Текст книги "Невероятная жизнь малышки Зурбаге"

Автор книги: ЛиЛу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Пожалуй, начну историю с моей мамы. Она у меня коренная Москвичка в третьем поколении. Всю свою жизнь прожила на Кутузовском проспекте в доме, в котором жил Брежнев и она утверждала, что много раз его видела. Я ей, конечно, верю, но она у меня та ещё фантазёрка! Мама человек особенный, и, к сожалению, не только для меня, но и для всех. У нее задержка умственного развития, которую всегда принимали за инфантилизм и рассеянность. Диагноз ей поставили уже в пожилом возрасте под моим большим давлением. Она счастливый человек, вопреки всему. Оставшись без родителей довольно-таки поздно, и в сорок пять лет она осиротела. В этот момент как коршуны на неё налетели родственники со всех уголков России, чтобы якобы помочь по хозяйству. Они выгнали домработницу Нину, которая с незапамятных времён работала на моих бабушку и дедушку, и которая нянчила мою маму с рождения. За год такой помощи из дома вынесли почти всё, что бабушка с дедушкой и ещё многие поколения моей семьи собирали. Ценные книги, иконы, мебель. Коллекции посуды, кукол и одежды. У бабушки были винтажные платья Диор и Шанель, который чудом не оказался на барахолке.

Спустя год, когда родственники совсем ошалели и перестали пускать маму в квартиру, за дело взялись соседи, а точнее Катерина Матвеевна, которая, кстати, успела даже меня понянчить, хотя во времена маминой молодости уже была очень пожилая. Катерина Матвеевна имея связи в высших эшелонах МВД очень быстро вытравила родственников. Она разыскала Нину и смогла вернуть её. Нина наконец-то смогла начать учить маму взрослой жизни, при живых родителях ей не позволялось напрягать девочку лишними знаниями. Теперь же она научила маму готовить, убирать, ходить по магазинам и оплачивать счета. Ухаживать за собой. Забегая вперёд, скажу, что я помню Нину как второго родного человека на земле, после мамы. Она умерла, когда мне было около трёх лет. Но она навсегда останется для меня бабушкой Ни. К сожалению, я так и не смогла узнать откуда взялась Ни и почему у неё не было родственников и семьи, кроме мамы.

Мама с Ни жили душа в душу. Они часто ездили отдыхать в Крым, в местечко под названием Балаклава, что под Севастополем. Часто бывали в ГУМе. Мама не знала, сколько денег ей оставили, но экономить им не приходилось. Нина отправила маму учиться в кулинарное ПТУ, где у неё открылся дар к готовке. Они часто приглашали всех соседей на свою огромную кухню, посреди которой стоял большой овальный стол, застеленный белоснежной скатертью. Мама помнит всё в подробностях. Её мозг работает очень странно. Она может несколько часов описывать свою жизнь с Ни, или истории из ПТУ, но не может вспомнить свой возраст. Я по крупицам собирала историю своей семьи.

В какой-то момент мама захотела работать. Катерина Матвеевна помогла и тут. Она устроила её в столовую РУДН. Мама рассказывала, что у студентов и даже преподавателей была примета, что если они попадали в её смену, то зачёты и экзамены сдавались на отлично, а премии выписывались только успевай собирать бумагу. У неё сохранилась фотография, где в центре стояла она в переднике и с половником, а вокруг бесконечное множество иностранных и русских студентов и преподавателей. Два раза в неделю мама уходила на работу, но вместо зарплаты, она приносила какие-то удивительные фрукты и консервы. Банки и бутылки с пугающими жидкостями и много разных бус и украшений. Деньги она очень быстро раздавала студентам, которые смекнув, что добрая повариха легко с ними расстаётся, начали часто этим пользоваться. Ни пыталась бороться, но безуспешно. Денег хватало, а мама была счастлива, как маленькая девочка, что у неё появилось так много друзей. В какой-то момент она начала приглашать студентов в гости. Она, наверное, понимала, что старше всех, но из-за того, что они общались с ней наравне, она впала в юность. Судя по старым фотографиям, особо выделяла она студентов из Африки. Они приезжали целыми толпами. Жили неделями, приходили и уходили, когда им заблагорассудится. Однажды что-то случилось, и студентам под страхом отчисления запретили приезжать к маме в гости, а её саму с позором уволили. Ни не понимала, в чём дело, пока не заметила, что у мамы прекратились месячные. Всем стало ясно, что она беременна. Маме было пятьдесят лет, и она не признавалась, кто отец. Влиятельность Катерины Матвеевны и настойчивость Ни оградили маму от аборта, на котором настаивали врачи. Первым же делом, узнав о маминой беременности Катерина Матвеевна завела всех к себе в кабинет и усадив Ни рядом с собой, дала ей телефонную книжку. Она говорила имя и фамилию абонента, ни искала в книжке, набирала и передавала трубку старушке, та иногда долго, иногда кратко, но всегда строго по делу с кем-то разговаривала. После разговора она надиктовывала Ни или адрес, или сумму и не объясняя называла нового абонента. После нескольких часов телефонии все троя вышли из кабинета уставшие, но довольные. Катерина Матвеевна подняла все свои связи. Во-первых, она позвонила главному врачу хорошего, но далёкого подмосковного роддома, в котором тайно рожали детей любовницы, а иногда и дочки высокопоставленных чиновников и богатых людей, которые не хотели огласки. Остальные звонки были сделаны директорам магазинов и универсамов. Покупка детских вещей, мебели, коляски и всего остального, в конце восьмидесятых была практически невозможна, но не для Катерины Матвеевны. Она смогла где-то найти несколько десятков коробок с американской детской смесью и подгузниками, что было вообще за гранью мечтаний любой Советской мамы.

