Текст книги "Мгновения Нью-Йорка (СИ)"

Автор книги: MadeInTheAM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Гарри ненавидит появляться на всяких ток-шоу – он этого дела накушался ещё с One Direction. Но отказать Джеймсу Кордену, одному из своих лучших друзей, Гарри тоже не может, и сейчас, пока он сидит в студии и ждет, пока Джеймс позовет его на прямой эфир, он вспоминает, как подозрительно легко Эйвери отпускает его в Нью-Йорк.

Гарри доверяет своей жене, а как же иначе? Без доверия нет ни брака, ни просто отношений, и за тринадцать лет совместной жизни Эйвери ни разу не дает ему повода усомниться в её чувствах. Но Гарри тридцать шесть лет, кризис среднего возраста устраивает в мозгу революцию, и прогнать прочь дурацкие мысли Стайлс не может.

Его и попросили-то о самой малости: приехать 31 декабря на прямой новогодний эфир The Late Late Show и исполнить в акустике песню. Любую, какую он сам захочет. И Гарри до сих пор сам удивлен собственным выбором. Клэр Учима, его бессменная клавишница, если и изумлена, то не подает виду. Гарри старается думать, что Эйвери сейчас сидит с Рози на коленях и смотрит шоу, чтобы увидеть его, но что, если…

Что, если нет?

Он трясет головой, едва не разрушая укладку, созданную стилистом, и ассистентка тут же несется к нему, поправляя «художественный беспорядок», который только кажется таковым, а на самом деле понадобилась туча времени, чтобы его создать. Ему тридцать шесть, и, наверное, только это заставляет его думать, что их брак с Эйвери проходит через какие-то… испытания? Эйвери не давала поводов так думать. Ни разу не упрекнула его в том, что он проводит больше времени в разъездах и в студии, чем с ней и с дочерью. Эйвери всегда понимала, за кого вышла замуж.

Но скоро чертов Новый Год, и они планируют провести его вместе, пока за две недели до не звонит Джеймс. Гарри соглашается – он не умеет отказывать друзьям, да и Джефф считает, что нужно напомнить о себе, пока идет запись нового альбома. Пару дней он не решается рассказать об этом дома. Он думает, что Эйвери наверняка воспротивится, должна же хоть когда-то?

Она вздыхает и говорит – если нужно, то поезжай.

Гарри всегда радовался её умению понимать и принимать его суматошный образ жизни, в котором «надо» всегда было важнее, чем «хочу» – как и у любого взрослого человека, в общем-то. Но в феврале ему будет тридцать семь, его дочери – пять с половиной лет, его отношениям с Эйвери – несколько больше, и если и расцветать в дурной башке кризису приближающихся сорока, то когда, как не сейчас? И он думает: что, если его туры и его работа, так им любимая, сыграли с ним дурную шутку? Что, если его жена… о, конечно, не изменяет ему, но научилась жить без него, и ей комфортнее без него, чем с ним?

Эта мысль пугает. Она зудит где-то на периферии мозга ровно с момента, когда он увидел реакцию Эйвери на его отъезд, и не желает убираться прочь.

Гарри нервно одергивает пиджак от Гуччи – темно-синий, с золотыми узорами – и зажмуривается. Вокруг суетятся люди – ассистенты, съемочная группа, у них и Нового Года толком не будет. Такая работа. Сейчас он выйдет под павильонное освещение, возьмет гитару и посмотрит в камеру, и все сомнения, червячками копошащиеся в голове, отойдут на второй план. Он останется наедине с музыкой, и, если Эйвери и правда смотрит шоу, она поймет, что где-то на Западном побережье, в Большом яблоке, о ней думают. А потом он выберется из студии, поедет в их нью-йоркскую квартиру и позвонит домой, чтобы провести последние минуты года с семьей, пусть и через видеозвонок Скайпа. И ляжет спать, чтобы первого января улететь домой, в Эл-Эй, где всегда ему рады, где его – он надеется и верит – любят и ждут. Гарри представляет, как Барни – огромный золотистый ретривер, которого они завели почти сразу после свадьбы – будет тыкаться носом ему в ладони и лизать руки. Как Рози сбежит по лестнице, чтобы броситься на шею. Как Эйвери прижмется к нему и прошепчет своё вечное: «Добро пожаловать домой». И Гарри отпускает, будто и не было идиотских сомнений, будто не было страхов и опасений. Но отпускает неохотно.

