Текст книги "Зефир"

Автор книги: Литтмегалина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Литтмегалина
Зефир

Тот, кто отвергает красный цвет, уже перевозбужден, легко раздражается из-за того, что у него не хватает жизненных сил… чувствует, что измучен неразрешимыми проблемами, что его окружение – это источник опасности и что оно вышло из-под контроля. В этом случае человек воспринимает красный цвет не в его обычном значении силы и мощи, а как нечто угрожающее.

Макс Люшер. Цвет вашего характера

18 АВГ, ВС

Илию11
  Даверуш Илия – первое появление в истории «Острые камни».


[Закрыть] разбудили головная боль и чувство тревоги. Он нащупал на полу возле кровати мобильник и взглянул на дисплей. 7:25. «Воскресенье, – напомнил он себе, уткнувшись лицом в подушку. – Нужно поспать. Даже если это трудно и муторно».

Но он уже чувствовал сосущее ощущение в желудке, знакомое напряжение в мышцах, словно его тело приготовилось бежать. Лежать неподвижно стало абсолютно невозможно. Илия вздохнул и встал. Несмотря на раннее утро, кожа уже была влажная от пота. День обещал быть таким же жарким, как раздражающая череда предыдущих.

После вчерашних злоупотреблений изо рта изрядно пованивало. Все еще в футболке для сна и пижамных шортах, Илия прошел в кухню, выкурил сигарету, попил воды из-под крана, заглянул в холодильник – скорее по привычке, нежели в надежде отыскать что-то съедобное. Пара жухлых яблок; пачка молока, открытая еще недели две назад; початая бутылка пива. Надеясь облегчить симптомы похмелья, Илия глотнул пива, но оно было выдохшимся, горьким и противным, и его только затошнило сильнее. На автомате он взял пачку с молоком и понюхал ее. Мерзость.

В ванной Илия с усилием выдавил из незакрытого тюбика каплю подсохшей зубной пасты. Наклоняясь к раковине, чтобы сплюнуть пену, он встретился взглядом с мрачными глазами своего отражения и замер на несколько минут, разглядывая себя со смесью удивления и неприязни. Из мутного забрызганного зеркала на него смотрел помятый человек сорока двух лет. Кто-то бы сказал, что выглядеть на свой возраст не так уж и плохо, но еще год назад ему бы вряд ли дали больше тридцати пяти.

«Хуже всего эти мешки под глазами», – подумал Илия. Выпуклые, отливающие фиолетовым. Да еще и морщины на лбу, глубокие и темные, будто в них скопилась пыль. Даже его рыжие волосы казались потускневшими. Может быть, проблема в освещении?

Илия поднял голову и посмотрел на лампочку. До боли знакомый надтреснутый плафон. Возвратившись в эту крошечную квартирку два десятка лет спустя, он обнаружил, что со времен его молодости здесь почти ничего не изменилось – даже испорченный плафон на месте. Тем более странно осознавать, как поменялся он сам.

Телефонный звонок заставил Илию дернуться. Он преодолел узкий коридор за два шага, маленькую комнату за пять, отчетливо ощущая сопротивление воздуха – как в страшном сне, когда ты идешь навстречу чему-то и понимаешь, что лучше этого не делать.

– Алло? – несмотря на ощущение, что сердце застряло в горле, да так, что ни проглотить, ни выплюнуть, голос Илии звучал стабильно. Несколько минут он молча слушал с застывшим выражением лица. – Я скоро буду. Куда ехать? Хорошо, запомнил. Не можете разыскать правителя? Я поставлю его в известность. Под мою ответственность, – он нажал на кнопку сброса.

Илия осторожно положил телефон на кровать и пересек комнатушку, перешагивая завалы картриджей и дисков на ковре. На матрасе у противоположной стенки безмятежно дрыхнул коротко стриженный, пышущий здоровьем мужчина с отлично развитой мускулатурой. Илия дал ему пинка.

– Просыпайтесь, Ваше Величество.

– Отвали, – не открывая глаза, ответил Деметриус и повернулся на другой бок.

Илия не отступил, продолжая пинать. Наконец Деметриус буркнул:

– Ладно, – и сел на матрасе, отчаянно зевая.

