Текст книги "Дорога к вершине"

Автор книги: Марк Ивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

6

Как только Андрей Олегович и Надежда Алексеевна поженились, они перебрались в отдельное жильё. От завода, на который был устроен Андрей Олегович, ему выделили небольшую квартиру в старом доме постройки первых послевоенных лет. Жильё предоставили как временное, ненадолго. Но новосёлы были рады и этому.

В квартире не имелось ни туалета, ни ванной, ни душа, ни даже горячего водоснабжения. Зато в холодное время года квартира централизованно отапливалась, и о дровах можно было забыть, вероятно, навсегда. К тому же ни Надежда Алексеевна, ни Андрей Олегович не догадывались, что в этих условиях им предстоит прожить долгие одиннадцать лет, а вовсе не год-другой, как заверило заводское руководство. В будущем там у них родились и сыновья.

Когда Гриня и Миша подросли, и купать детей в детских тазах стало делом несподручным, мама Надя решилась водить их к подруге Любе. Подруга с мужем и двумя дочерьми жила в их же посёлке, но в новом обустроенном пятиэтажном доме со всеми составляющими комфорта: тёплым туалетом, ванной комнатой и горячим водоснабжением.

Не желая стеснять Любу и её семью, Надежда Алексеевна медлила до последнего и, лишь убедившись, что другой альтернативы у неё нет, она воспользовалась-таки предложением подруги.

Гриня и Миша, для которых купание в ванной было в новинку, отнеслись к еженедельным походам в гости иначе, чем мать, и сразу оценили преимущества.

Мама набирала им полную ванную тёплой воды, выделяла час на игры и уходила на кухню, к подруге, предоставляя детям возможность вволю наплескаться.

Излюбленной забавой мальчишек в ванной сразу же стали морские плавания. Братья приносили с собой деревянные кораблики, которые им выстругал дед Лёша, и играли в страну Заокеанию, попадая во время своих плаваний во всевозможные передряги.

Нередко после подобных водных игр ванная комната тёти Любы оказывалась с потолка до пола забрызгана водой, что вызывало неизменное негодование Надежды Алексеевны и стыд её перед подругой.

– Вы злоупотребляете гостеприимством! – стараясь не повышать голос, отчитывала она сыновей. – Когда вы, наконец, научитесь вести себя, как подобает в приличном обществе?

Ребята способны были играть в ванной по несколько часов кряду, но мама Надя, бдительно следящая, чтобы дети не шибко буйствовали, по истечении условленного времени приходила и с ходу, без предупреждения, принималась намыливать младшего сына вехоткой.

Чтобы подобная участь не постигла и его, Гриня старался не задерживаться с продолжением игр, брал собственную мочалку и спешно начинал мыться сам. Втайне Надежда Алексеевна именно на такую самостоятельность и рассчитывала, но виду не подавала.

После мытья, чистые и распаренные, братья шлёпали на кухню, где их уже поджидали приготовленные тётей Любой чай и десерт: как правило, это были булочки, пирожки или печенье. И, подкрепившись, спешили в детскую, к девочкам.

Дети рисовали, играли в прятки, обменивались наклейками и вкладышами от жевательных резинок. Совместно играли в «дом» или в «магазин» и делились по парам всегда одинаково: Гриня объединялся с Катей, а Миша с Юлей, как с близкими по возрасту.

Дети чудесно ладили меж собой, но Надежда Алексеевна всё же, испытывая неловкость, непрестанно искала возможность приходить к подруге реже, дабы, как она выражалась, «не напрягать людей».

Именно поэтому она и Андрей Олегович приняли решение раз в месяц водить детей в поселковую общественную баню.

Это начинание тут же поддержали и родители Надежды Алексеевны, заявив, что в баню будут ходить вместе с ними, чем удивили и одновременно обрадовали дочь. И поэтому Гриня с Мишей, родители и дед Лёша с бабой Ниной каждое последнее воскресенье месяца, начиная с середины октября и завершая маем, стали посещать общественную баню.

