Текст книги "Other Side. Когда туман сгущается"

Автор книги: Макс Аст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

«Да не засыпай же ты!»

На экране высветился пропущенный от сестры. «Черт, совсем забыл». Андрей тут же нажал на вызов и, прижимая трубку плечом к правому уху, приступил к поискам одежды в недрах стоящего в углу пожилого шкафа. Выбор пал на относительно приличные коричневые шорты и новую синюю футболку без опознавательных знаков.

– Уже проснулся?

– Прости, телефон на кухне лежал…

– Да мне, в принципе, все равно, можешь не оправдываться. Главное, что ты дома. Мы уже подъезжаем, минут через пять будем.

– Мы?

– Я и Матвей, ты ведь не забыл, надеюсь?

– Нет, конечно, жду.

Андрей сидел на невысоком трехногом табурете за кухонным столом и, как зачарованный, наблюдал за пластичными движениями Риты, разливающей кипяток по икеевским чашкам.

– Сливки в холодильнике рядом с вискарем, если нужно.

– Не откажусь, тебе тоже?

Он молча кивнул, затем сделав первый обжигающий глоток и заговорил.

– Сейчас сестра звонила, она заедет, племянника привезет. Я обещал посидеть с ним до вечера.

– Мне, наверное, лучше уйти?

– Нет, что ты? Думаю, вы поладите. Я это просто к тому, что часов до семи нам вряд ли удастся вдвоем побыть.

– Пустяки. А племяннику сколько лет?

– Десять почти, он славный парень.

Раздражающие трели дверного звонка визгливо наполнили квартиру. Рита забежала в спальню.

– Надо хоть одеться поприличнее.

Андрей направился к входной двери, предварительно засунув пепельницу в выдвижной ящик гарнитура.

– У тебя гости? – спросила Катя, едва скинув с плеч черное пальто, пропитанное мглистой осенней сыростью. При всей своей миловидности эта невысокая молодая блондинка всегда сохраняла выражение лица, свойственное скорее наемному убийце, чем матери-одиночке.

– Да, Рита моя… подруга, – он повернулся к Матвею, – иди пока в комнату, включай приставку, я кое-что новое прикупил на днях. Ты оценишь.

Заинтригованно шмыгая носом, белобрысый мальчуган с топотом скрылся в дверном проеме.

– Будешь кофе?

– За мной машина только в одиннадцать подъедет, так что минут пятнадцать есть.

Они прошли в кухню, и пока Андрей возился с чайной посудой, сестра скользила по нему ненавязчивым сканером серых глаз.

– У тебя все хорошо? А то выглядишь, мягко говоря, не очень.

– Да, все в порядке, – он решил умолчать о странных событиях накануне, – перебрал видимо вчера.

– Не налегай так, сам понимаешь – генетика. А как с дипломом дела?

– Тему выбрал – профессиональная деформация и ее влияние на синдром эмоционального выгорания. Сейчас вот анкеты сортирую с ответами. Только у меня складывается впечатление, будто эти мерзавцы друг у друга списывали.

– Ну, знаешь ведь, как это бывает. К таким штукам на работе мало кто серьезно относится, тут еще и мышление типа: а вдруг не так отвечу и премии лишат?

– Скажешь тоже. Впрочем, я нашел выход из ситуации – буду личные встречи проводить и уже сам по итогу опросники заполнять.

– Только не удивляйся, если результат не слишком-то поменяется. Коллектив без слухов и сплетен – это сказки для соискателей.

– Это ты мне как профессионал говоришь?

Катя молча допивала кофе, но, несмотря на молчание и кружку, скрывающую больше половины лица, даже аккуратные брови ее говорили: моим словам можешь верить.

– А у тебя что нового?

Девушка уже собиралась ответить, но телефонный звонок не дал Андрею получить последние новости из мира промышленного шпионажа. Уже стоя в прихожей и завязывая узлом шелковый шарф, она посетовала, что не успела познакомиться с его подругой, и дала наставления по поводу Матвея.