Что маме запомнилась в роддоме. Если вы не знали, то обычно, чернокожие детки рождаются светлыми, и их трудно отличить от белых. Да и при желтушке младенцы часто быстро темнеют под лампами. Так что, понять, что ребенок чернокожий, мог только тот, кто часто видел чернокожих младенцев. Роды маме дались очень тяжело, и она на несколько дней попала в реанимацию. Но, когда она попала в обычную палата, ребёнка ей так и не принесли. Мама очень испугалась и потребовала, что бы позвонили Ни. Нина приехала и с ходу, раздавая указания всем: от врачей, случайно попавшихся ей на пути, до санитарок, устроила такой шум, что в итоге к ним в палату пришла целая делегация. Мама очень боялась, что младенец умер. Главврач долго молчал, а потом велел принести ребёнка. В полной тишине медсестра распеленала младенца. Мама не могла понять, в чём же дело. Она помнила свои ощущения. Две руки, тело, голова. Две ноги, на каждой по пять пальцев. Молчание прервал главврач, он с прискорбием сообщил, что у ребёнка неизвестная ими болезнь. Вначале они приняли это за желтушку, но с каждым днём под лампой младенец всё сильнее темнел. К концу третьего дня, находясь под лампой постоянно, врачи испугались и отправили кровь на анализы, все были уверены, что дело в билирубине. Но анализы говорили об отменном здоровье и понять никто ничего не мог. Маме первым делом предложили написать отказную, но она всё ещё не понимала, почему они переживают.

«Она НЕГР!» Громко рявкнула Ни, и подойдя к столу запеленала меня обратно. В этот же вечер мама вышла из больницы с младенцем на руках.

Первые проблемы начались в паспортном столе. Маме не выдавали свидетельство о рождении. Паспортистка Зульфия Карповна, отказывалась писать имя, которое ей говорила мама. Она считала, что советский ребёнок должен носить красивое советское имя. Зоя или Зина, но никак не Зурбаге. Нина в детстве часто читала маме истории о прекрасном, но таком далёком приморском городе Зурбагане, что мама еще в детстве придумала это имя для ребёнка. Паспортистка сдалась, и я официально стала Зурбаге Ивановна. Отчество мне дали в честь дедушки.

Так мы и жили втроём. Я мама и Ни. Ни была очень запасливая женщина. Одна наша комната была обустроена под склад. Там, на длинных стеллажах, занимавших все стены, висела одежда на все случаи жизни. Консервы, гигиенические принадлежности и многое другое, не доступное простому советскому гражданину. Скажу сразу, её запасливость спасла нам жизнь. Она обустроила на одном из балконов холодильную установку и там хранила скоропортящиеся продукты. Я до сих пор в шоке от одной мысли, что на Кутузовском проспекте, в одном из элитнейших домов Москвы, на балконе был оборудован самый обычный сарай.

Когда мне было три года, рухнул Советский союз, а вместе с ним и Советский банк. До сих пор мама не знает, сколько на самом деле родители оставили ей денег, но до последнего она могла снимать огромные суммы на покупку машины, или на ремонт квартиры. Но, как и миллионы других владельцев сберкнижки мама потеряла всё. В одну секунду она осталась без средств. Немного им удалось обменять на новые рубли, но этого едва бы хватило на год проживания. Нужно что-то делать. Ни была уже стара, ухаживать за мной она не могла, и поэтому они решили отдать меня в детский сади. Мама нашла работу в одном из старых ресторанов на Арбате, и они опять начали новую жизнь.

