Текст книги "Родственные души (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Послушалась, – Эраст Петрович проследил за мелькнувшим напоследок русалочьим хвостом.

– Еще бы! – водяной подплыл к берегу. – Я так рад, что вы смогли отложить отъезд. Не хотите искупнуться?

На третий день общения Эраст Петрович догадался, что можно не уходить на обед, и, выяснив, что Спиридон Дормидонтыч большой охотник до пирогов и кваса, стал брать с собой корзину снеди. Тетушка собирала ее самолично и только радовалась хорошему аппетиту, хотя в один желудок столько еды не поместилось бы и великану. Эраст Петрович скромно опускал глаза и сознавался, да, мол, свежий воздух и таланты повара творят такие чудеса.

– И правильно, голубчик, ты есть то, что ты ешь, – откуда эту мудрость вытащила тетя, Эраст Петрович не знал, возможно, и придумала сама. Но в данном случае ему все было на руку. Наплававшись в реке да отдохнув под ивами, аппетит они нагуливали со Спиридоном Дормидонтычем страшный и сметали все до крошки.

Порой казалось, что водяной выглядит печально, но осторожные вопросы ни к чему не приводили. А разговоры, обсуждения и споры становились все откровеннее и жарче. Эраст Петрович признавал, что встретил родственную душу, и грустил тайком, предвидя скорую разлуку. Как можно жить иначе, он уже не мыслил…

– Ба-арин, а ночью праздник! – Парашка подловила на выходе из комнаты. – Придете?

– Какой праздник?

– Водяного женить будем!

– Какого водяного? Как женить? – растерялся Эраст Петрович. – И кто это «мы»?

– Не слушай ее, племянничек, дура-девка, – Татьяна Матвеевна остановилась за спиной Парашки и уперла руки в бока.

– А все же?

– Ой, да испокон веку тут народное веселье такое. Соберутся с трех деревень перед ночью на сороковины после Троицы и ну дурака валять. Выберут себе водяного, нарядят почуднее и невест ему предлагают. А он ну девок всех щупать да перецеловывать, а потом с которой он через костёр прыгнет, та, значит, и жена.

– А зачем? – осторожно спросил Эраст Петрович.

– Поверье глупое. Что, мол, тогда водяной выйдет на берег жить-поживать с человеческой женой. Тогда, мол, в деревне больше никто не утонет, и мавок своих он приструнит, не будут лезть к людям. Ну и богатство. Богатыми, значит, будут. Глупости все только на уме.

– Наверное, это весело, – улыбнулся Эраст Петрович.

– Не без этого. Если хочешь, племянник, сходи, развейся. Девок у нас много, только смотри, не балуй.

– Как можно, тетя!

– Ба-арин, – Парашка стояла с алыми щеками и теребила конец косы, переступая с ноги на ногу, отчего вышитый подол сарафана колыхался, – ба-арин, ну приходите, – ныла она.

– Я подумаю, – сказал Эраст Петрович и решил задать парочку вопросов самому водяному.

* * *

– Праздник? – переспросил Спиридон Дормидонтыч. – Есть такой.

– И что?

– Праздник корнями уходит в древность, но сейчас его истинный смысл забыт, – водяной прикусил травинку крепкими белыми зубами. – Теперь это праздник людей для людей. Водяные, русалки не участвуют.

– То есть не все в фантазиях деревенских правда, то есть, наоборот, выдумка?

– Не все.

Эраст Петрович чувствовал странное напряжение, ауру таинственности, некую загадку, с решением которой он находился где-то рядом. Протяни руку и…

– А почему вы не принимаете участие?

– А как ты думаешь? – Спиридон Дормидонтыч навис над Эрастом Петровичем, и от его близости тому вдруг стало жарко.

– Не хотят? – сдавленно спросил он.

– Еще попытка, – прошептал водяной, пристально глядя в глаза собеседнику.

– Не приглашают? – выдохнул Эраст Петрович.

– Угадал, – Спиридон Дормидонтыч отпрянул и ссутулился в паре аршинов от собеседника.

– А-а, а если я приглашу? Нет, правда, пойдем вместе на этот чертов праздник!

– Ты уверен? Ты совершенно уверен в том, что хочешь этого?

Эрасту Петровичу на краткий миг показалось, что глаза водяного полыхнули огнем.

– К-конечно.

