Текст книги "Пожалуйста, ещё один шанс (СИ)"

Автор книги: Mabel Possible

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Часть 1 ==========

Адриан знал, что он сам во всём виноват.

В том, что он ненавидит каждую минуту своей жизни вот уже двадцать первый год. В том, что любимая женщина сейчас не с ним. В том, что он никогда не сможет быть счастлив.

***

Он узнал настоящую личность Ледибаг совершенно случайно – ему слишком дорого было её доверие, чтобы пытаться за ней следить. Просто Кот Нуар оказался не в том месте не в то время, когда напуганная Аля умоляла его найти её подругу Маринетт, которая во время нападения затерялась где-то в толпе.

Розовая вспышка – превращение Маринетт в Ледибаг – снова и снова оживала перед глазами Адриана. Сложно было поверить в то, что заикающаяся рядом с ним одноклассница ему же смело и чётко объясняла план действий, будучи Ледибаг.

Это не укладывалось в голове.

Адриан маниакально наблюдал за Маринетт, выискивая сходства между ней и Ледибаг. Он был настолько в смешанных чувствах, что приходилось буквально заставлять себя поверить в то, что две настолько разные девушки были на самом деле одной. На предложение Кота Нуара поесть мороженого после патруля Ледибаг ответила отказом. Когда Адриан позвал Маринетт в кино, она едва не упала в обморок от счастья, забыв о том, что верный напарник просил обязательно прийти на их место в это же время.

Он и не знал толком, почему предложил ей встречаться. Хотел узнать её поближе, или хотел сделать себе побольнее? Маринетт светилась от счастья, расцветая на глазах. Ледибаг всё меньше обращала внимания на Кота, ссылаясь на более важные дела.

Адриан так и не услышал правды ни от Маринетт, ни от Ледибаг. Он злился, варился в придуманных им же обидах и никак не мог соединить их в одно целое – все аргументы и доводы упирались в стену недоговорённости и непонимания, которую он сам и воздвиг. Его терпения хватило на полгода и пару дней, потому что совесть не позволила порвать с Маринетт в её семнадцатый день рождения.

О, сколько ужасного он тогда ей наговорил. Даже сейчас, спустя двадцать лет, Адриану было стыдно за каждое сказанное в тот день слово.

«Двуличная, фальшивая, скрытная, бестолковая, беспомощная» – такой Маринетт была в тот день в глазах того, кому отдавалась без остатка. «Глупая, поверхностная, приставучая» – такой её считал человек, за которого она готова была отдать жизнь.

«Не хочу больше знать никакую тебя, лучше бы ты не появлялась в моей жизни».

Эти слова оставляли царапины на сердце Адриана каждый раз, когда он их вспоминал. Наверное, оно, это сердце, уже напоминало один большой рубец, если вообще всё ещё было живо. О том, что тогда сделали с Маринетт его слова, Адриан боялся думать. Она даже не кричала ему вслед, когда он уходил, не оборачиваясь, лишь молча плакала. Он видел Ледибаг над крышами спустя совсем немного – полчаса от силы прошло. Её движения были резкими, отрывистыми, истеричными – это было так понятно и видно для него, будто Ледибаг сама рассказала Коту Нуару о том, что у неё на разорванной в клочья душе.

Но Кот Нуар не пришёл в этот вечер и не приходил больше никогда. Уже тогда Адриан понял, что ошибался: Маринетт не была глупой, она прекрасно всё поняла и нашла способ исчезнуть из его жизни.

***

Одиночество давило с тех пор, как Адриан прогнал Плагга, выбросив кольцо в окно. Маленький чёрный котёнок из дорогого сердцу друга и наставника вмиг превратился в его персональное расстройство, повинное во всех случившихся неприятностях. Адриан пытался выжечь из жизни это время, когда якобы был счастлив. Он загрузил себя работой и тренировками до изнеможения, до такого состояния, когда сил хватало только дойти до кровати и просто спать, но это получалось из рук вон плохо. Если раньше Адриан просыпался из-за надоедливого запаха сыра, то теперь не мог без него уснуть.