Когда в Москве случился путч в августе девяноста первого года мама была на работе, а мы со старушкой Ни дома. Мама бросила кухню и поспешила к нам. К тому моменту мама успела дорасти до шеф-повара третьесортного ресторана. Но она очень гордилась своей работой. Помимо зарплаты, которая практически вся уходила на оплату счетов и лекарств для Ни, мама приносила из ресторана еду. Так что мы не бедствовали. Одежда в огромном количестве была закуплена ещё во времена Союза. Первую пару обуви мне купили в конце младших классов. Услышав крики и шум на улице Ни ужасно испугалась. Она позвонила в ресторан, но там ей сказали, что мама ушла. Ни оделась сама, одела меня, и мы спустились во двор ждать маму. Мы сели на лавочку и смотрели, как мимо нас идут миллионы людей. Ни было всё равно, что происходит, а я хорошо помню эту картину. Фотографией она запечатлелась в моей памяти. Мама вернулась не одна, под мышки её несли двое мужчин. Они прошли мимо нас и направились к подъезду. Как вспоминала мама, она пришла в себя только когда услышала мой истошный вопль. Испугавшись, мужчины уронили её и убежали. Мы с Ни подлетели к маме и ужаснулись. Она была не в себе. Потом она рассказала, что на выходе из ресторана к ней подошёл парень, который там работал, и знал где она живет, любезно предложил её проводить. Транспорта не было, Кутузовский проспект превратился в пешеходную зону. Было страшно и мама согласилась. Этот парень был уверен, что она очень богатая и конечно, хотел её ограбить. Мама вспомнила странное ощущение укола в плечо и больше она ничего не помнила. Ни не могла её поднять. Вокруг проходили тысячи людей, которые кричали какие-то лозунги, но никто не обращал на нас внимания. Нина была уверенна, что мама умрет и от бессилья просто села рядом и начала кричать. К нам подошёл молодой парень, который что-то пытался спросить, но Ни уже так долго кричала, что сама не понимала, что происходит. Парень ударил её по щеке и только тогда Нина пришла в себя. Вдвоём они подняли маму и понесли в дом. Парень оказался внуком Катерины Матвеевны, которая на тот момент уже умерла. Он сбегал домой и принёс какие-то лекарства. Спустя пару дней маме стало легче. Мама по старой привычке, пошла за помощью в квартиру к соседке, хотя знала, что её нет. Дверь открыл тот самый парень, который её спас. В силу своей болезни, она очень доверяла людям, и могла попросить помощи у любого. Она просто спросила, можно ли ей продать квартиру и нет ли у него знакомых. Всю жизнь этот парень прожил в Англии и даже не думал переезжать на историческую родину. Но Союз распался, и он решил, что теперь можно возвращаться. По образованию он был врачом. И приехав, не без помощи своей бабушки, он открыл в Москве клинику. К тому моменту, когда мама к нему обратилась у него была уже сеть клиник. И к нашему везению, он планировал купить квартиру побольше, но уезжать из этого дома ему не хотелось. Поэтому он с удовольствием купил нашу квартиру. Удивительно, но он не обманул маму, хотя было очевидно, что сделать это было бы очень просто. Но Английское воспитание не позволило ему нажиться на больном человеке. Спустя пару месяцев мы уехали из Москвы в город Владимир. Там мама купила трехкомнатную квартиру и три двухкомнатные в Москве. Он помог разобраться с документами, посоветовал ей сдавать купленные квартиры в Москве, и на эти деньги жить во Владимире.

