Текст книги "Заметки на полях (СИ)"

Автор книги: LuckyLuke

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Дело было два года назад. Моя сестрёнка стала мамой во второй раз. Сама она говорила про себя, что оКотилась. Коте (Константину) на тот момент было всего пару недель, а его старший брат скучал. Не то чтобы ему не хватало внимания: мама посвящала ему каждую свободную минуту, да и кроме неё были еще папа, бабушка, дедушка. Но все, как один, волновались, как бы «бедный ребенок» не почувствовал себя отодвинутым на задний план. Неудивительно: четыре года он был центром вселенной для всех этих людей, а тут появился еще один центр. Вселенная дала крен.

И тут родилась идея.

– А что, если нам взять его с собой в отпуск? – предложил Валерка. В тот раз мы собирались на Ланцерот, уже был забронирован номер в отеле.

– Вы? Саньку с собой? – скептически отозвалась моя сестра, оглядев Валерку с ног до головы, словно видела его впервые. – Он вас съест и ботинками не подавится.

– Неужели мы, два взрослых человека, не справимся c четырёхлетним пацаном?

– А справитесь? – спросил сам Санька, мило обнимая плюшевого ежа.

Это звучало как вызов. И он был храбро принят.

Номер в отеле перебронировать не составило сложностей, с билетами на самолет оказалось не всё так просто, но и эту проблему мы решили достаточно быстро. И вот утром перед предстоящим полётом Санька нетерпеливо топтался в коридоре, гордо расправляя кофту с аппликацией Человека-паука, и слушал мамины указания. Серьёзно нахмурившись, он согласно кивал на мамины просьбы слушаться, хорошо кушать и не лезть в холодную воду.

Потом указания давались уже нам: во сколько ребёнка укладывать спать, что ему можно есть, а что нельзя, как и когда его одевать… Складывалось ощущение, что, сделав перелёт в другую страну, мы резко забудем, как и что делать с Санькой, или он резко изменится и станет вести себя совсем иначе. Но мама есть мама, ничего не поделаешь. Поэтому мы послушно слушали, как и Санька, нахмурившись, согласно кивали и не возражали.

В аэропорту Саньке понравилось. Он носился по огромному залу, изображая из себя самолёт. Летать ему приходилось и прежде, так что предстоящий полёт его не тревожил и даже особо не интересовал. Это подтвердилось, как только мы попали в самолёт: Санька уселся на место у окна, потребовал дать ему аудиокнигу, нацепил на голову наушники и ушёл в свои детские фантазии.

Когда книжка закончилась, Санька потребовал дать ему воды, сока, печеньки и мороженое. Всё, кроме последнего, с абсолютно искренней улыбкой принесла стюардесса, а Санька еще полчаса канючил на тему отсутствия мороженого в самолёте и успокоился только после обещания купить ему килограмм сладкого, как только приедем в отель.

А потом самолёт пошёл на посадку. Не знаю, что в тот раз творилось с воздухом, но посадка выдалась не самой удачной. После третьего резкого рывка вниз добрая половина, смею заметить, взрослого состава пассажиров нервно вжималась в кресла, стюардесса бегала по салону, разнося бумажные пакетики. Саньку же ситуация не напрягала. Этот ребёнок всегда отличался стальными нервами и умением в любой ситуации видеть то, что не видят другие. Или же наоборот: говорить то, о чём все думали, но никто не озвучивал вслух.

Так было и в тот раз. После очередного скачка Санька посмотрел в иллюминатор и флегматично произнёс:

– Мы все умрём…

Тётка на соседнем сидении, кажется, начала вспоминать молитвы, а паренёк рядом с ней стал такого же синего цвета, как обшивка сидений.

– Не умрём, – так же флегматично ответил Валерка, не отвлекаясь от журнала. Он так часто передвигался по миру на самолётах, что нужно было больше, чем лёгкие турбуленции, чтобы вывести его из состояния покоя.

– Почему? – искренне удивился Санька, сложив бровки домиком.