Он выкладывался на фехтовании по полной, каждую свободную минуту проводя в спортзале коллежа, который ещё недавно был полон радостных моментов. Адриан всего несколько раз видел Маринетт – и то, со спины. Чуть позже он узнал, что она каждый день забирает с учёбы Манон, и тогда же вновь понял, что был неправ: и приставучей Маринетт не была тоже.

А потом он снова встретил Кагами.

Ещё в беспечные пятнадцать, когда Адриан впервые увидел её, он был очарован на несколько коротких мгновений.

Сейчас, глядя на неё, Адриан боялся лишний раз вдохнуть – так она похорошела, так сильно стала похожа на ту, которую он не переставал любить, но не смог принять.

Кагами будто вдохнула в него жизнь. Впервые за несколько лет Адриан был по-настоящему счастлив с ней (или думал так, но это он понял очень и очень поздно). Кагами никогда не была Ледибаг, но будто знала, какой нужно быть, чтобы походить на неё: сильная, смелая, волевая, собранная, она тогда казалась Адриану идеалом женщины, которую он хотел бы видеть рядом с собой.

О, если бы он знал, что это именно Кагами нужно было, чтобы он был рядом с ней.

***

Она была мечтой Адриана совсем недолго.

Все те качества, которые Маринетт Ледибаг сочетала в себе мягко и спокойно, в Кагами были резкими, грубыми, эгоистичными. Ей не нужна была семья, достаточно было видимости уюта и домашнего очага. Она не хотела детей, о которых Адриан так мечтал: сначала хотела сделать карьеру, потом не хотела портить фигуру, а потом… Потом просто сказала, что никогда не планировала вешать себе на шею такую обузу.

Кагами должна была быть во всём лучше Адриана; её необходимость быть первее, виднее в их паре была болезненной, истеричной. Много лет назад Адриан с радостью отходил на второй план самостоятельно, позволяя хрупкой, но такой сильной Маринетт Ледибаг купаться во внимании. Он говорил, что ей нужно привыкать – знал ведь, что она дизайном увлекается, – и был уверен, что у неё всё получится. Ледибаг твердила, что ей нужна его вера.

У Кагами тоже всё получалось, и Адриан со своей поддержкой был ей ни к чему.

Наверное, и Ледибаг уже ни к чему был сейчас её бывший верный напарник. Она порой мелькала пёстрым росчерком среди парижских крыш, напоминая людям о вере в чудеса.

***

Когда Адриан впервые увидел Маринетт десять лет назад, он не поверил своим глазам. В компании Альи и Нино он резко обрывал все их попытки заговорить о ней, не желая знать ни единой подробности (ему хватало толики знания того, что она всё-таки получила работу у его отца). А в тот день он узнал её случайно – по двум хвостикам, которые даже спустя десять лет были завязаны точно также, как у Ледибаг.

Трогая её за плечо, он хотел лишь извиниться за свои слова, сказанные ей так давно, и ожидал пощёчину, обиду, упрёк, но никак не мягкую, такую родную улыбку.

– Ой, Адриан! – Маринетт, конечно, растерялась на мгновение, но быстро взяла себя в руки. – Какой ты уставший… – Она поджала губы и с искренним сочувствием оглядела его. – Совсем тебя замучают!

Адриан сглотнул, пытаясь выдавить хоть немного благодарную улыбку – говорить о том, что идёт как раз с фотосессии, где над ним поработали гримёры, он не стал.

– Если честно, – Маринетт закусила нижнюю губу, – я именно тебя тут жду. Я помню, конечно, о чём ты просил меня в нашем последнем разговоре…

– Маринетт, послушай, – перебил Адриан, – я все десять лет виню себя за те слова…

– Не стоило так долго, – улыбнулась Маринетт, не дав ему договорить. – Что было, то прошло, надо жить настоящим. Ты был… – она запнулась, – не последним человеком в моей жизни, одним из самых важных, если честно. И как Адриан, и как… Ты понимаешь. – Адриан кивнул. – Скоро я выхожу замуж, и я хотела бы видеть тебя на моей свадьбе.

