экипаж не затянулось. Уже гораздо позже он понял, что его кандидатуру проверили и одобрили задолго до появления Тома. И что сам приятель на самом деле мало что решает, главные в деле формирования экипажа космолета – психологи и безопасники. Ну, может, еще медики, которых Божедар не любил до колик.

Как только последняя подпись была поставлена, ему выделили каюту – крохотную конуру, однако, вмещавшую удобную койку, под которой был ящик для личных вещей и откидной столик. Условия спартанские, но жить можно, решил Божедар. Зато рабочее место ему понравилось намного больше. Огромная по меркам корабля оранжерея была полностью в его распоряжении: что сажать, как располагать, какие опыты проводить – все на усмотрение биолога. Угол, где располагался диванчик и два кресла, предназначенные для отдыха экипажа, он решил отгородить вертикальной стеной зелени: и людям приятно посидеть в зеленой беседке, и на ход исследований влияния будет меньше.

Ему нравилось все: возможностей для реализации самых смелых планов было хоть отбавляй. Божедар радовался как ребенок, но ровно до того момента, как корабль оторвался от пускового стола. Его, конечно, предупредили о перегрузках. Да, они были не столь чудовищны, как на заре космической эры, но свести совсем на нет их было невозможно – фотонные двигатели запускали только за пределами Солнечной системы, и отрываться от земной тверди приходилось по старинке, разгоняясь на реактивной тяге.

Наступившая невесомость оказалась не лучше. Хорошо, что это мерзкое состояние продлилось недолго, капитан врубил гравитационную установку. Кровь наконец отлила от головы и более-менее равномерно распределилась по организму, тошнота отступила, и Божедар вздохнул с облегчением.

Привыкать к пониженной силе тяготения пришлось долго. Наверное, так чувствовали себя люди на поверхности Луны или любого другого небольшого небесного тела, когда за один шаг можно преодолеть метров пять. Главное при этом не стукнуться головой о потолок, нечаянно вложив в движение немного больше силы.

К концу первого дня заглянул Тома:

– Ты как?

– Нормально. Изучаю вот, – Божедар похлопал рукой по ближайшей папке, даже не пытаясь встать с койки; проклятый откидной столик, на котором высилась гора материалов, все равно бы не дал развернуться.

– И как тебе?

– На первый взгляд, ситуация стандартная. Исследовательское судно некоторое время изучало с геостационарной орбиты планету земного типа. Приборы и зонды обнаружили некие простейшие формы жизни, после чего было решено опуститься на поверхность и заняться изучением более детально.

– Все так, а потом начались странности. Ты прочитал уже?

– Нет еще, когда бы я успел?

– Ох, я все время забываю, что с непривычки тяжело. До ужина еще где-то час, пойдем, я тебе кое-что покажу. Тебе понравится.

Тома помог переложить папки на пол. Сложенный столик, хоть и прижатый к стене, все равно мешал. Божедару пришлось буквально протискиваться к двери, Тома почему-то не додумался выйти наружу.

– Пойдем, – он хлопнул Божедара по плечу и повел куда-то по узкому коридору мимо плотно закрытых дверей жилого отсека.

Приглушенный свет и композитный пластик, смягчавший шаги, делали этот коридор почти уютным. Если бы еще картин повесить на стены или хотя бы нанести какой-то ненавязчивый узор, чтобы разбавить тускло-серый цвет, но то ли в казне не было денег на такие излишества, то ли вездесущие психологи сказали свое веское слово, и стены щеголяли своей первозданной унылостью.

– Вот и пришли, святая святых корабля – капитанская рубка, – Тома пропустил его вперед, отодвинув тяжелую даже на вид дверь.

Полукруглое помещение впечатления не произвело. Все тот же преобладающий серый цвет. Дрожащие мониторы с цифрами и графиками. Двое дежурных, точнее Божедар затруднился определить, мельком взглянули на вошедших и продолжили заниматься своими делами.

– Сейчас мы тебе кое-что покажем, – заговорщицким тоном произнес Тома. – Геза, давай!

Божедар вспомнил список экипажа. Геза Борош, штурман. Кажется, они учились вместе с Тома. Вокруг меж тем потемнело. Казалось, стены становились прозрачными, являя людям всю безграничность космоса.

– Смотри, – Тома говорил прямо в ухо, – Земля. Вон там, узнаешь, что? Молодец, а там?

Божедар кивал. Ему было не до красот и величия открывшихся взору картин. Одно дело любоваться звездным небом с крыши дома, смотреть научно-популярный фильм про космос или бегать в планетарий, и совсем другое оказаться с этим самым космосом один на один. Божедару казалось, что он висит в безвоздушном пространстве. В душе нарастала паника, так это оказалось страшно. Внизу, наверху, справа и слева лишь пустота.

