Текст книги "Я вызвал ЭТО"

Автор книги: Макс Гордон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Макс Гордон
Я вызвал ЭТО

Стояло жаркое лето две тысячи второго года. Столбик термометра в центр Воронежа показывал тридцать восемь градусов днем и двадцать девять ночью. Под ногами прохожих, переходящих улицы, плавился асфальт. Камера снимает панораму улицы в центре города, возле пешеходного перехода. Загорается зеленый свет пешеходам, и группа людей спешно перебегает дорогу. Среди них идет девушка в красном платье и туфлях на высоком каблуке. Камера ловит ее в объектив и показывает крупным планом, как раз в тот момент, когда ее правый каблук впивается в асфальт и ломается. Девушка неловко падает, но успевает выставить перед собой руки. Мягкий асфальт тут же хватает ее ладони. Пытаясь освободить руки из липкой массы, девушка упирается в асфальт коленом и в этот момент она поднимает лицо, и смотрит прямо в камеру. В ее глазах букет из боли, досады, раздражения. Нет, это не была постановочная съемка, как утверждали многие мои знакомые, это была мастерская работа молодого, талантливого видео-оператора. Оказаться в нужном месте – в нужное время, выбрать правильный ракурс съемки, а главное, – уметь предвидеть события до того, как они случатся – вот главный секрет успеха человека, стоящего с той стороны видеокамеры. А с той стороны камеры стоял я.

Все это, как и многие другие сюжеты, снятые мной, блеснуло и кануло в лету, вместе с одним из довольно успешных каналов центрального телевидения Воронежской области. В начале лета, когда ничего не предвещало беды, в студию, где наша немногочисленная съемочная группа готовилась к выезду на место событий, зашел наш директор. Директор студии, главный продюсер, владелец канала – все это умещалось в высоком молодом человеке, лет тридцати на вид.

В студии было прохладно, на небольшую комнату работало целых два кондиционера, наша съемочная группа, состоявшая, к слову, из четырех человек, допивала дежурный кофе и проверяла оборудование перед выездом. Безукоризненный черный кофе, как всегда, был сварен на небольшой кухне, располагающейся в соседней комнате, нашей бессменной ведущей – черноокой Анжелой. Наш канал, для которого мы старались, на тот момент продержался на плаву два года с хвостиком и последние полгода, исключительно стараниями Анжелы, ну и моими, разумеется.

Помимо красоты и умения варить черный кофе, у Анжелы было еще много талантов, незаменимых для телевидения. Мимика ее лица всегда гармонично менялась вместе с сюжетом, развивающимся на ее фоне. Также, как я, находясь за камерой, умел предчувствовать развитие событий, попадающих в объектив и выхватить главное из них крупным планом, Анжела умела предвидеть ответы собеседников. При взятии интервью у случайных прохожих, она всегда могла с легкостью уместиться в кадр, микрофон держала так, чтобы любой собеседник перед камерой чувствовал себя легко и непринужденно, а мимика ее лица реагировала на ответы собеседника, подчеркивая ключевые фразы и интонации еще до того, как они были сказаны.

Ну, раз так, то грех будет не выделить и двух оставшихся участников съемочной группы. Высоченный Кирюха – наш звукорежиссер, на выезде отвечавший за общий фон, шум улиц и прочее. Во время работы он всегда находился рядом со мной, вернее, рядом со съемочной камерой, его микрофон, как и он сам, кружили вокруг меня, при этом, никогда не попадая в объектив. А это, я вам скажу, своего рода, тоже талант, да еще какой! Не верите? А зря не верите! С Кириллом, к слову, мы провели в студии не одну ночь, спешно монтируя отснятые за ночь сюжеты к выходу утренних новостей на нашем канале. Во время таких ночных авралов, кофе, как правило, варил Кирилл. Тот же кофе, в той же турке, но он ни разу не получился таким же ароматным и насыщенным, как у Анжелы.