Жизнь, казалось, закончилась именно в тот миг.

Маринетт ещё что-то говорила, но Адриан не слышал; в его голове набатом билось «Я выхожу замуж». Он не понимал, почему так больно.

В конце концов, что иное она могла сказать? Заветное «Я люблю тебя, давай начнём сначала?», которое Ледибаг порой говорила ему во снах?

Дрожащей рукой он взял протянутый конвертик с витиеватым узором, который Маринетт совершенно точно придумала сама – ещё в школе любила похожие. Она вдруг спохватилась, пытаясь отыскать на запястье циферблат часов среди объёмного браслета, а Адриан почувствовал, как сердце ухает вниз.

– Что… – он судорожно вдохнул, – что у тебя на руке?

– Это? – Маринетт улыбнулась, поворачивая руку. – Я же говорила, что Кот Нуар был одним из самых важных людей в моей жизни, – она большим пальцем правой руки погладила яркий рисунок клубящейся дымки с зелёной лапкой посередине. – Мой жених знает мою тайну, конечно, извини. Но про тебя я так и не раскололась, хотя он и не спрашивал.

– А что написано ниже? – прохрипел Адриан, едва сдерживаясь, чтобы не зажмуриться.

– «Эмма», – прочитала Маринетт. – Так зовут нашу…

– Мама! – звонко раздалось на весь холл; Маринетт смущённо покачала головой. – Мамочка, ты ещё долго? Мы тебя зажда… Ой, – девчушка, на полной скорости летевшая точно маме на руки, резко затормозила и спряталась за её ногой. – Здравствуйте, дядя Адриан.

Если раньше Адриан думал, что давно мёртв изнутри, то сейчас он будто бы умер по-настоящему.

***

Спустя чуть меньше трёх недель Адриан нашёл в себе силы пойти на свадьбу, но выдержать смог только церемонию, и то лишь благодаря тому, сколько радости было у Маринетт, когда она его увидела.

Она была прекрасна до слёз, щипавших его глаза. Её жених, оказавшийся старшим братом их бывшей одноклассницы, делал всё то, что мог бы делать Адриан, чем вызывал у него разъедающую зависть, почти ненависть. Он тоже мог бы сейчас называть Маринетт своей Принцессой, мог бы услышать от неё заветное «Да!», мог бы держать на руках их дочь и смеяться, что «наша мама была слишком занята, чтобы выйти замуж вовремя».

Зато Адриан мог ночью вдоволь повыть в подушку, потому что Кагами снова задерживалась на какой-то светской вечеринке, да и какое ей вообще было дело до чего-то, кроме его имени и безлимитной кредитки.

За прошедшие с того дня десять лет не было ни одного вечера, когда бы он, засыпая, не вымаливал у судьбы ещё один шанс.

***

– Адриан! Адриан, проснись!

– М-м… Маринетт?

– У тебя лицо от слёз мокрое…

– М-мне просто опять приснился тот сон.

Комментарий к

Сами решайте, как для вас закончилась эта работа и с кем в итоге проснулся Адриан :3 Некоторый сумбур присутствует именно по той причине, что это сон.

========== Часть 2 ==========

Комментарий к

Надеюсь, что вам будет интересно :3

Ситуация глазами Маринетт.

Маринетт отчаянно пытается не искать виноватых.

В том, что она вот уже двадцать первый год желает прожить каждую минуту жизни заново. В том, что она сейчас с нелюбимым мужчиной. В том, что она делает себя несчастной.

Маринетт знает, что кто-то из них двоих виноват в этом чуточку больше.

***

Она случайно увидела обратную трансформацию Кота в один из обычных дождливых дней. Глупее ситуации и не придумаешь, наверное, – после боя они разбежались по разные стороны первого попавшегося забора, а рядом с ним была несуразно-большая лужа, гладкая поверхность которой до последней искорки отразила превращение Кота Нуара в… Адриана.

Маринетт была поражена сначала до тихой внутренней истерики, потом – до дрожи в коленках. Влюблённость в Адриана усилилась ровно настолько, насколько Ледибаг дорожила Котом Нуаром, и не было для неё большей радости, чем осознавать, что эти двое оказались одним целым. Её захлестнули чувства; вихрь восторга и слепого трепета вскружил голову, напрочь лишив способности размышлять здраво.

