Текст книги "Нарушенное Бусидо (СИ)"

Автор книги: Luna Frid

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Никто не понял, как это произошло…

Звуки металла, что сталкивался друг с другом, как гнетущая музыка, идущая по округе, и стремящаяся вдаль. Лязг отдается эхом, ритмично ускоряясь, пропадая, и снова начиная симфонию смерти и ужаса. Он ведёт в невозможную долину отрицания и пропажи. Глубокую пропасть отчаяния и скуки. Полное уныние смерти, следующее по пятам за воинами. Смерть это то, что провожает их от начала и до конца, прослеживая звук сталкивающихся клинков. Сознание плывет, пока битва продолжается, это словно проклятие, которое не хочет сходить, тем самым продолжая нарастать. Оно стремится к своему пику, как яркое солнце раздувается все больше и больше, позволяя оружию наносить соперникам новые раны. Мелкие царапины превращаются в рваные порезы, которые словно оставленные когтями зверя.

Два тела двигаются все быстрее и быстрее, утопая в поле битвы глубже и глубже. Удары становятся сильнее, что искры летят в стороны, показывая напряжение, которое бушует в этом месте, разжигая костер ненависти и боли. Смерть радостно хлопает в ладоши, ликуя совсем рядом, ведь она по-любому заберёт чью-то жизнь. Ее лик никому не виден, но каждый из бойцов хочет показать свою силу, зная, что она стоит за их спинами.

Кровь просачивается на кожу, покрывая одежды алыми пятнами, что словно цветы распускаются на ней. Они цветут алым цветом и металлическим запахом, который идёт по полю битвы, перекрывая ароматы травы и дождя, что ниспадал на тела, поливая их праведным божественным гневом, отрицающим смерть ниспосланную дьяволом. Цветы становились больше и ярче, расцветая по ткани, как некое поражение всего сущего, пока тела нагревались, несмотря на холод воды. Казалось между ними стояло облако пара, что поразило окружение, показывая, что все не так просто.

Одежда полностью приобрела алые оттенки, которые смывались дождем, но заново появлялась на ткани, показывая настолько оба мечника ранены. Руки, ноги, живот, все было покрыто кровью, не оставляя живого места. Одежда изнашивались все быстрее сильнее – тряпка непригодна для защиты от меча. Вязкая разбавленная водой кровь уже стекала потоками по телам, обрамляя лица и окрашивая волосы. Гнетущее ощущение конца приводило к быстрому истощению тел, намного хуже, чем эти цветы.

Танец походил на сальсу или танго, распаляясь все сильнее, когда звон уже не прекращался, ведь бойцы не сдавали позиции, они продолжали напор друг на друга, стремясь поразить противника в слабую точку. Сегодня кто-то умрет, ведь это битва не на жизнь, а на смерть. Битва за защиту самого ценного в жизни каждого воина лично, то чем дорожат эти двое разное, однако… Кто же победит? Невероятная сила, ради которой сражается страж, или же бессмертный опыт, порожденные временем, во имя защиты дорогого человека. У каждого свои причины и принципы, что олицетворяют их как воинов, готовых пожертвовать жизнью, отдавать ее в руки бессмертному и безликому существу, что держит в руках косу, рассекающую души.

Они перемещались по полю боя со скоростью звука, прыгая из стороны в сторону, словно горные лани. Тела напряжены, а воздух разряжен, отпуская пар с холодных губ, которые синели от леденящего дождя, что пытался парализовать конечности.

Лезвие как будто достигало чего-то особого в их телах, праведного и проклятого одновременно, показывая все недостатки святого и человека, в конечном итоге подводя равную черту. В целом это была битва в одни ворота, просто пока все выглядело как развлечение, или показушный бой.