– Гарри, давай, – Джефф подпихивает его в спину.

Он выбирается в павильон, привычно слепнет поначалу от софитов и глохнет от аплодисментов. Джеймс хлопает его по плечу.

– И сегодня в качестве одного из приглашенных гостей – один из моих лучших друзей, потрясающе красивый даже в своем возрасте и настолько же самовлюбленный Гарри Стайлс!

Гарри подходит к микрофону, улыбается широко и сияюще, ведь именно этого от него и ждут. Обводит взглядом публику.

– Спасибо, Джеймс, и не будем вспоминать, что ты старше меня, да? Всем привет. Я действительно здесь, вам не кажется. Новый Год, – произносит он, глядя в одну из ближайших камер, – это праздник, который, как и Рождество, хочется провести с любимыми людьми. Я люблю вас всех, иначе меня не было бы здесь. Я люблю тех, кто смотрит мое выступление перед экранами. Я люблю тех, кто нашел время и пришел сюда как зритель, и люблю тех, кто посмотрит концерт в записи. Но ещё я люблю свою семью, и… – черт, у него срывается голос, и Гарри надеется, что никто не замечает этого. – И я знаю, что они смотрят на меня сейчас.

Он практически может видеть, как Рози радостно ерзает у Эйвери на коленях, как тянется к экрану и смеется, а потом с тревогой спрашивает, не тоскливо ли папе там одному, пока они в Лос-Анджелесе? Тоскливо, Рози, ещё как тоскливо. Гарри шлет в камеру воздушный поцелуй и берет первый аккорд, зажимая пальцами струны гитары.

If I could fly, I’d be coming right back home to you.

I think I might give up everything, just ask me to…

Гарри мог выбрать любую песню из своего репертуара, но выбирает If I could fly – он знает, что у Эйвери она из репертуара One Direction самая любимая. Он думает: если бы я мог, я бы сейчас был дома, рядом с тобой, детка.

«И скоро я буду»

For your eyes only, I show you my heart,

For when you’re lonely and forget who you are.

I’m missing half of me when we’re apart —

Now you know me, for your eyes only,

For your eyes only…

Эйвери знает его, как не знает ни одна женщина, кроме разве что мамы и Джеммы, но они не в счет, они ведь были с ним всегда рядом. Эйвери принимает его полностью – его привычку петь в душе и его работу, его чувство юмора и постоянную необходимость летать по миру и открывать для себя новые города… или что-то новое в давно известных. Эйвери любит его, и сейчас, прикрывая глаза и будто наяву видя её лицо, Гарри улыбается.

К черту любые кризисы среднего возраста.

Они со всем справятся. И всё им по плечу, пока Эйвери хочет смотреть с ним свои обожаемые «Звездные войны», поедая при этом пиццу. Она может цитировать этот фильм наизусть, но всё равно пересматривает его, и Гарри присоединяется, если может. Он знает – Эйвери это важно. Так же, как ей важно чувствовать, что он рядом. Что он обнимает её, и все проблемы уходят на второй план. А то и на третий.

I’ve got scars, even though they can’t always be seen

And pain gets hard, but now you’re here and I don’t feel a thing…

У них обоих есть шрамы, оставшиеся на сердце, но шрамы не болят, пока их семья крепко держится друг за друга. И пока у Гарри есть двое зрителей, ради которых он на самом деле поет. Мнение которых ему единственно важно.

I’m missing half of me when we’re apart,

Now you know me, for your eyes only…

Аплодисменты оглушают. Он и забыл уже, что находится на студии The Late Late Show. Гарри открывает глаза. Оператор показывает ему большой палец.

– Итак, леди и джентльмены, мистер Гарри Стайлс! – Джеймс аплодирует громче всех. Ассистент забирает у Гарри гитару, и тот падает на диван, знакомый до боли. Сколько раз он уже сидел здесь за все эфиры, и он всегда был рад поболтать с Корденом и посоревноваться с ним в чувстве юмора, но сейчас Гарри предпочел бы находиться дома.

– Рад, что ты пригласил меня, Джеймс, – врет он и улыбается. Корден прекрасно знает, что ничерта Гарри не рад, но в этом ничего личного.