Рита, выйдя из спальни спустя минуту после ухода сестры, не сильно расстроилась, узнав, что знакомство с семьей Андрея переносится на неопределенный срок. Зато она мастерски избавилась от неловкости в общении с незнакомым ребенком, схлестнувшись с Матвеем в бесконечной череде виртуальных поединков. Да так лихо, что Андрею пришлось отдирать от экрана этих кибер-дуэлянтов около часа. Позже она с полным энтузиазмом поддержала ритуальную развлекательную программу, включающую посещение кинотеатра и развлекательного комплекса на самом верху айсберга из стекла и бетона, кем-то по недомыслию названного торговым центром.

По завершению дня, крайне увлекательного для десятилетнего торнадо и его неутомимой погонщицы, возвращаемый в лоно семьи мальчик сокрушался, что у него самого нет девушки, которая с удовольствием разделит с ним все веселье, и от души завидовал Андрею. Рита пообещала, что постарается найти ему подходящую подружку, когда он немного подрастет, а пока сама с удовольствием составит ему компанию, скажем, на следующих выходных. Ее знакомство с Катей вновь отложилось, поскольку Андрею позвонил Филин.

– Ничего не хочу знать о твоих планах на вечер, но Света горит желанием устроить у меня дома вечеринку на наши четыре рыла. Так что пожрите что-нибудь – дома у меня хоть шаром покати, и пулей к нам. Да и мне с тобой поболтать есть о чем.

С таким напором ребятам было не совладать, а потому они стали решать, где бы им поужинать.

Выбор пал на «Трюфель»: симпатичное во всех отношениях кафе неподалеку от берлоги Филина. Сидя под ажурным светильником в окружении картин, стимулирующих слюноотделение, Андрей с аппетитом поглощал второй по счету кусок вишневого пирога, заливая его чертовски хорошим капучино. С еще большим аппетитом он проглатывал забавные истории и просто хаотичные факты из биографии Риты, под вечер разговорившейся не на шутку. Но прервать сладкоголосый поток сознания все же пришлось, поскольку организм его не в состоянии был сдерживать выпитый уже почти литр прекрасной на вкус жидкости. Справив нужду, он встал у зеркала, обрамленного кованой, и пристально вгляделся в отражение, подставив руки под горячую, отдающую хлоркой воду. Амальгамный двойник смотрел на него красными глазами: уставший, все еще немного похмельный, но счастливый до чертиков.

В голове состоялся диалог с самим собой.

– Ты же понимаешь, что счастье не бывает вечным?

– Отстань.

– Это просто поток нейромедиаторов и гормонов, свойственный влюбленному человеку. Даже не заметишь, как быстро это пройдет.

– Я сказал: отстань!

– От меня-то ты отмахнешься, а от того парня из сновидения?

– Я не хочу сейчас об этом думать.

– А о странностях прошлой ночи тоже? Ведь ты же загривком чуешь, что тот тип в капюшоне не просто так тебя запугивал…

Бежевая дверь туалетной комнаты отворилась, и на пороге возник грузный мужчина с выражением смертельной усталости на усатом лице. Андрей поспешно ретировался, оборвав душевные метания.

В «Трюфеле» они просидели чуть больше часа. Он расплатился, приятно удивленный «танцам со счетом» в исполнении Риты. Так любил выражаться Филин, описывая ситуацию, в которой оба участника свидания пытаются взять на себя финансовое бремя, бесконечно повторяя: «Я оплачу», «Нет уж, позволь, я!».

Их длинные косые тени, скользящие рука об руку, вылизывали щербатую кромку бордюра, присыпанную пыльной пожухлой листвой. Сама погода, стервозная обыкновенно в это время года, благословила их на пешую прогулку длинной в четыре квартала теплым по осенним меркам безветрием. Заглянув по пути в алкомаркет, Андрей галантно предоставил выбор сегодняшнего социального камертона даме сердца. Рита со словами: «Мы же надираться в хлам не собираемся?» в два легких движения сняла с верхней полки в винном отделе пару бутылок крепленого португальского. Бархатный вечер черным колпаком накрывал почти идентичные дворы, слепленные из серых панелек, стоящих на отвоеванной еще в семидесятых у леса территории.