Оставшееся время посадки Валерка объяснял ребёнку о природе турбулентного движения воздуха. Объяснение, по всей видимости, было очень красочным, потому как Санька слушал с открытым ртом, изредка вставляя «Почему?».

Ланцерот встретил нас горячим влажным воздухом и толпой людей в аэропорту. Санька сидел у Валерки на шее и командовал, куда идти. В общем-то, достаточно обычное дело: этот ребёнок с самого рождения знает, кем и как руководить.

Полчаса спустя нам удалось наконец-то получить арендованную заранее на все две недели отпуска машину. Ещё полчаса понадобилось для того, чтобы работники проката автомобилей нашли детское сиденье: сначала они искали само сиденье, потом – кого-нибудь, кто знает, куда это сиденье делось, в конце концов искали ключ от склада. Когда мы наконец-то упаковали чемоданы, Саньку и самих себя в, признаться, очень уютный Форд, все трое с облегчением вздохнули.

Санька потребовал, чтобы включили кондиционер, потому что «дышать невозможно», а меня не покидало ощущение того, что мы забыли что-то крайне важное. Что именно, напомнил сам Санька уже минут через пятнадцать. Он что-то пробубнил – я услышал только его голос, но не разобрал слов. Выключив музыку, Валерка попросил его повторить, но в ответ послышалось снова бурчание. И только после повторной просьбы мы расслышали его ответ.

– Писать хочу! – завопил ребёнок. И Валерка тут же впечатал педаль скорости в пол.

Не знаю, как у других детей – у меня в этом мало опыта, но у Саньки «хочу писать» означает не когда мы найдем ближайший туалет, и не через 5 минут, и даже не через две. А именно сейчас, сию же секунду. Есть даже шанс не добежать до туалета дома. А мы были на автобане. Где даже остановиться нельзя…

Ближайшие пару минут, пока Валерка искал место, где остановиться, мы занимались тем, что отвлекали ребёнка и уговаривали его потерпеть еще минуточку. Санька согласно кивал, пищал и обещал в сотый раз «в следующий раз предупредить заранее». Значок «500 м», означающий, что до ближайшего места аварийной остановки осталось ещё полкилометра, казался спасительным знаком…

В общем, остановиться мы успели. Всё обошлось. Санька снова сидел довольный в своём сиденье в машине, я судорожно вспоминал наказы его мамы, чтобы не забыть ещё чего-нибудь очень важного, а Валерка что-то искал в рюкзаке.

– Хочу… – начал было Санька, но договорить не успел: Валерка протянул ему бутылку с водой. – Спасибо, я как раз хотел попросить.

На мой молчаливый вопрос Валерка только пожал плечами.

– А то ты не знаешь своего племянника: у него постоянный водообмен.

– Гидравлика! – Санька оторвался от бутылки и философски поднял палец в воздух.

– В кого ж ты такой умный?! – рассмеялся Валерка, снова усаживаясь за руль.

Ехать нам предстояло далеко, почти два часа. Чтобы не повторять трюков с поисками места для остановки, мы периодически спрашивали у Саньки, не нужно ли ему в туалет, но он всегда отказывался, хотя бутылка с водой уже опустела. Развернувшись в очередной раз, я сразу понял, что что-то не так: Санька смотрел на меня совершенно стеклянными глазами и не моргал.

– Что случилось? Тебе опять в туалет надо?

Санька помотал головой и не без труда выдавил:

– Меня сейчас стошнит.

И снова педаль в пол, поиск места аварийной остановки и “Сашенька, потерпи, пожалуйста”… Мы даже не стали его отчитывать за все те съеденные конфеты, которые он без спросу вытащил из своего рюкзака, валявшегося рядом на сидении, и уж тем более за разбросанные по полу фантики. Главное, что всё обошлось и в этот раз.