Первой ошибкой было скрыть от Адриана то, что она знает. Второй – позволить Коту случайно раскрыть личность Ледибаг.

Разрушительной – не решиться рассказать правду, не решиться всего лишь поговорить.

Маринетт была до безумия счастлива, когда Адриан обратил на неё внимание. О, как волшебно было понять, что он не разочаровался, узнав, кто скрывается под маской! Словно на крыльях она бежала к нему каждый раз, как он её звал; как можно быстрее заканчивала патрули, чтобы скорее увидеться с Адрианом в негеройском облике, и совершенно не замечала, что Кот с каждым разом становился всё более и более хмурым.

Полгода и два дня после дня рождения были самыми счастливыми в жизни Маринетт. (И самыми фальшивыми, но это она поймёт слишком поздно).

Каждое слово, сказанное Адрианом в тот день, вспарывало её изнутри даже сейчас, спустя двадцать лет. В несколько фраз он смог обнажить все ошибки, которые Маринетт так старательно отрицала, старалась похоронить глубоко в душе. Она оказалась под шквалом обвинений, которых так боялась, которых неосознанно ожидала.

Быть может, найди Маринетт тогда в себе силы сказать Адриану хотя бы «Прости!», не было бы такой живучей боли, которую она пронесла в себе через жизнь.

***

Тоска по Коту разъедала изнутри.

Маринетт не смогла отказаться от талисмана и через силу собирала себя по осколкам, чтобы выйти на вечерний патруль. Она знала, что он не придёт больше никогда, но ничего не могла с собой поделать; задыхалась в прохладе ночного Парижа, до крика желая ощутить на плечах тёплые руки, захлёбывалась непрекращающимся градом слёз в солнечные дни, готовая отдать многое, лишь бы услышать ещё одну глупую шутку.

Она никогда не думала, что расставание может забрать с собой душу до последних крупиц.

Прийти в себя стоило Маринетт чудовищных усилий. Ещё больших – убедить родителей, Алю и Нино, что не Адриан виноват в сложившейся ситуации. Она едва сдержала незыблемое правило сокрытия личностей; так хотелось выплакаться кому-то, кроме Тикки. Кому-то близкому, кто поймёт и не осудит, кто скажет, что иначе быть не могло.

Но у Маринетт не было никого, кто мог бы соврать об этом также искусно, как она сама врала себе.

Она старалась вести прежнюю жизнь, вычеркнув из неё того, за кого готова была без раздумий эту самую жизнь отдать. Через некоторое время у неё получилось убедить себя, что жить без Адриана можно, без Кота, клявшегося быть всегда рядом и бросившего её из-за глупых недомолвок, – тем более. Нежно любимый образ раскололся на два почти ненавистных. Маринетт запрещала себе даже вспоминать о том времени, и это кое-как, но помогало.

А потом она снова встретила Луку.

В её пятнадцать, когда она была по самые хвостики влюблена в Адриана, мимолётное общение с ним осталось для Маринетт незамеченным. На слова Джулеки о том, что Лука посчитал её милой, она лишь отмахивалась и сразу же об этом забывала.

Как оказалось, об этом отлично помнил Лука.

Маринетт и раньше думала, что между ними целая пропасть в три года разницы, а теперь рядом с ним – повзрослевшим, таким рассудительным, – она и вовсе себя чувствовала маленькой девочкой. А Лука словно ждал того момента, когда он будет ей нужен – словно из ниоткуда появился в её жизни, да так прочно и надёжно, будто так и должно быть.

Сил, чтобы ему сопротивляться, у Маринетт не было. Да и желания, если честно, тоже. Лука оказался очень проницательным – не в меру даже, пожалуй. Маринетт совершенно не хотела слышать всего того, что он говорил, по полочкам раскладывая осколки её разбитого сердца, но его слова несли какую-то живительную боль. Она впервые за прошедшее с момента расставания с Котом Адрианом время почувствовала себя.