Логово Филина представляло из себя памятник ранней постсоветской эпохи, а именно тому периоду, когда в обиход вошло слово «евроремонт». Все – от мебели и до посуды, принадлежало когда-то либо покойному деду Сашки, либо прежним квартиросъемщикам. Заделавшись полноправным хозяином, Филин оставил все как было не из ностальгических сентиментальных чувств, а просто потому что вещам он не привык придавать никакого значения, кроме функционального.

Бесконечные шутки, крепкое португальское и в меру пошлые застольные игры усыпили окончательно тревожного спорщика в душе Андрея. Ему даже начало казаться, будто он сам растворяется в этих увеселительных субстанциях. Тем труднее ему далось возвращение к действительности, когда Филин внезапно заметил, что сигареты у всей компании подходят к концу. Мысль, о том чтобы выдрать себя из объятий тягучего, теплого и многообещающего вечера и доверить свой изнеженный алкоголем и женским вниманием организм холодной сентябрьской ночи – даже на десяток минут, казалось кощунством. Но делать нечего, и двое хмельных джентльменов отправились в ларёк. Однако ночь, одетая в колдовской туман, с вереницей фонарных столбов в роли путеводных огней, оказалась неожиданным подарком им обоим.

– Мне вдруг вспомнилась, – заговорил Сашка, шагая в ласковой серой мгле, – моя с недавних пор любимая книжка – сборник ирландских сказок. Там, в числе прочих историй, была легенда о мальчике, попавшем в мир эльфов.

– Чего это ты вдруг?

– Согласно поверьям, именно туман размывает границу между нашим миром и волшебной страной вечного лета. И при большой удаче – хотя это как посмотреть, ведь далеко не всегда эти сказки кончались хэппи-эндом… В общем, при такой погоде можно отыскать дверь в иной мир.

– А чем тебе наш мир не угодил?

– Не пойми меня неправильно, но порой мне кажется, что он какой-то… Не настоящий, что ли. Я попробую объяснить. Что-то с ним явно не так, я чувствую, что мы не воспринимаем его полностью, слишком многое упускаем. И то, что мы упускаем, и есть настоящий мир.

– Уж не Олеговы бредни на тебя так повлияли?

– Ты про его попытки найти Посредника? Это очень соблазнительно. Только мне кажется, что это всего лишь один из способов попасть на Ту Сторону.

– И ты туда же! Что вам на этой-то стороне не сидится? Здесь совсем неплохо: есть друзья, девушки, выпивка. Да много чего есть.

– Не в этом дело. Просто все чаще стало казаться, что за пеленой нашей куцей и скучной реальности скрыто нечто большее.

– А вот это уже похоже на симптом. У меня есть знакомый врач, сам к нему когда-то ходил, специалист по неврозам…

– Психолог! Я тебе про иллюзорность бытия, а ты… – он немного помолчал, – забавно даже. Каждый, видимо, и вправду думает в меру своей испорченности. Я, когда примерно об этом со своим начальником говорил… Мировой мужик, кстати: как-то после смены у него в баре вдвоем зависли. Так вот, он сказал: мытарства эти от отсутствия покаяния. Дескать, кесарю кесарево, а Богу Божие. Если нет мира в душе, извне его получить не выйдет без покаяния.

– Кто бы мог подумать, что хозяин ночного клуба и казино окажется таким верующим. Несколько лицемерно, тебе не кажется?

– Не совсем, там длинная история.

Он замолчал, дожидаясь, пока Андрей втолкует свою просьбу сонной продавщице, застигнутой врасплох их настойчивым стуком по завешенному рекламой окошку. Отойдя от ларька, выхваченного светом ближайшего фонаря из беспроглядного мрака, друзья притормозили у крытой площадки с мусорными баками, дабы выбросить обертку от вскрытых только что пачек. Прикуривая, Филин первым нарушил тишину.

– Я, собственно, не к этому вел. Ты ничего странного после вчерашней ночи не замечал?

Туман, как живой, обступил приятелей со всех сторон, будто вслушиваясь в их беседу.

– Пообещай никому не говорить то, о чем я сейчас расскажу.

