Текст книги "Я подожду, медвежонок...(СИ)"
Автор книги: Лиэлли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Драко такой хрупкий… Такой маленький и такой нежный. Боюсь иной раз обнять, вдруг сломаю? У него ведь такая тонкая талия. Особенно бережно я стараюсь брать его за руки. Ладошки у него нежные, а запястья такие тонкие и бледные… Кажется, чуть-чуть нажмешь, и они сломаются. Эта хрупкость восхищает и вызывает жгучее желание защитить его во что бы то ни стало. Хочется беречь его, заботиться…
Взять бы его на руки, посадить к себе на колени, целуя чуть бледные губы, проводя кончиками пальцев вдоль почти прозрачной шеи, откидывая за плечи пряди солнечных волос. Но я почему-то не осмеливаюсь сделать этого, хотя Драко со мной неизменно ласков и нежен. Однако никогда я не бываю инициатором ласк. Всегда начинает он. Потрется щекой о мою мантию на груди, как котенок, обнимет за талию, прижмется, поцелует в уголок губ, запустит свои восхитительно тонкие, хрупкие пальчики в мои волосы… Или проведет кончиком юркого язычка по моим губам, скользя ко мне в рот, и тогда я, кажется, начинаю сходить с ума. Иногда, когда на него находит игривое настроение, Драко начинает тереться о меня всем телом, выделывая своим чудным язычком невообразимые вещи у меня во рту. Уже сотни раз он давал понять, что хочет… Что уже пора…
А я по-прежнему чего-то жду. То ли боюсь, то ли в себе не уверен, что вполне объяснимо, то ли еще что-то…
Хотя иногда, когда я лежу в своей спальне ночью, вот как сейчас, вспоминаю прошедший день и все эти восхитительные интимные моменты, в голову забираются такие пошлые мысли, что я жарко краснею в темноте, даже наедине с самим собой. Мгновенно становится душно под теплым одеялом, жутко хочется раскрыть окна, едва только я вспомню близость стройного и хрупкого тела, прижимающегося ко мне так тесно в откровенной провокации. Драко… Наверное, устал уже ждать, пока я переборю свою проклятую нерешительность. И в такие моменты во мне борются два желания – вскочить и помчаться в ванную, чтобы окатить себя холодным душем и унять этот жар, разгорающийся внизу живота, но в то же время хочется удовлетворения, хочется дотронуться до себя… А еще лучше, если бы это сделал мой маленький Драко… Как представлю эту маленькую изящную ладошку там, внизу своего живота, – и судорога стона сковывает горло, но я только крепче стискиваю зубы, вжимаюсь всем телом в прохладные простыни, пряча лихорадочно горящие щеки в подушке и бессильно сжимая ее уголки.
Драко… Его губы такие маленькие, такие сладкие, особенно когда он их облизывает от апельсинового сока, нарочито дразня меня. А делает он это часто. Нет, он меня не торопит, но мне кажется, что этому маленькому засранцу здорово нравится дразнить меня, смущать, и он ест апельсины вовсе не для того, чтобы насладиться их вкусом и прохладой. А для того, чтобы вот так сидеть напротив меня под деревом и дразнить, ведь выражения его лица никто не видит, зато отлично видят мое смущение. Для того, чтобы проводить кончиком шаловливого розового язычка по чувственным изгибам выразительных губ, липких и еще более сладких от апельсинового сока. И мне хочется… хочется наклониться вперед и прижаться к этому манящему рту, попробовать на вкус апельсиновый поцелуй Драко… Но я не осмеливаюсь сделать этого на людях. Я все еще не в состоянии перебороть свою природную робость, только наедине с самим собой я могу признаться себе в своих самых откровенных желаниях, но даже так это признание дается мне с большим трудом. Я никогда не скажу Драко о том, что хотел бы с ним сделать. Никогда не признаюсь, что хочется сжать это хрупкое тело до хруста в костях, прильнуть губами к его губам, запуская язык глубоко в этот сладкий рот, и целовать долго, страстно, жадно, пока он не задохнется в моих объятиях. Никогда не скажу, что хотел бы…
Нет, нет, и самому себе не скажу!