Всякий раз, поджидая приезд родителей и подготавливая детей, мама Надя шутливо восклицала:

– Собираемся-собираемся, да поживей! На мыле кататься, тазики пинать, – и смеялась.

Дед и бабушка приезжали на машине, семейство усаживалось в салон, и по ухабистым поселковым улочкам они отправлялись в баню.

По очереди дед усаживал на колени внуков, и счастливые Гриня с Мишей крутили «баранку».

В фойе бани имелся кафетерий, в нём продавали супы, каши, выпечку и соки.

Не успев сдать в гардероб верхнюю одежду, братья за обе руки тащили смеющегося деда к прилавку, выпрашивая купить им по стакану сока.

– Мне томатного! – просил Гриня.

– А мне апельсинового, слышь, деда?! – тряс его за рукав Миша.

В бане царил невыветриваемый запах распаренных веников и мыла.

Иногда, прежде чем идти мыться, родители заводили сыновей в парикмахерскую, что располагалась по соседству с гардеробом, а потом разделялись. Гриня, Миша, дед и отец шли в мужское банное отделение, а мама с бабушкой – в женское.

По выходным в бане неизменно было многолюдно. Шумела наливаемая вода.

Отец и дед высматривали свободные места и шагали к ним, держа мальчиков за руки, стараясь не поскользнуться на кафельном полу. Затем брали тазы и набирали в них воду.

Но больше всего папа Андрей и дед Лёша боготворили баню за её парилку.

– Сейчас пройдёмся по вашим спинкам веничком, все сопли течь перестанут, – приговаривали отец и дед, похлёстывая вениками по тоненьким спинам Грини и Миши.

Парилка и в действительности оказывалась чудотворным лекарством. Насморк проходил, будто не бывало.

Походы к тёте Любе и в общественную баню прерывались на период с мая по октябрь. Вместо них мама Надя, папа Андрей и дети раз в неделю по выходным ездили к деду Лёше и бабе Нине, у которых имелась собственная летняя банька, стоявшая неподалёку от их дома.

В ней Алексей Иванович раскочегаривал печь настолько крепко, что человек, оказавшийся внутри парильни, не мог в ней находиться дольше пяти минут.

Гриня с Мишей часто старались участвовать в растопке печи, им даже хотелось делать это самостоятельно, но дед им этого не позволял, считая, что мальчики для этого слишком юны и недостаточно ответственны.

Устав от растопки под присмотром, ребята убегали на улицу играть в войнушку. Находя себе упругие крепкие ветки, они шли с таким «оружием» на «армию врага». «Врагом», «фашистами» были заросли крапивы.

Рубя воображаемыми саблями головы неприятелю, братья оставляли за собой целое поле брани, весьма похожее на обычный сенокос.

Живущие по соседству от Грининых дедушки и бабушки деревенские мальчишки, завидев, с каким запалом юные братья бросались на крапиву, нередко присоединялись к ним, желая и себя проявить в качестве бесстрашных бойцов-освободителей.

Час-другой Гриня и Миша без устали могли рубить растения и лишь после, измотанные, пыльные и насквозь пропотевшие, но при этом весьма собой довольные, шли мыться.

В баню мальчики больше всего любили ходить с дедом, стремясь продемонстрировать ему свои терпение и выдержку, стараясь находиться в парилке как можно дольше.

Но надолго их не хватало, каждые пять минут братья выскакивали в предбанник остыть и подышать прохладным воздухом. Тягаться с дедом было не под силу: деду не было равных. Во всяком случае, Гриня не знал никого, кто смог бы как его дед Лёша на протяжении часа-другого находиться в этой неистовой жаре, поддерживая температуру, да ещё и приговаривая:

– Хо-ро-шо-о! Ох, и хо-ро-шо-о!

Вбегая после очередной «передышки» обратно в парильню, внуки взбирались к деду на полок, вдыхали горячий пар и считали себя в эти мгновения мужественными и выносливыми. Им очень хотелось, чтобы и дед о них так думал. И он, действительно, хвалил мальчишек.

– Молодцы! Вот молодцы!

