Текст книги "Хэйвуд. Запретный лес"

Автор книги: Лина Энгельс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Ах, это ты, Фери, – Фергус и Мэдисон рассмеялись в унисон.

– Да, вы правы, тётушка Мэдисон, – В юношестве маг частенько приходил к миссис Гирд, чтобы поговорить, потому что его родители слишком рано перестали уделять сыну внимание. После отъезда Эвелин, Фергус ещё чаще прежнего приходил к Мэдисон и помогал по хозяйству. Затем сердце женщины окончательно расстаяло, и она разрешила называть себя Фергусу просто тётушка.

Мэдисон, пользуясь случаем, попыталась встать с постели, с которой не вставала с прошлой ночи. С помощью Фергуса ей удалось удержаться, и старушка резво побежала вниз по лестнице, заваривать свой фирменный чай, который всегда так любил Фери.

Двое старых знакомых, которые так давно не виделись, поздно ужинали, подобно любовникам, совсем позабыв об опечальнном избраннике Эви – Эверете.

Тем временем, воспользовавшись моментом, Эверет ушёл на поиски своего Щита. Он будто чуял, что Эви грозит опасность. С каждым его шагом сердце трепетало. Становилось нечем дышать. Он переживал за свою любимую.

Пока волшебник блуждал по улице, бешено оглядываясь на любой звук и свет, Эвелин тем временем находилась в опасной близости с Лесом. Возвращаясь с работы раньше обычного, она торопилась сделать дорогой матери её любимые блюда на ужин, чтобы Мэдисон наконец встала с кровати, к которой будто приросла. Но решив срезать путь через тропу, приближённую к Запретному Лесу, Эвелин остановилась, внимательно осматривая местность вокруг.

Гирд так и не поняла, как она оказалась в Запретном Лесу. И чтобы никого не тревожить, особенно больную маму, она никому об этом не рассказала.

Рядом с Лесом время казалось более вечерним, чем в любом другом месте деревни, а как было всем известно, все страхи просыпаются лишь во тьме, потому Эвелин испугалась и схватилась за ожерелье, которого не оказалось на её шее. Ожерелье, которое её всегда успокаивало, исчезло. Забыв о страхе перед тьмой, Эвелин начала искать драгоценное украшение, которое было ей дорого не из-за цены, а из-за человека, который ей его подарил. Мамино ожерелье, наследующие все женщины в их роде, было потеряно. Стирая слёзы грязными руками, тем самым пачкая грязью лицо, она нервно искала его.

– Lux! – волшебная палочка осветила дорогу в радиусе метра. Не брезгуя ничем, Эви пала на колени, тщательно прощупывая землю. Из-за пелены слёз ничего не было видно, но успокоить себя она не могла. Очень скоро она оказалась вся грязная. Она несколько раз прошла путь от издательства до тропы у Леса, тщательно обыскивая вокруг, в надежде найти украшение.

Обессиленно сев о земь, девушка попыталась вспомнить, где видела ожерелье в последний раз. Украшение в виде черепа северного оленя с огромными рогами, которые пронизывала серебряная цепь, всегда висела на шее леди. Она снимала его лишь когда шла купаться, умываться или ложиться спать, но этим утром девушка не помнила, чтобы надевала его. Но как сняла перед сном она тоже не помнила. Вечер прошлого дня Гирд помнила смутно.

Осознав, что ожерелье она могла потерять лишь в Лесу, она всхлипнула. Вновь поддавшись чувствам, леди горько заплакала, после чего встала и уверенно пошла в сторону тропы в Хэйвуд, откуда вчера возвращалась домой. Перед входом Эвелин долго не решалась ступить шаг, но желание найти украшение затмило все её страхи.

При голубом свечении от палочки всё вокруг казалось страшным монстром, поэтому леди вздрагивала при каждом шорохе, пока не привыкла вовсе. Так леди шла сквозь острые и даже опасные для жизни дебри Запретного Леса, в надежде найти ценную вещь, будто украшение было дороже её жизни.

Кромешная тьма наступила быстро, ведь зима на севере до сих пор зверствовала, даже в середине марта. Наткнувшись на ту самую яму, леди попыталась найти и там, но его там не было. Становилось значительно холоднее, а надежда всё быстрее угасала. Неожиданно для самой Эвелин, она оказалась недалеко от хижины. Смутные воспоминания начали всплывать в разуме.