Глухой стон в подушку. Я прикусываю наволочку, понимая, что медленно трусь бедрами о прохладные простыни, что сжимаю уголки подушки до посинения костяшек пальцев, что возбужден уже до болезненной твердости. И я уже не в силах оторваться от постели, прекратить двигать бедрами, остановить поток возбуждающих мыслей, картин; прекратить представлять, что вместо простыней подо мной стройное бледное тело, что длинные ноги обвивают мою талию, что аристократические пальцы вплетаются в мои волосы и что тонкие вскрики, полустоны-полувсхлипы ласкают слух, а горячее прерывистое дыхание щекочет мою шею.
Закусываю губу почти до крови, боясь, что вырвется стон, который выдал бы меня с головой, и хотя знаю, что один в этой спальне и что меня вряд ли кто-то услышит, но все равно смущаюсь… И тех эротических картин, что проносятся в моей голове, и собственного жаркого, прерывистого дыхания, и лихорадочного трения своих бедер о постель, и всепоглощающего желания обладать, обладать маленьким изящным Драко. Моим Драко.
Но вот неконтролируемое возбуждение достигает такого пика, когда я уже не могу больше ему сопротивляться и, послав к черту лихорадочный румянец на щеках, переворачиваюсь на спину, скидывая сбившееся, измятое одеяло себе под ноги. Рука тянется вниз – за пояс боксеров, туда, где все уже горит, пылает, нет сил сдерживаться, а губы горячие, искусанные, влажные. С трудом стягиваю боксеры вниз, сдерживая глухой стон, рвущийся из горла, торопливо обхватываю рукой пылающий член, и легкий всхлип облегчения разрывает ночную тишину моей спальни.
И мне плевать, что этим наверняка занимается весь наш курс под покровом ночи в своих кроватях, натянув одеяло до ушей и наложив заклятье тишины на полог своей кровати. Я так никогда не делал, даже когда встречался с Джинни. Черт, это настоящее моральное испытание… Как я потом в глаза Драко посмотрю? В эти невозможные глубокие серые глаза? Утром он взглянет на меня, и мне будет казаться, что он все знает… Чертов любимый слизеринец. Серые глаза будут тихонько посмеиваться, будто спрашивая: ну, Невилл, сколько еще ты выдержишь без меня?
А сам ты… Сам, Драко? Ты этого не делаешь, лежа ночью в своей широкой холодной постели и думая обо мне? Твоя рука не тянется под одеяло к низу живота, чтобы немного поласкать себя?..
О-о-ох, глупый, глупый Невилл! Не стоило тебе об этом думать!
– Че-е-ерт… Драко!
Прерывистое дыхание нарушает сонную тишину в спальне и потрескивание почти потухших дров в камине. Рука взметается все быстрее и быстрее – вверх-вниз, вверх-вниз… А в голове проносятся эти заманчивые видения. Я знаю, как выглядит мой маленький соблазнитель почти без одежды, тем ярче и легче мне сейчас представить его обнаженное тело под своим и…
– О боже!
…Все чаще я застаю его почти раздетым, когда прихожу к нему вечером, чтобы, как обычно, уложить спать. То он только что из ванной вышел, то собирался переодеться в пижаму, чтобы лечь спать… Маленький засранец…
– Ох, проклятье!..
…Откроет дверь, стоя в одном полотенце или в халате, улыбнется так невинно, облизнет острым язычком верхнюю губу. «Я сегодня слишком сильно растопил камин, Невилл. Жарко, правда, ты не находишь?»
Да, черт побери, еще как нахожу! Оттягиваю ворот своей форменной рубашки, сглатываю комок, застрявший в горле, стараясь дышать так же ровно, как и несколькими минутами ранее, когда шел по прохладным коридорам подземелья. А вся кровь приливает к паху, и наверняка Драко видит мою реакцию. Но он наслаждается этими каждодневными поддразниваниями, мимолетными взглядами из-под ресниц, всеми этими жестами… Слизеринцы – непревзойденные мастера игры. И это изящное пожатие плечом, этот небрежный взмах руки, откидывающий отросшие светлые пряди за спину, эта будто невзначай расстегнутая пара верхних пуговиц на вороте рубашки, чтобы были видны тонкие ключицы, очерченные бледной тенью.