Ну и Вадим, водитель нашего «новостного мобиля», как мы называли хендай сонату, возившую нашу немногочисленную съемочную группу. Вадим, помимо баранки автомобиля, отвечал за пучки шнуров, неминуемо преследующие любую операторскую деятельность. Несколько раз во время съемок динамичных сюжетов, я буквально влезал в объектив камеры и, лишь в последний момент успевал заметить какое-то препятствие под своими ногами. Но ни разу не споткнулся и не упал, за что часто мысленно благодарил Вадима. Помимо этого, он часто отгораживал прохожих от нашей съемочной группы, которые норовили пройти вплотную к нам, стоявшим в людном месте в час-пик. Уж не знаю, как он это делал, но делал и точка. Так что, скажу, забегая вперед, что мне было грустно расставаться со всеми участниками нашего тесного съемочного коллектива.

Итак, в студию, где вышеупомянутые герои готовились покинуть уют кондиционеров и выйти под палящее солнце в поисках новых сюжетов, зашел наш директор Игорь Вячеславович. Несмотря на летнюю жару, он, как и всегда, был одет в строгий деловой костюм с галстуком, а на лице сияла привычная улыбка. Директор не часто баловал нас своими визитами, но, время от времени заходил к нам перед выездом, чтобы внести важные коррективы в предстоящий сюжет. Его нынешний визит, казалось бы, ничем не отличался от остальных визитов, но мой наметанный глаз оператора тут же выхватил сжатые кулаки, которые никак не сочетались с образом успешного, не обремененного проблемами директора канала. А также, я обратил внимание на лицо Анжелы, оно, в отличии от лица директора, выражало тревогу и злость.

– Анжела, да ты просто зеркало зрительских эмоций! – вспомнилась мне реплика Игоря Вячеславовича, после первого же сюжета с участием Анжелы.

И сейчас это зеркало отражало правду, в отличии от маски, надетой на лицо продюсера… Игорь Вячеславович, не вдаваясь в подробности, известил нас о том, что наш канал прекращает свою деятельность на телевидении, в силу непреодолимых препятствий. В связи с этим, он благодарит нас за все отснятые и не отснятые сюжеты. Все это было так неожиданно, что мы стали, как вкопанные. Помнится, Кирюха еще спросил у директора:

– Так мы готовы уже к выезду на съемки, нам выезжать или нет?

Игорь Вячеславович, немного озадаченный вопросом Кирилла, да и, по всей видимости, ситуацией в целом, помявшись, ответил:

– Можете выезжать, если хотите. Но в эфир это уже не выйдет. Да и оплаты, вероятней всего, за это уже, тоже, не будет.

Директор ушел, а мы стояли и смотрели друг на друга. За эти несколько минут, в которые и уложился весь разговор, мне показалось, что температура в студии поднялась до уличной жары и я, машинально, бросил взгляд наверх, убедиться, что кондиционеры работают. Два новеньких кондиционера LG продолжали работать, в отличии от нас…

Через две недели начался июль, в тот момент я уже работал на новом месте. Новым местом работы была одна из пожарных частей Воронежа, но пожарным я не был. В силу опыта и навыков, полученных на предыдущей работе, я, по-прежнему, работал видео-оператором и инженером по видеомонтажу, но уже на новом месте.

Новое служебное помещение, отведенное мне под студию в пожарной части, оказалось гораздо больше и светлей той студии, в которой еще недавно помещалась наша съемочная группа, но вот с кондиционерами тут было плохо. Вернее сказать, кондиционеров на всю пожарную часть не было от слова совсем. И все равно, жаловаться мне было грех. Я получил огромную комнату целиком под свои нужды, дорогую видеокамеру в свое полное распоряжение, а также дорогое оборудование для видеомонтажа. Одна видеомонтажная панель длинной в несколько метров, могла накладывать звук, оцифровывать изображение, наносить титры и спецэффекты, и еще имела до чертиков разных кнопок и тумблеров, назначение которых мне так и не понадобилось.

Зарплата была так себе, ощутимо ниже, чем в среднем по городу, но имея дорогую видеокамеру и круглосуточный доступ на рабочее место, у меня всегда были заказы на съемки банкетов, свадеб, юбилеев и прочего. Так, что, в итоге я оказался в заметном плюсе, только по своему старому коллективу я сильно скучал.