– Впечатляет, правда? – самодовольный голос Тома немного рассеял ужас, охвативший Божедара.

Приглушенный звук шагов говорил, что под ногами капитана твердая поверхность, что глаза обманывают, как и другие органы чувств.

– Да, – выдавил из себя Божедар и вдруг отчетливо понял: он и космос не созданы друг для друга.

Тома без умолку болтал, ему вторили другие голоса, а Божедар молился, чтобы убрали эти чертовы проекции, вернули привычный пластик и металл и успокаивающий писк приборов. Почему-то именно эти надоедливые и нудные звуки больше всего вселяли уверенность в том, что все обойдется.

– Божедар, как вы себя чувствуете? – незнакомый голос раздался совсем рядом.

– Нормально, – процедил он, мучительно соображая, где искать выход и вообще как можно ходить по зияющей пустоте? Организм, вестибулярный аппарат и все внутренние органы скопом протестовали против такого издевательства. Хорошо, что Тома не додумался отключить гравитацию, делая погружение в пучину космоса полным.

– Знаете, только что в оранжерее я был ужасно неловок и уронил несколько растений…

– Ох, – мысли Божедара тут же переключились на возможный ущерб. – Надо пойти…

Чья-то невидимая рука поддержала под локоть и повлекла в сторону. Божедар надеялся, что к выходу.

– Лучше? – его прислонили к стене.

Сквозь полуприкрытые веки пробивался неяркий свет, ровный гул вентиляции успокаивал.

– Да, – выдохнул Божедар, унимая колотящееся сердце, и открыл глаза.

Напротив стоял невысокий коротко стриженый мужчина с заметной сединой в волосах. И аккуратной козлиной бородкой. Божедар непроизвольно поморщился: только очков и не хватало. Надень на это узкое горбоносое лицо тонкую золотую оправу – и не отличить от того, кто сломал ему всю жизнь.

– Успокоительного? – никак не отвязывался приставучий господин.

Божедар помотал головой.

– Тогда пойдемте пить чай.

– Оранжерея, растения, – напомнил Божедар.

– Хорошо, – легко согласился тот.

Уже на подходе к своей вотчине Божедар, наконец, смог мыслить разумно:

– Вы же солгали, – не спросил он, а просто установил факт.

– Да, – не стал отпираться мужчина. – Господин капитан слишком любит спецэффекты, забывая, что у некоторых могут быть фобии. Как у вас, например.

– Вы психолог?

– Ангел Ангелов, к вашим услугам.

В закутке с креслами психолог чувствовал себя как дома: уселся, вытянул ноги и посмотрел на Божедара. Тот хотел было предложить чаю, у него в ящике были припрятаны как раз две бутылки холодного чая, но взгляд зацепился за противную эту бородку. Язык прилип к нёбу.

– Кхм, я вас раздражаю? – Ангел Ангелов подобрался и смотрел теперь на Божедара обеспокоенно.

– Простите, не вы.

– Понятно, я на кого-то похож, и воспоминание не слишком приятное.

Божедар разозлился: вот же пристал! Проницательный! И на этой волне, потеряв контроль, он рассказал про того, кто сломал ему жизнь.

– Понятно, – задумчиво повторил психолог и покивал каким-то своим мыслям. – Если все же уснуть не получится, зайдите в медицинский отсек. Я оставлю в вашей ячейке препарат.

Божедар с недоверием смотрел на удаляющуюся спину и не верил в реальность происходящего: чтобы психолог так просто отпустил свою жертву? Отступился от священной возможности покопаться в чужом мозге и наставить на путь истинный? Что-то странное происходит в этом мире. Что-то очень странное.

Поздно вечером примчался Тома с подносом.

– Ты ужинать не пришел, и прости меня, не думал, что…

– Спасибо, – сухо сказал Божедар и сел на койке, отложив очередной том отчета. Меньше всего ему сейчас были нужны извинения и напоминания о произошедшем.

– Мне Ангел таких люлей навешал! Вызвал к себе и пропесочил. А я, дурак, даже не заметил. Друг называется…

– Тома, все хорошо.

– Ты поешь, – встрепенулся тот. – Вот, жаркое сегодня. Вкусное!

Божедар через силу ел и думал, что же это за психолог такой, что вызывает командира корабля на ковер и отчитывает как мальчишку?

– Да ты совсем носом клюешь! – Тома принял его задумчивость за сонливость. – Отдыхай, – он мягко забрал поднос из рук Божедара и вышел, тихонько притворив дверь.