Вот она, душа-то, – порванная, силой отобранная обратно, заклеенная пластырями с пиратскими черепами, которые Лука всегда носил с собой в кармане на случай, если Маринетт поцарапается.

Она больше не задыхалась в прохладе ночного Парижа, а покрывалась мурашками на короткие мгновения, пока на плечи не ложилась объёмная кофта, пока кольцом не смыкались вокруг неё тёплые руки.

Маринетт запрещала себе думать, что хочет согреться в кольце не этих рук. А Лука знал это и пытался сделать ещё больше, чем мог.

***

Он не был её мечтой, но Маринетт изо всех сил старалась это исправить – мучить ещё и его совсем не хотелось. Ей хватало осознания того, что Лука всё прекрасно понимает.

В противовес первому впечатлению Лука был спокойным и рассудительным – сглаживал их споры, всегда мог найти какое-то общее мнение. Их отношения были… безукоризненными – именно так охарактеризовала бы их Маринетт, если бы кто-то спросил. С Лукой ей было лишь комфортно и надёжно, и она часто почти молилась, чтобы у неё получалось показать ему больше. Лука был потрясающим, достойным гораздо лучшей спутницы жизни, но его выбор почему-то слепо пал на неё.

Маринетт негласно была для него на первом месте, и этого первенства ей было слишком много. Кот Нуар много лет назад говорил ей-Ледибаг, что она для него словно недосягаемая звезда, которую хочется достать любой ценой и спрятать за пазухой, ни с кем не делиться её светом. Лука же будто бы обжигался, но скрыться ей не позволял.

Он подстраивался под неё – под любое изменение, любое решение, любое состояние. Он подстраивался под Маринетт, и она отчётливо понимала, что этого не заслуживает.

***

Сделав Маринетт предложение ещё в её двадцать один, Лука терпеливо ждал; сначала она заканчивала институт, потом упорно искала работу, доведя несколько фирм до конкуренции за неё, а к двадцати трём добилась «испытательного срока» у Габриэля Агреста.

Маринетт знала, что Луке это не понравится, но всё решило напоминание о том, что это была цель последних тринадцати лет, и новость, что у них будет ребёнок. Четыре следующих года пролетели незаметно, и Маринетт, набравшись смелости и понимая, что глупо тянуть, заговорила о свадьбе сама. Тогда же произошла первая за десять лет ссора – Лука впервые стоял на своём не желая видеть на торжестве Адриана, причинившего ей столько боли десять лет назад.

Ссора эта была совсем недолгой – Лука сдался и уступил, как это всегда бывало. Маринетт с тоской, от которой хотелось выть, подумала, что Кот Адриан любым способом получил бы желаемый результат.

***

В тот день, когда они с Адрианом встретились первый раз за десять лет, Маринетт ждала его, конечно, пусть и снова устроила случайную встречу. Она стояла спиной к лестнице в холле, по которой он должен был спуститься после фотосессии, и делала вид, что внимательно изучает экран телефона.

Но он был выключен и нужен был лишь для того, чтобы увидеть Адриана за спиной.

Маринетт с трудом совладала с собой; она ведь не знала, что он испытывает к ней сейчас. Может, по-прежнему ненавидит и не хочет знать?

Прикосновение тёплой ладони к плечу выбило её из колеи.

– Ой, Адриан! – Маринетт вздрогнула против воли, снова почувствовав себя так же, как много лет назад, когда робела перед ним. Самообладание вернулось после долгих уговоров. – Какой ты уставший… Совсем тебя замучают!

…только Тикки знала, что Маринетт украдкой наблюдала за Адрианом, но не могла её винить – она осталась единственным существом, знавшим ту боль, которой была пропитана её подопечная насквозь, которая и сейчас пронзала Маринетт, плавила изнутри.

Это их общая боль, она была, есть и будет, как бы сильно они не старались сделать из себя счастливых.