– Милый Эраст Петрович, – улыбка Спиридона Дормидонтыча стала откровенно хищной, – люб ты мне. И я пойду с тобой на праздник, а ты готов прыгнуть со мной через костер? Понимаешь, что это значит? У тебя есть последняя возможность отказаться и сказать нет…

Эраст Петрович не понял, как оказался лежащим на спине. Не понял, как оказался почти полностью накрытым мускулистым телом, видел только черные-черные точки зрачков, окруженные необычного цвета радужкой. Дышать сразу стало тяжко. Воздух едва проходил в легкие и вырывался из них со свистом. Такая близость мешала сосредоточиться и вызывала внутри почти болезненные спазмы.

– Да? Или нет?

От недостатка воздуха кружилась голова, перед глазами плавали желто-зеленые пятна, кои похожи были на глаза Спиридона Дормидонтыча, но помножились каким-то образом на сотню или две. Да или нет? Почему-то казалось: от этого ответа зависит все. Сказать «нет»? Обидеть? Разлучиться? Сердце ухнуло, как в яму, заныло от пустоты и безысходности. Нет? А если да? Значит, вместе? Как там Парашка говорила? Женить водяного? От мыслей, настойчивых и непристойных, загорелись щеки.

– Да, – с последней порцией кислорода выдохнул он и почувствовал чужие жаркие губы на своих…

* * *

Как тать в ночи, Эраст Петрович крался со двора, пряча за пазухой длинную исподнюю рубаху какой-то бабы. Нервно посмеиваясь, он заранее представлял, как нарядится в нее Спиридон Дормидонтыч, пообещавший обернуться обычным мужиком и намекнувший при этом, что забота об одежде ложится на плечи дорогого Эраста Петровича. Как он сказал: «Как водяной житель я тела своего стесняться не приучен, но, боюсь, в ином обличии могу шокировать других»? Да, срам лучше бы прикрыть.

Эраст Петрович хохотнул, прекрасно сознавая, что это нервное и испуганно зажал себе рот – как бы не услыхал никто. Разжиться в Масловке приличным платьем сообразно полу как оказалось просто невозможно. Любезный Спиридон Дормидонтыч имел такую стать, что сам Эраст Петрович казался рядом недомерком. Увы, пришлось бежать к реке и обсуждать проблему, как хорошо, что водяной не слишком разбирался в модах и согласился на рубаху, была бы просто подлинней!

А за околицей, уже народ собрался праздный и веселый. Кострище запалили до небес, и он заторопился, спотыкаясь – одежду нужно донести скорей, а то весь замысел пойдет насмарку. Авось в толпе и под покровом ночи никто не заподозрит ничего.

– Барин, барин, сюда! – к нему потянулся десяток рук, втащили в круг света от костра.

– Это барин Эраст Петрович, – звонко говорила Парашка, снова простоволосая, босая и с венком на голове.

Кто-то возложил венок из листьев и ему на голову, он огляделся и заметил в сторонке высокую фигуру, улыбнулся облегченно. Вокруг костра были шум и гам, суета.

– Водяной! Водяной! – закричала Парашка и вытолкнула барина в круг.

– Водяной, водяной, – подхватили десятки глоток. Крики перемежались хохотом и радостными взвизгиваниями.

– Водяной, буду я твоей женой! – какая-то девка в темном сарафане и неизменном венке сунулась было к Эрасту Петровичу, коснулась его губ мокрыми своими, и не успел он отшатнуться от отвращения, как смела ее неведомая сила, и знакомые глаза полыхнули яростью, и правильные губы накрыли поцелуем…

– Ра-аз, два-а, – мужской голос отсчитывал секунды, а поцелуй все длился и длился.

И на периферии сознания мелькнула и пропала мысль, что надо же, есть в деревне и грамотные люди, а потом ее затмила эйфория.

– Прыгай! Прыгай! Прыгай! – орали со всех сторон, а он, совсем потерявшийся в пространстве, покорно шел за уверенно шагающим к костру водяным.

Не успел испугаться рвущихся в бездонное летнее небо языков пламени, как уже летел ввысь и вперед, влекомый и поддерживаемый сильной рукой. Огонь облизал обоих смельчаков, посмевших бросить ему вызов, и отпустил, не причинив вреда. То ли признав, то ли благословив…

– Все, – тихо прошептал Спиридон Дормидонтыч и погладил Эраста Петровича по спине. – Все хорошо, – повторил он и снова поцеловал.

Вокруг водили хороводы, орали песни и требовали без конца целоваться водяного с выбранной женой. Разбивались на парочки и тоже целовались. С визгом прыгали через изрядно прогоревший костер и пили принесенный из трактира первач, празднуя шутейную свадьбу.

* * *

И только двое, целовавшиеся на потеху публике и стоявшие на виду, но чуть в стороне от всеобщего веселья, знали, что все это правда…