Текст книги "Место без прошлого (ЛП)"

Автор книги: lynnec114

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Они не были друзьями.

Она бы согласилась с этим суждением, если бы сама заявила об этом, но он успел сделать это первым. С момента, как они сели в поезд:

– Мы не друзья, Грейнджер. Так что давай не будем притворяться ради работы.

– Не будем?

– Нет, не будем.

На этом всё и закончилось. Он смотрел в окно в течение всей поездки, наблюдая за осенними листьями, которые неторопливо пролетали мимо, и за рядами посаженных деревьев, однообразно сменявших друг друга. Казалось, если он отвернётся, то упустит что-то крайне важное. Как будто это было так же занимательно, как комедия по телевизору, и он должен был успеть поглотить каждый её кусочек перед тем, как начнётся реклама.

Остальная часть поездки была так же не богата событиями, как и любая другая поездка на поезде. И они вернулись в Лондон всё ещё не друзьями.

***

– Мы видим друг друга только во время этих смехотворных поездок. Почему ты не можешь поговорить со мной? Я имею в виду, не то, что бы вне поезда происходило что-то грандиозное.

– Не могу? Или не буду?

– Ну, правда, какая разница? Ты сидишь, и ты пристально смотришь и смотришь, и смотришь, а затем моргаешь и снова смотришь.

Он снова это делал. Смотрел.

***

К тому времени, как на деревьях появились почки, они должны были делить между собой купе снова.

И она решила, она думала долго и упорно и приняла сознательное решение – она больше не намерена тратить впустую четыре вонючих часа, проведённых в поезде, на полную тишину.

И она говорила. Про всё и ничто. А он смотрел в окно.

– Деревья такие красивые в это время года...

– Я не могу поверить, что «Пушки Педдл» выиграли кубок Квиддича! Ведь это уже третий раз подряд?..

– У меня есть яблоня, я посадила её во дворе. Цветы просто великолепны. И так много яблок поспело!..

– Я прочитала эту книгу, она вышла совсем недавно. Персонажи были продуманы так хорошо и казались такими таинственными... Я думала, что вычислила их всех! И в конце концов оказалась абсолютно неправа! Понимаешь...

– Я не могу сидеть здесь и говорить с тишиной, Малфой. Разве ты не можешь сказать хоть что-нибудь?

– Хоть что-нибудь.

Она улыбалась сама себе. За это время они могли бы уже сдвинуться с мёртвой точки.

***

Кондиционер в вагоне работал на полную мощность.

На одном из пассажиров был надет тёплый свитер; другой, лениво развалившись на кушетке, ухмылялся, как будто что-то забавное сидело перед ним.

– Ты чего?

– Да ничего. Просто наслаждаюсь сегодняшней тёплой погодой. Так необычно для этого времени года.

Она бросила на него сердитый взгляд.

– Ты считаешь, что я смешно выгляжу?

– Нет, просто уморительно.

Затем он отвернулся и уставился в окно. Опять.

Он снова ничего не говорил, за исключением того, чтобы принять стакан вина у тележки с напитками в то время, как она проезжала мимо.

***

– Почему мы не друзья?

Прошёл целый год. Листья снова окрасились в жёлтые, пурпурные и ярко-красные цвета.

– Потому что это не так. Ты и я? Мы просто не ладим.

– Мы прекрасно ладим. Мы ездим в одном и том же уже купе в течение года и ни разу не накричали, не оскорбили или каким-нибудь иным способом задели друг друга

– Так ты предполагаешь, что мы друзья. Это не было вопросом.

– Ну, почему бы и нет?

Он помолчал.

– Так скажи мне, друг, почему ты так ценишь мою дружбу? Это из-за мой привлекательности? Или, может быть, это моё природное обаяние? Тебе любопытно узнать о размере моего банковского счёта? Или, может быть, тебе любопытен размер у меня в штанах?

Она густо покраснела.

– Нет! Я не хочу каждый раз сидеть в купе с незнакомцем! Я провела часть своего года с тобой и знаю тебя не больше, чем в первый день, как я вошла сюда.

Он обдумал то, что она сказала:

– Так если мы поговорим сегодня, ты перестанешь донимать меня? Смогу ли я смотреть на деревья в спокойствии?

– Возможно. Может быть, ты хочешь заключить пари?

– Посмотрим.

Они поговорили.

***

Наступила зима. Из обогревателя дул обжигающий воздух, и она вспотела.

– Неужели ты не можешь отрегулировать собственную температуру тела?

Она ничего не ответила.

– Я только заметил, что ты не способна справиться с температурой воздуха; на тебе свитер. Когда ты находишься под обогревателем, возникает потребность снять с себя слои, так ты расплавишься под своей одеждой.

Она бросила на него сердитый взгляд.

– Не то, что бы я не наслаждаюсь видом из окна. Все остальные укутаны, и вот ты здесь, в майке.

Её взгляд стал ещё свирепее.

– Я имею в виду, можно подумать...

Она тяжело выдохнула и что-то пробормотала.

– Извини, я не расслышал тебя.

– Бркрна.

– Ещё раз?

– Я беременна, хорошо?, – огрызнулась она. – Мне жарко, а потом мне холодно и мне жарко, а затем холодно, извини, но здесь ужасно жарко.

Она обмахивалась рукой.

– Не обязательно было огрызаться, – он выглядел поражённым. – Мои поздравления.

– Ну, не говори таким потрясённым тоном!

– В твоём голосе определённо нет радости, – заметил он.

– А что, если я не рада?