Сам дед Алексей, после парильни ступающий на ватных ногах и тяжело дышащий, выходил в предбанник и обрушивался на кровать в состоянии, близком к обморочному.

Ещё час он затем отлёживался, медленно приходя в себя. Такое «мытьё» было доведено им до ритуала, несмотря на то, что ритуал этот ни с какой стороны не сочетался с заботой о здоровье.

Пока дед приходил в себя, внуки возвращались домой, в барак.

Тем временем баба Нина пекла для них на печи тонко нарезанные ломтики картофеля и варила компот из сухофруктов. Мальчики считали сей ужин верхом возможного изыска.

Спустя пару лет общественную баню закрыли, и долго ещё здание пустовало, заколоченное досками. Без должного ухода постройка ветшала, осыпаясь и постепенно разрушаясь.

Печальная участь постигла и летнюю баню деда. Как-то по весне возле неё загорелась сухая трава. Скорее всего, это был поджог. От дыма погибла часть домашнего скота, выгорела половина построек хоздвора и целиком сгорела баня деда Лёши. Это была чудовищная трагедия и для него, и для бабы Нины.

С того времени Андрей Олегович стал водить сыновей мыться к себе на работу. В заводскую душевую. К тому же в цехе, где он работал, недавно закончили постройку сауны – невиданной по тем временам роскоши (СССР распался совсем незадолго до этого, страна нищала, переживая всеобщее безденежье).

Сауну построили для заводского начальства. Однако Андрей Олегович, обслуживающий её в качестве электромонтёра, время от времени имел к ней доступ.

Водить на завод посторонних, а тем более детей, запрещалось строжайше. И поэтому папа Андрей соблюдал всевозможные меры предосторожности и всякий раз проводил детей в обход заводской проходной.

Он отводил Гриню и Мишу в цеховой душ, рассчитывая время так, чтобы до окончания рабочей смены его сыновья успели помыться и никто из посторонних не задал ему неудобных вопросов вроде: «Чьи эти дети?» и «Как они проникли в цех?».

Душевая представляла собой помещение размером со спортзал, бóльшая часть площади которого была отведена под раздевалку с индивидуальными шкафчиками для персонала, а меньшую часть занимали сами душевые.

Как и в цехе, тут тоже пахло солидолом, стоял терпкий запах хозяйственного мыла и технической соды. Андрей Олегович приводил сыновей за час-полтора до окончания рабочей смены. Этого времени хватало с лихвой, чтобы мальчики успели и вдоволь порезвиться, и вымыться.

Оставшись одни, Гриня с Мишей открывали сразу по нескольку кранов в разных кабинках и мылись, перебегая из одной в другую. Играли в догонялки и чувствовали себя вполне вольготно.

Если фортуна улыбалась им особенно, и Андрею Олеговичу в этот день удавалось договориться с начальством, то вместо похода в душ Гриня с Мишей отправлялись в сауну. Купание в сауне для них было особой удачей.

В сауне, как и в душе, Гриня с Мишей часто встречали друга Витю. Его дедушка работал в цехе сантехником, поэтому и он тоже, как и Андрей Олегович, имел редкую для простого рабочего персонала возможность быть допущенным к сауне.

На территории сауны располагались небольшой бассейн, парильня, душевая и чайная комнаты. Перебегая из одного помещения в другое, мальчишки то грелись в парильне, то ныряли в бассейн, а то перекусывали печеньем с чаем, после чего вновь спешили занырнуть в бассейн.

7

К часу ночи стало ощутимо прохладнее, и Гриша озяб. Из чемодана он достал свитер и надел.

Во время размышлений о дальнейшем пути больше всего его беспокоила неопределённость, на преодоление которой, как казалось Грише, уходила львиная доля его физических и моральных сил, особенно терпения и выдержки.

Он перестал уже подсчитывать, как долго ему ещё предстоит добираться до Гокарны, перестал думать, удастся ли с комфортом разместиться. Сил не осталось даже на это.

Поезд прибыл в три пятнадцать. Снова не обнаружив ни проводника, ни контролёра, Гриша вошёл в ближайшую открытую дверь вагона.

