Текст книги "Капкан (СИ)"

Автор книги: Marcus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 – Спасибо хоть по делу вспоминаешь, – Симон сел в машину. – Жив я вообще или как.

  – Если без шуток, я с этим делом застрял. Занимаюсь только им, и то, если честно... – Эдвардс повертел ладонью.

  – Я понял. Если ты опять докатился до этого.

  – У нас с тобой это пару раз хорошо получилось.

  – Скажи просто – сошло с рук. Слушаю.

  – В общем, типа зовут Нойман. Тип 'очень известный в узких кругах'. Физик, профессор, занимается много чем. Ведет, в частности, секретные эксперименты со временем.

  – О боже. Ты туда же? Начало плохой фантастики, на донельзя зажеванную тему. 'Эксперименты', разумеется 'секретные', разумеется 'со временем'. Ни много, ни мало.

  – Сначала послушай. За такой дичью я еще не охотился. Год назад в его доме исчезли двое. Приехали к нему, и больше их никто не видел. Полгода назад еще двое. Приехали к нему, и больше их никто не видел. И вот еще четверо. Приехали к нему, и больше их никто не видел. Насчет секретных экспериментов. Чем он занимается конкретно – я не знаю, санкцию не дают даже мне! Во-вторых, ты с ним пообщайся, хотя бы минут десять. Сразу поймешь почему я тебя выдернул, и почему мы едем играть в жмурки.

  – Ладно, шутки в сторону. Я знаю про этого Ноймана. Видел пару интервью, кое-что читал.

  – Тем более! И что скажешь?

  – Что чутье тебя не подводит. Проблема в том, что для дурки он пациент неявный. Помнишь я говорил, что вывел для себя ряд ключевых параметров – по жесту, по движению головы, по движению глаз, так далее... Как бы мой метод. Так вот, он – да, маньяк. И если мы найдем у него дома высушенные, выпотрошенные, что там еще, трупы этих пропавших – все будет правильно.

  – Лично мне показалось, что он не просто маньяк, а... Какой-то элитный, что ли, маньяк. Если понимаешь – не знаю как сказать.

  – Таким типам, верно, подавай особенное. Проблема таких типов – интеллект не просто отточен, а пере-точен.

  – Да, помню много увлекательного про типов которые в одном гении, а в остальном... Но ты говорил, что это не настоящая гениальность.

  – Разумеется. Гениальность – это сбалансированность апперцепции. Пусть апперцепция в общем неглубока, зато сбалансирована таким образом, что своей полнотой позволяет человеку добиваться такого, что... А у нас семьдесят процентов гениев – элементарные шизофреники, которые разбираются в одном как боги, а в остальном – дегенераты. Эта дегенерация – естественный продукт экспансивной цивилизации, озабоченной только увеличением масштаба деятельности, соответственно масштаба извлечения доходов, но не...

  – С удовольствием послушаю твои лекции, но только там, у тебя, со студентами.

  – В общем – он классический пример типа невменяемого 'только чуть-чуть'. Но вот это 'только чуть-чуть' и пугает. В частности потому, что благодаря этому 'только чуть-чуть' он и стал таким светилом, в своем узком кругу.

  – Вот я тебя и позвал... Не интересовался его работами? Может знаешь одну – о 'неубиваемости'?

  – Знаю. Парадоксов 'убитого дедушки' и того подобного не существует. Если например человек попадет в прошлое, и захочет убить своего отца, то он его не убьет. Обязательно случится такое что убить помешает. Соответственно путешественник в прошлое не может убить себя самого. И, как следствие, человек не может погибнуть в прошлом вообще. Если туда попадет, конечно...

  – Да, и если не знаешь – он повторял этот эксперимент. Которому, если не знаешь, уже много лет. С помощью простого оптического устройства была смоделирована машина времени. Логика схемы перемещения, в смысле. И первое что было доказано – да, парадоксов 'убитого дедушки' и того подобного не существует. Квантовая модель дает равные состояния частиц на входе в петлю и на выходе. Или один и один, или ноль и ноль.

  – Либо попал в прошлое и вернулся в любом случае, либо не попадал вообще.