Неподалеку от поля боя стояла одна девушка, которая умостилась под красным кленовым деревом, смотря на сражение, что разразилось перед ее глазами. Алые очи наполнились слезами, пока они горячими каплями стекали по щекам, мешаясь с росинками дождя. Ее пальцы вцепились в ствол дерева, сжимая кору, пока ногти ломались, и кровь медленно шла с ран, что появились на руках, скапливаясь в маленькие капельки и стекая по ним к запястьям. Всхлипы срывались с ее губ, пока они дрожали от страха и боли, медленно приобретая светлые лиловые оттенки. Эстель смотрела на это с дикой болью, ненавистью и отвращением. Страхом, что плясал в алой радужке, словно черти, поглощающие ее душу в грехи, окуная ее в черный цвет без надежды очиститься вновь. Мурашки бежали по коже, когда беловолосый юноша получал новые раны, и она дрожала, продолжая беззвучно плакать от болезненных взрывов в душе. Такое было не для нее, но есть ли у нее выбор? Она поклялась не вмешиваться…

– Казуха… Не умирай… – тихо сорвалось с ее уст, когда все вокруг резко померкло. Полная темнота накрыла ее, поглощая фигуру, словно ее никогда и не было. Гнетущий ультразвук наполнил уши, пока их не пронзил грохот, и ощущение, словно она падает вниз. Бесконечная пропасть встречает ее своими мягкими, почти неощутимыми объятиями. Поглощая дальше и дальше в вечное волнение и страх однажды упасть вниз.

Эстель резко распахнула свои алые глаза, глядя в потолок. Она не могла понять, как ей могло такое присниться. Хотя нет, она знала. С тех пор, как за ней охотятся, с тех пор, как они пришли за ней это все и началось. Бессонные ночи, наполненные ужасом, просочившимся из-под ее ногтей, как слизь, стекающая по коже. Еще немного и ты начнёшь задыхаться в этой удушливой среде противоречий и хаоса ее души, такого серого и безликого, словно пустого, но ужаснее любого иного его вида. Девушка волновалась, ведь Казуха просто ушел без слов и прощания. Он ушел и не вернулся, скрывшись где-то среди деревьев, сказав ей ждать его тут, в этом небольшом домике, что уже стал для нее хуже тюрьмы. Маленькая клетка, с которой нельзя сбежать, пока не отыщешь ключ, затерявшийся в руках дрессировщика. Погода словно играла над ее чувствами, добавляя окружению серости и хаоса. Она была суетливой, грустной и дождливой, такой, что оставляла после себя гнетущее ощущение потери и безмерно пустоты.

Когда капли усилили свое давление на окна, девушка содрогнулась от звука, не ожидая такого наплыва. Эстель робко поджала губы, сжимая одеяло своими руками, что дрожали от давления. Пока рваный вздох сорвался с ее уст, олицетворяя смирение, и некое покаяние в ее же грехах. Она перевела взор на часы, указывающие поздний вечер восьми часов. Закусив губу от волнения, Эстель отодвинула ткань в сторону, позволяя прохладе комнаты укутать ее, тело в сырости и холоде, от чего поёжилась, но не подала виду. Не ей выбирать. Во рту было сухо, пока до ее носа дошел странный запах. Словно что-то гнило прямо под ее окнами, на палящем солнце, которое уже давно ушло и не показалось который день подряд. Черная вонь взбудоражила ее сознание, заставляя вспоминать, когда то сказанные Алом слова:

«Когда пахнет трупом без причины, значит, кто-то скоро умрет»

Но кто этот кто-то, если дома она одна? Хорошая игра в угадайку…

Не став заострять на этом внимание, Эстель ступила босыми ногами на скрипучие деревянные половицы, слегка пошатываясь в стороны, что было нормально для ее состояния. С тех пор, как Казуха ушел, прошло три дня и за все это время, она съела только пару яблок и закатников. Состояние просто не давало ей нормально поесть, хотя дома были продукты, достаточные для приготовления такого количества еды, что хватит на дней пять. Ноги понесли ее в соседнюю комнату, в которой была плита и стол с парой стульев. Все это было сделано из дерева, которое уже либо заросло мхом, либо начинало гнить и рассыпаться на части, но в целом, жилось тут комфортно, если бы рядом с ней был возлюбленный.