– Чего там?

– Все то же дерьмо. Два очередных трупа.

– А. Хоть бы чего новенького.

Деметриус, слишком громоздкий для тесной квартирки, прошастал в кухню. Сжав губы в линию, Илия последовал за ним. Деметриус достал пачку с порошковым протеином, всыпал порошок в стакан и разбавил водой из-под крана. Добавил для компании выдохшееся пиво из холодильника и выпил.

«Вот уже его протеин у меня в шкафчике», – отчужденно подумал Илия, вперившись застывшим взглядом в бугрящуюся мышцами, как будто у него камни под кожей, татуированную спину Деметриуса. Как так получилось, что Деметриус уже неделю практически живет в его квартире? Как это вообще началось? Все эти бесконечные попойки и видеоигры?

– Деметриус, ты окажешь мне большую услугу, если перестанешь ходить по моей квартире в нижнем белье.

– Я уже оказал тебе большую услугу, когда надел на ночь трусы. С Эфилом я так себя не утруждаю.

Илия кипел от раздражения. Ему очень хотелось ответить как-нибудь поязвительнее, но спазмы в горле мешали сосредоточиться.

Ретировавшись в комнату, он вытащил из шкафа груду футболок и свалил ее на кровати, пытаясь разыскать хотя бы одну чистую и наименее мятую. Когда мобильный снова зазвонил, Илия схватил его, не глядя. Но на этот раз звонили не с работы.

– Я уже готов сам приехать и выбить из тебя дурь.

– Приезжай, посмотрим, кто из кого чего выбьет, – огрызнулся в ответ Илия. – И не смей разговаривать со мной в таком тоне!

Собеседник продолжил распаляться. Судорожно нажав на сброс, Илия швырнул телефон на кровать и посмотрел на свою ладонь, как будто ожидая увидеть на ней ожог.

– Кто звонил? – желая усугубить мерзостность момента, из-за спины появился Деметриус.

– Мой старшенький. Сет, – Илия рассеянно запустил пальцы в волосы.

– Что это он вдруг папашу вспомнил с утра пораньше?

– Ну, если вкратце… он сообщил мне, что я козел.

– Хорошо, что у меня нет детей.

– Не представляю, как бы они у тебя появились, Деметриус.

– Это дополнительный бонус ко всему прочему. Как я выгляжу?

Разворачиваясь к Деметриусу, Илия заранее изготовился отпустить саркастичное замечание.

На Деметриусе были черная футболка с художественными разрывами на груди и черные же джинсы, сидящие на нем немного в натяг, как будто с тех пор как он их купил, его мышцы еще немного увеличились. Золотистые колечки в мочках, шипы, торчащие из хряща левого уха, и перевитые красными и зелеными змеями предплечья в сочетании с подстриженными почти под ноль волосами придавали Деметриусу неуловимое обаяние человека, которого страшно встретить в темном переулке. Милая улыбка, открывающая заточенные клыки, лишь добавляла его бандитскому виду оттенок безумия.

– Ты прелестен, Деметриус, очаруешь всех старушек. Я не представляю, как Эфилу удается вытащить из тебя все железки, впихнуть твою тушу в костюм и явить тебя публике в пристойном виде. Даже с имитацией нормальной психики.

– У него есть ко мне подход. Он человек-напильник.

– Что он делает с твоими клыками?

– Есть такие специальные накладки.

– Некоторых тайн правящей элиты народу лучше не знать. Я должен ехать. Автобус через пятнадцать минут.

– Поедем вместе, на моей машине.

– Это не обязательно. Я сообщу им, что проинформировал тебя.

– Почему бы не съездить. Мне все равно нечем заняться.

– Серьезно? – поразился Илия. – Правителю огромной страны нечем заняться?

– Кажется, Эфил перестарался, стремясь все разобрать перед отъездом. Я сам поражен, как это получилось, но факт в том, что я быстро управился с этой неделей и практически свободен на следующей. По-моему, такого не было с… да никогда с тех пор, как мы с Эфилом впряглись в эту телегу.