Во Владимир мы переехали втроём на огромной фуре. Ни настояла на том, что всю складскую комнату нужно вывезти целиком. Новая квартира была намного меньше старой. Раньше, на кухне, я могла кататься на велосипеде, особо не переживая, что задену что-нибудь. А теперь мне казалось, что мы живём в крошечной норе. Комната Ни была самой маленькой. Там помешалась односпальная кровать, шкаф пенал и тумбочка. За годы Ни так и не обзавелась никакими личными вещами. Наша с мамой комната была значительно больше, но всё равно она казалась мне кладовкой. Я помню, что мне очень не понравилось на новом месте. Дома были маленькие, дороги однополосные и практически не было людей. Но самое неприятное было то, что в Москве к моему цвету кожи относились более-менее спокойно, но тут, в первую же неделю, наверное, весь город успел побывать у нас во дворе. Я не понимала, почему взрослые смотрят на меня, а дети ходят за мной по пятам. На лестничной клетке было три квартиры. Наша трёхкомнатная, однокомнатная, где жили пожилая пара тётя Света и дядя Степан. У них, как это принято сейчас называть, был семейный бизнес. Она была швеёй, а он сапожником. Целыми днями к ним кто-то стучался в дверь и в подъезде приятно пахло гуталином. В двухкомнатной квартире жила семья с двумя мальчиками близнецами, из-за этой семьи я и не люблю этот город, поэтому что они, как будто бы, целью своего существования сделали издевательства над нами. Они с первого дня нас возненавидели. Главной семьи была Анастасия Сергеевна, так она нам представилась. Это была девушка не старше двадцати пяти лет, но такой огромной комплекции, что ребенком, я была уверена, в том, что она мамина ровесница. Её муж Витя, длинный, под два метра доходяга, был в самой своей толстой части тела, размером с запястье своей жены. И сыновья Коля и Толя. К сожалению, мне пришлось с ними ходить в сад и школу.

Ни была уже очень слаба. Она полностью потеряла контроль над своим телом, но разум ее был ясный. Каждый день она заставляла меня сидеть рядом с ней и заучивать фразу «Всё в Севастополе». Я понятия не имела, что это значит, но из-за того, что эта фраза постоянно крутилась у меня в голове, я её и не забыла. Нина умерла спустя полгода, после нашего переезда. За это время она успела подружиться с тётей Светой. Когда мама сказала ей, что Ни больше нет. Тётя Света показала маме пухлый конверт с наличными, которые Нина накопила на свои похороны. После этого тётя Света взялась за решение всех организационных вопросов. Маме нужно было только выбрать костюм для Нины. Поминки устроили в нашей комнате. На них пришли все соседи. Больше из любопытства, чем из-за желания проститься. Анастасия как сурок совала свой нос во все щели и замочные скважины. Хорошо, что Ни приучила маму закрывать складскую комнату и никому не рассказывать, что там. Анастасия вся извелась в тот день, пытаясь проникнуть туда. Когда всё закончилось, и соседи разошлись, мама села в комнате Ни и заплакала. Она была для нас всем. Почти год мы с мамой прожили, как затворницы изредка выходя на улицу за продуктами. Только стабильно, раз в месяц, мы ездили в Москву за арендной платой.

Глава 2.

В какой-то момент мама взяла себя в руки. Она отдала меня в детский сад, а сама устроилась поваром в ресторан недалеко от дома. Я ходила в одну группу с Колей и Толей, и не будут вдаваться в подробности, но каждый день эти маленькие звери устраивали мне ад на земле, а воспитатели, боясь связываться с их мамочкой, закрывали на это глаза. Травлю останавливали только тогда, когда они начинали меня бить. Мама видела синяки и ссадины, но, к сожалению, ничего не предпринимала, и воспитатели, поняв это, полностью пустили эту ситуацию на самотёк. Я маленькая пятилетняя, единственная чернокожая девочка на весь город, ежедневно подвергалась унижениям и всему миру было на это плевать. Это было на столько страшно, что мой мозг, каким-то образом стёр отдельные моменты и зафиксировал только факт травли. Я под дулом пистолета не расскажут, как именно они надо мной издевались. Всё детство полностью стёрлось из памяти.

Каждый день мне приходилось до одиннадцати вечера сидеть в ресторане, в котором работала мама. Директор ресторана очень любил, когда я приходила. Сейчас я понимаю, что меня там, как цинкового зверька держали у самого большого окна. У меня был отдельный столики с игрушками, фломастерами и другими детскими развлечениями. Люди ели и смотрели как темнокожая крошка развлекается. Настоящий человеческий зоопарк. Домой мама или какой-нибудь доброволец относили меня спящую на руках. За эти долго наблюдала тётя Света и однажды она предложила маме оставлять меня с ними, хотя до этого никакого интереса ко мне они не проявляли. Став старше, я интересовалась, для чего же они за мной смотрели, если денег мама им не платила. Со временем тётя Света возненавидела детей, потому что своих у них не было и единственные дети, за которыми она наблюдала всю свою жизнь это вначале Анастасия, а потом её дети. Как говорится, от осинки не рождаются апельсинки. Анастасия была очень злым ребёнком, который превратился в не менее злого взрослого, и её дети пошли по её стопам. До появления близнецов, они выкладывали готовую обувь у двери своей квартиры и люди просто её забирали, а после того, как мальчишки подросли, то они начали воровать обувь. Родители их поддерживали в этом, утверждая, что обувь воняет на весь подъезд. Но это естественно было ложью. С тех пор обувь складировалась в коридоре и так, крошечной квартиры. Ну и звонков стало в два раза больше, а это очень отвлекало, потому что тётя Света и дядя Стёпа были людьми в возрасте, и отдохнуть, под постоянную трель звонка, им не удавалось. Вот она и присматривалась ко мне. С одной стороны, ей было жаль меня, но она боялась, что я буду им очень мешать.