Не долго думая, Гирд дошла до избы. Постучавшись, она дёрнула дверцу на себя. Удивительно, но дверь поддалась. Никто ещё не собирался запираться, хоть и была уже тьма на дворе. Внутри хижины на старой скамейке сидел мужчина, прижимая кровоточащую рану грязной рукой. Алая жидкость стекала, уводя за собой и силы.

– Извините… О, Норны, что с вами приключилось?!

– Что ты здесь делаешь?! – увидя на пороге всё такую же очаровательную волшебницу, прорычал оборотень. – Тебе нельзя здесь находиться! Убирайся прочь! Тебе грозит опасность, глупый ты ребёнок! – грозил Аскольд.

– Я потеряла ожерелье, вот и искала, извините. Как я могу вам помочь? – подойдя вплотную, девушка взяла со стола марлю и намочила её спиртом.

– Я не смогу тебя проводить обратно. Уходи! Скорее, своим ходом, – шипя от боли, произнёс Аскольд, пока девушка, нагнувшись, решилась обработать рану.

– Позвольте только вам помочь.

– Я сам, – успел было договорить мужчина, как зашипел от боли.

– Кто же вас так?

– Это же Лес, мало ли…

– Говорят здесь водятся какие-то немыслимые существа. Не они ли с вами такое сотворили? – Аскольд сквозь мокрые патлы светлых волос взглянул на девушку, чьи руки так нежно ухаживали за его раной. – Такие огромные следы от укусов…

– Через пару минут я проведу тебя.

Широкогрудый Аскольд и не мечтал о том, что может стать избранником юной леди. Такие девушки, как Эвелин, считал маг, достойны большего, чем такого, как он монстра. Пожалуй, после смерти своего Щита, Аскольд замкнулся и чуть было не покинул этот дивный мир. Он мечтал об этой участи, лишь бы воссоединиться с умершей Мэнди. Аскольд считал повинным себя в том, что не смог удержать своего внутреннего зверя, вследствие чего и погибла невинная любовь всей его жизни – милейшая Мэнди Мэй.

Он был морально убит, пока однажды случайно не увидел молодую Эвелин, обронившую шарф.

Когда Эви забинтовала его рану, он подошёл к настенному шкафу, достал что-то оттуда и протянул его девушке.

– Ожерелье! – Серебряное украшение сияло на её ладонях в свете платиновой луны. Счастью не было предела. Фамильная драгоценность была возвращена в руки своей хозяйке. – Какое облегчение, вы не представляете! Спасибо огромное! – Леди потянулась к лицу Аскольда и поцеловала в щетинистую щёку, чем повергла чёрствого волка в шок. – Просто оно мамино и имеет особую ценность… Не могли бы вы надеть её на меня? – Эви, собрав огненно-рыжик волосы в одну сторону, повернулась к магу спиной. Сначало он обоилел, но вскоре неумело попытался повесить украшение на её манящей шее.

Аскольд заправил волосы за ухо и, накинув на себя ночную рубаху, быстро вышел из хижины. Девушка последовала за ним. Один запах леди будоражил разум оборотня.

– У тебя нога ещё не цела. Я понесу тебя.

– Вы, наверное, решите, что я сошла с ума, но я до сих пор не помню почему я вчера оказалась в Лесу.

Он нёс её, тем самым проявив заботу о ней. Мужчина надеялся не попасться под лапы своим сородичам, ведь в таком случае, уличив его в милосердии, они, не моргнув, разорвали бы юную девушку на части, а Аскольда ранили бы до полусмерти, но оставили в живых.

Девушка, крепко ухватившись за его шею, уже не ощущала сильной собачьей вони. Она даже потихоньку засыпала. Маг был горяч. Его тело обдавало жаром, отчего клонило в сон. Эвелин Гирд наслаждалась тишиной Леса, стараясь не заснуть. Страшные шрамы от острых когтей покрывали большую часть его тела, но они не отталкивали от него, хотя и не были ему к лицу. То, что шрамы украшают мужчин – это полный бред, который был создан самими мужчинами, лишь бы успокоить их эго.