В неделю, предшествующую отъезду советника, Илия несколько раз видел его, с пепельно-серым лицом пролетающего по длинным коридорам «Серебряной Лисицы» – развевающиеся полы траурной робы придавали ему сходство с переполошенным вороном. Вероятно, советник действительно пытался утрясти все дела, раз не нашел даже пары секунд для ответного приветствия.

– И все-таки, Деметриус. Так ли необходимо твое присутствие на месте преступления?

– В моей машине есть кондиционер, – известил Деметриус.

Илия вдруг резко передумал продолжать отговоры.

– Отлично, едем.

Машина Деметриуса с легкостью доставила бы в школу всех сельских детей одновременно, если только детей возят в школу на бронированном черном чудовище.

– Почему у тебя все слишком большое, Деметриус? – вырвалось у Илии, и Деметриус заржал.

Он все еще ржал, когда они выехали на шоссе.

– Хватит уже, – огрызнулся Илия. – Это было не настолько смешно. Когда Эфил планирует возвращаться?

К тому времени нужно успеть подготовить хоть какое-то объяснение, почему люди продолжают умирать, а беззаветно отдающийся расследованию начальник Первого отдела все еще без малейшей идеи, отчего это происходит и когда остановится.

– Через неделю. Я ему говорил: «Почему бы тебе просто не пойти в отпуск?» Полежать на пляже, или что там люди обычно делают. Так нет же, вместо этого он будет все время ныть, что ему и умереть некогда, страна в опасности, какой такой отпуск. Зато нервные срывы у него аккуратно раз в полгода по две недели. Что за страсть к дуркам? Там таблетки забойные?

Деметриус продолжал свою тираду, но Илия его уже не слышал. Все как всегда. Сначала дрожь в пальцах, потом закладывает уши, потом болезненность при дыхании, словно в воздухе рассеяны мелкие осколки стекла. А затем странное ощущение, как будто горло опухает изнутри. Илия попытался дышать глубже, но не мог протолкнуть воздух в легкие.

– Если он хочет глотать лекарства горстями, то кто я, чтобы его судить, но зачем искать этому оправдание, – голос Деметриуса слышался как сквозь толстый слой ваты.

Теперь Илия втягивал воздух через нос, мелкими рывками.

– Ты мне, кстати, так и не сказал, куда мы едем.

Илия не отвечал.

– Куда мы едем-то? – Деметриус потряс его за плечо в своей медвежьей манере, едва не стукая головой о боковое стекло.

И… отпустило. Звуки вернулись во всей своей четкости. Илия закашлялся.

– Поверни налево, – он незаметно вытер о джинсы потные ладони. – Мне можно здесь курить?

Оперативная группа СЛ была в полном сборе, и с прибытием Илии и Деметриуса в маленьком домишке на две комнаты начала ощущаться теснота. Если появление Деметриуса с его серьгами и шипами кого-то и впечатлило, то из вежливости они не подали виду, поприветствовав правителя в подчеркнуто нейтральной манере. Деметриус все равно помахал рукой с видом роанской поп-звезды.

– Просто не обращайте на меня внимания. Продолжайте качественно выполнять свою работу.

– Это немного затруднительно, правитель, когда вы встали на капли крови, которые я сейчас изучал, – проворчал криминалист, дергая от возмущения плешивой головой. – И при этом едва не отдавили мне руку.

– Да? – удивился Деметриус, наконец соизволив посмотреть вниз с высоты своего величия. – Ты не переживай, друг, тут вот еще сколько кровавых брызг.

Из кухни в коридор торчала нога. Небольшая, женская, с грубой затвердевшей кожей на ступне. Чуть выше покрытой редкими волосками икры виднелся край бордового халата.

Деметриус заглянул в кухню.

– Какое неэротичное убийство.

– Встань в углу и молчи, – прошипел Илия и затем повысил голос, обращаясь к управомоченному: – Доброе утро, Айлус.