Когда об этом узнал директор ресторана, он даже хотел припугнуть маму увольнением, если она перестанет меня приводить, но мама, на удивление была категорична. В итоге договорились на том, что обедаю я в ресторане, а после обеда меня отводили к соседке. Мама собирала большой пакет еды для тёти и дяди, и мы шли к ним. Вначале они просто включали мне мультики, но потом тётя Света решила дать мне поиграть с обрезками ткани и нитками. Сшила наспех платьишки для Барби, а дядя Стёпа ботиночки. Вот так я опять обрела подобие семьи. Ближе к школе, я уже научилась шить. Тётя Света меня не жалела, как подмастерья. Все пальчики были исколоты иглами, но я ей очень благодарна. Ведь до конца первого класса она меня не подпускала к швейной машинке. И даже сейчас голыми руками я могу сшить любое изделие, так хорошо, что никто не отличит от машинной строчки. Мне это очень помогло в будущем. Ведь, когда все в первый класс шли в модных юбках и блузках. В туфельках на каблуках и рюкзаками с героями диснеевских мультиков. Я была одета как Советская первоклашка. В шерстяном платье и накрахмаленном переднике. В гольфах и кожаных босоножках. И вместо модного рюкзака, на плечах у меня висел старомодный кожаный ранец. С первого класса я терпела насмешки одноклассников и детей постарше. Да что уж там, редкий учитель не сворачивал шею в надежде рассмотреть меня. На линейку пришли трое. Мама тётя Света и дядя Степа. Мама по своей наивности считала, что я красивее всех. А тётя Света увидела, как на меня смотрят и смеются, и с того дня мы с ней занимались только тем, что перешивали мои вещи. Денег, на удивление, у нас не водилось. Как и в Москве, все поняли, что мама – это всегда открытый кошелёк. Кто только не брал у неё денег. Даже противная соседка и та, частенько захаживал к нам взять в долг. Естественно, что долги никто нам не отдавал.

Мама очень часто меняла мужчин. Но на долго никто не задерживался. Кто-то был добрый, кто-то злой. Бывало, что маму били, бывало, что и мне попадало. Часто на утро мы недосчитывались телевизора или видеомагнитофона. Но мама проблемы не видела. Сразу после Москвы она покупала всё, что было нужно и оплачивала счета за квартиру. А одежды и еды всегда было много. Казалось бы, что ещё нужно. Но, когда у моих одноклассников появлялись красивые тетради и дневники я писала в старых синих советских тетрадках с косой линейкой. Когда они приносили пеналы, забитые разноцветными ручками, фломастерами и карандашами, я исписывала блеклые цветные карандаши и гуашь. Тётя как могла помогала мне с одеждой, но всё остальное было, как она думала не важно. А для моих одноклассников это был очередной повод поиздеваться надо мной. Училась я средне, боясь выделиться и тут. Наверное, я могла стать круглой отличницей, но тогда точно живой эту школу не окончила. Поэтому я старалась не отличался от остальных. Так и проходили мои будни, пока в третьем классе ко мне не подошёл старшеклассник Антон. Он учился, по-моему, в восьмом классе и был самым крутым в школе. Ах да, ещё мама мечтала, что бы я научилась красивой танцевать, и меня отдали в единственный школьный танцевальный кружок. Кружок русского народного танца. Можете представить, как ярко я смотрелась среди других девочек. Разговоров о том, чтобы брать меня на выступления не было. И это был очередной удар, когда в зале я танцевала лучше всех, а в актовом зале аплодировали другим. Мама не понимала, почему я не хотела ходить и заставляла меня. Ох, как же мне было больно и обидно. Но именно это помогло мне в жизни. Антон в то время был капитаном брейк-данс командой VladimirCrew. Их команда занимала призовые места в соревнованиях областного масштаба, но не могла прорваться на более крупный уровень, потому что им не хватало изюминки, а единственную черную девочку во всём городе глупо было не брать в команду. И так я стала танцевать не лебёдушку, а нижний и верхний брейк. Это было очень круто. За несколько месяцев я смогла научиться почти что всем движениям. С горя пополам я уговорила тётю сшить мне несколько костюмов для выступлений. Огромные джинсовые брюки, топики и дядины перешитые рубашки производили фурор среди поклонников, а высокий, почти профессиональный уровень мастерства, распугивал всех наших соперников. Но как только в моей жизни происходило что-то хорошее, реальность сразу мне пинка под зад. В нашей жизни случился Витька. Соседка выгнала своего противного мужа из дома и к моему ужасу, отказалось что у мамы с ним был роман, и он переехал жить к нам. Мама по уши в него влюбилась, хоть и была почти на тридцать лет старше.