Пассажиры спали. Пройдя вагон от начала до конца, в тамбуре, с противоположной стороны, Гриша встретил единственного бодрствующего человека – индийца в штатском.

– Извините, не подскажете, мне нужно доехать до станции Гокарна. Этот поезд до неё доедет? – Гриша обратился на немного ломаном английском, показав свой билет.

Вглядевшись в проездной, мужчина кивнул, но как-то нерешительно.

Грише показалось, что его вопрос не совсем понят.

Поезд тронулся, и он двинулся дальше, в надежде встретить контролёра или проводника.

Однако, пройдя ещё семь вагонов, никого из железнодорожных служащих не повстречав, Гриша натолкнулся ещё на одного неспящего индийца.

– Здравствуйте! Простите, не подскажете? Я приобрёл билет, но не могу в нём разобраться, в каком месте здесь указано моё место в поезде и вагон?

Взяв в руки билет и взглянув в него безучастно, индиец сообщил, что следует пройти в следующий вагон.

– Это и будет мой?

– Да, – кивнул тот и вернул билет.

– Вот спасибо! – Гриша обрадовался, что всё это время шёл в нужную сторону, и проследовал в указанном направлении.

Так и не поняв, на каком именно месте должен разместиться, и не найдя, у кого ещё об этом спросить – в указанном вагоне все спали, – он устроился на первой же свободной полке, что находилась справа, снизу у окна. Место оказалось и удобным, и мягким, гораздо более комфортным, чем в предыдущем поезде. Гришу это удивило и порадовало.

«Достойное окончание пути», – подумал он, закатывая под полку свой малогабаритный чемодан, разуваясь и усаживаясь.

Выглянув за окно, он отметил, что за ним по-прежнему не видно ни зги.

Ложиться не спешил. Шестое чувство подсказывало оставаться начеку и не расслабляться.

В любой момент в вагон мог войти проводник или контролёр и заявить, что Гриша занял не своё место. Что тогда? Он молил судьбу, чтобы этого не произошло, чтобы хоть ненадолго его оставили в покое, забыли, не заметили. Тогда он тихо-мирно доехал бы до Гокарны…

И, словно бы в ответ на его мысли, в вагон вошёл контролёр и тут же подошёл к Грише, попросив его предъявить билет.

Гриша покорно протянул его служащему.

– Вы сели не в тот поезд! – будничным тоном заявил контролёр, взглянув в проездной.

Сердце Гриши упало.

– Что? – от ужаса глаза его расширились. – Как это? Что же мне теперь делать? – почти закричал он.

– Сойдёте на следующей станции и пересядете в ваш поезд.

– А это возможно? В смысле, вы уверены, что следующий поезд точно будет моим? – с недоверием переспросил Гриша. – Он будет идти по тому же пути, что и этот?

– Да, – кивнул контролёр.

– Фу-у, – издал Гриша вздох облегчения, хватаясь за сердце. – Ну и поездочка! Скажите, а если у двух составов, этого и следующего, – одна дорога, то почему я не могу продолжить ехать этим поездом?

– Разные дороги. Мы лишь до определённого участка едем по одним рельсам, – жестикулируя, объяснял служащий, – а после уходим влево. Нужный же вам поезд поедет прямо.

– А-а, понял, благодарю!

Проводник кивнул и отошёл на пару шагов, но неожиданно развернулся:

– Я вынужден просить вас дожидаться выхода в тамбуре. Вы не можете занимать это место, так как у вас на него нет билета!

Грише ничего не оставалось, как подчиниться.

«Ближайшая остановка – ждать не так уж и долго».

Однако ждать пришлось целый час, за который он неоднократно успел перенервничать, не проскочил ли поезд нужную станцию? И даже контролёр, который за это время дважды прошествовал мимо, успокаивал слабо, хоть снова и снова уверял, что «ещё не добрались».

Гриша не знал, что и думать. Он уже не понимал, кому в этой стране верить можно, а кому не следует. За последние сутки его столько раз дезинформировали, что становилось ясно, что полноценно он может полагаться лишь на собственную интуицию.