Айла, стоящий в углу кухни и делающий пометки, зажал карандаш большим и указательным пальцами и продемонстрировал ладонь в знак приветствия. Темный блондин с глазами цвета болота, с косой челкой, тянущейся до левого уха, пухлыми щеками и губами, он был самым флегматичным типом, которого Илия когда-либо встречал. Серьезно. Когда всем давно хотелось кататься по полу с воплями «Что же делать, что же делать?!», Айла, который вел эту безнадежную серию с самого начала, знай черкал себе в блокнотике. Отсутствие лишних эмоций ему скорее помогало, чем мешало, и к двадцати шести годам он неплохо продвинулся по карьерной лестнице. Айла относился ко всему с дотошностью, и Илия не задумался ни на секунду, поручая Дождевую серию именно ему. Если в итоге дело так и не сдвинулось с мертвой точки, вины управомоченного Илия здесь не видел.

– Докладывай.

Айла шагнул ближе, нависая даже над Илией, который не страдал нехваткой роста.

– Мать и дочь. Матери под восемьдесят, дочь тоже не молодуха. Тела обнаружил молочник в 6:05 утра, – начал Айла своим обычным лишенным всякого эмоционального окраса голосом.

– Он всегда так рано приходит?

– Да, у них была договоренность, что он приносит молоко три раза в неделю в 6 утра. Берет деньги с крыльца и оставляет бидон.

– Деньги были на месте?

– Да.

– Почему он не ушел сразу?

– Сказал, что у него возникло странное ощущение. Он начал стучать в дверь. Частенько дочь уже не спала к тому времени – у нее был проблемный сон. В любом случае она должна была услышать. Но никто не откликнулся.

– Дочь – это которая на полу? – Илия показал на тело женщины в бордовом халате.

– Да. Молочник попытался заглянуть в дом, но окно расположено высоко, так что труп на полу он разглядеть не сумел. Однако он все же разбил окно, – Айла отошел в сторону, демонстрируя пробоину в окне позади него, – и пробрался внутрь. Обнаружив тела, вызвал скорую и полицию. Полиция увидела, что дело подходит под профиль, и передала нам.

– Как по мне так «странное ощущение» весьма сомнительная причина, чтобы сразу начать бить чужие окна.

– Интуиция, – предположил Айла и взглянул на Илию с неидентифицируемым выражением. – Вы верите в интуицию?

Ранее Илия ответил бы, что верит. Но он уже столько месяцев жил, воспринимая собственные эмоции отчужденно, как погодные явления, что сейчас только буркнул:

– Не знаю. В любом случае молочника надо проверить.

– Проверяют, – невозмутимо уверил Айла. – Но вы сами знаете, что это ничего не даст. Это то же самое. Продолжение.

– Замок на входной двери выглядит так, будто его зубочисткой открыть можно. Вы уверены, что картина совпадает? Может быть, сейчас у нас банальное убийство на почве ограбления, вот и все.

Айла продолжал смотреть на Илию все с тем же загадочным выражением в зеленых, как подернутых тиной, глазах.

– Если у вас есть сомнения, вы можете обсудить их с судмедэкспертом.

– Я знаю, что мне делать, – резко прервал Илия. Он заметил, что у него дрожат руки, и убрал их в карманы.

Поспешив удалиться от испытующего взгляда Айлы, он прошел в спальню, где судмедэксперт, сидя на краешке второй, пустой кровати, заполнял разложенные на коленях бумаги.

– Феле, доброе утро, – поздоровался Илия, бросив взгляд на прикрытое простыней тело. В этот раз хоть без детей, и на том спасибо.

– Да уж доброе, – судмедэксперт окатил его лунным взглядом сквозь линзы очков и с хрустом разгрыз болтаемую во рту конфету. – В отделе все в отпуске или на вызове. Я ехал со встречи выпускников, когда меня дернули, и вот я здесь. В белых замшевых кроссовках.

– Что скажешь про жертву?

– По словам молочника, перенесла три инсульта, последний, лет шесть назад, лишил речи и приковал к кровати. Повреждение подключичной артерии колюще-режущим предметом с массивным кровотечением в левую плевральную полость, – приблизившись к кровати жертвы, Феле откинул край простыни, демонстрируя аккуратную, с незначительно выделившейся кровью рану в складке над ключицей. – Красота какая. Хоть и жили без мужчины, но дочь ножи точить умела.

– Как она ее убила-то? Села сверху?

– Да, – Феле достал из кармана горсть леденцов в прозрачных обертках. – Хочешь? Углеводы. Лучшее средство от сонливости.

Илия присмотрел пепельницу.