– Если честно, – продолжила Маринетт, с трудом подбирая слова, – я именно тебя тут жду. Я помню, конечно, о чём ты просил меня в нашем последнем разговоре…

– Маринетт, послушай, – Адриан перебил её, не дав договорить, – я все десять лет виню себя за те слова…

– Не стоило так долго, – Маринетт улыбнулась, хотя ей казалось, что она вот-вот заплачет. – Что было, то прошло, надо жить настоящим. Ты был… не последним человеком в моей жизни, одним из самых важных, если честно. И как Адриан, и как… Ты понимаешь. – Адриан отрывисто кивнул. – Скоро я выхожу замуж, и я хотела бы видеть тебя на моей свадьбе.

Маринетт осознала, что в этот миг своими же словами закончила свою жизнь.

Она выдавливала из себя слова, думая лишь о том, как бы не расплакаться, не завыть прямо тут. Что, кроме сухого поздравления, она ждала? Слов о том, что все эти годы он любил только её?

– Что… у тебя на руке? – спросил Адриан, а Маринетт поймала себя на том, что судорожно ищет небольшой циферблат часов среди объёмного браслета, сделанного подросшей дочкой.

– Это? – Она улыбнулась сквозь подступающие слёзы, тихо радуясь, что эти несколько секунд можно не поднимать глаза. – Я же говорила, что Кот Нуар был одним из самых важных людей в моей жизни, – Маринетт большим пальцем правой руки погладила татуировку, сделанную другом Луки. – Мой жених знает мою тайну, конечно, извини. Но про тебя я так и не раскололась, хотя он и не спрашивал.

– А что написано ниже?

Маринетт до боли закусила губу. Она не хотела никогда слышать этого вопроса, и она молилась, чтобы Адриан его задал, позволив ей сказать то, о чём она мечтала двенадцать лет.

– «Эмма», – прочитала она. – Так зовут нашу…

Тихое «дочь» потонуло в звонком крике и топоте ножек, который Маринетт узнала бы среди тысячи звуков. Она качнула головой, выражая смущение, но сердце запело на мгновение, будто ей снова пятнадцать и вот она рассказывает Але, как будут звать их с Адрианом детей.

А сейчас ей должно бы быть стыдно перед Лукой, но Маринетт словно исполнила свою мечту, почти сказав Адриану «Так зовут нашу дочь».

– Мамочка, ты ещё долго? Мы тебя зажда… Ой, – Маринетт почувствовала, как Эмма вцепилась в её ногу, и пошатнулась по инерции. – Здравствуйте, дядя Адриан.

***

Каждый день, прошедший с момента встречи с Адрианом, Маринетт не переставала о нём думать. Она бы хотела знать его решение, ведь тогда, когда она его пригласила, мужества выслушать ответ не хватило; Маринетт позволила Эмме утянуть себя наружу, где уже ждал Лука.

В день торжества она не могла найти себе места, пока в комнату невесты не влетела Эмма с огромным плюшевым котом наперевес и не сообщила, что пришёл дядя Адриан, и не спросила, можно ли ей взять кота с собой.

Маринетт слушала дочь вполуха, разрешая всё, что ей вздумается.

Она хотела быть прекрасной сегодня именно для него – для того, кого любила несмотря ни на что, для того, кому желала счастья, оставив много лет назад по первой просьбе. Она горела, разъедаемая ненавистью к себе за то, что врёт Луке. Она умирала, говоря ему заветное «Да!» у алтаря, ощущая на себе потухший взгляд до сих пор любимых зелёных глаз.

Маринетт хотела, чтобы Адриан как прежде называл её «Принцессой», чтобы сейчас он держал на руках их дочь и каламбурил напропалую о том, что «наша мама всегда слишком занята, даже замуж выходит во время перерыва на обед!».

Она бы хотела побыть одна, чтобы её слёзы впитала подушка, а не рубашка теперь уже мужа, но Лука не оставит её в одиночестве, потому что обещал.

За прошедшие с того дня десять лет не было ни одного вечера, когда бы Маринетт, засыпая на его плече, не вымаливала у судьбы ещё один шанс.

***

– Принцесса? Принцесса, проснись!

– М-м… Адриан?

– Ты плачешь…

– М-мне просто опять приснился тот сон.