До отеля мы добрались позже, чем намечалось, и абсолютно вымотанные. Все, кроме Саньки: он бодро бегал по фойе и орал песни как ни в чём не бывало. Правда, когда мы наконец-то попали в номер – огромный, двухкомнатный, в котором можно было бы при желании разместить футбольную команду – тут же завалился на кровать, заявил «я буду спать здесь» и почти сразу уснул. И уснул крепко: даже не проснулся, когда его перетаскивали с места на место и переодевали…

Сам отпуск проходил без происшествий. Каждое утро мы с Валеркой уговаривали этого ребёнка позавтракать, а вечером – не есть всё подряд. Особой проблемой стало намазать Саньку солнцезащитным кремом: он сопротивлялся, убегал, а после обречённо вздыхал и возмущался, что теперь он «липкий и противный», мотивируя это тем, что к нему снова будет липнуть песок.

Я не большой любитель воды, зато Валерку с Санькой видно на берегу почти не было: они почти всё время плавали – один в ярко-жёлтых манжетах для плавания, второй – вокруг первого. Не знаю, кто из них радовался больше, но светились от счастья оба, как лампочки.

Правда, через неделю Санька стал скучать: плавать ему поднадоело, камушки и ракушки на пляже были собраны и рассортированы по цветам и форме, и оставалось только сидеть на песочке и строить замки. Что, впрочем, получалось у него вовсе не плохо. Именно за этим занятием на моё попечение и оставил его Валерка, направившись на поиски мороженого.

Санька строил очередное творение из чёрного песка, напевая себе под нос песенку про весёлых гусей, а я слушал музыку, предварительно выключив один наушник, чтобы было слышно происходящее вокруг. На шезлонгах рядом расположилось русскоязычное семейство, и великовозрастные детишки тут же умчались в морскую пучину, а их родительница осталась на берегу.

Санька по своей детской наивности, расслышав редкую для его уха русскую речь, тут же пристал к тётке с расспросами и хвастался только что отстроенным трёхэтажным коттеджем из песка. Та внимательно слушала, хвалила. Минут за пять Санька успел рассказать и как его зовут, и сколько ему, и где он живёт, и как ему нравится ходить в детский сад. Находка для шпиона, как называет его бабушка.

Потом, конечно же, тётка спросила, где мама ребёнка, на что Санька ткнул в меня пальцем и заявил:

– Мамы нет, есть дядя.

– И мама отпустила тебя, такого маленького, одного с дядей? – кажется, искренне удивилась тётка.

– Ну, он же не один, – так же искренне удивился Санька.

– А, так твой дядя, наверное, женат?

Возможно, это общий синдром – спрашивать о семейном положении незнакомых людей так, как будто это касается каждого лично, но с этим вопросом мне приходится сталкиваться слишком часто. В твёрдой уверенности, что скоро придётся вмешиваться в разговор, я выключил музыку.

– Не, – отмахнулся Санька спокойно, – у него же есть Валера.

Тётка на пару секунд подвисла, словно обдумывала сказанное, а потом тише обычного спросила:

– Ну, Валера же, наверное, тётя?

В принципе, конечно, при достаточной фантазии можно сократить и женское имя Валерия до мужского варианта. Если захотеть. По всей видимости, на это и рассчитывала Санькина новая знакомая.

Санька искренне удивился, наконец-то оторвавшись от песочного строительства.

– Какая же он тётя?! У него же вот такой писюн! – радостно заявил он, раскинув руки минимум на полметра.

– Ты… ничего не путаешь? – сделала очередную попытку восстановить порядок во вселенной тётка.

– Да нет, не путает, – ответил за Саньку Валерка, вернувшийся с мороженым. – Преувеличивает только слегка.

Тётка тут же ретировалась на свой шезлонг, спряталась за книжку и вообще сделала вид, что ничего не произошло. Честно говоря, мы уже настолько привыкли к подобным ситуациям, что нам даже не нужно было делать вид – действительно, ничего необычного для нас на самом деле не произошло.

Санька измазался мороженым так, словно он в нём купался, а не ел. Кусочки вафли были даже в волосах. Не знаю, как он умудрился это сделать. Видимо, это особый талант, и касался он только мороженого, потому что всё остальное этот ребёнок с раннего детства умел есть аккуратно. В общем, Санька нуждался в полном обновлении внешнего вида, то есть в душе. Валерка снова смылся, на этот раз в море, оставив нас с песочно-мороженым монстром вдвоём.