– Спасибо, я лучше закурю. Не возражаешь?

– Нет. Только напомни мне попозже занести тебе срез легких курильщика. Поставишь на свой стол.

Достав сигарету, Илия посмотрел на бескровное строгое лицо старой женщины, прежде чем прикрыть его простыней. За свою жизнь он видел сотни трупов. Как правило, на судебных снимках, но в последнее время и прямо перед собой. Мертвые не вызывали у него ни ужаса, ни отвращения. Только сострадание и интерес к тайне их гибели.

– Она сразу умерла? – спросил он.

– У нее было некоторое время помучиться.

Лежать и умирать без возможности позвать на помощь. «Твоя вина, – шевельнулось в голове у Илии. – Твоя вина». Он выдохнул дым, но не мог избавиться от непрошенных мыслей с той же легкостью. В воздухе снова витали мелкие частицы стекла.

– Думаю, ей и до того жизнь была не в радость, – предположил Феле, угадывая его мысли.

– Орудие?

– Бытовой нож. Двенадцать сантиметров. Он был у дочки в руке. Пошли посмотрим на виновницу торжества.

В кухне Деметриус, уже обошедший всю квартиру и игнорируемый всеми присутствующими, сидел со скучающим видом, подпирая голову ладонью. Что ж, хотя бы молчит и под ногами не путается.

– Уж кровищи-то, будто невесть что случилось, – буркнул Феле, опускаясь на корточки возле трупа в бордовом халате. – Есть идеи, как очистить белую замшу?

– Никаких. Время смерти?

– Примерно три часа ночи.

Илия лег спать около пяти.

– У нас в районе не было дождя, – сообщил он.

– А здесь был, локальный. Айла уже проверил. С 2:17 до 2:45 ночи.

– Почему она в халате?

– Телевизор в гостиной был включен. Вероятно, ей не спалось.

– Характер ранений подозрения вызывает?

– Как обычно, ни малейшего, – Феле протянул Илии пару одноразовых перчаток.

«Как обычно», – отметил Илия, натягивая перчатки. Когда все происходящее стало нормой? По два трупа в неделю. Пора привыкнуть?

Он присел рядом с жертвой, готовый рассмотреть ее получше. Женщина лежала на боку, скрючившись. Кровь, плохо впитываемая синтетической тканью халата, растеклась под ней лужей. Одна нога подогнута под себя, другая выпрямлена. Лицо закрывают седые волосы со следами облезшей рыжей краски.

– Все сфотографировали? – уточнил Илия у Айлы.

– Да, конечно.

– Нож лежал тут, – показал Феле отметку на полу. – Ручкой к ней. На рукоятке четкие отпечатки пальцев. Руками она зажимала живот. Умерла быстро. Но неприятно. Три колющих ранения в живот.

Илия чувствовал кислую вонь выплеснувшегося содержимого желудка с примесью металлического запаха крови. Ему захотелось снова закурить – хотя бы для того, чтобы дымом замаскировать зловоние.

– Первые два удара нанесены в положении стоя, последний уже после падения на пол, поразив печень, – Феле перевернул тело и сдвинул халат, открывая изрезанный дряблый живот пожилой женщины со следом резинки от трусов. – Вот здесь, – он ткнул обтянутым перчаткой пальцем.

– Как она себя ударила, лежа, в правую часть живота?

– Судя по расположению и направлению раневого канала, удар нанесен левой рукой жертвы.

– И мать она ударила слева, – Илия проверил правую руку мертвой женщины, затем подцепил и потянул к себе левую. Кончик большого пальца отсутствовал. – В предыдущих случаях они травмировали себе правую руку. Левша?

Он поднялся на ноги и открыл шкафчик над раковиной. Посмотрел на стопку тарелок в сушке. Слева направо. Он вытащил одну тарелку правой рукой и затем поставил обратно. Неудобно.

– Да, левша, – кивнул он. – Есть что-то еще, что вы считаете нужным мне сообщить?

– Как только, так сразу, – пообещал Феле.

– Жду отчетность сегодня. Я буду в СЛ, – Илия стянул перчатки и махнул рукой Деметриусу. – Поехали. Оставим их спокойно работать.