С тяжким дыханием Эстель подошла к столу, дрожащими руками набирая себе стакан воды с кувшина, от чего чуть не уронила его. Ее руки были слабыми и немощными, пока бледная кожа пропускала яркие синие венозные сетки, показывая все ее слабые места. Глаза безжизненно смотрели на поверхность стола, глядя, как муравьи уносят с него остатки сухого хлеба, который она так и не тронула. Свеча, что стояла на нем, давала достаточно большое пространство света, когда резко, вся комната засияла, хотя и всего на мгновение, под блеском алой, смертоносной молнии, что одним ударом разрезала небеса, как небесный привратник.

Всего за несколько дней девушка превратилась в безжизненную куклу, которая боялась ступить и шагу, поэтому даже не отреагировала. Эстель хотела искать его, но в то же время боялась, что они разминуться, когда она уйдет и Казуха все же вернётся сюда. Сердце девушки разрывалось от боли, когда она думала, что это был конец, что вот где-то там он уже мертв и больше она не сможет увидеть его, обнять и прижать к себе поближе, чтобы сказать, как сильно она его любит и как много он для нее значит.

Глядя, как свеча, уже практически потухшая, даёт перед смертью самое большое пламя ее глаза заслезились. Перед тем как заснуть, она даже забыла ее потушить. В таком доме, сгореть заживо было слишком легко, чтобы допускать такую опрометчивость. Хотя до головы Эстель все доходило крайне трудно. Дыхание девушки сбилось, пока она смотрела на пламя, а снаружи раздался удар грома, что бил в небесах, а после прорезал их яркой вспышкой, словно клинок под электро стихией.

Это все пускало мурашки по ее коже, пока она и не заметила, как слезы капают на стол, оставляя влажные пятна, медленно сбегая по ее бледным щекам. Эстель рвано выдохнула, ощущая, как ком скопился в горле, вынуждая ее трястись в истерике и беззвучных рыданиях. Ноги подкосились, и она осела на стул, зарывшись руками в волосы, сжимая пряди крепкой болезненной хваткой, словно в попытке вырвать их. Эхо тяжелого дыхания шло по комнате, пока девушка сидела на стуле, не сдерживая горьких всхлипов, что пробрались наружу ее сознания из самых недр души.

– Я надеюсь с тобой все хорошо… – голос к нее был хриплым и сорванным, когда она ещё больше залилась рыданиями, пуская слезы градом чистых капель. Ее руки быстро, но скомкано убирали с глаз воду, будто она боялась показаться кому-то в таком виде, однако, это было не так. Эстель не боялась показать себя Казухе, она верила, что парень не отвернется от нее, какой бы она не стала. Девушка верила в него, его чувства, доказанные не один раз за их отношения.

«Мужчина не должен бояться слез его женщины, они должен их предотвратить или исправить.» – слова ее отца, что поразили сознание, весьма метко и точно, заставляя ее задрожать.

Хотя, если ты плачешь за самого мужчину, вопрос становится двояким. Ее маленькое сердце быстро билось, разбивая ребра изнутри, чтобы сломать их в дребезг, заставляя ее рыдать пуще прежнего. Девушка убрала руки от лица, прижимая их к своему телу, пока ноги удачно собирались на сиденье стула. Она скрутилась, словно котенок такой маленький и беззащитный, полностью потерянный в этой жизни, таком большом необъятном для нее мире. Маленькая и слабая – такой она была всегда, но в такие моменты, когда она оставалась одна, зная, что ничего не может сделать, что никому не поможет, что она бесполезная, ощущения были все намного сильнее. Губы Эстель дрожали, отблескивая в последнем сияние свечи, когда она резко потухла. На мгновение, ей показалось, что вместе с этой свечой что-то внутри нее так же перестало сиять. Опустело и создало новую прожжённую дыру. Она была глубже самой бездны, что так безлико и в тенях обнимала людей за руки, тянула в себя, заставляя всех утопать в вальсе смерти.