Ближе к шести утра он прибыл, наконец, на станцию Гокарна, ближайшую от деревни с одноимённым названием.

В справочном бюро он узнал, что первый до центра автобус отправится в семь сорок. И что идёт он не от самого вокзала, а с остановки в двух километрах отсюда.

Гриша вышел на улицу. Подобно тому, как было в Мумбае, молниеносно его облепили непонятно откуда взявшиеся водители моторикш, которые закаркали, как вороны, предлагая отвезти путника, куда он только пожелает.

Гриша ответил, что намерен ехать автобусом. В ответ на это таксисты зауверяли, что первый в деревню автобус пойдёт только через три часа.

Гриша понял, что его пытаются водить за нос и тут же дал себе зарок не связываться больше с индийскими таксистами. Он вернулся в здание гавани, разместился на пластиковом сиденье и, прильнув на чемодан, стал дожидаться рассвета.

Когда лучи солнца окончательно рассеяли мрак, Гриша вышел на улицу и двинулся по направлению к автобусной остановке.

Ждать нужный маршрут пришлось недолго: он появился скоро. Гриша и еще двое пассажиров вошли, после чего дверь с лязгом захлопнулась, и автобус покатил по разбитой, изрытой ухабами трассе.

Водитель лихо крутил рулём и беспрестанно сигналил. От звонкого автобусного клаксона закладывало уши.

Дорога показалась Грише увлекательной: она вилась вдоль холмистых гор, лесов и рисовых полей, аккуратно затопленных водой.

Выйдя на остановке рядом с отелем «International», в котором намеревался поселиться ещё на этапе планирования поездки, он сразу же направился к входу.

Зайдя внутрь, Гриша оказался в небольшом просторном холле. Поинтересовавшись у метрдотеля о расценках за съём номера и оторопев от названных цен (они оказались в три раза выше ожидаемых), он скривил гримасу и направился на выход, в поисках иного места, то и дело напоминая себе о словах Лены: «Индия – это зеркало! Что привносите в неё, как будете реагировать по отношению к ней, то же и получите в ответ!»

Вместе с солнцем вернулась жара. С каждой минутой она усиливалась всё ощутимее.

Гриша брёл по улицам, на которых было расположено основное число имеющихся в деревне гостиниц и хостелов, педантично опрашивая администраторов каждого из возможных для проживания мест.

Увидев добрых полтора десятка предлагаемых номеров и комнат, он остановил-таки свой выбор на одном из них, который выделялся опрятностью, чистотой, был почти новым и наиболее уютным. В комнате находились окно, балкон, туалет, душ и большой вентилятор на потолке.

Условия Грише понравились, причём настолько, что он согласился снимать данный номер, даже несмотря на то, что месячная плата за него в полтора раза превышала ту, на которую он изначально рассчитывал. Тем не менее, цена была вдвое ниже, чем в отеле «International», и это при том, что условия были примерно сопоставимые.

Кроме того, измотанный невыносимой жарой и длительной дорогой, Гриша уже не чувствовал в себе ни сил, ни желания продолжать поиски.

Выдав новому жильцу ключи, администратор прикрыл за собою дверь и оставил постояльца наедине с самим собой.

Лишь теперь Гриша смог позволить себе, наконец, расслабиться. В безопасности, тишине и лёгкой освежающей прохладе.

Он запер дверь, протащил чемодан в передний угол, раскрыл и начал одну за другой извлекать из него вещи и складывать на журнальный столик. Он искал ванные принадлежности и, найдя их, сразу же отправился в душ.

Вымывшись и почистив зубы, не чувствуя уже под собою ног, Гриша вернулся в комнату, к кровати, отбросил одеяло, забрался под него и позволил, наконец, изнеможению взять над собою верх.

Спал Гриша беспробудно до вечера. А проснувшись, решил никуда уже сегодня не ходить. Он отдыхал, читал книгу и смотрел документально-исторический фильм об англосаксонской архитектуре соборов.