В мои новые обязанности входило создание видеороликов с пропагандой противопожарного режима, будь то лес, или салон автомобиля, а также пробуждения в сознании граждан техники противопожарной безопасности в жилых помещениях. Ну и выезд с дежурным пожарным расчетом на непосредственное место тушения пожара, время от времени, в мои обязанности, тоже, входило. Вот, только пожаров в то лето в городе не было. Не смотря на жару в городе, сухие леса вокруг него и прочие климатические условия, работы у нашей пожарной части не было совсем.

А мой начальник, краснолицый капитан Евгений Афанасьевич, из кожи вон лез, все кричал:

– Ты мне дурака не включай, ты репортаж гони! Ты же, говоришь, что раньше в новостях работал, на каком-то канале, так? А раз так, то сделай мне видеорепортаж о самоотверженном тушении пожара средствами нашей пожарной части, понимаешь, или нет?! – армейской скороговоркой, чеканя каждое слово и постепенно повышая интонацию, кричал мне в лицо капитан.

– Ну, если нет пожаров, Евгений Афанасьевич, ну нету их! Так, где ж я вам сюжет возьму, ну не самому же мне пожары устраивать?

Такой разговор на повышенных тонах состоялся у меня с начальником в середине июля. Было жарко и я не сдержался, ответил тон – в тон начальнику. Но, в ответ на мою грубость, товарищ капитан, как-то, вдруг, неожиданно сбавил тон и сказал доверительным голосом:

– Понимаешь, Максим, да если бы оно мне нужно было, – проблем бы не было, а это, ведь, не мне нужно, это с меня «на верху» требуют, им «вынь – да положъ»! Ты же теперь не кто-то там, а пожарный, без пяти минут офицер пожарной части, – так прояви смекалку и достань мне репортаж до конца месяца! – добавил начальник, возвращаясь к своему обычному тону.

– При слове офицер, Макс, у тебя глаза загораются! – как-то раз сказал мне командир одного из пожарных расчетов, с которым я часто выезжал на выезды.

Славка всегда говорил прямо. Он был здоровым мужиком, под сто девяносто сантиметров росту и, несмотря на свой авторитетный живот, который, по-видимому, приходил в гости за долго перед Вячеславом Ивановичем, был прямым, как струна, – под стать своему прямолинейному характеру. Иногда, мне казалось, что у Славки раздвоение личности. Он резко пресекал все мои изначальные попытки узаконить в нем начальника, которые выражались в обращении к нему по имени-отчеству и на ВЫ в курилке, как называли мои теперешние коллеги общую комнату на втором этаже пожарной части.

– У тебя в глазах, что ли двоится? Да и ни каких Вячеславов Ивановичей тут нет! – в который раз отчитывал меня начальник расчета Никитин за мои попытки фамильярничать не к месту.

Но стоило к нему обратиться без регалий во время выезда, получишь обратный нагоняй. А, поскольку, все эти воспитательные разглагольствования были задействованы при свидетелях, под дружный хохот «коллег по цеху», я быстро понял, что к чему.

Как раз, во время очередного дневного дежурства бригады Никитина в пожарную часть поступил сигнал от жильцов старой пятиэтажки, расположенной, к слову, по соседству с нами, о том, что из подвала их дома валит дым.

Пожарный расчет на стареньком, повидавшем всякое, пожарном автомобиле выехал на вызов. Я, в последний момент, успел схватить камеру и втиснуться на переднее сиденье автомобиля, умудрившись потеснить Вячеслава Ивановича ближе к водителю.

Когда мы приехали на место вызова, оказалось, что никакой нужды в нас тут не было. В общем-то, тут вообще не было необходимости что-либо тушить. Возгорание произошло в подвале одного из подъездов старенькой, пожелтевшей «хрущевки» вследствие того, что местные пионеры, из числа жильцов этого дома, пытались своими силами испечь картошку, непосредственно – в подвале этого дома. Не знаю, доводилось ли Вам бывать в подвалах таких пятиэтажек, а если нет, то попробую описать. При входе в подъезд, на верхние этажи ведет лестница, с маленькими, до смешного частыми ступеньками, а слева от этой лестницы расположена дверь, сразу за которой начинаются ступени, ведущие в подвал. Подвал не глубокий, с десяток таких же мелких ступенек, как и в подъезде, приводят в узкие, пыльные коридоры, с множеством ответвлений. Стены коридоров хвастаются настоящим кирпичом, кое-где сохранившим еще гравировку номера госта, по которому он был изготовлен во времена Советской власти и более свежими надписями, сделанными краской, что называется, от руки. В этих лабиринтах времен эпохи СССР, мне запомнилась лампочки Ильича, одиноко висевшая у спуска с лестницы и надпись на противоположной стене, сделанной, очевидно, местным разнорабочим, прогуливавшим, в свое время, уроки русского языка: «сволачь, убери свой мусар!». Вероятно, что тот «рукописец», который потрудился нанести эту надпись на стену, а также незатейливый любитель мусора, которому было адресовано сие послание, уже давно не жили в доме, но надпись осталась.