Девушка прикрыла свои глаза, в надежде убрать надоедливое жжение, что преследовало ее несколько дней подряд. На ее устах отразилась кривая, болезненная усмешка, когда Эстель громко шмыгнула носом. Запах гнили. Снова запах прогнившей мертвой плоти ударил в нос, заставляя голову кружиться, пока девушка стиснула зубы. С новым ударом грома в сердце повисло некое ощущение страха. Он пускал свои тонкие нити по ее телу, отравляя разум беспорядочными мыслями. Ее сознание разбавлялось, становилось более хрупким и сломанным. Она терялась в окружении и происходящем, явно расплавляясь, как сыр на сковороде, что погибал под давлением температур. Ох, как она боится горячего, что столько раз обжигало ее тело.

Руки до побеления сжали собственные плечи, оставляя на светлой и тонкой коже яркие, алые пятна, но сейчас… Эстель резко перестала ощущать боль, словно ее поменяли и вместо особой чувствительности, она стала мертвецом. Полностью мертвое тело и сознательный разум, красивая кукла, которая только и может пытаться жить, в ожидании спасения. Отчасти ее можно было назвать таковой, ведь девушка уже теряла любую тягу к жизни, она и не думала, что будет так зависима от кого-либо.

– Казуха… Возвращайся поскорее… Я скучаю… – Эстель и сама не знала, зачем это говорит, возможно, в алых глазах ещё оставалась надежда, такая лёгкая и светлая надежда, которая горела, как мягкий свет, донесшийся из рая. Медленно тлеющий огонек в зимнюю ночь в глубоком лесу. Такой призрачный и далёкий, но ещё теплый. Совсем маленький лучик, который легко мог погаснуть, стоило грому снова ударить с небес на землю, но он не бил, словно уверяя ее в том, что все не так плохо. Давал толики жизни и надежды. Она заворачивалась в ее душе, проникая ещё глубже, словно там и правда что-то было, но пустота…

Эстель поджала губы, открывая глаза, что смотрели в пол, когда она трясущимися ногами постаралась ступить на пол. Это получилось, но вот встать… Могла ли она встать, с таким то слабым телом, которое дрожало? Так или иначе, девушка оперлась об стол руками, оказывая какое-никакое давление. С трудом, но встать у нее все же получилось, хотя она практически упала на пол. Выдох сошел с уст, когда она улыбнулась самой себе. Это была улыбка боли, явно призванная развеять грусть и поднять ее же настроение, но это стало хуже, и она все же решила готовить, когда…

Дверь со скрипом распахнулась, медленно открываясь, когда удары молнии поразили землю. Яркий малиново-синий свет залил дом, окрашивая стены и мебель в такие оттенки, когда девушка медленно обернулась, глядя, как на входе замерла фигура. Уже по одеянию и тени Эстель могла понять кто это. Ее глаза широко распахнулись, когда, словно для большего убеждения ее ещё мутного разума, молния снова ударила в землю, подсвечивая ореол вокруг юноши, ее любимого и единственного – Казухи. Он стоял, держась рукой за бок и часто дыша, пока опирался на дверной косяк. Явно раненый и побитый, но живой. Живой! А уж раны она ему исцелит.

– Эстель… – такой знакомый ей и сладкий голос прошел по дому, когда девушка заплакала. Из глаз катились слезы, спускаясь по щекам и падая на ее грудь. Ее руки дрожали, как осиновый лист, пока она сделала шаг в его сторону. Такой маленький и казалось незаметный, но отчаянный до боли в душе, когда ее тело пошатнулось и чуть не полетело вперёд. Но даже так Эстель вдохнула глубже, выбирая из тела силы и побежала вперёд, ведомая надеждой. Ее шаги слегка прерывались, и она могла упасть, но стремление двигало ею вперёд, заставляя радостно обнимать его. Девушка просто кинулась на Казуху, крепко сжимая руками его пропитанную водой одежду, чтобы удержаться на месте.