Душ был совсем близко. Правда, была у Саньки в том возрасте проблема: совершенно не любил мыть голову. Ни при каких условиях. Каждая попытка заканчивалась дикими воплями и криками на всю округу… В общем, помыть его у меня получилось не сразу: он сопротивлялся, отбивался и даже пытался кусаться. К тому моменту, когда ребёнок наконец-то был чистый, мыть нужно было уже меня. Чем я и занялся.

Отправив ребёнка на шезлонг, укутав с ног до головы в полотенце, я сам залез под душ ополоснуться. Это заняло не больше пары минут, но когда я закончил, Санька снова беседовал с нашей соседкой. С твёрдым намерением вмешаться в беседу, если она снова касается не того, о чём нужно говорить с ребёнком, я направился к шезлонгам. Но… вмешиваться мне не пришлось. Хотя разговор шёл именно о том, о чём я думал.

– Разве было бы не лучше, если бы у твоего дяди была тётя? – спросила тётка.

– Лучше? – искренне удивился Санька, выпутываясь из полотенца. – Но… у них же всегда есть мороженое?!

Тётка, завидев меня, снова вернулась к чтению, сделав вид, что вообще ничего не делала, а я не стал ничего говорить. Да и зачем? Если ребёнок и сам понял всё, что было важным. И правда… Куда же лучше, если есть мороженое?!

========== Как мы искали виноватого ==========

Случилась у нас как-то загадочная и никому не понятная ситуация: появилось в детском лексиконе слово, которого там быть не должно было. Но начну, пожалуй, с самого начала.

Как-то так исторически сложилось, что в нашей большой семье детей любят все. И на двоих малышей приходится девять любящих взрослых. Это очень здорово. По крайней мере я придерживаюсь мнения, что детей любовью не испортить. Однако иногда случаются ситуации, в которых непонятно кто виноват. Так случилось прошлым летом…

Моей сестре нужно было уехать со старшим ребёнком на лечение на юг, и встал вопрос: везти с собой малыша или нет. После долгих раздумий было решено, что Костик останется дома с бабушкой, которая возьмёт на это время отпуск. Две недели – столько бабушка справилась бы с годовалым ребенком. Да и мы вызвались помочь, наведываясь к ним в гости почти каждый день.

К концу второй недели ребёнок всё ещё был счастлив и доволен. Собственно, и мы с ним особых проблем не имели: несмотря на свой юный возраст, Костик был очень самостоятельным и неприхотливым – питался строго по режиму, сам засыпал и даже добровольно шёл в кровать, мог часами плюхаться в ванной и даже по доброте душевной сам сообщал, когда нужно поменять памперс. Единственной проблемой было понять, что он хочет, если он не мог показать это жестом. Говорил он ещё в том возрасте плохо, и его милое «пи» могло означать и «пить», и «писать», и «пицца», и даже «пингвин» – любимую на тот момент игрушку.

В остальном же вообще никаких проблем не было. Поэтому, когда вернулась мама, а ребёнок с чистой совестью был ей передан, мы направились домой. На следующий день раздался телефонный звонок, и моя милая – иногда она и правда очень милая – сестрёнка, не здороваясь, спросила:

– Кто научил ребёнка материться?!

– В смысле? – удивились мы с Валеркой на пару: телефон по привычке был включён на «громкую связь».

– В прямом. Мой ребёнок нецензурно выражается, и этого не было ещё две недели назад.

Конечно, вполне логично было подумать, что во время её отсутствия кто-то из нас научил ребёнка нецензурным выражениям. Но… Это было просто невозможно. Во-первых, ни я, ни Валерка никогда не выражались неприлично в обществе детей. Тем более что этот ребёнок с трудом повторял слова, а значит нужно было много-много раз повторить при нём что-либо, чтобы он запомнил.