Дождавшись утвердительного ответа от удивленного Сашки, он вкратце изложил свою версию вчерашних событий. Пару минут после этого приятели молча прорезали своими фигурами леденящую взвесь.

– Значит, мы прошли ритуал Открытия? – синие глаза Сашки чуть ли не фосфоресцировали от переполнявших его эмоций.

– А еще нас всех поубивали. Тебя, между прочим, первого.

Видя, что напоминание о смерти не остудило нездоровый, как казалось Андрею, пыл приятеля, он решил зайти с другого конца.

– Если мы вообще принимаем за правду мои галлюцинации, вызванные странными таблетками и алкоголем.

– Когда с нами случаются по-настоящему важные вещи, отрицание – это первая реакция. Уж ты-то, как психолог, должен и без меня это знать.

– Все несколько сложнее, чем тебе кажется…

– Да забей… Главное, что теперь я точно знаю, что мне следует делать.

– Это пугающе звучит.

– Прости, но пока я не могу сказать тебе больше. Но если все пойдет, как надо, ты мне еще спасибо скажешь.

Андрей не хотел оставлять разговор на такой тревожной ноте, но они стояли уже на пороге, за которым их ждали девушки и слегка начатая вторая бутылка красного. Ночь плавно перетекла в прежнее уютное русло, а свою нарастающую тревогу ему вновь удалось усыпить крепленым вином. Разговор не состоялся и на следующее утро, когда помятые гости стали разъезжаться по домам. Проводив Риту, Андрей убил все воскресенье на то, чтобы привести себя в порядок после насыщенных выходных.

Рабочая неделя проходила в бесконечных личных встречах с заводчанами и последующим заполнением документации. Но, как и предсказывала Катя, толку из его нового подхода не вышло. Хоть медаль ей вручай: «За житейскую мудрость». Единственным мало-мальски ценным источником информации оказалась Оля – не замолкающая ни на минуту начальница отдела кадров. Но использовать для дипломной работы сплетни и слухи (иногда вполне интригующие) было, увы, невозможно.

Зато неблагодарная деятельность, связанная с учебой, избавляла от необходимости выполнять свои прямые обязанности. Еще в начале месяца Андрей, скорбно склоня голову, пошел к директору с сообщением, что в ближайший месяц ему понадобится больше внимания уделять учебе. Вопреки ожиданиям, Сергей Иванович воспринял эту новость с преувеличенным энтузиазмом. И даже прочитал высокопарную сорокаминутную лекцию о необходимости и значимости высшего образования для руководящих должностей (к каковым Андрей, разумеется, не принадлежал).

Впрочем, номенклатурными страстями рабочая неделя не ограничивалась. Были еще изумительно веселые и познавательные обеды в компании Риты. А внезапно пришедшее в город бабье лето стало восхитительной наградой за муторные будни. Каждый вечер они проводили за пешими прогулками до Андреева жилища – окольными, естественно, путями. Затем ужинали, пользуясь услугами бесчисленных служб по доставке готовой еды, ни на минуту не прекращая бесконечные свои диалоги. И каждый из этих вечеров кончался горячей и не менее познавательной (для Андрея, по крайней мере) ночью. Чем дольше длилось это взаимопроникновение душ и тел, тем больше у влюбленных складывалось ощущение особой связи, духовного родства. Все чаще в сознании Андрея пробегала кощунственная для себя прежнего мысль, что, возможно, он встретил Ту Самую. Он отгонял ее, как назойливую муху, втайне надеясь, что такое положение дел будет вечным.

Ровно в шесть пятнадцать вечера пятницы он, как и четыре дня до этого, вылавливал взглядом знакомый девичий силуэт среди людской реки вытекающей из третьей проходной, когда его настиг звонок. На экране высветилось: Олег.

– Привет, сам хотел набрать, но не успел. Я, наверное, не смогу сегодня, у нас планы на вечер.

– Подождут твои планы, – голос Олега звучал отстраненно и несколько неестественно, – я не знаю, как тебе это сказать…

Молчание в трубке затянулось.

– Ну, говори уже, а то мне идти скоро.

– В общем, Филин умер.