– Ну, пригласил-то я не только тебя, так что особенно не рассыпайся в благодарностях, – смеется Джеймс. – Кстати, я тут ещё кое-кого позвал…

– Ага, всех тех знаменитостей, что кучкуются за кулисами и ждут своего часа, – Гарри закатывает глаза. Шутка не из лучших, но зрители всё равно смеются. Они всегда смеются, им за это деньги тут платят.

– Не только, – Джеймс ухмыляется. – Вообще-то, я пригласил сюда ещё и твою семью.

«Что?»

Гарри едва успевает обернуться, как Рози маленьким торнадо в розовом платье принцессы бросается ему на шею, вылетая откуда-то из-за кулис. Он обнимает дочь прежде, чем успевает понять, что происходит; кто-то из женской половины зрителей умиленно ахает. Гарри поворачивается в сторону бекстейджа и видит, что Эйвери стоит там, сложив на груди руки, и улыбается.

И у него будто гора с плеч летит. Ведь теперь Гарри понимает, почему она так легко отпустила его в Нью-Йорк в канун Нового года – она собиралась прилететь следом. У него на душе теплеет; он подхватывает Рози на руки и улыбается присутствующим в студии. Джеймс прощен и за съемки, и за любые его будущие прегрешения в наступающем году, до которого еще полтора часа, и Корден сам знает, что теперь может безбожно косячить и дергать Стайлса по поводу и без.

Эйвери качает головой и отказывается выходить к камерам, зато Рози чувствует себя, как рыба в воде: Джеймс проводит с Гарри короткое интервью, а малышка скачет по студии, приводя всех вокруг в умиление, а потом запрыгивает к Гарри на колени и спрашивает:

– Папа, а когда мы поедем домой? Мама там уже соскучилась.

У Джеймса всё равно заканчивается эфирное время, отведенное на Гарри, и он милостиво отпускает его. Эйвери ждет на бекстейдже – как всегда, в джинсах и блузке, с убранными в хвост волосами, она улыбается и отвечает на поцелуй, пока официальный фотограф The Late Late Show делает несколько снимков. Гарри знает, что жена терпеть не может появляться на фотографиях, и шепчет ей на ухо:

– Прости, – и снова целует, наслаждаясь вкусом её губ, таким родным и знакомым. Осторожно проникает языком в её рот, а Рози фыркает у него над ухом, недовольная, что папа своё внимание с неё переключил, пусть и на маму.

– Да ничего, – также шепчет Эйвери в поцелуй и отстраняется. – Поедем домой? Я даже успела заехать на квартиру и нарядить ёлку.

Рождество они справляли в Холмс-Чапеле, как и последние тринадцать лет, и ставить ёлку в нью-йоркских апартаментах просто не было необходимости. Гарри касается губами виска Эйвери. Почему она всегда знает, что ему нужно, чего он ждет? Кажется, родственные души именно так и работают, ага? Их путь ничерта не был простым, и они долго притирались друг к другу. Долгие часы разговоров и уютного молчания сделали своё дело; теперь они понимают друг друга даже без слов, и Гарри думает: как он вообще мог решить, что Эйвери может жить без него? Что ему придется учиться жить без неё? Зачем?

Дурак.

По дороге к выходу из студии, пока Эйвери набрасывает куртку, им встречается Тейлор Свифт. В свои сорок с крошечным «хвостиком» Тейлор всё ещё красива: узкие джинсы и блузка подчеркивают её фигуру, а волосы, убранные в элегантную прическу, всё такие же золотистые. Эйвери напрягается, тогда как Рози восхищенно рассматривает Свифт.

– Папа, это принцесса? – спрашивает, хлопая глазами, круглыми от восхищения.

Услышав это, Свифт хохочет.

– Увы, я – всего лишь Тейлор, малышка, – она притормаживает, улыбается Гарри и Эйвери. – С Новым Годом, ребята, – топор войны Гарри и Тейлор давно зарыли, извинились друг перед другом за любые неосторожные фразы. Тейлор тянется и целует Гарри в щеку, обнимает Эйвери и треплет Роуз за щеку. Кажется, Рози пару дней не будет умываться.

Секунда – и Свифт уже нет, она спешит на съемку, ведь именно она – следующий гость Джеймса. Эйвери застегивает молнию на куртке и растягивает губы в улыбке. Она молчит, пока Гарри усаживает Рози на заднее сидение машины. Молчит, пока пристегивает ремень безопасности. Молчит, пока машина разогревается, пока Гарри отъезжает со стоянки. И он не выдерживает первым.