Утром следующего дня, открыв глаза, Гриша решил, что заболел. Он заставил себя подняться и сходить в туалет, после чего, передвигаясь на ватных ногах и пошатываясь, вернулся обратно в постель: организм настоятельно требовал продолжения исцеляющего бездействия.

Никаких планов на этот день Гриша строить не стал. Он остался в номере, проводя время подобно предыдущему дню, по большей части читая и отлёживаясь.

Лишь к вечеру, когда самочувствие его окрепло и силы стали возвращаться, он решил-таки выйти на прогулку.

Помня, что после семи, вероятно, должен спуститься такой же мрак, как и в предыдущие два вечера, Гриша решил не ходить далеко от гостиницы, а поизучать окрестности. В случае если бы он заблудился, его не прельщала перспектива искать обратную дорогу впотьмах, тем более что названия гостиницы он не запомнил: хоть администратор ему его и назвал, для Гриши оно прозвучало столь несозвучным набором букв, что запомнить его он не стал даже и пытаться. Более того, ни на одном из окружающих строений Гриша не приметил опознавательных табличек с названиями улиц и номерами зданий.

«Кто и как подскажет мне направление, если я о том поинтересуюсь? Как местные люди вообще ориентируются здесь в адресах?»

Зной стоял головокружительный.

Гриша думал о том, что на его родине сейчас температура воздуха около минус тридцати, люди на улицу стараются выходить лишь по необходимости, из дома – до машины, из машины – на работу, с работы – до ближайшего магазина и опять домой. Но в Гокарне при такой жаре думать о морозе было даже странно: здесь мороз казался чем-то нереальным.

Гриша стоял на тротуаре, словно на перепутье, вглядываясь в стороны и размышляя, в каком направлении двинуться, – Гокарна показалась ему крошечной.

С правой стороны дорога уходила к пригорку, откуда вчера он прибыл. Идти туда сейчас было неинтересно. Путь налево казался длинным и почти прямым: если шагать по нему, никуда не сворачивая, можно было продвинуться достаточно далеко, не опасаясь заблудиться. Следовательно, этот вариант ему подходил.

Вдоль обеих сторон узкой дороги, по которой две встречные машины могли разминуться лишь пропустив одна другую, вдаль сплошным потоком уходили прилавки с выпечкой, овощами и фруктами, посудой, бусами, сувенирами, головными уборами, обувью и одеждой. Громкими возгласами и активными жестами торговцы призывали прохожих обратить внимание на предлагаемые ими товары.

Гриша не собирался с ходу окунуться в участие во всём этом действе. На первых порах ему интересней было понаблюдать, попримечать отличительные особенности ежедневного быта жителей Гокарны, разобраться в их привычках и попытаться хотя бы немного ко всему этому привыкнуть.

Так он и поступил: просто шёл и наблюдал.

В Гокарне отсутствовали супермаркеты и даже крупные магазины. В небольших же облезлых и старых торговых павильончиках, в которых единовременно навряд ли вместились бы более трёх человек, не было ни витрин, ни касс – ничего, к чему в магазинах своего родного города Гриша привык уже давно. Стояли лишь вручную сколоченные деревянные полки да прилавки, на которых и были выставлены товары.

Каждые метров пятьдесят, то с правой стороны дороги, то с левой, в пути Гриша примечал вывески «Интернет-кафе». Всякий раз это были маленькие ангароподобные помещения, лишённые окон. Столы и стулья в них были очень старыми, дышали на ладан, а пожелтевшие корпуса мониторов, засаленные клавиатуры, мышки и системные блоки удручали одним своим видом.

Гриша миновал пару закусочных, где увидел сидящих за столами немногочисленных посетителей. Местные кафе ничем не напомнили ему подобное заведение в привычном для понимания формате. Лишь вывески звучали гордо. На деле это были облезлые лачуги. Они, скорее, походили на сараи, из которых не очень тщательно выгребли мусор, расставили подержанные столы и стулья, соорудили примитивный прилавок и стали трудиться под звонкой вывеской.