Витёк целый день валялся на диване и смотрел телевизор. Он как будто бы сросся с ним, и в какой-то момент я перестала его замечать. Я была по уши погружена в танцы. Мы перестали ездить с мамой в Москву. Теперь её сопровождал Витёк на своей новой машине, которую незамедлительно, по первой же просьбе, ему купила мама. Я уже начала привыкать к этой жизни, пока однажды не обнаружила на диване вместо Витька, его сыновей. При взгляде на них меня обуял животный страх. Я захотела убежать, но какое-то неизведанное чувство заставило подойти к ним вплотную, и загородив телевизор я грубо спросила их, какого чёрта они делают у меня в квартире. Они ничуть не испугались меня, более того один из них слегка повернул голову в сторону и смачно плюнул мне под ноги прямо на ковёр. В эту секунду я потеряла голову. С диким криком я кинулась на него и вцепилась ногтями ему в лицо. Драка была быстрая и не в мою пользу. Всю свою жизнь, с детского сада я мечтала об этом, но в своих мечтах, в этой битве я всегда оставалась победителем, а тогда, лежа в углу комнаты и морщась от боли в животе и груди, я понимала, что всё может закончиться плохо. Они оба вскочили на ноги, и повалив меня на пол начали бешено пинать ногами. Кое как закрыв лицо руками, я получала удар за ударом по всему телу. На счастье в замке щёлкнул ключ. Мама моментально подлетела ко мне и с огромным усилием смогла оттащить их. Витёк стоял в дверях и улыбался. Близнецы моментально, убежали к себе в квартиру. К моему сожалению, эта история ничем не закончилась. Как только они зашли к себе, в эту же секунду их мать с дикими криками залетела к нам и начала требовать компенсации за вред, нанесённый её сыну, но увидев меня в луже крови, она только хмыкнула и сказала, что так уж и быть, она не будет писать заявление. Мама пошла к тёте Свете, та, увидев меня, чуть не упала в обморок. Она побежала за аптечкой и, пока обрабатывала мне раны, мама с Витьком ушли в комнату. Приведя меня в порядок, тётя Света засобиралась в больницу. Выйдя из комнаты, мама очень испуганно озиралась, а Витёк довольно улыбался. Она встала в дверях и сказала, что мы не поедем в больницу, потому что там решат, что мама сама меня избила и меня заберут в детский дом. Тётя Света опешила и пыталась достучаться до мамы, что я могу умереть, если они мне отбили какие-то внутренние органы или переломали кости. Мама с уверенностью сказала тёте Свете, что мальчики еще совсем маленькие и нанести такого вреда мне не смогут. Всё это время я смотрела на маму и не верила, что она настолько глупая. Я понимала, что это Витёк её в этом убедил, но, а как же её материнское сердце. Всё, что я могла тогда произнести, это то, что мне очень больно. Мама опять с улыбкой сказала, что скорее всего я притворяюсь, что бы мальчишек опять наказали и отправили в колонию для несовершеннолетних, а со мной всё в порядке. Тем более Витя, в армии часто работал в санчасти, и он сам может осмотреть и ощупать меня. От этого предложения даже тётя Света вспыхнула гневом, поэтому она аккуратно подхватила меня под руку и с ненавистью смотря на маму, приказала ей отойти от двери. Кое как доковыляв до её квартиры, я упала в обморок. Следующую неделю я жила у тёти Светы. Она вызвала своего знакомого врача и он, осмотрев меня, предположил, что всё в порядке, но без рентгена сложно было утверждать. Тётя поила и кормила меня с ложечки. Она окружила меня заботой, которую я никогда до этого не испытывала. Мама, конечно, каждый день заходила, но с каждым разом, я видела, как она теряет ко мне интерес. Витёк полностью овладел её вниманием, и как мне показалось, он что-то замышлял.