Наконец, маленькое путешествие было окончено. Луна укрывалась смущенно в сумерках от голубых глаз Эви. Аскольд поставил девушку на опушку за пределами Леса. Всего пару метров, но уже было видно цивилизацию.

– Прошу, не приходи больше в Лес. Это опасно, сама же видишь.

– Да, конечно, извините за неудобства. Спасибо, что помогли ещё раз, и особенно за ожерелье. Даже не знаю как вас отблагодарить.

– И не надо, иди домой, Эвелин.

– Вы очень добры, но если вы не против, то я могла бы вас угостить чашечкой кофе или грогом. Допустим, завтра вечером в баре «Сорок три часа». Как думаете?

– Не стоит. Иди домой.

– Ну, как хотите, Аскольд, но предложение остаётся в силе. До свидания…

Всю дорогу она трогала ожерелье, счастливая, что нашла его. Эвелин никогда бы себе не простила потерю реликвию целого поколения Дадов, первозданной фамилии своей матери.

На пути домой она увидела силуэт молодого волшебника, державшего на ладони огромный шар огненного свечения.

– Эви? Эви! О, Норны, родная, что стряслось? – Узнав голос родного ей мага, душа наполнилась чем-то тегучим и приятным.

– Эв, прости, дорогой! Я искала ожерелье.

– Уф, от тебя так воняет, милая, – наморщил нос Эверет, прежде чем обнять любимую. Девушка крепко-крепко обняла в ответ. От этого обоим стало легче на душе. В эту холодную ночь объятья грели их.

Тёмные волосы Эрнестайна были взъерошены от встречного ветра. Кончик носа совсем окоченел, став розовым. Эверет замёрз, всё его тело дрожало от холода. Он обошёл всю деревню, спросил всех, кого встретил на пути, и даже пришёл было к стражу Хэйвуда, чтобы сообщить о пропаже человека, но Барнэби дома не оказалось. Как и его дочерей.

– Я даже не заметила, что потеряла его.

– И где же ты его нашла? – Эвелин замолчала, тщательно обдумывая, прежде чем ответить.

– В зарослях. Повезло, что нашла. Это ведь семейная реликвия!

– Эви, давай условимся. Никогда больше одна не оставайся в ночи. Сама понимаешь, эта деревня с каждым днём всё опаснее и опаснее. Если что-нибудь случилось, беги сразу ко мне. Я ведь твой Меч, я всегда тебе помогу.

– Прости меня, я напугала тебя, – леди потянулась к губам Эрнестайна и поцеловала так нежно, как только умела.

Эви не застала дома Фергуса. Он ушёл пол часа назад и уже сладко спал в своей постели. Её же мать поступила точно также. Милая беседа с магом, который ей был почти как сын, сильно утомила. Теперь измученная суровостью жизни Мэдисон сладко спала, видя наимилейший сон в своей жизни. Она видела во сне своего убитого мужа – Бартемия Гирда, тянувшего молодые руки к исхудалым ладоням Мэдисон. Он звал её к себе, в царство Покоя.

Глава 8. НЕТ МЕЧА ДЛЯ ТЕБЯ.

Декабрь 2019 года.

Скрепя своей душой, после ужина Лесли поднялась к себе в спальню. Как обычно, кот-фамильяр её соседки по комнате расположился прямо на её кровати, что и вызвало кучу бранных слов из уст юной Маврины. Лавина под воздействием грома (кота) начала своё обрушение. Совсем скоро ровную дорогу засыпало щебнем. Лесли выплеснула всю  накопившуюся злобу. Вдоволь накричавшись на кота и саму хозяйку этого прелестного, но наглого создания, она с шумом выдохнула.

– Ненормальная! – в бешенстве кричала Марта.

– Заткнись, Ларкинс!

– Непр-р-ростительное хамство, мыр-р, – начиная вылизывать себя, промяукал белый кот-фамильяр.

– Нечего лежать на моей кровати! С тебя шерсть сыпится, как с профессора Сейджа песок.

В ответ она услышала кучу оскорблений, как со стороны кота, так и со стороны хозяйки. В силу своего возраста, Лесли была легко раздражимой волшебницей. Ничего не стоило взбесить эту юную особу.