– Казуха… – сладко и тепло молвила она, утыкаясь в его грудь, вдыхая такой привычный сладкий запах, который любила – аромат кленового сиропа. Он был всем, что девушка любит одновременно, такой вот прекрасный парень и весь для нее, что о большем она не могла и мечтать. – Казуха… – снова повторила Эстель, пуская слезы в его и так мокрую одежду. – Я так скучала… Так сильно… Это… – девушка кусала губы, растирая свой лоб об его грудь, пока просто согнулась, чтобы так сделать.

– Я тоже скучал… – тут же мягко начал Казуха, пока одна из его рук, та, что была без бинтов, начал поглаживать волосы Эстель.

Его пальцы легко проникали под пряди, массируя руками кожу ее головы, растирая там круги и оставляя лёгкое давление. Казалось ещё немного и девушка просто замурчит ему на ухо, как преданный котенок, однако не это была его цель. Казуха смотрел на девушку сверху вниз, ее вид был такой слабый и ничтожный, что улыбка поразила губы юноши. Алые глаза сверкнули сталью, не выражая эмоций, пока он медленно провел ее глубже в дом, чтобы капли дождя не стучали по его спине. Перед этим прикрывая дверь с характерным гулом. Их фигуры приблизились к столу, когда Эстель оторвалась от него, просто глядя в глаза своему любимому, хотя с таким освещением сделать это было трудно. Но даже так девушка не переставала пытаться, ведь она желала видеть его.

– Эстель… – неожиданно для нее начал Каэдэхара, пока улыбка расцвела на его устах, подобная цвету сакуры – нежная и ласковая, такая мягкая, что даже облака не сравняться. – Я никогда не любил тебя. – уверенные слова, холодные, как тот самый дождь за окном, или же жидкий азот в баллоне физика. Конечно же, она не могла поверить ему так просто, он всегда говорил обратно, так почему? Что могло случиться с ее дорогим Казухой, почему он так говорит? Эстель округлила глаза, смотря на него, и резко захотела отпрянуть, но теплые руки, что прижимали ее к нему, не давали это сделать.

– Н-не л-любил…? – неуверенно переспросила она, равно и нервно улыбнувшись. Он ведь ошибся? Просто ошибся! Единственное, во что ей хотелось свято верить сейчас, так это в глупую ошибку. Однако, следующее не оставило в ее голове мыслей и чего либо ещё.

Ее грудь с левой стороны, так легко пронзило лезвие. Оно без труда проникло под мягкую плоть, разрывая ее на две части, пока шло глубже, прорезая ее тело, и ломая ребра, что она слышала, как они хрустели в ее ушах.

Громкий удар молнии осветил комнату, показывая как по ножу, что торчал из ее груди, медленно капала кровь. Рык грома перекрыл ее болезненный выкрик, вынуждая пьяно смотреть в бесчеловечные глаза Казухи, которые стали мертвее рыбы. Но даже так Эстель не падала, ведь ее держала одна рука ее любимого, не позволяя упасть. Глаза девушки не сводили внимания с темных очей Казухи, что потемнели сразу после его слов. Они были мутнее болотной воды и темнее ночи, когда звёзды, что до этого украшали их, пропали. Эстель даже не могла кричать дальше, шок настолько поразил ее голову, что она молчала, приоткрыв свои пышные губки, словно немая. Кровь тонкой струйкой собралась в уголке, стекая по подбородку, пока девушка ощущала металлический привкус. Такой яркий, как никогда до этого в ее жизни.

– Ка… Зу… Ха… – по слогам прошептала она, ощущая, как сердце в груди начинает биться реже и больнее. В этот раз, вопреки всему, боль слишком туго доходила до ее сознания, видимо решив, что в последний путь ей и не нужна.

Свободная рука Каэдэхары молча прижала девушку ещё ближе, вгоняя лезвие в ее тело глубже, глядя в ее глаза с превосходной улыбкой, когда руки Эстель цеплялись за его плечи, все также боясь отпустить. В голове не было мыслей, девушка была удивительно пустой, разочарованной в себе и мире, одинокой и брошенной на произвол в руках того, кого любила больше жизни.