За лавкой сапожника показалась ветхая и словно на скорую руку возведённая постройка, на двери которой мелом было выведено: «Детский сад, школа». Грише подумалось, что это хлипкое строеньице никоим образом не может соответствовать месту, куда ежедневно, на несколько часов, без боязни за жизнь ребёнка, можно было бы отдать его под надзор воспитателей.

Духота одурманивала. Путник двигался неспешно, стараясь держаться тени. В воздухе стояла дымка испарины, и от этого Грише чудилось, будто окружающее он рассматривает сквозь потёртые органические стёкла.

Пить хотелось неимоверно. Глазами Гриша искал место, где можно купить минеральную воду, но почему-то её нигде не продавали.

Чем дальше он продвигался, тем в более оживлённую попадал гущу движения, в калейдоскоп сверкающих цветовых оттенков, элементом которого стал сейчас и он сам. Люди, коровы, велосипеды, мопеды, трактора, автомобили – всё слилось и двигалось каждое в своём направлении с неумолкаемым гомоном, шумом и сигналами клаксонов.

«Как транспорт вообще умудряется проезжать здесь сквозь такую толчею?»

Старики шли все как один в тюрбанах, замызганных рубахах и сильно поношенных набедренных повязках. Шумные дети, малыши детсадовского возраста, школьники и школьницы, одетые в одинаковую, с преобладанием коричневого с зелёным, форму, громко перекрикивались и весело визжали.

Женщины шли в будничных или нарядных сари, многие с корзинами на головах или охапками хвороста. Мужчины – торговцы, водители рикш, менеджеры в гостиницах или просто прохожие – все до единого выглядели ухоженно и опрятней стариков, женщин и детей. В рубахах с длинными рукавами, наглаженных до хруста, в лёгких брюках, с тщательно выбритыми лицами, аккуратно и даже с претензией на стильность причёсанные. Внешний вид молодых индийцев портили лишь неизменные шлёпанцы на ногах, но это лишь оттого, что носить туфли было нестерпимо жарко.

Почему-то ни у одного из мужчин на головах Гриша не увидел ни кепок, ни шляп, ни панам. Вероятно, из страха испортить причёски, либо оттого, что под головным убором их попросту не будет видно, индийцы подставляли свои макушки под палящее солнце.

На лбах у многих, от молодых до старых, мужчин и женщин, красовались красные точки разных величин.

По пути встречалось немало людей и европейской наружности: Гриша слышал и французский говор, и английский, и немецкий, и даже испанский.

Быки и коровы, по местным обычаям считающиеся священными, чувствовали себя вольготно, как хозяева положения. Никого не сторонясь, они двигались в любом направлении, куда им заблагорассудится. «Ладно, хоть не агрессивные они», – косился Гриша.

На углу, где основная дорога сворачивала направо, продолжая собой нескончаемый рынок, путник остановился. Дорога по прямой здесь сужалась до полутора метров между домами и дальше казалась безлюдной: ни пешеходов, ни торговцев там видно не было.

Грише как раз захотелось тишины, и он двинулся по прямой.

Шум за спиной вскоре стих настолько, что даже звук шагов его стал отдаваться эхом от стен.

Теперь его окружили жилые дома вперемежку с индуистскими храмами, в которых, сквозь приоткрытые окна и двери, он примечал горящие лампады. В передней части зала одного из таких заведений Гриша увидел алтарь, увешанный полевыми цветами, а на стене за ним – полки, плотно заставленные глиняными и фарфоровыми статуэтками, картинами Шивы и изображениями индуистских богов. Гриша не собирался заходить ни в одно из подобных мест: у него не было в том ни потребности, ни интереса.

Кое-где на верандах и ступенях домов восседали лениво развалившиеся люди, по большей части мужчины преклонного возраста, и рядом с ними резвилась ребятня.

Все эти люди разглядывали Гришу с нескрываемым любопытством, сильно граничащим (по мнению самого Гриши) с неприличием. Обращённые к нему взоры были столь проницательными, что, казалось, всматривались в самую душу.