С тех событий прошёл месяц. Я переехала обратно домой, потому что понимала, что там что-то происходит. Мама была очень взволнована, а Витёк слишком довольный, он как кот целыми днями ходил и улыбался. Мне было не по себе от этой обстановки. Всё решилось в один день. Я проснулась рано утром, за долго до восхода солнца, и увидела маму, сидящую в странном белом платье на кухне. Очень удивившись, я спросила её, что происходит. Мама ответила, что Витя сделал ей предложение и они едут жениться в Москву, а сам он сейчас у Анастасии, якобы решает проблемы с документами. Мне было лет одиннадцать, но уже тогда я понимала, что эта семейка решила обмануть маму. Я очень испугалась того, что он по дороге может её обидеть или навредить. Напросившись с в ними в поездку, я нарушила их планы. Витька заёрзал, как уж на сковородке. Он пытался отговорить маму брать меня с собой, но я была настойчива. Перед загсом Витька зачем-то решил заехать в одну из наших квартир. Мы зашли в подъезд, но вместо того, чтобы подняться на нужный этаж, Витёк сказал, что нам нужно зайти в ЖЭК. Он остановил нас у дверей, попросил у мамы паспорт и сказал ей ждать, когда он её позовёт. Я нутром почувствовала, что он хочет что-то сделать с квартирой, но не знала что. Набравшись сил, я его оттолкнула, вырвала из его рук паспорт и зашла первой в помещение. Практически у входа нас ожидала маленькая, очень худая женщина, которая до ужаса была похожа на старуху Шапокляк из мультика, но, когда она заговорила, моему удивлению не было предела, потому что голос её звучал тоже один в один как у старухи Шапокляк.

– " Ну наконец-то вы пришли, мы подготовили все документы и вам нужно только подписать" быстро протараторила она, даже не взглянув в сторону мамы или меня.

Витёк с ужасом вращал глазами, пытаясь что-то показать женщине. Она увидела паспорт в моих руках и потянулась за ним. В эту секунду, я бросилась в первую попавшуюся дверь, заперла её и бросилась к телефону. Набрав 02, я крикнула в трубку, что меня убивают и назвала адрес. В суматохе Витёк хотел сбежать, но я ещё раньше смогла вытащить из его кармана ключи от машины. Когда я вышла из кабинета, старуха и Витёк уже сидели в наручниках и на перебой что-то говорили, обвиняя друг друга, а мама, не понимая, что происходит, стояла рядом с ним и поглаживала его по плечам.