Марта Ларкинс давно просила, чтобы её переселили от «придурковатой Маврины, которая зря взъелась на Армароса и высасывает из них последние соки». Марта, и ещё одна соседка Лесли, были не в ладах с девушкой, которая терпеть не могла кошек. Вторая соседка – Аманда Джейсев, молча и спокойно взирала на отнимающее много сил стычки бойкой Марты с Лесли. В этих поединках никто никогда не выигрывал. Они взаимно терпели поражения, не собираясь мириться.

Все соседки не ладили друг с другом. И даже Аманда и Марта были далеко не подругами. Они были девушками, которых окликали «в карман за словом не полезет». В принципе, таковой являлась и сама Лесли. Обе яро искали девочек, которые могли бы согласиться поменяться с ними комнатами, но никто не соглашался, зная, что придётся жить в комнате с самой Лесли Мавриной. Особенно боялись и быстрее отказывались первокурсницы, так как им врали, что попав под ноги этой девушки, она поведёт их в лес и убьёт, как и Ирвинга.

Сегодня под косые взгляды своих соседок, Лесли отправилась на поиски директорской башни, в которой она была лишь раз, но уже давно позабыла, где та находилась.

Кусок пергамента давно промок под потной ладошкой девушки. Блуждая по долгим и пустынным коридорам, где изредка можно было заметить парочку учеников и профессоров, Лесли заблудилась, но вовремя патрулирующий коридоры профессор Алексис Сейдж помог отыскать дорогу Маврине. Он указал на потрескавшуюся пустую стену, по бокам которой величаво возвышались двухметровые статуи. Стену охраняли две огромные гаргульи, в лапах каждой из которых было по мечу.

– Что добывают для целебных отваров, но хватает до синяков и оставляет царапины? – проговорила одна из гаргулий.

– Что?

– Что добывают для целебных отваров, но хватает до синяков и оставляет царапины?

– Ам, – Она растерялась. – Погодите, сейчас, – но вспомнив о промокшей бумажке, леди раскрыла её и вспомнила пароль. – «Цепкие оливки».

Гаргульи не ответили, но зато в пустой серой стене что-то зашевелилось. Посыпался песок и стена начала расходится в две стороны. Открылся проход. Чёрная винтовая лесница, перила которой украшали серебряные и золотые воробышки, вела вверх, в кабинет директора. Стены значительно отличались от школьных. Они были из чёрного кафеля, обромлённые белым контуром. Войдя туда, за леди тут же закрылся проход. Лесли боялась, ведь не понимала для чего туда шла, а неизвестность пугает. В первый и последний раз она беседовала наедине с директором только после смерти Фреда Ирвинга.

Подумать Лесли не успела. Ступеньки винтовой лестницы закончились и она уже находилась в просторной передней кабинета профессора Аластера.

Передняя кабинета выглядела как у истинных королей и королев эдварианской эпохи. Интерьер в готическом стиле устрашал, но не саму Лесли. Маврина успела привыкнуть к мрачным тонам замка, нежели Мэлори, которая в эту ночь снова не могла заснуть из-за тягостной атмосферы и всякого шума, доносящегося где-то за окном. Это игрались духи с кладбища Хэйвуда, которые, чуя страх, любили пугать школьников в своё удовольствие. И хоть они не могли проникнуть внутрь замка, первокурсники и Мэлори боялись всё равно. Призраки развлекались до тех пор, пока призрак Минелиум или Муилениум не прогонял их, требуя тишины в замке.

Многочисленные шкафы были переполнены всякими микстурами, флаконами и книгами. Комнату приглушенно освещала люстра, вместо немаговских лампочек были навешаны вечные свечи. Стоявший в центре передней стол держал на себе многочисленное собрание книг от Энтони Дженкинсона – писателя XXI века, который смог найти и собрать информацию о новых видах заклятий, путешествуя по континенту Южный Хаммерфиль. Ввиду этого, профессор Ализон Винифред Аластер был давним другом Дженкинсона, раз тот подарил ему свои первые экземпляры в скором выходящих книг.