Чувствуя от этого неловкость, Гриша ощущал себя ходячей экзотикой.

Неожиданно он вышел к месту, дать определение которому сразу он не нашёлся, оторопев от внезапности.

Эта гавань больше всего походила на площадь, но вида весьма необычного. Вне сомнений, при планировании застройки данной территории архитектор вполне намеренно постарался скрыть площадь от любопытствующих посторонних глаз.

Основную часть обширной территории занял пруд квадратной формы, окаймлённый толстыми бетонными стенами и окружающей его тротуарной пешеходной плиткой.

По периметру площади стояли старые двух– и трёхэтажные дома с ржавыми жестяными и красными черепичными крышами. За домами и между ними росли лианы и немногочисленные пальмы, а дальше возвышались холмы.

Рассматривая окружающие постройки и пруд, Гриша невольно подумал, что идея подобного уголка рая, скорее всего, однажды пришла в голову какому-нибудь архитектору из Англии. Гриша не знал, насколько предположение его верно, но площадь эта и действительно могла явиться наследием тех времен, когда Индия являлась колонией Британской империи.

«Изумительно красиво здесь было прежде!» – подумал он, представив, каким это место было в те дни, когда его только соорудили. Оно и по сей день сохраняло отголоски былого величия, правда, не более чем отголоски. Обветшалость и запущенность казались теперь главными отличительными чертами, коими можно было охарактеризовать это место.

Единственное, что делали здесь по сей день – это уборку. Чистота улиц говорила сама за себя. Вода же в пруде стала непроглядно мутной и зелёной, как в болоте: для купаний она, несомненно, не подходила. Но сейчас женщины вполне буднично выполаскивали в ней бельё.

Как Гриша уже понял, в Индии было принято стирать вещи в любом мало-мальски подходящем для этого водоёме, запруде или даже большой луже. Смотреть на это ему было и неприятно, и дико.

«У индийцев, по-видимому, нет выбора. Они оттого так стирают, что многие живут за порогом бедности. В деревнях и даже во множестве городов Индии до сих пор нет централизованного водопровода. А ведь поддерживать чистоту как-то нужно», – пытался осмыслить и объяснить для себя это явление Гриша.

Площадь он обошёл по кругу и с противоположной стороны от того места, откуда пришёл, увидел улочку, уходящую вправо. Она была столь же узкой, как и предыдущая, и единственными видами транспортных средств, на которых по ней можно было проехать, были велосипед или мопед.

Гриша взглянул в небо. Хоть солнце уже и клонилось к закату, оно оставалось ещё достаточно высоко.

«Значит, ещё не менее часа будет светло», – сделал вывод он и зашагал по новой дороге, слева и справа от которой располагались жилые дома, часть которых была окружена небольшими банановыми рощами. Деревья создавали прекрасную тень, да и дома, в отличие от всех иных, виденных Гришей доселе в Гокарне, имели достаточно презентабельный вид: с украшенными фасадами, литыми ограждениями и балкончиками с узорчатой выделкой.

«Как видно, на этой улице обитают зажиточные гокарнцы!»

Дорога оказалась не длинной, и вскоре Гриша наткнулся на указатель.

Kudle beach – возвещала стрелка налево.

– Ого! – присвистнул он, – дорога к пляжу нашла меня сама!

«Что же, оно и к лучшему, не придётся выспрашивать у прохожих, как туда попасть».

При этих мыслях Гриша усмехнулся. Воспоминания о том, как гоняли его по поездам, вагонам и платформам разные встречные, всякий раз указывая неверное направление и путая, были ещё совсем свежими.

«Не хотелось бы мне вновь быть направленным не в ту сторону!»

Встреча с табличкой наверняка ограждала его от подобной участи, и теперь Гриша не сомневался: дорогу он отыщет без труда.

До захода солнца оставалось не менее часа, а значит, минут двадцать ещё можно было потратить на то, чтобы продолжить следовать по направлению, указанному стрелкой, и ещё сорок минут оставить на дорогу обратно в гостиницу, куда он хотел успеть до наступления темноты.