  – Так. Следствие ты сейчас озвучил.

  – И какое отношение будут иметь трупы, которые мы найдем, к домашней машине времени, которую мы, не сомневаюсь, тоже найдем?

  – Я тебя и позвал чтобы это выяснить. У меня есть факты по исчезновениям, данные по его занятиям, наши с тобой соображения об этом его 'элитном' маньячестве. Сопоставляю эти три группы – и меня что-то необычно пугает. Такой охоты у меня еще не было. И, кажется мне, больше не будет... Приехали.

  * * *

  – Хорошее у тебя начальство, – Симон оглядел прибор, усмехнулся. – Если позволяет ломиться в дома честных налогоплательщиков.

  – У нас, да, большие полномочия. Но даже их иногда не хватает. И если мы их иногда по делу и аккуратно превысим...

  – Прошлый раз было проще. Сейчас у тебя какой-то центр управления полетами.

  – У него дома лаборатория, так что представь безопасность... Самое серьезное, кстати, – шесть спецсобак по периметру, я не шучу. Как только мы переступаем границу, – Эдвардс тронул ногой декоративный заборчик, – они тут как тут, и нашему делу конец. Ну, если их не убить, конечно... Но убить – это равным образом обнаружиться. Видишь маркеры?

  – Почему все зеленые, а один синий?

  – Бешеная. Сейчас я их деактивирую, – Эдвардс тронул сенсор. – Ждем пять минут. Они заснут, и двинем.

  Пять минут стояли на дорожке перед заборчиком.

  – Теперь красные, – Симон хмыкнул. – А камеры?

  – Пока у меня эта штука, насчет камер не беспокойся. Это собак так не обманешь – у них нюх, слух, зрение, собачьи... Для камер, датчиков масс, анализаторов спектра нас не существует. Вообще для электроники...

  – Здорово. А где он сам?

  – Не будет десять дней. Это все что известно. А все предусмотреть невозможно.

  – С таким типом невозможно особенно, – Симон усмехнулся.

  Переступили заборчик, двинулись по газону. Дойдя до дома Эдвардс прошел вдоль стены, свернул за угол, остановился у боковой двери. Задействовал прибор; через несколько секунд замок просигналил. Эдвардс открыл дверь.

  – Так что ищем? – спросил Симон вполголоса. – Сразу подвал с трупами?

  – Сначала надо выяснить какая у него аппаратура.

  – Почему ты ничего не рассказывал? – Симон обвел над головой круг. – Не секрет ведь? От меня?

  – Он шел как неочевидный. Пока наконец не зашкалило – восемь человек все-таки. А связать пропажу людей, с чем-то явным, мы до сих пор не можем. Есть подтвержденные данные, что восемь человек вошли в этот дом и не вышли. Всё. Если он ставит эксперименты на людях... Поэтому начинаем с лаборатории. Знаешь, я с ним разговаривал в общем минут десять, но мне хватило. До сих пор оторопь. Совершенно вроде незначительные мелочи... А даже вспоминать жутковато.

  – Ты был бы у меня лучшим учеником, я говорил.

  – Смотри – вот карта электроники в доме, – Эдвардс вывел на дисплей прибора картинку. – Видишь – синее? Это экран, за которым наверняка... Вперед.

  Прибор провел их в подвал, к глухой двери. Эдвардс долго стоял с прибором, задавая параметры скана. Наконец покачал головой.

  – Отсюда почти не сканируется, причем дело не в экране.

  – Какая-то особенная аппаратура?

  – Работает по другим принципам, не как наша нормальная электроника? По каким? Он что – из другой вселенной?

  – Если у него там машина времени, почему она должна работать как наша нормальная электроника?

  – Симон, мне не до шуток! Может у него там правда машина времени! Вскрываем.

  * * *

  За дверью оказалась шахта; лестница вела в неопределенную глубину. Спускались больше минуты. Наконец лестница кончилась; они оказались перед такой же дверью. Эдвардс задействовал прибор; дверь открылась.

  За этой оказался тоннель, уводящий в неопределенную даль. Он освещался полосой светильников под потолком; по стенам на большом расстоянии друг от друга шли двери.