Внутри у Андрея что-то оборвалось. Уличный шум зазвучал, словно после сильного удара по голове. Он слышал гомон толпы вокруг, но не мог понять значения ни одного из пролетающих мимо слов.

– Если это шутка, то она очень глупая.

– Какие уж тут шутки, завтра похороны, в час прощание у морга. Карту я тебе скинул.

– Как это произошло?

– Повесился, подробностей не знаю. Держись там!

Как поток ледяной воды, на него обрушились забытые уже, воспоминания.

«…Это случилось летом, когда он был в лагере. На похороны собственной матери ему не удалось попасть. О произошедшем он узнал только по возвращении в город. В семье было не просто не принято это обсуждать: тема эта была под строгим отцовским запретом. Единственное, что им было сказано: мамы больше нет. Только спустя несколько лет, после собственной попытки суицида, он узнал от Кати правду. И про мамин диагноз, и про хронический алкоголизм, и про тот вечер, когда ее нашли в окровавленной ванной…»

«Не засыпай!»

Сквозь полупрозрачные занавески поток лунного света падал на скомканное одеяло и мерно вздымающуюся грудь Риты. Андрей сидел поодаль, в кресле, и смотрел на бледный, чуть кривой диск луны, висящий над крышей соседнего дома. Сон покинул его этой ночью. Трижды за последний час он выходил на кухню, чтобы не столько выкурить, сколько подержать в руке дымящуюся сигарету. Вернувшись в последний раз, решил не ложиться совсем.

Бесконечный поток мыслей и образов время от времени сменялся полной опустошенностью. Вот и сейчас он сидел, будто лишенный самой возможности думать и чувствовать, и отрешенно глядел на оконный проем. Мир для него погрузился в безвременье и безмолвие. Таинственная тишина, так не свойственная ночи с пятницы на субботу, не нарушалась ни выкриками подвыпивших гуляк, ни традиционным гулом, характерным для домов, разменявших не один десяток лет.

Он неподвижно сидел, чувствуя, как липкий страх заполняет кровеносные сосуды и подбирается к сердцу. Холодное оцепенение сковало мышцы, и перед глазами, которые он силился закрыть, встала темная пелена. Мрак конденсатом стекал на пол, устланный безвкусным ковром, образуя своего рода темный экран. На нем невидимый мучитель проигрывал раз за разом две кошмарные сцены: обнаженная мать при тусклом желтом освещении, лежа в дымящейся воде, ожесточенными движениями тонким бритвенным лезвием распарывает тонкую кожу предплечий; жуткий оскал Хромого, обрушивающего на беззащитную шею спящего Филина свое изогнутое, неразличимое в темноте оружие. Сумев-таки сбросить с себя пугающий транс, лишь на секунду он поднял взгляд и увидел темный, слабо различимый силуэт, свисающий на тонкой веревке с его собственной люстры. Андрей хотел закричать, но ледяной паралич сковал челюсти. Перед бескрайними от ужаса зрачками силуэт обретал четкость форм. Жуткий призрак, не разгибая искривленной натяжением шеи, бросил на него тлеющий взгляд.

– Жду тебя в гости через пару недель.

Разум его помутился, комната поплыла перед глазами, полностью утонув во тьме.

– Андрей! Просыпайся! Ты всю ночь здесь просидел?

Милый сердцу овал лица, обрамленный каштановыми кудрявыми волнами, чуть вздернутый нос и ласковый, слегка встревоженный взгляд. Он все еще был ошарашен, не понимая, где проходит граница между снами и явью. На какой-то чудесный миг ему даже показалось, будто Филин жив-здоров, и все случившееся вчера было лишь тревожной прелюдией к кошмарным снам. Рита по-своему истолковала его ступор, попутно разрушив приятную иллюзию.

– Затекло наверно все? Надо бы поспешить, а то на похороны опоздаем. Я пойду умоюсь, а ты чайник поставь, пожалуйста.