История стара как мир. За квадратные метры в Москве, люди готовы на что угодно. Вот и Анастасия, поняв, что мама не очень здоровый человек, решила её обмануть. Она сама подложила нам Витька и заставляла его обрабатывать маму, чтобы завладеть нашими квартирами. К ужасу, у них почти всё получилось. Не найдя документов на квартиры, они нашли чёрных риелторов и смогли подделать все документы. В двух квартирах никто не был прописан. По фальшивым документам, владельцем квартир уже был Витёк. Мама подписывала все документы, которые он ей подсовывал. Но с третьей квартирой были проблемы, так как именно там была прописана я. Эта бюрократическая загвоздка и спасла нас от обмана. Витьке нужно было, что бы мама выписала меня оттуда и прописала во Владимире. Для этого она нужна была лично. И вот, если бы в это утро я не проснулась, то скорее всего у них бы всё получилось. За время суда, нам приходилось чаще жить в Москве, но несколько раз нам пришлось встретиться с Витькиной женой, и она нам сказала, что мы можем вообще не возвращаться, потому что жизни нам во Владимире не будет. Мы не обратили внимания на эти угрозы, пока в последний раз не приехали во Владимир. Зайдя в квартиру, мы с мамой ужаснулись. Это была не наша квартира, а помойка. Кто-то очень тщательно прошёлся по комнатам, всё, что хоть что-то стоило было украдено, а остальное испорчено. Наша комната с запасами была почти вся разрушена. Когда-то аккуратные стопки и вешалки вещей, коробки и пакеты всё валялось на полу в лужах грязи. Мы побежали к тёте Свете, но нам никто не открыл. Не зная, что делать и куда идти, мы просто спустились во двор и сели на лавочку, рядом с местными старушками. Они-то нам и поведали всю правду. Где-то пару недель назад, в квартиру к тёте Свете и дяде Степе ворвались грабители. Они избили стариков и перевернули всё вверх дном. Тётя Света не выжила и умерла в больнице, а дядя Стёпа до сих пор лежит в реанимации. Милиция никого не нашла. Подозрения сразу легли на близнецов, но их быстро оправдали. На мой вопрос, почему же их не посадили, бабульки испуганно замолчали, потому что мимо нас прошла Анастасия, держа под руку старого рябого и до ужаса уродливого мужчину в милицейской форме. Они посмотрели в нашу сторону и милиционер, мерзко хрюкнув, издал странный звук, напоминающий крик обезьяны, смотря на меня. Соседка Настя расхохоталась и нарочито нежно и в не свойственной для неё заботой в голосе спросила, был ли он когда-нибудь в зоопарке, а если и нет, то не нужно идти, ведь в их доме живёт настоящая горилла и тупая старая корова. Милиционер засмеялся, и они ушли в подъезд. Мы с мамой поднялись в квартиру и прошлись по комнатам, где когда-то было всё наше имущество, а сейчас только коробки и грязные тряпки. Мы перебирали то, что еще можно было взять в руки и тут меня как током ударило. Коробка с надписью Севастополь. Я открыла её, а там лежал большой фотоальбом. Я начала его листать, но вместо фотографий, на каждой странице в файликах лежали наши документы, с маленькими пояснительными записочками, написанные кривым Нининым подчерком. Как же я была ей благодарна. Даже с небес она продолжала о нас заботиться. В этот же день мы навсегда покинули Владимир и переехали обратно в Москву. Мне было всего лишь одиннадцать лет, но на мои плечи резко рухнули все заботы о нас с мамой. Первым делом мы сняли небольшую квартиру в Одинцово. Мама впала в жуткую, затяжную депрессию. Каждый день я насилу поднимала её с кровати и заставляла ехать в Москву. Мы продали одну квартиру и жили на эти деньги. Я начала вести семейный бюджет, мама работать не могла, а я была ещё слишком маленькая для этого. С трудом мы выселили жильцов из двух других квартир. В одной жили приезжие гастарбайтеры. Человек, который снял у нас квартиру втридорога сдавал им койка места. Нам пришлось разбираться с этим делом больше месяца. Квартира превратилась в общежитие. В тот же день, когда удалось разобраться с этим человеком, я поговорила с самым старшим из рабочих, и мы договорились, что они могут там бесплатно жить, но им нужно будет в течение полу года сделать ремонт. Я была юная, но совсем не глупая. Так как всерьёз меня не воспринимал, мне везде приходилось таскать маму с собой. Каждый день подъём с кровати давался ей всё сложнее и сложнее. Она наотрез отказывалась ездить на общественном транспорте. На такси в первую же неделю мы почти разорились. Но господин случай и в этот раз повернулся ко мне лицом. В нашем подъезде жил мужчина, которого я каждый день видела лежащим под своей шестёркой. Однажды я подошла к нему и в лоб спросила, не хочет ли он заработать. Мужчина представился Олегом и ни минуты не раздумывая, согласился. По тем временам я платила ему много. Отдельно оплачивала бензин и давала ему вечером 300 рублей. Ещё, каждый день мы ели за нас счёт в кафе. Деньги разлетались, как бабочки. Каждый день мы ездили в квартиру, брали с собой бригадира и ехали на строительный рынок. Там я торговалась за каждый гвоздик. Набрав товаров, мы грузились в старую машину Олега и ехали обратно в Одинцово. В этом водовороте прошло несколько месяцев. Как только ремонт был готов, а в свободную квартиру заехали новые жильцы, мама слегла. У нее не было сил и желания вставать с кровати. Мне пришлось полностью заняться хозяйством. Про школу вообще никто не вспоминал. Месяц мама лежала. Она очень похудела и почти не шевелилась. Я ездила за арендной платой на квартиру и каждый раз боялась, что меня обманут, но в квартире жила хорошая семья. Шло время, а мама не поправлялась. Она угасала на глазах. Этот стресс её подкосил. Я боялась, что она не выкарабкается. Почти все деньги пришлось потратить на врачей. Каждый новый доктор выписывал целый ворох лекарств на немыслимую сумму, которые ей не помогали. Каждый вечер я плакала и умоляла её подняться. И чудо случилось в мой двенадцатый день рождения. Мама встала и приготовила мне торт.