– Скучно, – пожаловался Деметриус на улице. – «Место преступления» звучит как «парк развлечений», но на деле ничего особенного.

– А чего ты ожидал? Кишков на люстре? Это не съемочная площадка роанского ужастика, Деметриус.

– Да нет, просто все как-то буднично. Как будто ничего важного и не случилось. Приготовила ужин, помыла посуду, посмотрела киношку, зарезала мать, покончила с собой.

Если бы Илия не знал Деметриуса так хорошо, то решил бы, что за этим высказыванием скрывается некая философская мысль.

– Все равно тебе не стоило зевать так откровенно. Проявил бы уважение к погибшим.

– Люди придают слишком много значения мертвым телам. Когда мой отец умер два года назад, то, что осталось, было уже не им, походило на куклу в человеческий рост. Его душа унеслась далеко. Иногда я представляю, как тело отца пожирают черви, но меня это не трогает. Смерть – это же естественно. Сегодня ты здесь, завтра нет. Я бы не расстроился, если бы я умер.

– Деметриус, я тебя умоляю, следи хотя бы немного за тем, что брякаешь, – взмолился Илия.

– А вот Эфил страдал, – задумчиво добавил Деметриус. – И до сих пор скорбит. Будто это был его отец, а не мой. Впрочем, оно словно бы так и стало с какого-то момента. У них было много общего.

– Тебя это не задевало?

– Нет. Я ему сказал: если тебе нужно, бери, – он распахнул дверь машины и плюхнулся за руль. – Куда тебя везти?

– Подбрось меня до СЛ.

– Хорошо. А я в правительство.

– Все-таки решил поработать?

– Нет, у меня там персональный тренажерный зал с тренерами, дежурящими круглосуточно. Сегодня я настроен помахать мечом и поплескаться в бассейне.

– Жизнь удалась, правитель, – заметил Илия, расковыривая новую пачку сигарет бесчувственными пальцами. Зависть в нем даже не шевельнулась. Он поддерживал разговор в режиме автопилота, выдавая фразы, которые можно считать соответствующими.

– Ну да. Иногда думаю – вот свезло мне. А потом – как оно задолбало-то все.

– Поразительная для тебя глубина рефлексии, Деметриус.

Деметриус продолжил трепаться о том о сем. Илия курил одну сигарету за другой, безразлично рассматривая торикинские окраины, казавшиеся почти монохромными сквозь тонированное стекло. К тому моменту, как они подъехали к парковке возле здания «Серебряной Лисицы», настала блаженная тишина – то ли Деметриус заткнулся, то ли Илия наконец выработал в себе навык блокировать его болтовню полностью.

– Спасибо, – бесцветным тоном поблагодарил Илия, выходя на парковку, и тут-то Деметриус выдал преспокойненько:

– Теперь Эфил точно тебя уволит.

В расплавляющей жаре у Илии внезапно возникло чувство свежести, как будто над его головой перевернули ведро, полное льда.

– Что ты сказал?

– А я разве тебя не предупреждал? – удивился Деметриус. – Ну, извини, если забыл.

– Как можно забыть о таком?!

– Я не думал, что для тебя важна эта работа. Не то чтобы ты выказывал усердие, не?

Деметриус послал ему на прощание широкую острозубую улыбку и уехал. В любом случае это был не тот разговор, который стоило продолжать на парковке СЛ, пусть даже и в выходной день, когда машин на ней заметно меньше.

Едва ли обращая на кого-то внимание, Илия побрел к своему кабинету и только на пороге приемной, вспомнив о датчиках дыма, вытащил сигарету изо рта. С одной стороны, новость об увольнении была предсказуемой. С другой стороны… он даже не знал, что с другой стороны. Приложив карту допуска к считывателю, он прошел через приемную к кабинету, где карту пришлось активировать снова. Когда позади него захлопнулась дверь, Илия прислонился к ней спиной и обвел помещение пустым взглядом.