  – Очень неслабо, – Симон посмотрел на Эдвардса.

  Тот только хмыкнул. Двинулись по тоннелю. За первой дверью оказался узкий зал, длинной стороной смежный с тоннелем. В зале находились высокие черные короба – цепочкой по длинной оси.

  – Крови и трупов пока не видно. Если они только не в этих ящиках... Вообще, мне сейчас кажется, что мы про твоего профессора еще ничего не знаем.

  Вернулись в тоннель, прошли к следующей двери, вскрыли, вошли. Этот зал примыкал к коридору короткой стороной. В середине находился короб из такого же черного материала; он был один и длинный, во всю длину помещения.

  – Пятьдесят пять метров, – Эдвардс посмотрел на дисплей. – Масштабы у профессора не детские.

  Дошли до конца короба; в торце зала обнаружилась очередная дверь. За ней оказался новый тоннель, параллельный входному.

  – Мы прошли уже сто сорок метров, – Эдвардс посмотрел на Симона.

  – А ты до сих пор не нашел никакой электроники.

  – Да, из всей электроники – только замки. Надо найти хоть подобие терминала, которым все это, – Эдвардс также указал на короб, – управляется. Если там будет обычный хотя бы монитор, хоть что-то зацепим.

  – Мне сейчас кажется, что здесь не будет обычного даже монитора.

  Тоннель продолжался в обе стороны, и оканчивался перегородками. Свернули, прошли до перегородки еще пятьдесят метров. Эдвардс разблокировал замок, дверь отъехала в сторону. Очередной зал, очередной короб. Прошли очередные пятьдесят метров, остановились перед очередной дверью. Эдвардс снова задействовал прибор – теперь безуспешно.

  – Это должно было произойти, – Симон кивнул. – Но тут есть еще двери.

  Вернулись в тоннель, зашагали обратно. Прошли сотню метров до противоположной перегородки. Здесь в стене находилась одинокая дверь. Открыли.

  – Очень интересно, – сказал Эдвардс оглядываясь.

  После тоннелей и залов, в которых кроме тусклых ламп и черных коробов ничего не было, они оказались в обычном жилом помещении. Обычная мебель – книжные шкафы, кресла, стол, стулья. Эдвардс посветил по стенам, увидел обычный выключатель, включил. Под потолком зажглась обычная люстра. Они стояли, рассматривая интерьер.

  – Очень уютно, – сказал наконец Симон. – И странно.

  – Мебель антикварная, но совсем новая. И вот смотри какая шикарная штука.

  Эдвардс подошел к столу. На столе мерцал новым корпусом домашний кинопроектор, древняя модель – в таком состоянии, что будто вчера из магазина.

  – Мы, разумеется, с тобой не считаем, что наш маньяк-профессор построил все это, – Симон указал за спину, где в залах находились загадочные короба, – только из любви к антиквариату? Только чтобы купить это не в антикварной лавке, а в обычном магазине? Лет восемьдесят-сто назад?

  – В этом доме сгинуло восемь человек. И мне надо определить, в числе прочего, есть ли тут связь с этим антиквариатом, – Эдвардс тронул кинопроектор. – Штука, конечно, отличная.

  – Найти бы что он на нем смотрит, – Симон двинулся вдоль шкафов. – Давай поищем пленки. Причем предлагаю найти – и сразу свалить. Потому что картина в общем получается реально шизофреничная. Загадочная аппаратура, в подземельях под обычным домом, в обычном пригороде... Здесь же – необычная гостиная, обставленная антиквариатом с нуля. Обычный пленочный кинопроектор, которому лет сто сорок – сто шестьдесят... Также с нуля.

  – Только зачем ему пленочный кинопроектор? Если, допустим, он что-то снимал, в прошлом, – почему не взял камеру? Они меньше горошины.

  – Наверно электроника при переходе во времени как-то портится.

  – И он не летит с камерой туда...

  – А прилетает с пленочным кинопроектором оттуда. Давай осмотрим ящики... Я уверен пленки здесь же.

  В нижнем отделении шкафа, в приятном запахе дуба, обнаружились круглые плоские металлические коро́бки. Коробок было штук тридцать. Эдвардс взял одну; они вернулись к кинопроектору.