Это бы мы точно заметили…

Буквально на следующих выходных всё наше многочисленное семейство собралось вместе. Сначала было уже привычно шумно: каждый что-то рассказывал, что-то спрашивал, дети верещали от радости – уж больно им нравится, когда вокруг так много взрослых. Ближе к вечеру всё успокоилось: мы пили чай, а Костик строил башенку из кубиков. За весь день сказано и рассказано было немало, так что теперь сидели почти молча, изредка разбавляя тишину просьбами передать сахар или варенье.

Вдруг всё ту же тишину нарушило громкое сопение и короткое: «О бля!»

Все тут же уставились на Костика, который как ни в чём не бывало поставил огромный кубик на башенку из маленьких, отчего та накренилась, и вся конструкция тут же шумно развалилась.

– Вот! Я же говорила! – тут же вздохнула мама ребёнка и отправилась собирать кубики, ровным слоем застлавшие пол так, что невозможно было передвигаться по комнате, не ломая ноги.

И действительно, теперь не оставалось сомнений, что Костик нецензурно выражался. Оставалось только выяснить, откуда он это взял.

Спрашивать его самого, конечно, не было смысла. Во-первых, он совершенно не понимал, что говорит что-то не то, да и в целом говорил тогда лишь пару слов, так что вряд ли смог бы ответить, кто научил его.

Возвращаться домой было уже поздно, да и предстоял ещё один выходной день, торопиться было некуда, так что мы остались ночевать у родителей. Было очень жарко и душно, и потому спали мы с открытым настежь окном. Посреди ночи я проснулся оттого, что кто-то теребил меня за плечо.

– Что случилось, Саш? – пробормотал я сквозь сон, оценив размер руки, теребившей меня.

– Там инопланетяне, – шёпотом ответил Санька.

В свои пять лет этот ребёнок был настолько увлечён устройством Вселенной, что любой разговор сводился к чёрным дырам и инопланетянам. На его месте любой другой сказал бы, что под его кроватью сидит монстр, но не Санька.

– И что они делают? – спросил я, зевая: отводить Саньку в его комнату пришлось бы в любом случае, так что я поднялся, не дожидаясь его ответа.

– Воруют мусор, – всё ещё шёпотом оповестили меня.

– В смысле?

Сон сняло как рукой. Нет, я, конечно же, не поверил, но сам факт воровства мусора меня заинтересовал.

– Они воруют мусор. Посмотри на улицу.

Для тех, кто не в курсе, стоит пояснить: в Германии каждый сам ответственен за свой мусор, особенно в частном секторе. Один раз в неделю приезжает специальная машина и собирает мусор из баков, которые хозяева должны выставить к проезжей дороге. Наверняка многие знают подобное по голливудским фильмам. Здесь же есть особая специфика: так называемые жёлтые пакеты. Их можно получить в любом магазине бесплатно, и выкидываются в них только упаковки – от молока, йогуртов, сока, сыра… В общем, любой упаковочный материал, пригодный для переработки.

Санька потянул меня к открытому окну. На дороге в свете фонаря валялся полный жёлтый пакет. Не на обочине, куда его положили с вечера, а на самой середине проезжей части. Правда, проезжей её назвать можно было только с натяжкой – это была так называемая игровая улица, где разрешено ездить только в пешеходной скорости, к тому же находилась она с самого края населённого пункта, отчего здесь ездили только жильцы.

«Наверняка пакет сдуло ветром», – подумал я и уже было собрался объяснить это Саньке, как пакет зашевелился и пополз по дороге. При полном отсутствии ветра.

– Вот! Я же говорил! – завопил Санька, забыв, что до этого старался говорить тихо.

– Чего вы шумите? – тут же отозвался из-под одеяла Валерка.

– Инопланетяне! Они воруют наш мусор! – радостно запрыгал ребенок вокруг меня. – Смотри-смотри, сейчас утащат.

Валерка поднялся с кровати и лениво подошёл к окну. Пакет тут же перестал ползти.

– Не вижу, – констатировал Валерка, понаблюдав за мирно валяющимся на дороге пакетом.

– Сейчас, сейчас он поползёт! – нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, уверил Санька.