Завтрак, состоящий из чашки кофе со сливками и пары сигарет, прошел в напряженном молчании. Слова утратили смысл так же, как кофе лишился вкуса. Неторопливые одинокие мысли без начала и конца появлялись и исчезали непроизвольно. Все утро Андрей действовал на автомате, не веря глазам: он не ощущал себя участником событий. Вызвал такси, оделся, вышел, сел в машину. Попросил притормозить у цветочного магазина, купил себе и Рите по букету, даже не запомнив, какие там цветы. Все эти действия проделал будто кто-то другой, временно взявший на себя управление его телом.

– Тут поди вся октябрьская собралась. Филин, конечно, всегда звездой был, но я не думал, что настолько.

Голос принадлежал Олегу. Друзья стояли в стороне от мрачных, местами плачущих людей числом чуть менее сотни, ожидающих выноса тела у порога двухэтажного серо-кирпичного морга. Рита оставила их наедине, чтобы успокоить чересчур разволновавшуюся, по мнению Олега, Свету.

– Ты маму его видел уже?

– Да, но подойти не успел. Ей, видать, совсем тяжко.

– Не хорошо человека одного оставлять.

– Она не одна. К ней сестра приехала, они там, у дверей стоят.

– Может, мы помочь чем-нибудь можем?

– Успокойся, все хлопоты на себя его начальник бывший взял. Он, говорят, тело и обнаружил.

– Как так?

– Не знаю я. Хочешь, сам у него спроси.

– А где он, и как его хоть зовут?

– Вон он стоит. Зовут Ярослав какойтович.

Олег указал рукой в направлении одинокой фигуры в черном пиджаке. Седовласый, коротко стриженый, плотный молодой мужчина стоял у шлагбаума при въезде на территорию морга. В тот момент, когда толпа у ворот расступилась, пропуская четырех коренастых мужчин с испитыми лицами, выносивших гроб, Ярослав бросил под ноги сигарету, придавив черным остроносым ботинком, и стремительно зашагал к носильщикам. Получив указания, те водрузили гроб на стол, устланный фиолетовым бархатом, стоящий слева от входа, около зарешеченных темных стекол. Человеческое озеро полукругом обтекло скорбный остров.

Первой прощаться подошла мама, за двое суток постаревшая на десяток лет. Во многом благодаря ей Андрей выбрал свою профессию, и он всегда привык видеть Ольгу Михайловну деловой и самодостаточной женщиной, не позволяющей улыбке покидать еще недавно моложавого лица. Он отвел глаза от душераздирающего десятиминутного плача над телом единственного сына. Спустя какое-то время Андрей обнаружил себя уже во главе печальной очереди.

На белом шелке, одетый в свой единственный, купленный еще по случаю выпускного костюм, лежал Сашка. Челюсть была чуть скошена, левый глаз остался открытым, но синяя радужка вместе со зрачком скрылась где-то за верхним веком. Андрей наклонился и поцеловал черно-белую ленту с церковно-славянской вязью, лежащую поперек обескровленного лба, и отошел в сторону.

По завершении прощания состоялась поездка на Нагорное кладбище, открытое в начале года и уже заполненное наполовину. Аккуратный холм стылой земли и деревянный крест с вытравленными на табличке датами: «15.10.1992-20.09.2013» на фоне безрадостного серого неба стоял перед глазами Андрея всю обратную дорогу. Поминки были назначены на шесть часов вечера все в том же «Грехе».

Красный неон вывески был предусмотрительно погашен: клуб сегодня официально закрыт для гостей. Об этом хозяин сообщил во всех социальных сетях, принося обычные по такому случаю извинения. Отсутствие музыки, составленные вместе столики, выдернутые из уютных ниш, и выключенная подсветка барной стойки необъяснимым образом наполняли помещение унылым казенным запахом. На поминки собралось значительно меньше людей, чем на похороны: в основном одноклассники, пара-тройка знакомых с института, несколько потерянного вида мужчин, пришедших явно, чтобы поддержать мать усопшего. Риты среди собравшихся не было: еще после поездки на кладбище она сообщила Андрею, что побудет сегодня со Светой, предварительно взяв с него обещание, что с ним все будет в порядке.