  – Ты умеешь заправлять? – он повертел диском.

  – Ни разу не пробовал, – Симон включил проектор; лампа в прорезях кожуха затлела темно-оранжевым. – Подогревается... В старину все было спокойно и основательно... Кстати, тут на проекторе и схема заправки пленки. Давай бобину.

  * * *

  Эдвардс включил настольную лампу, выключил свет. На экране, висевшем на стене напротив кинопроектора, появилось изображение. На переднем плане стоял штатив с арбалетом, за ним в полутора метрах – топчан; от арбалета к топчану тянулся шнур. На топчане находились приспособления похожие на зажимы-фиксаторы. В кадре появился профессор; он нес обнаженное тело.

  – Пропавший! – воскликнул Эдвардс. – Из тех что в прошлом году.

  Профессор положил тело на топчан, поставил на четвереньки, и зафиксировал в зажимах так, что юноша, будь в сознании, смог бы только пошевелиться. Затем поднес к носу пленника флакон. Пленник очнулся. Следующие пару минут они разговаривали.

  Профессор вышел за кадр, вернулся, толкая тележку с привязанным к ней котом. Остановил тележку перед лицом пленника, натянул шнур. Болт пробил животное едва не разорвав на части. На лицо юноши брызнула кровь.

  Профессор вытолкнул тележку за кадр, подошел к арбалету, перезарядил, нацелил пленнику в голову. Тот стал биться как исступленный. Профессор обошел топчан, сбросил брюки, и, не выпуская шнура, стал насиловать пленника.

  – Чего-то такого я ожидал, – Эдвардс кивнул.

  Юноша кричал; лицо перекосила такая гримаса, что было страшно смотреть. Профессор натянул шнур. Пленник смотрел на арбалет, кричал, дергался. Насильник задвигался быстрее, еще быстрее, еще – наконец дернул шнур. Однако болт, который должен был пробить юноше голову, только чиркнул по скуле, оставив царапину. В последний момент пленник дернул головой, и 'чудом' уклонился от смерти.

  Через десять секунд истязание возобновилось – с пропуском, очевидно, паузы, во время которой арбалет был перезаряжен. На этот раз болт чиркнул по затылку.

  – Кажется я понимаю в чем кайф, – Симон хмыкнул.

  – Какого нереального типа я подбросил тебе в коллекцию?

  – Да... Таких изобретателей еще не было. Смотрим другую пленку – и валим.

  Новая пленка показала новое устройство – стол, на котором крепились зажимы-фиксаторы, и над которым высилась гильотина. События на этой пленке развивались по аналогичному сценарию. Профессор уложил на стол девушку, лицом вверх, раздвинул ноги, зафиксировал тело. Дал средство чтобы очнулась.

  – А вот эту не знаю, – сказал Эдвардс.

  – Кажется мне ты еще много чего не знаешь... Сколько здесь пленок?

  После короткого разговора профессор вышел за кадр, вернулся с котом в сетке, положил животное под гильотину, стоявшую так чтобы девушке все было видно. Кровь так же брызнула пленнице на лицо, сама она так же забилась и закричала. Установил гильотину над головой девушки, взял шнур, зашел с другой стороны, стал насиловать. Мучил долго; наконец дернул шнур.

  Когда нож сорвался, девушка, в пределах оставленной ей свободы, согнулась так, что нож едва зацепил затылок, только обрезав волосы. Профессор отпустил пленницу, вернулся к гильотине, поднял нож. Началась очередная сцена, во время которой девушка билась так сильно, что насильнику пришлось отвлечься и укрепить зажим. Момент оргазма закончился по-другому – нож застрял над самой головой пленницы, которая затем потеряла сознание.

  Эдвардс остановил проектор, потер лицо ладонями.

  – Ну да, – Симон перевел дух. – Такого в моей коллекции не было. И больше не будет. Если ты его загонишь, и я смогу хотя бы просто на него посмотреть, своими глазами...

  – Похоже, что столько денег честных налогоплательщиков, – Эдвардс указал на дверь, за которой находились помещения с коробами, – было потрачено только чтобы...