– Ты была хорошей игрушкой для меня. – утверждение бьёт по ее сознанию, пока слезы окрашивают щеки в блеск. Она растеряно дрожит, цепляясь за свою опору, когда в ее глазах все темнеет и мир начинает покрываться пятнами. Несмотря на все Эстель не утопала в боли, или же ужасе. Нет, физически ее тело не имело значения, а вот душа… Она болела так сильно, что перекрыла всю боль от ее тела, оставляя в там внутри остаток из пепла ее же иллюзий. Разочарование захлестнуло душу, позволяя ему проникнуть в каждую унцию ее стана, доставляя туда ощущение липкой смерти и предательства.

«Почему?»«Зачем?»«За что?»

Вопросы, съевшие ее сознание, обглодавшие ее до самых костей, как проклятые шакалы, что гнались за своей жертвой. Они изнемогали ее, добивали девушку, поражали самые больные участки, чтобы она быстрее падала наземь, становясь их пищей.

– Холодно… – все, что удалось ей выдать, когда ее тело так медленно и мучительно опускали на пол. Плоть коснулась твердой поверхности, холодной, как и ее дыхание, пока еще разряжающее воздух. Сердце Эстель уже практически не билось и ее жизнь, и сознание, вероятно заслуга шока.

Несмотря на всё, пальцы Эстель не отпускали одежду Казухи, словно она надеялась, что он захочет ее согреть. Что это все очередной ее кошмар и сейчас она проснется в одной кровати со своим милым ронином, прижимаясь к его груди. Он утыкается носом в ее волосы, а потом тихо шепчет ей доброе утро и привычно нежные хайку о ее красоте, любви к ней или же обо всех своих чувствах. Ещё ни разу до этого он не повторился, ведь это было его строки о ней… Так почему он так резко ее разлюбил?

– Тише… Это просто смерть. – холодный голос Казухи был хуже, чем что-либо ещё, он пускал озноб по ее телу, когда сама Эстель словно утопала в горе из снега и льда. Внутри нее рос айсберг, который угрожал выйти наружу, с каждым мгновением. – Я никогда тебя не любил… Ты была простой игрушкой, а это был красивый спектакль. Ты моя лучшая кукла, милая Эстель. – когда на его красивом лице появилась такая родная ей улыбка, в груди стало больнее, чем от ножа и девушка с последними усилиями протянула руку к его лицу, с болью и отчаянием подарив ему последнюю улыбку.

Пальцы коснулись его кожи, проглаживая очертание лица, словно показывая, что она всегда любила его, нежнее и сильнее всего в этом мире. Это было больно, но погибнуть на руках любимого, хоть и от его же действий, было не так плохо для нее, чем и вовсе остаться без Казухи и мучатся всю свою жизнь.

Ее веки накрыли мутные алые сферы, когда последний вздох покинул ее губы. Несмотря на все Эстель ни о чем не жалела. Она явно была рада погибнуть на его руках, ведь даже если не он, она любила его искренне, всем своим наивным и безотказным девичьим сердцем.

В этот же миг на щеку девушки приземлилась капля, что смешалась с ее слезами, скатываясь по ланите. Казуха плакал. С его гранатовых глаз текли слезы боли и отчаяния, разочарования в самом себе, его жизни и существовании. Его руки дрожали, пока тело застывшее сидело на месте. Он убил последнего человека, которым дорожил. Это его руки были в крови его любимой, несмотря на то – кто это делал. Мгновение, и за его спиной показался человек в белом одеянии, как в Греции, когда лицо было подсвечено светом, скрывая лик. Глаза Казухи прояснились, блики отобразились в них, при новом ударе молнии, пока юноша смотрел на тело его возлюбленной с ножом в груди, который ввел сам. С дрожащими губами он поднял свои руки, глядя, как по ним стекают струйки крови, и взор Казухи пропитался паникой и страхом. Его крик, такой надорванный и разбитый, как муранское стекло прошел по дому, когда он резко обхватил ее плечи, начиная трясти тело с судорожными всхлипами и мольбами:

– Эстель! Пожалуйста, очнись, прошу тебя! – его голос вышел на высокие ноты, словно юноша вот-вот ударится в истерику, но это уже было так. Если бы не темнота, каждый бы видел дикий ужас в его очах, резко потерявших жизнь. – Не надо… Умоляю… Открой свои глаза… Прошу… – с каждым словом его тон терял силу, опускаясь до скулежа дворовой побитой жизнью собаки. Потерянный, маленький щенок. Конечно же, Эстель больше не слышала его, и от этого Казухе было хуже, он понимал, как это было больно, когда он убил ее… Даже если это был не он, но его возлюбленная умерла от его руки.