Утром он встал разбитый. Идти завтракать вместе с командой не хотелось, как и ловить жалостливые, а то и снисходительные взгляды. Он решил было остаться в каюте, а потом прошмыгнуть на рабочее место, но поступок даже самому казался таким детским и наивным, что пришлось брать себя в руки и идти в столовую.

– Привет, – сказал Божедар, входя.

На него едва ли обратили внимание, все были заняты обсуждением какой-то новости, жестикулировали, переглядывались и посмеивались.

– Доброе утро, – голос Ангела Ангелова он не спутал бы ни с чьим другим.

Божедар обернулся и забыл, что хотел поздороваться в ответ.

– А где? – растерянно произнес он, глядя на совершенно гладкое лицо психолога.

– Вот такое у нас доброе утро, – сказал штурман и засмеялся. – Холил, лелеял, гордился, а потом раз и рука дрогнула.

– Не ходить же мне было с половиной бороды, – улыбнулся Ангел.

Божедар присел за столик, где уже стояла тарелка с кашей. Без дурацкой бороденки психолог выглядел моложе и, пожалуй, беззащитнее. И никакого сходства с тем коновалом из медцентра.

– Ты испачкался, – Тома заботливо стер салфеткой каплю вязкой каши с новенькой формы Божедара, тот задумчиво посмотрел на ложку в своей руке: когда успел взять?

– Я зайду после завтрака? – психолог уже стоял рядом, покончив с едой.

Божедару ничего не оставалось, только кивнуть. Негде на корабле прятаться, да и незачем. Если Ангел Ангелов нащупал проблему, то не успокоится, пока не решит – профессия такая. Не сказать, что Божедар не любил психологов, скорее сталкивался нечасто. И больше всего в них обычно раздражала необходимость лежать на кушетке, пока специалист сидит рядом и черкает что-то в блокноте или тычет пальцем в клавиши. Или ничего не делает, но все равно кажется, что фиксирует каждый вздох и разбирает на составляющие.

Команда расходилась. Дружески кивали, желали приятного аппетита и говорили, что обязательно зайдут позже.

Тома кивал, будто одобряя каждую фразу, а Божедару стало смешно – почти все в команде были старше, наверное, имели большой опыт и относились к капитану слегка снисходительно.

Заканчивал завтрак Божедар в одиночестве. Тома извинился и убежал по своим делам, остальные разошлись раньше. Допив тепловатый чай и ностальгически вспомнив школу – вкус был точь-в-точь, – он поставил грязную посуду в очиститель и после недолгих колебаний отправился в оранжерею.

Ангел Ангелов уже был там, вольготно расположившись в кресле и положив вытянутые ноги на диван. Кивнул Божедару и снова углубился в свой планшет.

Божедар, неловко потоптавшись какое-то время, тоже занялся делами, которых было невпроворот.

Психолог приходил каждый день. Сначала Божедар удивлялся, потом догадался, что отдельного кабинета у того не было.

– Можно, конечно, сидеть в медотсеке с остальными, но они шумные, – объяснил психолог спустя дней десять, когда они разговорились и пили чай, устроив себе перерыв. – Я ничего не имею против компании, но из-за работы пропускаю много интересных публикаций. Вот, наверстываю. А от собственной каюты у меня начинается клаустрофобия.

– У меня тоже, а там еще слышен гул вентиляции, и когда хочется сосредоточиться, то раздражает.

Ангел оказался мировым парнем. Не лез в личную жизнь, на контакт шел охотно, болтал на разные темы, и постепенно Божедар понял, что воспринимает его как друга, с которым можно поделиться даже сокровенным, тем более что остальные члены команды оранжерею почему-то не жаловали. Забредали иногда, сидели минут по двадцать от силы и исчезали на несколько дней. Предпочитали, наверное, в свободное время фильмы смотреть или играть в шахматы в кают-компании.

– Так что, ты даже не жалеешь уже, что не стал капитаном космического корабля или астрофизиком?

Божедар немного удивился вопросу, он оказался внезапным – просто сидели же и молчали. Он пожал плечами.

– Так получилось, что теперь жалеть. Но, наверное, я был бы разочарован. Мечта и действительность слишком далеко друг от друга.

– Ты исследователь по натуре, – подтвердил Ангел, – тебе стало бы скучно.

– Возможно, – Божедар задумался и не смог представить себя на месте Тома. В голову пришла неожиданная мысль, и он ее высказал:

– Мне нужно сказать спасибо тому доктору, который не пропустил в летную академию. Никогда бы не поверил, что скажу такое, но, кажется, я должен ему бутылку коньяка.