Надолго не останавливаясь, Лесли двинулась вперёд. Поднявшись по пяти ступенькам вверх, она попала в просторный кабинет директора. За столом, где лежала чаша полная цепких оливок, а также много пергаментов и свитков, сидел директор Аластер. Морщинистое лицо не изменилось, но перестало подрагивать. Вместо этого на потускневших губах воцарилась улыбка. Длинная серебренная борода была гладко расчёсана и с двух краёв украшена косичкой из этих же волос. На большом носу уместились зрительные очки. Калпак на голове директора свисал чуть на бок, но крепко держался и не спадал.

– Добрый вечер, Лесли. Мне жаль, что я отвлек вас от подготовки ко сну, – произнёс первый Ализон Аластер.

Вокруг были шкафы, наполненные книгами. Не было ни единого свободного места, где не было бы их. Казалось Лесли попала не в кабинет директора, а в библиотеку. Справа от профессора разместились лестница, ведущая на верхние полки к литературным произведениям.

– Добрый вечер, директор. Ничего страшного вы не сделали.

На тёмном и отпалированном столе возвышались две скульптуры. Одна была справа от профессора Аластера, а другая слева. Та, что справа, являлась фигурой оленя, топазные рога которого переливались на слабом свету. Эти же рога излучали маленькую магию, отбрасывая на пару сантиметров белое свечение. Слева была статуэтка лисы. Её глаза горели адским пламенем и страшили любого. Она величаво подняв голову к верху, сверкала глазами-рубинами.

– Вы, наверное, даже не понимаете для чего я мог позвать вас, – он доброжелательно смотрел в карие глаза Маврины.

– Нет, сэр. По предметам я, вроде, успеваю, устав не нарушаю…

– Тема, на самом деле, щекотиливая, и думаю, долгая, поэтому присаживайтесь пожалуйста, – Лесли спокойно делала всё, что её просили, но внутри содрагалась от каждого слова директора. – Мне сложно начать, но все же… – Волшебник на пару минут замолчал. – То, что произошло с мистером Ирвингом ужасно, – в самом центре сердца что-то больно кольнуло. Снова Ирвинг. Снова Маврина. Снова колкие воспоминания. – Это несомненно сложное потрясение для вас, с которым сложно смириться, но, к сожалению, у меня есть нечто, что могло бы ещё сильнее вас раздосадовать, – признался Ализон, поджав губы. Лесли поняла, что профессор врал, когда писал, что повода для испуга нет. Сердце Лесли будто знало, что ничем хорошим поход к директору не мог закончится. Слишком просто, чтобы быть реальностью.

– И что же это? – ответа знать Маврине не хотелось, но из вежливости она поинтересовалась. Ей хотелось только одного – чтобы её наконец оставили в покое.

С тех кошмарных пор ученики над ней издевались, некоторые боялись, а профессора же сочувственно глядели на бедняжку Лесли, потерявшую Меча, но ничего не могли с этим поделать. Всё вместе доставляло Лесли рану, которая начинала кровоточить, напоминая о страшном недалёком прошлом. И вся ненависть и вся жалость раздражали девушку, заставляя почувствовать себя ничтожеством.

– Понимаете, вполне могло быть, что вы с мистером Ирвингом не являлись друг друга родственными душами, – эти слова подобно молнии среди ясного неба ударили по леди. Настолько неожиданно были сказаны эти слова.

Довод, который в голове Лесли прозвучал как заявление, ошарашило сознание бедной девушки. Эти слова так легко вырвались из уст директора, что казалось тот обдумовал их не один десяток лет.

– Что вы имеете в виду? – взбесилась Лесли, уже понимая, к чему тот клонит. Наплевав на манеры, она мерила профессора гневным взглядом. Ализон даже поёжился.

– Кажется вы и так меня поняли, мисс Маврина, – Для Лесли даже довод о том, что она могла не являться Фреду родственной душой казался более чем абсурдным. Гнев бушевал в груди юной леди. Девушка знала, что злиться ей нельзя. После выплеснутого наружу гнева девушка обычно рыдала навзрыд. Она сильно реагировала на происходящее вокруг неё. К сожалению, характер поменять невозможно даже самым сильным заклятием. Фред часто напомнил ей об этом во время неловких ситуаций. В ситуациях, когда Лесли начинала кипеть, Фред моментально реагировал. Он шмыгал носом и интенсивно тёр его, привлекая внимания девушки. Когда внимание было привлечено, Ирвинг одним лишь взглядом мог всё ей объяснить, и тогда щёки девушки рдели от стыда. Лесли после этого приходила в себя. Но и благодаря Маврине, Фред смог сделать много великих свершений. Они положительно влияли друг на друга.