  – Главное – сумел убедить кого надо, – Симон кивнул.

  – Да, аргументы у него безотказные... Боюсь ты прав, я еще много чего не знаю.

  – К разговору о гениальности, Эд... Наш тип Нойман все-таки гений, без оговорок.

  – Да уж. Мало кому удается добиться такой функциональности. Реализуя открытие на практике.

  – Мы видим, что закон существует, и работает. И мне как-то не нравится как он работает, в руках нашего гения. Смотрим еще одну – и все, валим!

  Поставили третью бобину. Теперь устройством смерти была наковальня с молотом; голову предполагалось не отрубать, а разбивать в лепешку. На этой пленке события развивались по другому сценарию. Камера была установлена так, что лицо несчастного пока скрывалось. Когда жертва очнулась, профессор не стал демонстрировать ей животных; он установил молот над головой, взял шнур, обошел стол.

  – Что-то новенькое, – Симон хмыкнул.

  Профессор отошел к камере. Ракурс изменился так, что лицо жертвы стало наконец видно. Пару секунд разглядывали несчастного. Затем Симон вскочил; Эдвардс остался сидеть, окаменев. На экране к столу был прикован он сам.

  – Бежим, – Симон вздернул Эдвардса. – Быстро бежим!

  – Но это бред! Бред! Просто кто-то очень похож на меня! И вообще – все это бред!

  – Как-то он слишком похож на тебя, – Симон дернул Эдвардса к двери. – Вопрос элементарной Булевой логики. Или это быть может, или этого быть не может. На тот случай если это быть может – бежим.

  Эдвардс схватил просмотренные бобины, сдернул со стопки еще несколько, и они выскочили в тоннель.

  – Вот это напрасно, – Симон остановился, указал на бобины. – Брось.

  – Бросить такое?!

  – Вот связался с тобой! Надеюсь у него там нет пленки со мной.

  Добежали до двери в зал с длинным черным коробом. Пробежали зал, выбежали в начальный тоннель, свернули ко входу. Последняя дверь, отделявшая от лестницы в дом, не открылась.

  – Вот так, – Симон ударил дверь кулаком. – Брось пленку!

  – Не вижу связи между пленкой...

  – По-твоему, он не знает, что мы здесь? И вообще – ты ведь знал чем он занимается! Мог предположить что он может? Какого дьявола ты вообще сюда сунулся?

  Эдвардс снова просканил замок, снова безрезультатно.

  – Здесь еще несколько дверей, которых мы не трогали. Надо попробовать.

  – Куда они тебя приведут?

  – Здесь наверняка есть еще выход! Ты думаешь всю эту ерунду тащили сюда по этой лесенке?

  – Знаешь, я сейчас не уверен, что всю эту ерунду, – Симон указал в сторону помещений с коробами, – сюда тащили вообще отсюда. Брось пленку!

  Эдвардс повернулся, направился к двери в торце тоннеля, метрах в пятидесяти от входа. Эта спокойно открылась.

  – Пошли, – он обернулся.

  – Я никуда не пойду.

  Эдвардс отвернулся, вошел, очутился в очередном зале с черными коробами. В конце зала виднелась очередная дверь; он подбежал – она не открывалась. Обернулся ко входу – дверь в которую он вошел закрылась. Рванулся назад – эта теперь не открывалась тоже.

  Он сканировал дверь снова и снова, снова и снова... Бросил бобины, перебежал к другой двери – так же безрезультатно. Побежал назад к первой, добежал до середины зала – когда отовсюду вокруг раздался голос, ему хорошо известный.

  – Эдвардс, отсюда дорога одна. Еще не понял?

  – Но это бред! Этого не может быть!

  – Ты сам видел, что это работает? Ты прекрасно понимал чем все может закончиться. И все равно полез – в подвал за трудностями... У нас у каждого своя охота. У меня, будем считать, удачливей. Прошу меня извинить... Но здесь тебя больше никто не увидит.

  Эдвардс ощутил слабость. Ноги перестали держать; он присел, прислонившись спиной к черному коробу. Посмотрел в потолок, в тусклые лампы, которые стали двоиться в глазах. Голова закружилась. Он потерял сознание.

  * * *