После первой рюмки пшеничной зазвучали первые разговоры, в основном о каких-то малозначимых и забавных событиях из жизни Филина. Однако по мере возрастания градуса все чаще присутствующие стали искать и находить потайной смысл в последних своих разговорах и встречах с покойным. Как это обычно бывает на застольях, стали образовываться почти изолированные группы, обсуждающие свои догадки. Занятое Андреем место находилось на пересечении двух таких групп. В одной шло обсуждение возможной трагической любви, в другой полушепотом говорили о вероятных проблемах с наркотиками. При попытках соседей-ораторов вовлечь его в одну из дискуссий Андрей делал вид, что чрезвычайно увлечен стоящим перед ним «Цезарем». На самом деле его единственным поставщиком калорий за этот вечер была пшеничная водка, расставленная на столах из расчета бутылка на гостя. Все чаще за столом стали мелькать фразы из разряда «наверное, это я виноват, надо было тогда с ним встретиться, поговорить, ведь он звонил мне где-то за неделю…». За ними шли утешения с последующим самообличительством в душевной черствости. «Так быстро без причины не хоронят» – вторая по распространенности фраза, сказанная полушепотом больше дюжины раз.

Когда изрядно перебравшая четверка одноклассниц решила съездить к бывшей классной руководительнице (той самой, о которой Сашка не говорил без мата со времен старшей школы), дабы сообщить ей скорбную весть, Андрея затошнило. Без верхней одежды, в одной черной шелковой рубашке, он нетвердыми, но быстрыми шагами покинул зал, взбежал по лестнице и выбрался под мрачное небо, подернутое белесой дымкой.

– Извините, закурить не найдется? – обратился он к мужчине, одиноко сидящему на парапете крыши спиной к потухшей вывеске.

– Да, конечно, только я курю крепкие, – вглядевшись сквозь водочную муть в лицо обладателя хриплого баритона, Андрей узнал в нем хозяина заведения и спонсора сегодняшних событий.

– Вы Ярослав, ведь так? Меня зовут Андрей. Филин, то есть Саня, был моим другом.

– Приятно познакомится. Он говорил о вас. Вы ведь психолог?

– Хреновый, видать, из меня психолог, раз такое просмотрел.

– Боюсь, никто из нас не ожидал чего-то подобного.

– Не хочу показаться одним из тех придурков, которые ни черта о нем не знали, но мне кажется, он давно замыслил что-то подобное. Ведь он даже пытался мне рассказать, а я, осел бесчувственный, все прохлопал.

–В том, что случилось нет, вашей вины.

Сорокаградусная диета топила лед бесчувствия в душе Андрея, он начинал сердиться, еще не понимая, на кого именно.

– Нет, есть! И ваша тоже! Он ведь и с вами заговаривал на эти темы. А вы несли какую-то ахинею про покаяние, мол, сходи-ка лучше в церковь, – недокуренная сигарета вылетела из взволнованной руки и покатилась, подгоняемая порывами ветра, по черному покрытию крыши.

– Вы не понимаете! В последнюю нашу встречу он уже был готов променять право первородства на чечевичную похлебку.

– Что вы несете?

– Он, как и вы, готовился продать душу.

Горизонт предательски качнулся. Лишь при помощи собеседника, вовремя ухватившего его за плечи, Андрею удалось устоять на ногах.

– Наша с вами беседа может подождать. Вам нужно отдохнуть, сегодня был тяжелый день. Если вам интересно, приходите завтра, часа, скажем в два. Мы спокойно все обсудим. А сейчас вам лучше ехать домой. Я вызову вам такси, если назовете адрес.

В помятом алкоголем мозгу сработал нужный механизм, и Андрей заплетающимся языком назвал и дом и улицу. Перед его бессмысленным взором проплыла массивная дверь, лестничный пролет, полупустой гудящий бар, знакомая официантка, протягивающая пальто. Затем ободряющая улыбка Ярослава, помогающего втиснуть непослушное тело на заднее сиденье серебристого «немца».

– Приехали, – не оборачиваясь, буркнул водитель. Андрей пошарил по карманам и протянул ему мятую сотку

– Так по договору же.