– Вы заблуждаетесь, профессор, – чётко проговорила Лесли, ощущая появление слёз на глазах. Ей и в голову такое прийти не могло. Ирвинг был Мечом Лесли, а Маврина являлась для него Щитом – считала девушка. Щитом, который не смог защитить своего возлюбленного, находясь в такой близости для того, чтобы чары смогли настигнуть Меча.

Надеялся ли всем сердцем Фред, что в самый последний момент Лесли сможет его спасти от острых клыков оборотня? Успела ли умереть надежда скорее, чем он сам?..

Луна за окном всё наступала. Небесную гладь украсили яркие точки, называющиеся звёздами. Она ещё начинала наступать после обеда, но своей полной яркости она достигла лишь после полудня. Ближе к ночи.

Убывающая луна, которая так притягивала Лесли, становилась всё ярче и ярче с каждой минутой, проведённой в кабинете. Она всегда восхищалась луной, пока однажды под ней не потеряла любимого. Пока девушка не потеряла частичку своей души. Теперь луна ей напоминала об ужасах, пережитых ей лично.

– Я старый волшебник, потому могу и ошибаться, – проговорил монотонно Ализон. Профессор решил как следует обдумать следующие свои слова, осозновая бойкий нрав подростка. – Всё таки, подумайте об этом на досуге. Это очень важно, мисс Маврина, – Юная леди, рассматривая луну, и не заметила, как подошёл к концу их разговор. – Многие Мечи, находившиеся в смертельной опасности вместе со своими Щитами, могли всегда спастись с помощью Щита. На Щита в таком случае никакие чары не могли действовать, – Тяжёлый ком застрял в горле. Он тяжёлым грузом тянул душу вниз. В самую глубь, чтобы поглатить её в чертогах тьмы. – К тому же, после смерти Щита или же Меча, другая родственная душа разрывалась от сильной боли на части и не могла сосуществовать без своего возлюбленного или же возлюбленной, – пытался мягко объяснить директор, чтобы девушка действительно всё поняла. – Потому я и прошу вас об этом задуматься, – закончил директор Аластер.

– Это, конечно, только ваши доводы, но всё же… – голос Лесли дрожал, а перед глазами уже было нечётко. Проморгавшись, она выпустила нарушу горячую каплю слезы, наполненную печалью. – Я считаю, что вы ошибаетесь, – договорила неуверенно леди, потому что уже и сама начинала сомневаться.

А что, если она и не являлась Щитом Фреду Ирвингу? А что, если она, погубив Фреда, погубила ещё и его настоящего Щита? Получается, Лесли убила сразу двоих. Сердце Маврины рвалось наружу. Было слишком много «если». Раньше это слово нравилось леди. Она считала, что после этого слова обязательно идёт описание мечты, а от мечты и вовсе цель, которую неумолимо захочется достичь. Но сейчас всё было иначе. Она возненавидела этого слово.

Лесли выбежала из кабинета директора так быстро, что чуть не посчитала ступеньки на лестнице собственной черепушкой.

Нет, не могло же случится так, что она не смогла спасти жизнь Фреда, потому что не была его Щитом. Не могло же быть такого, чтобы Лесли не умирала от боли и терзаний лишь потому, что не была родственной душой Фреду. Мысли Маврины кипели, как горящий котёл с зельем, которое она же сама и перемудрила, положив вместо беозара порошок шукама.

– Чего ревёшь? Опять кого-то убила?! – смеялась в спину Стейси Пиффавос, когда вытирая слёзы, Лесли бежала по коридору в гостиную факультета Статных. Она бежала туда, где её хотя бы не трогали. Войдя в неё, она еле смогла сдержать себя, чтобы не упасть на колени и не зареветь ещё сильнее, крича во всю глотку : «Прости! Прости меня, Фредди! Я виновата! Я не спасла тебя! Прости меня!».