Ещё через пару минут безрезультатного наблюдения Валерка вздохнул:

– Спать надо по ночам – не будет массовых галлюцинаций.

Мы с Санькой на пару хотели возмутиться, но пакет предательски лежал на одном месте без движения, а Валерка успел удалиться из комнаты. Водички попить. Как только дверь за ним закрылась, пакет снова пополз. В темноту. Как только он совсем исчез из виду, Валерка вернулся.

– Смотри-смотри, – снова запрыгал Санька, – он уполз!

– Сам? Или кто-то помог?

– Ага, мы тут с окна второго этажа спустились и помогли, – возмутился на этот раз уже я.

Валерка пожал плечами и незаинтересованно завалился на кровать физиономией в подушку, правда, через полминуты перевернулся и выдал ценную информацию:

– Кошка, наверное, в пакет залезла.

И я, и Санька согласно кивнули и тут же переглянулись, похоже, одновременно придя к одному и тому же вполне логичному выводу. Ребёнок озвучил его первым.

– Её же выкинут в мусорную машину! Надо срочно спасать кошку! – завопил он и, схватив меня за руку, потащил к двери.

– Эй! – окликнул нас Валерка, когда мы были уже в коридоре. – Вы хоть штаны наденьте. А то вдруг там, и правда, инопланетяне, а вы в трусах.

Процедура поиска штанов и попытки влезть в них, не засовывая обе Санькины ноги в одну штанину, заняла какое-то время, но тем не менее я всё же удивился, когда, выйдя на улицу, мы нашли там Валерку сидящим на корточках перед мусорным пакетом.

– И чего ты не вытаскиваешь кошку? – поинтересовался Санька, логично оценив ситуацию.

– Боюсь, что эта кошка будет сопротивляться и, возможно, даже уколет.

– Чего? – удивился на этот раз я.

– Того, что предполагаемая кошка оказалась ежом. Огромным к тому же.

И правда – в пакете сидел огромный ёж. По всей видимости, он залез в пакет, проделав в нём дыру, и надеялся найти там что-то вкусное. Вкусное-то он, может быть, и нашёл, а вот обратно вылезти не смог. Потому и тащил пакет с собой по дороге.

– И как мы его вытащим? – поинтересовался Санька, заглядывая в пакет.

– Как любого голодного – едой, – предложил я, на что получил согласие всех присутствующих: если уж ёж залез за съестным, то им его и выманить можно.

– Надо принести яблоко! – радостно предложил Санька.

– Лучше Глашкин корм принеси, – предложил Валерка.

– Но Глашка ведь кошка! – возмутился ребёнок, но, получив в ответ «неси-неси», тут же направился домой.

Уже пару минут спустя на дороге стояла тарелка с кошачьим кормом, пакет был развязан, а мы сидели в засаде, т.е. отошли на приличное расстояние, чтобы ёж нас не видел, не слышал и не чуял. Но эта колючка на ножках из пакета вылезать не торопилась. Минут через пять Санька попросился на ручки, а ещё через какое-то время вообще отключился и мирно посапывал на моём плече. И спал он так крепко, что, когда Валерка предложил отнести ребёнка в дом, тот даже не проснулся при передаче из рук в руки. Вернулся Валерка скоро и с огромными строительными перчатками: миссия по спасению ежа перешла в горячую фазу.

Ёж сопротивлялся: сначала пытался свернуться в комок, потом фыркал и даже пытался кусаться. Как только его когтистые лапки коснулись земли, он тут же шуганул в сторону, но, похоже, унюхал съестное и остановился. На его мордочке невооружённым взглядом была заметна внутренняя борьба – в итоге желание поесть победило инстинкт самосохранения, и ёж вернулся к тарелке с кормом.

Утром нас разбудил всё тот же Санька. Он прибежал в комнату, где мы ночевали, вприпрыжку и, радостно заскочив на кровать, начал верещать. Эмоции переполняли его детский организм, и оттого он трещал, как трещотка, так, что мы не понимали и половины его речи. К тому же спросонья.