Это все такая искусная, такая ловкая игра! Я знаю, знаю, что он наперед угадывает мою реакцию, что нарочито дразнит, потому что всякий раз, прежде чем тяжелая завеса светлых ресниц скроет его взгляд от меня после очередного соблазняющего жеста, я вижу в его серых глазах лукавые смешинки. Особенно Драко любит дразнить меня с апельсинами… Научил на свою голову… Такой вкусный и сочный фрукт. Полезный. Видя его, я всякий раз испытываю желание поскорее его съесть. Но после всех тех штучек, что выделывает Драко, я при виде этого цитрусового начинаю медленно, но неумолимо покрываться краской.
Драко любит взять апельсин и начать игру с небрежного подкидывания его в воздух. Ловкие аристократические пальцы вертят фрукт. Иногда он делает это на уровне своей груди, привлекая внимание к участку бледной, соблазнительно пахнущей кожи, виднеющейся в вороте его распахнутой рубашки. Пользуется предлогом того, что сентябрьские дни очень жаркие, чтобы расстегнуть свою рубашку почти до половины. Иногда он подносит неочищенный апельсин к своим губам и легонько прижимается к его холодной оранжевой поверхности, будто дразня. Иногда перекатывает его в руках на уровне своего живота. И это еще ничего…
Настоящее шоу начинается, когда Драко очистит апельсин. А делает он это смачно, со вкусом… заботливо снимает твердую шкурку, обнажая сочную мякоть с белыми прожилками. Улыбается мне, поднося уже очищенный фрукт ко рту, одними глазами, ведь его губ я не вижу. А глазки серые, хитрые, насмешливые. «Невилл… Хочешь апельсин?» Я отвожу взгляд, теребя полы своей мантии. Драко зубами снимает белые прожилки, отплевывает в сторону, слизывает с губ яркие капельки сока и начинает разделять апельсин на дольки, да так эротично и искусно, что любой мальчик по вызову позавидовал бы… Словно его этому всю жизнь учили. Наконец, к моему облегчению, представление закончено, и меня ждет лишь последняя, самая сложная его часть. Драко наклоняется вперед, светлые пряди на мгновение скрывают от меня лукавый взгляд его серых глаз, и подносит к моим губам самую большую дольку апельсина. «Открой ротик, Невилл… Видишь, я старался для тебя, чистил… У меня теперь под ногтями шкурка от апельсина!» Жалуется, засранец. Провоцирует. А глаза продолжают смеяться. Да уж, конечно, ты старался! Так старался…
– Еще немножко… Ох…
…Перед уроком после таких его представлений мне срочно требуется забежать на секунду в туалет, чтобы привести себя в порядок и согнать с щек лихорадочный румянец, свидетельствующий о моем желании. И чего я жду? Наверное, и Драко задается этим вопросом… Я взял у профессора Стебель зелье «Сон без сновидений». Пользовался им всего один раз. Делаешь один глоток и сразу отключаешься, без всяких порочных и раззадоривающих мыслей, без представлений о том, что могло бы быть и что, возможно, будет… Пьешь – и спишь себе преспокойненько, словно тебя на всю ночь выключили из жизни. Но последнюю неделю я его не пью. Тогда зачем взял? Что-то каждый раз останавливает меня, когда моя рука тянется к маленькому бутылёчку на прикроватной тумбочке. Мысли о смеющихся серых глазах и чувственных губах, изогнувшихся в насмешливой улыбке…
«Невилл… Хочешь?»
Ожесточенно вбиваюсь в собственную руку, и тело выгибает до хруста в позвоночнике судорожной, почти болезненной дугой, и жарко, и сдавленный стон, и наконец облегчение, затопившее сметающей все на своем пути волной…
– Драко!
А наутро…
– Доброе утро, Невилл, как спалось? – В серых глазах, неожиданно налившихся тяжелым свинцом, словно небо, грозящее вот разразиться буйным ливнем, пляшут озорные смешинки.
О да, Драко, ты смеешься надо мной так ласково, и в твоих глазах читаю: знаешь. Почему знаешь? Потому что я был не одинок этой ночью в своем желании.
– Чем дольше, тем слаще… – неожиданно шепчешь низким соблазнительным голосом, наклонившись к моему уху. – Я подожду, медвежонок…