– Лесли? – удивилась Мейси Клиффорд, увидев Маврину в таком ужасном состоянии. – Над тобой снова издевались? – заботливо поинтересовалась добродушная леди. Для Лесли это было действительно что-то наподобие издевательства. Издевательства над своей же собственной душой. Проклятые слова не выходили из мыслей Лесли, поэтому она побежала вверх, спотыкаясь на каждой ступеньке.

Поднявшись вверх, она повернула направо, в спальню девушек своего факультета. Резвыми шагами проходя мимо чужих комнат, она стирала, не прекращающие литься, слёзы. Дойдя до комнаты в самом конце, она вошла в неё и тут же упала на кровать, даже не возмущаясь на тему того, кот Марты снова забрался на её кровать и оставил кучу шерсти. Она была слишком уставшей. Почувствовав это, Марта сама убрала от неё подальше своего Армароса и продолжила доделывать домашнее задание под всхлипы Маврины.

Погиб Фред Ирвинг. Погибла ни в чём неповинная душа лишь потому, что пыталась спасти другую душу в обмен на свою. Фред Ирвинг больше никогда не сможет вздохнуть свежим воздухом; поругаться с Лесли, а потом вдруг быстро помириться; прогуляться, осязая холод; почувствовать себя счастливым или угрюмым. Он никогда больше не будет жить.

Лесли Маврина накручивала себя, думая, что не достойна жизни. Но на самом деле она была не достойна смерти. Волшебница накручивала себя, вспоминая об умирающих от горя родителях Ирвинга. Им то было куда хуже, чем Лесли. Она всецело это понимала.

Школа потеряла способного ученика, который в будущем стал бы превосходным волшебником. Его родители потеряли единственного сына. И возможно, что настоящий Щит Фреда потерял родственную душу, которую даже не смог ни разу увидеть. Скорее всего, Щит бы уже погиб от горя.

«Лучше бы тогда умерла я» – такие мысли крутились в голове Лесли с той самой кровавой ночи, но никогда так часто и существенно не звучали, как сейчас. Ей было жаль, что время невозможно было повернуть вспять.

Вдоволь наплакавшись, Лесли встала с кровати и обнаружила, что её соседки давно спали и видели по сороковому сну. В комнате наступила тьма и оглушительная тишина, разрушаемая лишь мурчаньем кота. Была полночь, когда девушка вышла из спальни, чтобы спуститься вниз. Прихватив с собой волшебную палочку, которую учителя приучали носить всегда с собой, Лесли отправилась вниз по лестнице, надеясь никого не застать в общей гостиной. Так и получилось. Все давно ринулись спать, ведь завтра предстоял очередной будничный день в школе Абнер де Гард.

В гостиной давно погас свет. Но лишь Лесли вступила с последней ступеньки на пол, в гостиной появился свет. Камин моментально загорелся, издавая звук треска дров, словно только что её кто-то зажёг.

– Кто здесь? – чей-то голос привлёк внимание девушки. Леди и сама испугалась, а после страшного случая в Хэйвуде, теперь девушка сразу после испуга доставала свою палочку. Опухшими глазами она смогла разглядеть силуэт девушки на диване. Кто-то оказывается ещё не спал в такое позднее время суток.

– Лесли?

– Лаванда? – вопросом на вопрос ответила Лесли. – Уже поздно. Что ты здесь делаешь? – указывая концом палочки на Лаванду, произнесла она.

– Во-первых, опусти палочку, – Вздохнула полной грудью девушка. – А вот что делаешь ты? – уже укоризненно спросила Мерседес.

– В начале ты, – потребовала Маврина, чтобы тщательно обдумать и решить, говорить ей правду или же соврать.

– Я… Меня прогнали из спальни, – горько призналась Лаванда, и на щеках блеснули слёзы.

– Кто? Соседки? Лаванда, они не имели права! – взбесилась девушка. Лесли уже начинала чувствовать некую связь между ней и приставучей Лавандой, которая раздражала её уже намного меньше, чем раньше. Раньше бы Лесли отмахнулась от неё, подумав, что она этого заслуживает, но не сейчас.

– Я знаю, но выигрывает большинство, а не меньшинство. Они просто вытолкали меня и всё, – Лаванда была вынуждена признать эту горькую правду. Лесли жалела её.