К слову, всякого хлама, сваленного вдоль стен аккуратными кучами, в подвале хватало, ну а как иначе, – он же отдан под нужды жильцам дома. На всем протяжении стен подвала, хаотично расставлены деревянные двери с номерами квартир, огораживающие, по всей видимости, имущество граждан от своих же соседей. Возле одной из таких деревянных дверей и произошло возгорание, вследствие которого, наш пожарный расчет и оказался здесь.

Дверь выгорела не слабо: в нижней части двери древесина обуглилась и, практически, рассыпалась в пыль, а верхняя часть почернела, но осталась целой. Судя по мокрым следам на двери, можно было догадаться, что ее совсем недавно кто-то тушил своими силами. Принимая во внимание, скверный запах, исходящий от двери, выходило, что тушили ее подручными средствами, а именно, – какими-то древними соленьями, употреблять которые в пищу уже давно не стоило.

К дому мы подъезжали в спешке, проезжая по двору наш водитель, Андрюха, который в свободное время любил послушать рассказы моей былой операторской работы на канале новостей, непрерывно сигналил, безуспешно пытаясь отогнать любопытных детей, желавших ухватиться за машину и прокатиться на ней. Но, уже подъезжая к нужному подъезду, которым оказался последний подъезд с дальнего конца дома, было ясно, что нас тут никто не ждет. Возле того окна, ведущего в подвал, из которого еще курился небольшой дымок, крутились местные подвыпившие зеваки, но тушить было нечего.

В общем-то, кроме Никитина, который первым проследовал в подвал на место возгорания и меня, старающегося не отставать от него и отснять хоть что-то полезное для нарезки предстоящего видеоролика, который с меня так жадно тряс мой начальник, больше в подвал никто не проследовал.

Следом за нами, в подвал дома спустился бодрый дедок, оказавшийся старшим по подъезду и, непосредственно, хозяйка подвала с испорченной дверью, – неопрятная, говорливая женщина средних лет. Она бодро жестикулировала, обвиняя в случившемся всех в округе, начиная с Селеверстова, по-видимому, ее соседа с какой-то там квартиры и заканчивая всей местной школой, расположенной рядом с домом. От нее сильно пахло алкоголем и сквернословила она через слово, поэтому, Вячеслав Иванович не стал заострять внимание на ее словах. Он, по-быстрому, достал лист бумаги и, не отходя от двери со следами возгорания, набросал протокол, в котором, помимо него самого, неохотно расписалась хозяйка подвала и старший по подъезду. На этом наш выезд можно было считать завершенным. Ничего интересного не случилось, и снимать, решительно, было нечего. И тут мне в голову неожиданно пришла шальная идея о том, как сделать репортаж из ничего, – не зря же я полгода проработал видео-оператором, делая из обычных вещей, яркие, запоминающиеся новости.

Решившись, я повесил камеру на шею и быстро подбежал к обугленной двери. Поелозив по ней руками, рискуя подхватить занозу, я на совесть измазал обе ладони сажей, после чего, мухой кинулся к начальнику расчета и, став на носочки, так как он был мужик здоровый, провел своими ладонями по потным щекам Вячеслава Ивановича. Получилось отлично, – он, как главный герой американских боевиков, которые в те времена крутили по всем приличным видеосалонам нашего города, выглядел брутальным: крутым и чумазым. Пока Слава двигал свою челюсть взад-вперед, пытаясь понять, что я делаю, я ухитрился нахлобучить каску ему на голову и, повернувшись, дал деру.