В первые недели, когда он только возглавил Первый отдел, Илия горел жаждой перемен и усовершенствований. Он поменял всю обстановку под себя. Потребовал сорвать старые пестрые обои и выкрасить стены спокойной матовой краской – белой с примесью серого (ему нравился этот оттенок; помогал упорядочить мысли). Сменил старомодные картотечные шкафы на современные, с надежными замками. Повесил однотонные темно-красные шторы вместо пыльного клетчатого ужаса. Предполагалось, что несколько осознанно подобранных картин придадут его кабинету элегантный, законченный вид, но до этого так и не дошло, и порой, глядя на пустую стену напротив стола, Илия отмечал, что она так же безыдейна, как его мозг.

Где красные занавески находились сейчас, он не ведал. Несколько месяцев назад он сорвал их, обнаружив, что больше не в состоянии выносить красный цвет, теперь кажущийся едким и раздражающим. Илия не мог сказать точно, когда его энергия иссякла, сменившись утомлением и раздражительностью. Помнил лишь, что к концу зимы уже был таким тусклым и апатичным, как сейчас. Шла середина августа.

«Теперь Эфил точно тебя уволит».

Видимо, все это время Илия бессознательно рассчитывал на снисходительность со стороны Эфила, поэтому известие о карательных планах начальника оставило болезненное ощущение предательства. Хотя с чего бы, ведь с тех пор как он вытащил из Долины Пыли едва живых Эфила и Деметриуса, тогда еще подростков, с советником его ничто больше не связывало. Илии было относительно легко с шумным тяжеловозом Деметриусом, пусть плохо поддающимся контролю и коррекции, но в целом простым и кристально-ясным, как стеклянный шарик. Но Эфил вызывал тревожное ощущение. Эфил был точно осколок зеркала, вроде бы прозрачный с одной стороны, но выкрашенный плотным слоем серебра с другой.

Илия сел за стол и расправил плечи, пытаясь придать себе вид человека, готового приступить к серьезному умственному труду. Попытка впечатлить воображаемого наблюдателя была столь же бессмысленна, как само присутствие Илии на работе в выходной день. Специалисты работали над серией. Он был уверен, что они делают все, что могут, и все, что должны. Чем он может им помочь? Но, формально, как руководитель он должен был что-то делать. И – формально – он делал.

Его стол захламляли груды бумаг. Они выглядели внушительно и могли бы создать впечатление кипучей деятельности, если бы не покрывающий их предательский слой пыли. Илия не помнил, что в них, но точно знал, что здесь нет ни одной, относящейся к делу, которое тянуло из него нервы начиная с июня. Для более убедительной симуляции занятости ему придется спуститься в архив.

По пути ему встретился Джулиус с его омерзительно-фарфоровым личиком и блестящими волосами. Невообразимый завитой локон, все время падающий на глаза, был все еще при нем. Джулиус обзавелся локоном примерно полгода назад и, вероятно, каждое утро тратил массу времени на укладку. Илия порой замечал, как девушки из СЛ хихикали, провожая Джулиуса взглядом, но были и те, кто романтически вздыхал. При виде Илии Джулиус ослепил его купленной у ортодонта неестественно-белой улыбкой, с минимум артистического таланта изобразил сочувствие и похлопал Илию по плечу. То, что Джулиус тебе сочувствует, уже достаточно обескураживающий факт, но когда он еще и по плечу снисходительно хлопает…

Архивариус был на месте. Собственно, теперь у них было четыре архивариуса, и кто-то из них предполагался быть на месте в любой из двадцати четырех часов семи суток недели. Как быстро показала практика, «быть на месте» и «быть полезным» совершенно разные понятия… Илия начинал понимать предыдущего начальника, два десятка лет продержавшего его в архиве несмотря на активное сопротивление. Проще найти человека, готового выезжать на осмотр трупов, или вскрывать трупы, или даже самому потенциально стать трупом, но только не согласного целый день просиживать в подвале и перебирать пыльные бумажки, долго и нудно отыскивая в них крупицы требуемой информации.

Илии вспомнилось, как, копаясь в архивных папках, он сам испытывал невыносимую тоску и мечтал заняться чем-то стоящим. Получив высокую должность, он был окрылен – вот оно, наконец. Но вскоре убедился, что его новые обязанности поразительно напоминают прежние и так же требуют просмотра множества бумаг. Один небольшой нюанс – раньше он только анализировал события. А теперь стал еще и нести за них ответственность. Все это не выглядело как работа, которую он представлял в своих фантазиях. Затем началась Дождевая серия, окончательно превратив все в кошмар…

Лучше бы он оставался архивариусом. По крайней мере, тогда он находился в пределах его компетенции.