Смутившись, он выбрался из такси и, слегка покачиваясь, добрался до входной двери. Зайдя в квартиру, он, не разуваясь, лишь скинул пальто. Вытащив, пачку сигарет из кармана, нетвердой походкой зашагал на кухню. Тусклый свет энергосберегающей лампочки озарил до боли знакомый силуэт, сидящий за кухонным столом. Это был Филин, живой и здоровый. Только глаза ему заменяли стеклянные линзы, будто впаянные в череп, отделяющие мир от клубящегося внутри него тумана.

-Я ведь предупреждал…

Гость заговорил знакомым голосом, вот только Андрей уже не в силах был сохранять сознание.

Глава 3. Наследие

Осеннее солнце, косыми лучами отражаясь от хромированных ножек стола, проникало сквозь закрытые веки Андрея, образуя сосудистую сеть на красном фоне. Возвращаясь к реальности, полулежа на бежевом ламинате, первым делом он ощутил тянущую боль в шее и мерзкий тухлый привкус во рту. Пока Андрей разворачивался, чтобы взять кружку и налить себе воды из стоящего вблизи раковины фильтра, взгляду его предстал ночной призрак. Он сидел поодаль от стола, на выдвинутом еще вчерашним утром Ритой табурете. Андрея качнуло, и он оперся о стену.

– Какие мы нежные, – с ухмылкой заговорил сероглазый, – Да ты расслабься, выпей водички, присядь. Разговор будет, видимо, долгий.

«Приехали. Вот я и тронулся».

– Мне так не кажется. И да, я могу слышать тебя, даже если ты не говоришь вслух. Однако я бы не хотел вести долгий диалог подобным образом, потому как мысли имеют свойство путаться и смешиваться, приводя разговор к сумбуру.

Нечто знакомое в его исключительно приятном тембре голоса гипнотическим образом успокаивало Андрея, будто смиряя его с окружающей действительностью.

– Ты ведь моя галлюцинация, верно? Ты просто не можешь быть Филином.

– В одном ты точно прав: я действительно не Филин. А вот насчет галлюцинации не ручаюсь. Я не могу говорить с уверенностью насчет своей природы и происхождения как минимум потому, что родился я, если можно так выразится, всего какую-то неделю назад. Ты сам выбрал мне имя, и – так уж получилось, дал мне этот облик.

Мутное воспоминание о странной беседе, приснившейся, как сейчас казалось, в какой-то прошлой далекой жизни, тут же пронеслось перед глазами.

– Но почему именно Сашка?

– Вчера я уже говорил: я ведь я предупреждал. Но ты отрубился раньше, чем я успел договорить. Я так выгляжу, потому что ты отказался осознанно давать мне облик, и за дело взялась та часть тебя, которой плевать на мнение твоего эго. Последнюю пару дней ты настолько был поглощен печальными событиями, что я просто не мог бы выглядеть иначе.

– Кто ты вообще такой, черт побери?

– На этот вопрос мне будет сложно ответить. Но ты же не ищешь легких путей, правда? Здесь я могу лишь предполагать, опираясь скорее на чувства, нежели на факты. В том состоянии, в котором я находился прежде, отсутствовала сама концепция мысли и времени. Насколько я могу судить, я все время был с тобой, пытаясь помочь тебе в трудные минуты жизни, пытаясь обратить на себя внимание. Ты же сознательно игнорировал меня, сводя на нет все мои усилия. Иными словами: «Часть вечной силы я, всегда желавший…». Впрочем, дальше ты сам знаешь.

– Намекаешь на свою инфернальную сущность?

– Просто демонстрирую свою осведомленность в твоих даже не сформированных мыслях, – он помолчал, наслаждаясь смятением, отразившимся на лице Андрея, – или люблю театральный пафос. В общем, забей, у всех свои недостатки. Лучше выпей воды, желательно с каким-нибудь анальгетиком, и присядь. Нам все еще есть, о чем поговорить.

Головная боль пересилила нежелание подчиняться советам странного гостя. Андрей бегло пошарил по ящикам гарнитура; отыскав заветную таблетку, жадно запил ее и приложил холодное стекло стакана к грозящему вот-вот лопнуть лбу. Свободной рукой он поднял поваленный при вечернем падении табурет и сел напротив Клотта, опершись локтями о стол.