– Ты можешь поспать пока что в моей спальне. Комната номер 257.  В самом конце коридора. Дверь открыта.

– А ты?

– Мне сегодня кровать не понадобится. Я пойду… Схожу кое-куда.

– Но… Но… Уже запретный час. Выходить нельзя, Лесли! – встрепенулась Лаванда то ли из заботы к подруге, то ли из своего занудства. Но Маврина ей ничего не ответила, а лишь молча вышла из гостиной, оставив леди без ответа.

– Ну, неужто не будет ответов на мои вопросы в библиотеке!

Ей хотелось узнать многое. Например, может ли быть такое, что Щит не смог защитить Меча, что у Щита нет своего Меча или, наоборот, их несколько? Эти вопросы мучили и страшили. Она боялась узнать ответ, но заснуть этой ночью даже без догадки леди не могла.

Куча вопросов навалилось на голову девушки, но для того, чтобы узнать на них ответы нужно было сначала преодолеть вахту сторожа ночи – мистера Хагиса. Уилберт Хагис был добрым магом, но не тогда, когда кто-то нарушает закон запретного времени в школе.

Мистер Хагис не спал. Он никогда не спал ночью. Ещё в младеньчестве его прокляла зловредная колдунья. С тех пор Уилберта мучал недуг.

Не будь он тогда ещё слишком мал, возможно можно было бы его излечить, но с тех пор бедному Уилберту приходилось не спать ночью, высыпаясь лишь днём. С этим ничего невозможно было поделать. Он расхаживал взад-вперёд по коридору, думая о чём-то своём. Возможно, в мыслях он строил замки, в которых он бы мог совершенно спокойно спать по ночам, ведь всю жизнь этот недуг мучил мистера Хагиса. Он не мог, как обычные дети, поиграть со своими сверстниками под палящим солнцем. Он не мог встать с утра под Рождество и удивиться подаркам, которых не было только ещё перед сном. Но что хуже всего – Уилберт никогда не видел солнца и всех прекрас дня.

Тем временем, Лесли догадалась использовать заклятие незаметности, которое когда-то использовал сам Фред, спасая девушку. Она стала практически прозрачной, наподобие призрака. Девушка тихо шагала в сторону библиотеки, проходя мимо сторожа. И если бы не этот треклятый пол, который был построен ещё со времён Минелиум и Муилениум, и скрепел пуще, чем спина старушки Лукинды Худд…

Когда пол скрипнул, то Лесли в страхе замерла. Она невольно вспомнила моменты, когда они тайком с Фредом встречали рассвет на крыше школы, а для этого им приходилось как-то миновать сторожа. Мистер Хагис встрепенулся. Он знал, что есть много заклятий, с помощью которых можно было бы стать незаметным и пройти мимо сторожа, ведь он всегда хотел стать волшебником, но проклятие лишило его волшебного дара. Уилберт не мог стать волшебником уже никогда.

Потеряв волшебный дар, он получил лишь недуг, но Уилберт не сдавался. Маленьким мальчиком он усердно изучал заклинания по книжкам его братьев и сестёр, но не по своим, ведь они были ему ни к чему. Он не учился в школе, как все дети. Не жил, как все остальные.

– Кто здесь?! – Лесли всё стояла, боясь пошевелиться. Тем временем, сторож начал размахивать руками, чтобы поймать нарушителя тишины ночи. Тогда он тоже начал расхаживать, после чего и из-за него начал скрипеть пол. Мистер Хагис уже почти дотронулся до Маврины, когда она додумалась, что за своими скрипами он не заметит чужих. Она голопом побежала вперёд.

– Aperta, – шёпотом открыла дверь в библиотеку Лесли, и она увидела как комната озарилась светом холодной луны.

Расскрыв две стенки в две стороны, она открыла храм знаний, которые копились многими веками для того, чтобы их уноследовало новое поколение и продолжило дело потомков – усовершенствование знаний предков.

Лесли встала в центре маленького зала. Напротив неё было панарамное окно, через которое проникал луч луны, освещая ноги Лесли, стоящей на синем ковре, который был украшен, непонятными новому поколению, узорами.