– Детка, что случилось?

– Ничего, – Эйвери не умеет лгать, во всяком случае, не ему. Гарри вздыхает. Он чувствует, что дело в мимолетней встрече с Тейлор, хотя он уже и думать о ней забыл, и расстались они без малого двадцать лет назад, и жизнь давно развела их по разные стороны. – Ты лучше на дорогу смотри.

– Эйв, я понятия не имел, что Корден пригласил Тейлор, а когда узнал, было поздно отказываться, – он чувствует, что оправдывается, хотя оправдываться не за что, и его это несколько раздражает – не в Эйвери, в себе. Рози уже заснула на заднем сидении, пока машина грелась, а уж если она уснула, то её и тысячей пушек не разбудить, пока сама не проснется. Оно и к лучшему.

Эйвери хмурится, Гарри знает это, даже не поворачиваясь к ней. А потом вздыхает точно так же, как и он:

– Гарри, я ни в чем тебя не обвиняю, правда, – она тянется и кладет руку ему на ладонь, сжимающую руль. Пальцы у неё прохладные, опять перчатки не надевала. Калифорнийская привычка. В Эл-Эй перчатки ни к чему. – Я просто… подумала, как здорово она выглядит, а ведь мы почти одного возраста, и я…

О, Боже. Гарри хочется засмеяться или закатить глаза, или сделать и то, и другое одновременно. Он отлично знает, что его жена собой чаще недовольна, чем довольна. Он не устает доказывать ей, что для него она – лучше всех. Ведь он мог выбрать любую женщину, и мало кто отказал бы ему вообще. Он знает, что Эйвери тяжело переживает критику, хотя старается не показывать этого, и что она – самый строгий критик сама для себя. Строже только её мать, но как раз её Эйвери уже давно перестала слушать.

Серьезно, Эйвери Стайлс? Ты сравниваешь себя с Тейлор Свифт?

За окном машины проносятся украшенные новогодними гирляндами витрины, а люди спешат на Таймс Сквер, чтобы увидеть, как спускается с небес тот самый сверкающий шар и вновь загадать желание, надеясь на волшебство Нового Года. Надеясь, что на них снизойдет спокойствие и мир, и что любовь, войдя в их жизни, уже никогда их не покинет.

Гарри сворачивает в сторону площади. Снега в этом году пока что не было, и колеса не застревают в слякоти.

– Эйвери, – остановив машину в одном из переулков, потому что ближайшие парковочные места были уже забиты, он поворачивается к жене и берет её лицо в ладони. – Я думал, что за тринадцать лет успел доказать тебе, что для меня нет никого лучше тебя. Я всё ещё не могу гарантировать тебе смерть в один день и всё такое, но мы с тобой оба стараемся пройти этот путь вместе, и у нас получается. Мне никто, кроме тебя не нужен. И я хотел бы надеяться, что мне больше не придется повторять это в таких обстоятельствах.

Эйвери качает головой.

– Да дело не в этом, Гарри. Я просто чувствую себя… старой, – тихо заканчивает она и отводит глаза.

Ага, вот оно. Стайлс на мгновение зажмуривается, потом выдыхает.

– Я люблю тебя, Эйвери Стайлс. Давай просто состаримся вместе.

Где-то в начале улицы кто-то из прохожих взрывает хлопушку, пока время неумолимо отсчитывает последние двадцать минут уходящего года. Эйвери смотрит Гарри в глаза, пока Рози сопит и возится на заднем сидении в своем платье принцессы.

Потом улыбается.

– Ну, тебе придется меня догонять, Гарри Стайлс, – и упирается лбом в его лоб.

– Ничего, я сегодня утром седину в волосах нашел, – бодро отзывается он. – Скоро догоню тебя. Женщины в доме – тяжкое бремя, спроси вон у Барни, он знает.

Эйвери смеется.

Рози просыпается, трет глаза кулачками.

– Мы уже дома? – сонно спрашивает, моргает. – Папа? Мамочка?

Гарри поворачивается к Роуз и думает: как ему повезло, что у него есть такая жена и такая дочь, и как он их любит. Улыбается.

– Не совсем. Я хочу вам кое-что показать. Идемте.