К моменту, когда мы спустились в кухню, там собралось уже всё семейство. За завтраком Санька рассказывал о наших ночных приключениях и о чудесном спасении ёжика, которое едва не оказалось коварным захватом нашего мусора инопланетными существами. Конечно же, из его рассказа никто толком ничего не понял, потому что говорил он, сбиваясь с русского языка на немецкий, как делает всегда, будучи слишком эмоциональным. В итоге наши приключения превратились в настолько сказочные, что, если бы я сам не присутствовал при этом, подумал бы, что у ребёнка просто богатая фантазия.

Рассказ перебил Костик. Он пришёл к маме, взял её за подол юбки и сообщил, что пришло время менять подгузник. Мама, едва откусив бутерброд – до этого кормила детей, – печально посмотрела на свою ещё полную тарелку.

– Сиди-сиди, – тут же остановил её Валерка и, не дожидаясь ответа, обратился к Костику: – Со мной пойдёшь?

– Аха, – согласился тот и сам потопал в ванную.

Их не было какое-то время, и мы вообще успели забыть, что они ушли мыться. Правда, мама о своих детях не забывает никогда, и поэтому она и отправилась на поиски своего чада в недрах огромного дома. Вернулась она почти сразу и едва сдерживала истерику. В кухне на тот момент был я один. Конечно же, я спросил сестру, чего она смеётся, но она, прихрюкивая, схватила меня за рукав и потащила в детскую комнату.

Там мы и нашли Валерку с Костиком. Мелкий сидел на пеленальном столике и кивал на Валеркины предложения выбора одежды. По всей видимости, в процессе умывания что-то пошло не так, и Костика нужно было переодеть.

Спросить сестру, зачем мы здесь, я не успел: она приложила палец к губам, показывая, что нужно молчать. И я понял, почему.

Валерка с Костиком наконец-то согласовали, что надевать. Костик задорно хихикал, проталкивая блондинистую голову в горловину водолазки.

– Опа-ля, – прокомментировал это действие Валерка.

– О-бля, – подтвердил Константин с довольной моськой…

========== О предрассудках ==========

Комментарий к О предрассудках

Не так давно сидели мы в тёплой семейной компании и вспоминали прошлое. Кто ж его не вспоминает?! Начали с приятных рассказов о том, как нас с братом в детсадовском возрасте наряжали одного в мушкетёра, другого – в гвардейца кардинала, а потом натравливали друг на друга. Весело было. Каким-то загадочным образом с детских воспоминаний перешли на тему предрассудков. В какой-то мере каждый из нас с ними сталкивается. Вот и захотелось мне поделиться парой коротких историй, которые имели место быть в моей жизни.

***

Была у моей мамы замечательная подруга: работали они много лет вместе, дачи строили – на соседних участках, даже в отпуск пару раз ездили. В общем, дружба была многолетняя и проверенная не одной проблемой. Однажды эта милая женщина – тётя Галя, как мы называли её в домашней обстановке, – пришла к нам в гости. Сидели они с матушкой моей на кухне, пили чай, беседовали. Ничего, как говорится, не предвещало беды.

В то время я-то ещё не очень распространялся о своей ориентации, но близкие люди, конечно же, знали. Как-то не сильно я это и скрывал. После того, как я рассказал о Валерке родителям и они приняли этот факт как само собой разумеющийся, я не особо переживал о том, что скажут другие. И, конечно же, тётя Галя тоже была в курсе происходящего.

Рано или поздно эта тема должна была всплыть в их разговоре, и уж так совпало, что я стал случайным свидетелем этого. Они мило беседовали о работе, о внезапно выросших ценах на продукты и вдруг перешли на мою скромную личность. Всё началось вполне невинно – с учёбы. О чём могут ещё разговаривать в семье преподавателей с подругой-преподавателем?! Как они от этой невинной темы перешли к более интимному, я сказать не могу.