Он взял паузу, почти неуверенный, безопасно ли теперь было говорить хоть что-нибудь.

– Только, пожалуйста, сдерживай свой рвотный рефлекс до минимума. Мы должны работать, ты знаешь.

Он выглянул в окно.

Ничего больше не было сказано.

***

– Разве ты не должна быть толще?

Она закатила глаза.

– Считаешь ли ты любезность одной из своих положительных черт?

– Но серьёзно.

– Но я серьёзна.

– Почему ты рассказала мне?

– Кому ещё я могла рассказать?

– Ты имеешь в виду, что он ничего не знает?

– Там нечего знать.

– Почему ты рассказала мне, а не ему?

– Это наше место, не так ли? Оно много всего содержит. Я посчитала, что было безопаснее всего сказать это здесь.

– Так ты бы не рассказала мне, если бы мы не были здесь.

– Наверное, нет.

Он пристально смотрел в окно.

***

– Могу я сказать кое-что?

Она смотрела в окно:

– Конечно.

– Мои слова не покинут это купе?

– Нет, если ты хочешь этого.

– Я рад, что мы друзья. Даже если это и ограничивается только этим местом.

Она взглянула на него:

– Почему эти слова не могут покинуть это купе?

– Потому что я бы никогда не сказал этого, если бы мы не были здесь.

***

Она всё ещё не была толстой, когда он увидел её в следующий раз.

– Могу я спросить кое-что?

– Для человека, который так уверен в себе, спросить разрешения – это так мало.

– Это не очень любезный вопрос. Я полагаю, что справедливо предупредить человека прежде, чем я могу оскорбить его.

– Справедливо. Спрашивай.

Он снова начал смотреть в окно:

– Ты всё ещё встречаешься с ним?

– С ним? Нет.

– Ты хоть с кем-нибудь встречаешься?

– Нет.

***

– На что ты смотришь?

– Когда я смотрю куда?

– Когда ты смотришь в окно.

– На руки.

Она посмотрела вниз.

– Руки?

– Ты когда-нибудь замечала, что во время разговора жестикулируешь руками?

– Это нормально. Ты тоже так делаешь.

– Наши руки поняли друг друга ещё раньше, чем это сделали мы.

Она улыбнулась. И он тоже.

***

– Почему мы существуем только здесь?

– Это гложет тебя, не так ли?

– Два года. Прошло два года, и всего я видела тебя только восемь раз. За это время я оставила серьёзные отношения, была на двух свадьбах, потеряла ребёнка, дважды переехала и видела шесть концертов. И из всех этих вещей, одну вещь я всегда жду с нетерпением: прибытие этого проклятого поезда и пребывание с тобой четыре часа подряд, чтобы ничего не сделать для правительства и вернуться к своей отсутствующей жизни. Это больно.

– И тем не менее ты всё ещё здесь, всё ещё сверлишь мой мозг, всё ещё ждёшь ответов. По-прежнему Грейнджер. Никогда не меняющаяся.

– Ты ждёшь, когда я стану другой?

Он посмотрел на неё:

– В последние два года ты изменяла стрижку, я бы сказал, четыре раза. Прошлой зимой ты ходила на массаж лица. Ты делала маникюр пять или восемь раз за то время, пока мы были вместе. За последние два года я подстригал волосы двадцать четыре раза. Не только это, ещё я хожу на маникюр один раз в неделю. Я регулярно хожу на лечебные процедуры для кожи. Мы приходим сюда и выглядим так же, как и прежде. Но я вижу, что твой ум постоянно изменяется, мы общаемся даже во время молчания. Я люблю приходить сюда. У нас нет ни прошлого, ни будущего. Мы можем говорить всё, что хотим. Мы друзья, мы враги, мы можем быть любовниками или ненавистниками, как мы хотим. Ты можешь поцеловать меня, я могу заняться с тобой любовью, прямо здесь, прямо сейчас, и это никогда не покинет это купе. Пока мы здесь, мы находимся в нашем собственном мире. Мы избегаем наши миры, тюрьмы наших жизней и приходим сюда, где мы те, кем мы определили себя сами.

Она была потрясена.

– Если бы ты поцеловал меня, мы должны были бы принять это и вне этого поезда.

– Мы должны принять это снаружи? – он поднял одну бровь. – Я извиняюсь, но моё лицо слишком красиво, чтобы быть субъектом такого грубого насилия.

Она захихикала:

– Не совсем так.

– А что, если бы я поцеловал тебя?

– Тогда у нас не будет шанса на спасение. Я бы хотела вырваться из этого «места без прошлого» , места, куда мы приходим, чтобы только быть. Я хочу иметь и прошлое, и будущее. Я хочу увидеть место, где я счастлива больше четырёх раз в году.

– А если бы я упустил эту возможность?

– Тогда я думаю, что буду возвращаться на наше место, в наше пространство, к нашему купе, где мы такие, какие есть, и хотя наши руки и понимают друг друга, может быть, наши сердца никогда не поймут.

Он улыбнулся.

Её руки упали, совсем уставшие от попыток понять и объяснить, что она хотела сказать. Но когда они опустились, они оказались не на её коленях, но в руках человека, находившегося перед ней; когда она подняла голову, он смотрел на неё. Удивлённый тем, где оказались его руки.

И когда он придвинулся ближе, ему казалось, что он двигается не по своей воле; и когда он уже целовал её, его глаза были так же широко открыты, как и её, пока они не закрылись, вырываясь из его мира, его «места без прошлого».