Он игнорирует удивленно вздернутые брови жены и многочисленные вопросы моментально проснувшейся Рози, и, пока Эйвери берет ту на руки, он звонит организаторам шоу на Таймс Сквер. Среди них в этом году – Ник Гримшоу, давний друг, и Стайлс не сомневается, что браслет-проходку на шоу через Ника можно достать. Точнее, три.

– Мы тут все в мыле, засранец, пока шар не спустили, – сообщает Ник в трубку. – Говори, что тебе надо, Стайлс, и отвали уже, а?

– Я с семьей в Нью-Йорке, прямо у площади, – Гарри оглядывается на застегивающую на Рози курточку Эйвери, чтобы убедиться, что жена не подслушивает. – Найдется три браслета на вип-вход, чтобы на шар глянуть?

Ник тяжело вздыхает.

– Десять минут до спуска шара, Стайлс, ты головой думаешь или задницей? Ладно, приходите к входу для сотрудников, я пришлю кого-нибудь с браслетами, – Гримшоу отключается, не дожидаясь благодарности, и Гарри улыбается, пряча айфон в карман пальто.

Ник не подведет в любом случае.

– Иди к папе, Рози, – Гарри подхватывает Роуз на руки, и та цепляется за его шею, донельзя довольная тем, что у неё такой крутой папа. Эйвери качает головой: она не очень-то одобряет его постоянные попытки таскать Рози, но Гарри считает, что пока он может, он будет это делать, потому что дочь – его принцесса, в конце концов. А принцессам положен собственный конь, даже если этот конь – по совместительству, ещё и отец.

– Что происходит, Гарри? – наконец, спрашивает Эйвери, когда он приводит их к входу на бекстейдж новогоднего шоу, до спуска шара пять минут, и весь путь они почти бегут по соседним улицам, потому что на площади не протолкнуться, это же чертова Таймс Сквер в Новый Год, здесь всегда так. Нью-Йорк, Нью-Йорк…

Он заговорщически подмигивает жене.

– Сейчас узнаешь.

– Мистер Стайлс? – девушка в пальто и с бейджем организаторов на груди окликает его. – Меня зовут Мария, очень приятно, – она бегло осматривает и Рози, и Эйвери, и самого Гарри, и вытаскивает из кармана три браслета, ловко замыкает бумажные кольца на их запястьях. – Мистер Гримшоу передал вам браслеты, давайте я проведу вас ближе к шару?

Эйвери распахивает глаза и смотрит на Гарри, он фыркает:

– Не смотри на меня так, это же Новый Год.

У Рози горят глаза. Мария проводит их к решетке, и, хотя они встают с краю, чтобы не мешать зрителям, ждущим спуска шара целый день, некоторые умудряются узнать Гарри Стайлса, толкают друг друга в бока локтями, хихикают и перешептываются. Гарри всё равно, абсолютно, восхитительно наплевать. Рози сильнее цепляется ручонками за его шею, а Эйвери прижимается щекой к его плечу. От её волос пахнет яблочным шампунем и совсем чуть-чуть – его собственным парфюмом, который она иногда ворует.

Гарри считает, что на ней этот парфюм сидит лучше.

– Начинаем обратный отсчет! – кричит ведущий, и на большом экране загораются цифры. Гарри слышит, как восторженно пищит Рози, а Эйвери касается губами его уха и шепотом считает: десять, девять, восемь…

– Семь! – орет толпа. – Шесть! Пять!

Четыре.

Три.

Два.

Один.

Шар медленно опускается, сверкает, будто тысячью бриллиантов. Рози визжит и хлопает в ладоши, норовя грохнуться с отцовских рук. Эйвери тянется и целует Гарри, пока ведущие вопят «С Новым Годом!», и пока им на волосы и на одежду сыплются липкие конфетти. Ещё буквально пять минут, и мама начнет звонить и поздравлять его, а Джемма будет звонить чуть позже, когда вдоволь напразднуется с собственным мужем и сыном.

Если в Новый Год каждый получает то, что ему больше всего хочется, то Гарри Стайлс уже давно выиграл джек-пот. Он точно знает, что ему нужна его семья, и сейчас его семья – рядом с ним, а всё остальное можно пережить.

Откуда-то из колонок несутся старые добрые The Goo Goo Dolls.

I need some place simple where we could live,

And something only you can give,

And thats faith and trust and peace while we’re alive…