Тётя Галя была возмущена. И это ещё мягко сказано. Она высказывала своё негодование так, словно речь шла о её собственном сыне. С которым мы, к слову, очень хорошо общались, и который, в отличие от матери, не имел никаких проблем с моим выбором партнёра. Может быть, тётя Галя боялась, что «эта штука» заразная и нечаянно перескочит на её Максимку. Не могу знать.

Как бы то ни было, она долго убеждала мою маму, что «это» ненормально и «это» надо лечить. Правда, на резонный вопрос, как это делать, она ответила, что в этом деле не эксперт и потому ничего посоветовать не может. Мама моя человек неконфликтный: всё принимает очень близко к сердцу, поэтому предпочитает вообще не вступать в дискуссии. Но если её разозлить, то этот ураган сносит всё на своём пути. Поэтому я немного переживал, что они могут поссориться. А быть причиной окончания многолетней дружбы очень не хотелось.

Да и не пришлось… Тётя Галя приводила много разных доводов, почему это неправильно. Приводила их эмоционально. Зная её достаточно хорошо, даже слушая их беседу из соседней комнаты, я отлично мог себе представить, как она размахивает руками. На удивление, матушка моя воспринимала всё очень спокойно, изредка вставляя «это совсем не страшно». Кажется, после десяти минут надрывистых доказательств она перестала приводить контраргументы и просто вздыхала.

Когда-то закончились аргументы и у тёти Гали. Тогда она, по всей видимости, решила пойти ва-банк и надавить на чувства, заявив:

– Ты только представь: твой сын спит с мужиком!

На что мама в очередной раз очень грустно вздохнула и выдала:

– Представляешь, я тоже…

П.С. Пару лет спустя Макс попросил стать крёстным его сыну, а с тётей Галей у нас отличные отношения. Правда, иногда мне кажется, что она до сих пор думает, что я заразный.

***

Как-то оказались мы на немного странной вечеринке. Это, собственно, и вечеринкой-то сложно было назвать. Мило распивая пиво, люди беседовали об экономике, политике, высокой моде, погоде за окном и новинках литературного мира. Очень милая солянка, достаточно типичная для немецкой молодёжи.

В той компании мы с Валеркой были впервые: нас привёл туда хороший друг Люк, уверяя, что люди там все приличные. В их приличиях никто и не сомневался. Проблема нарисовалась совсем в другом месте.

Для полноты картины надо сказать, что в незнакомых компаниях мы с Валеркой ведём себя тихо-мирно, за ручки не держимся и вообще не торопимся оповещать народ о наших отношениях. В общем, на рожон не лезем.

Так было и в тот раз. Вечер затянулся: было уже далеко за полночь и пива было выпито немало. Оттого и разговоры пошли более смелые и провокационные. Это было как раз в то время, когда в Германии обсуждался закон об однополых браках. И, конечно же, эту тему не могли обойти и в этой компании.

Ни я, ни Валерка в дискуссии участия не принимали, сидели себе тихонечко и молча наблюдали за происходящим. Интересный факт, но большинство аргументаций в таких дискуссиях начинаются с фразы «я ничего не имею против геев, но…». После «но» обычно можно услышать много интересного.

Особо яро высказывала своё мнение одна девушка – очень милая и совсем не глупая. Она приводила в пример какие-то научные исследования, работы психологов и социологов. И это даже было интересно слушать. В конце концов, не каждый день узнаешь о себе то, чего даже не подозревал. Я внимательно слушал, кивал, как будто соглашался. К таким разговорам быстро привыкаешь и учишься не спорить. Рано или поздно тема затихает сама собой и можно переходить к менее «горячим» разговорам.

Но, по всей видимости, у девушки закончились научные факты и аргументы, а запала на спор ещё оставалось немало. Она перешла на обсуждение геев как таковых, уверяя, что все они без исключения демонстративно показывают свою ориентацию и настаивают на том, чтобы их принимали безоговорочно. Последний аргумент был самым занятным.

– Геи уверены в своей уникальности. И постоянно об этом говорят. Точно как евреи.

Валерка тут же закашлялся, поперхнувшись пивом. Чем, конечно же, привлёк к себе внимание…