– Вы странная пара. – голос человека с аурой света был спокоен. Он потрепал Каэдэхару по голове, словно тот и правда, был исполнительным псом, что ж для него это было так. – Я даже позволю упокоиться вам вместе во имя рая. – последние слова, что он проговорил щелкнув пальцами, когда на теле Казухи появилось куча ран, что тут же начали кровоточить, окрашивая одежду в алый, как в ее сне…

Голова Казухи кружилась, но даже так, паника и боль в душе разъедали его тело сильнее травм, ведь он убил ее… Свою единственную любовь, которую клялся сделать самой счастливой, а ведь самураи никогда не нарушают своих слов.

Даже тогда, когда он шел домой, уверенный в том, что Ал обо всем позаботился, Каэдэхара прихватил с собой пару клиновых листов и небольшой особенный подарок, в надежде сказать ей:

«Ты станешь моим кленовым листом?»

Да, это было завуалировано, несколько странно, однако под стать ему и его родине. Эстель явно знала, как он любил смотреть на уже покрасневшие листы клена, она должна была понять его. Чтобы, наконец, стать семьёй, как хотели они.

Если бы он мог Казуха бы уже рыдал в голос, а не безвольными слезами, понимая, что это конец. Хотя он не боялся его, только надеялся, что там, в загробном мире, для их пары будет общее место. Глаза Казухи помутнели сильнее, чем раньше, когда неизвестный упёрся руками в его голову.

– Ты тоже был прекрасной игрушкой, хотя и для другого. – понеслось по комнате, когда тело Каэдэхары упало рядом с недвижимым телом Эстель. – Умрите же вместе, раз любите друг друга. – спокойно донеслось до его ушей, но Казуха ещё был жив. Его руки слепо тянулись к телу рядом, притягивая его с последних сил в свои объятия. Руки Казухи цеплялись за нее, когда голова кружилась, и он ощущал, что падает в пропасть к смерти. В его руках уже не было силы, но даже так он сделал это, нежно поглаживая ее волосы в извинение, как обычно это делал.

– Я люблю тебя… – сказали его губы, когда голоса практически не было. Все было смехотворно для Серафима, то отчаяние на их лицах и как он цеплялся за девушку, а она за него, хоть уже и была мертва, словно два брошенных котенка под ливнем ночью, где ходят одни псы. И, похоже, без ведома их тела растерзали, оставив только пятна крови, от когда-то будущей жизни. – Прости… Я не смог тебя защитить… – последние слова, что Казуха сказал уже мертвой девушке, когда он сам уже был на пределе, полностью разбитый, будто его покарала Баал. Хотя то, что он переживал на последних минутах жизни, было хуже его смерти… Его глаза так и не были закрыты, впиваясь в обличие девушки, пока алая кровь окрасила их одеяния и пол. В мертвой тишине, без света и под звуки дождя, как колыбельная для двух поломанных сердец, сплетённых воедино толстой цепью судьбы.

– Убить ее его руками, разрушив всю картину мира, ты точно ангел? – чей-то голос насмешкой прошел по комнате, вынуждая повернуться.

– Да… Это просто был красивый спектакль, всегда любил ломать пары, которые создал он, даже если он теперь демон. – мужчина подкинул в воздухе сияющую сферу, глядя на ее белоснежный цвет – душа, за которой он пришел изначально. – А ведь она должна была потемнеть… Хотя этот парень… Он тоже был удивительно крепким орешком…