– Я сам, – отмахнулся он от предложения помочь и направился было в глубь зала, но тут резко остановился. – Вы поменяли стол?

– Ну да, – Лациус уставился на него своими навыкате, как у ящерицы, блеклыми глазами. – Теперь у нас новый.

– А что вы сделали со старым? – Илия со свистом втянул в себя воздух.

– Мы его выбросили. Он же был… старый.

«Промолчи и уйди», – напомнило остаточное здравомыслие. Еще секунду Илия верил, что ему таки удастся поступить как следует, но затем услышал собственный скрипучий голос:

– С каких пор кто-то из вас четверых считает, что может принимать здесь решения? Например, что оставить, а что выбросить?

– Ну, я… мы… мы обсудили с завхозом, – опешил Лациус. – Стол прямо на куски разваливался, и мы…

– Почему компьютер не включен? – с ледяной яростью осведомился Илия. – Ты должен заносить дела в базу, Лациус. Как ты это делаешь с выключенным компьютером? И почему на столе помойка? – Илия ребром ладони сшиб на пол одну из шатающихся стопок. – Наведи порядок! Займись своими обязанностями!

Извергнув ценные указания, Илия решительно зашагал к стеллажам, надеясь, что это не выглядит как бегство. В конце зала он прислонился к узкому прямоугольнику бетонной стены между стеллажами и попытался выровнять дыхание, дыша через нос, но так только начал задыхаться еще сильнее. Сердце молотило в ребра как бешеное. Через десять минут, наконец-то успокоившись, Илия трясущимися руками собрал нужные документы и удалился, не глядя на Лациуса.

Стопка оттягивала руки, так что Илия был рад сбросить ее на стол в кабинете. Он рухнул в свое кресло и запрокинул голову, чувствуя тошноту и вялость. Не то чтобы он сожалел о совершенной атаке. Халтурщик Лациус давно заслуживал взбучки. Однако Илия опасался, что эта вспышка дискредитирует его самого как начальника отдела. Он уже слышал, как Лациус рассказывает кому-то: «А этот-то опять психанул…»

Прежде Илия бы даже не сомневался – сотрудники СЛ примут его сторону, но в последнее время замечал, что коллеги бросают на него взгляды. Разочарованные? Настороженные? Сочувствующие? Осуждающие? Все так переменилось меньше чем за год. Раньше он со всеми общался свободно. А теперь у него потели ладони от одной мысли, что придется вызвать кого-то к себе в кабинет. Каждый день он ощущал себя словно на экзамене, где все билеты провальные. Так имел ли он право срываться на Лациуса, когда сам едва ли лучше справляется со своими обязанностями? Почему он вообще так взвился из-за какого-то стола? Да, он проработал за ним много лет и знал каждую царапину на столешнице, так же как и торчащий снизу гвоздь, что испортил ему не одну пару штанов. Но не то чтобы он в действительности скучал по столу. Не приходил к нему сказать: «Доброе утро». За почти год на новой должности он ни разу о нем не вспомнил.

Илия переместился под подоконник – так, чтобы не видели с улицы, и одновременно чтобы находиться подальше от датчиков дыма – и закурил. Относительно безопасное пятно, но иногда датчики все-таки срабатывали. Эти проклятые штуки, которые установили за последний год практически повсюду в СЛ, отличались сверхчувствительностью. После ряда ложных срабатываний их перепрограммировали. Пусть Илии больше не грозило быть облитым противопожарной пеной, но гнусный писк изрядно действовал на нервы, к тому же требовалось повозиться, чтобы его отключить.

Вернувшись к столу, Илия усилием воли заставил себя открыть одну из папок и приступить к чтению. Хотя он изучал материалы по делу уже множество раз, всегда остается шанс на озарение. Впрочем, он все еще не мог избавиться от странного ощущения, что информация является знакомой и новой одновременно, как будто после каждого прочтения он инкапсулировал ее в своем разуме, чтобы, окружив плотной оболочкой, вступать с ней в наименьшее взаимодействие.