Я быстро бежал к выходу из подвала, так как попасться в большие Славкины лапы раньше времени, никак не входило в мои грандиозные планы. Мне в спину летели оскорбительные слова, каждое из которых заканчивалось одним и тем же вопросом:

– Смешно тебе, да?! Посмеяться решил?!

А также, звучали предупреждения того, а вернее, – куда он мне засунет свою каску, когда догонит. Самого описания процесса не было, просто констатация факта и я за это был ему благодарен.

Выбежав из подвала, я схватил старую, пожелтевшую газету, которая была свернута в трубочку и сунута за батарею, расположенную в подъезде дома. Я боялся, что газета окажется мокрой и из моей затеи ничего не выйдет, но газета оказалась сухой. Пару раз чиркнув зажигалкой, пламя схватило ее и больше не отпускало. С горящей газетой в руках я вернулся к двери, ведущей в подвал. Судя по топанью, раздающемуся за ней, Вячеслав Иванович уже достиг подножия лестницы, ведущей наверх и вскоре выберется на поверхность. Открыв дверь в подвал, я бросил туда горящую газету и захлопнул дверь обратно, фактически перед Славкиным носом.

Самый лучший вид на выход из подвала, на мой взгляд, находился слева от крыльца подъезда, но времени занимать позицию у меня уже не было. Отработанным движением включив камеру и опустившись на одно колено, так, чтобы большая голова Никитина, которая вот-вот должна была показаться из-за двери, оказалась выше уровня объектива, я нацелил камеру на дверь и стал ждать. За дверью раздалось топанье сапог, видимо, начальник пожарного расчета тушил газету, потом дверь распахнулась, чудом не задев меня и чумазый, в клубах дыма, но с каской на голове, из-за двери в два прыжка выпрыгнул Вячеслав Иванович. Его глаза смотрели прямо в мои, которые располагались с обратной стороны видеокамеры, из ноздрей шел пар, из глаз летели искры. Если бы из головы Никитина в тот момент, полезли рога, а он сам бы превратился в минотавра, – я бы не удивился…

Под дружный хохот пожарной дружины, Вячеслав Иванович еще долго гонял меня вокруг машины, пытаясь выяснить:

– На кой черт ты все это проделал и за каким лешим еще и на камеру снял?

А потом, видимо, до него дошло. Нет, довольным он не выглядел, но помог мне организовать ребят, по моей задумке, – для более правдоподобного сюжета, нужно было заснять, как именно возле того подъезда, из которого только что выбежал самоотверженный пожарный, остальная команда складывает гидрант и убирает его на место – в пожарную машину. Никакого энтузиазма в раскладывании гидранта, а потом в обратном процессе, у команды не было, поэтому, материли меня с душой и на совесть. А я, тем временем, вернулся в подвал, подошел к маленькому, зарешеченному оконцу, которое выходило рядом с подъездом и еще раз зажег газету. После того, как съемка клубов дыма, вываливающихся из подвала дома была окончена, ролик был, фактически, готов. Дело оставалось за немногим, – нужно было вернуться на свое рабочее место и заняться монтажом.

И уже текущей ночью видеоролик, где самоотверженный пожарный Никитин, весь чумазый и с каской на боку вылетел из подвала дома, окруженный клубами дыма, да с решимостью в глазах, был смонтирован. Потом камера переключилась на маленькое оконце, ведущее в подвал, из которого тонкой струйкой шел дымок и на остальную пожарную команду, сматывающую объемистый гидрант. Правда, звук мне пришлось убрать, так как, приличных слов на пленку попало мало, но музыка Вагнера вполне, подошла поверх слов. А в конце ролика, я наложил бегущие титры, где значилось, что наша героическая пожарная часть всегда, быстро и с удовольствием придет на помощь.

Евгений Афанасьевич оказался, более чем, доволен результатом, в общем-то, мне показалось, что через какое-то время и Никитин перестал на меня дуться. Мой видеоролик несколько раз показали по региональному телевидению, как репортаж с места событий. Яростное, запачканное сажей лицо Вячеслава Ивановича стало лицом всего пожарного коллектива нашего города, – так выразился Евгений Афанасьевич. Нашу пожарную часть посетила администрация города, с дружественным визитом. Мое начальство получило солидную премию, Никитину крепко пожали руку и наказали: «не терять лица», а про меня никто и не вспомнил.