Текст книги "Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель (СИ)"
Автор книги: Лиэлли
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Ты красиво говоришь и мало делаешь! – в ярости зарычал юноша. – Твоя охрана не подпустит такого, как я, даже на несколько метров к воротам твоего дворца! Так было всегда! И то, что ты не знаешь, как живет твой народ, тебя не оправдывает!
– Возможно. Ты прав, – неожиданно покладисто согласился калиф, скрестив руки на груди и с прищуром глядя на него. – Что же, воришка, если твои намерения действительно были благими и бескорыстными, и ты крал не для себя… то я отпущу тебя на волю, и даже более того.
– Как я могу верить твоему слову? – не унимался парнишка. – Ты седьмой калиф Джавахир Абаля, твоя династия всегда наживалась на бедах народа, и в то время как нам нечего есть, вы здесь купаетесь в золоте!
Амир уже хотел было вспылить, придя в ярость от тона, каким с ним осмеливался разговаривать этот ничтожный человечек, но не успел.
– Заткнись, – неожиданно произнес Касим, оказавшись рядом. – Ты глупый мальчишка, если не знаешь, какая ноша лежит на плечах любого правителя.
Глаза оборванца расширились, когда он увидел телохранителя калифа. Весь в шрамах, высокий смуглый мужчина, повидавший достаточно за свою жизнь… Что-то было в глазах Касима, что заставило уличного воришку замолчать и опустить голову.
– Я знаю, как нелегко приходится детям улицы, но обвинять в своих бедах калифа ты не имеешь права, – продолжал меж тем Касим. – Он делает достаточно много и оправдывает свой титул.
На этот раз расширились глаза Амира.
– Почему ты оправдываешь его, если ты один из нас?! – вскричал юноша в гневе.
– Он твой калиф, ты обязан склонить перед ним голову, – процедил Касим.
Амир слегка сощурился. И что же означает это самое «один из нас»?
– Ты знаешь его? – вмешался он в разговор, обратившись к мальчишке.
– Уличный узнает уличного по глазам! – гордо выпрямившись и вскинув голову, отчеканил тот в ответ.
– Хочешь сказать, что Касим тоже с улицы? – фыркнул калиф.
Касим никак не отреагировал на это, разглядывая мальчишек.
– Он вырос на улицах, разве непонятно? – сжав кулаки, процедил парень. – Он такой же, как и мы.
– Достаточно! – раздраженно произнес Амир, устав слушать этот бред. – Расул сказал, что ты хотел украсть довольно приличную сумму. Полагаю, это для всех тех твоих уличных дружков, что голодают и нищебродствуют. Прекрасно. Я пойду с тобой и сам посмотрю, говоришь ли ты правду.
– Они не покажутся вам, – прошипел паренек. – Вы калиф, и эта ваша стража…
– Я пойду один.
– Со мной, – поправил Касим.
Амир бросил на него короткий взгляд, но не стал возражать.
Нищие улочки столицы Джавахир Абаля стали для калифа настоящим потрясением. Наивный юный повелитель, редко оставлявший свой дворец, действительно не подозревал, что в его городе могут существовать настолько бедные районы, как трущобы. Тут царила атмосфера страха, ненависти, злобы, нищеты и голода. Пару раз калиф замечал в темной подворотне женщин, бесстыдно удовлетворявших каких-то арабов за жалкие гроши. И на что там можно было польститься? На обвислую грудь, выпирающие ребра и вонь немытого тела? Амир был в шоке, он невольно жался к своему телохранителю ближе. Его провожатый – Заин, шел чуть впереди, а его товарищи, которых тоже поймали, уже скрылись в бедных кварталах. Ему вернули кинжал и моток веревки, что были при нем в ночь ограбления. Касим шел рядом, совершенно расслабленный, спокойный внешне, и Амир, держась за его руку, чувствуя под смуглой кожей цвета шоколада твердые и сильные мышцы, ощущал себя в полной безопасности.
Темнело. Тени, жмущиеся к стенам ветхих зданий, умножились. Нищие, побирушки, проститутки, воришки, все они выбрались из своих дневных убежищ, в которых прятались от жары, на промысел.
Калиф чувствовал себя неуютно, ощущая чужие взгляды. Хоть он и надел по совету Касима неброскую одежду и накинул сверху серый бурнус, чтобы скрыть свое лицо, но все равно ему было не по себе. Проходя мимо какой-то одноглазой лысой старухи, калиф содрогнулся от омерзения и прижался ближе к Касиму. Мужчина, в отличие от своего господина, не выглядел удивленным, шокированным или подавленным, словно уже знал такую жизнь. Скорее, он был просто мрачен и чем-то озабочен.
Они шли все дальше и дальше, в самые глухие и бедные кварталы трущоб, где не жил ни один приличный араб, где между домами ниши были занавешены тканью, из которых раздавались то болезненные стоны, то фальшивые вскрики удовольствия, то крики о помощи, то ссоры и ругань.
В тени одного из домов в небольшой коробке, словно котята, жались друг к другу трое замызганных малышей, самому старшему из которых наверняка не было и семи. Младшенький громко плакал и тёр глаза грязными кулачками, просил есть.
Эта картина окончательно добила психику калифа. Мало кто знал, что Амир, презирая людей, все же очень любил маленьких детей. Впрочем, во дворце их было не так много, точнее, вообще не было, так что вряд ли кто-то мог узнать о мягкосердечности калифа.
Отлепившись от Касима, Амир опустился перед коробкой на колени и протянул руку к самому маленькому, взяв его крохотную ладошку в свою.
– Не плачь, маленький, – мягко произнес юноша. – Ты хочешь кушать? Я тебя накормлю.
Малыш перестал размазывать слезы по щекам и уставился на Амира большущими глазами, полными надежды. Двое других детей тоже потянулись к нему, жалобно бормоча что-то. У калифа сжалось сердце. Он уже хотел взять младшенького на руки, удивительным образом мгновенно забыв про свою брезгливость и их вонь, как вдруг к коробке подскочила какая-то растрепанная женщина, по виду которой было несложно определить: именно она только что стонала в одной из занавешенных ниш. От нее несло вонью грязного тела, мужским потом и дешевым сексом. Женщина, по-видимому, мамаша этих несчастных детишек, была одета лишь в потрепанную, потемневшую и заскорузлую от грязи тунику, когда-то бывшую белой. Ее спутанные волосы отвратительно пахли дрянным вином.
Ударив маленького, тянувшего к Амиру ручки, она закричала на него:
– А ну-ка, убери руки от господина! Глупое, безмозглое животное! Вы бесполезные и никчемные существа! Сколько вы сегодня заработали?! – Заглянув в железную банку, в которой не звенело и нескольких медных грошей, она хотела ударить мальчика, уже занесла руку, как Амир схватил ее за запястье, поморщившись от отвращения.
– Господин! – зачастила женщина, улыбнувшись ему, как она по-видимому считала, соблазнительно. – Вы что-то хотите? Может быть, вас ублажить?
И, к изумлению и омерзению калифа, задрала подол его бурнуса, намереваясь прямо здесь добраться до завязок его шаровар и… Амир в шоке отскочил от нее, едва не упав, но наткнулся спиной на грудь Касима и с облегчением почувствовал, как сильные руки обнимают его за плечи.
– Это твои дети? – спросил он, прижимаясь спиной к груди мужчины.
Когда женщина кивнула, Амир закрыл глаза, борясь с желанием надавать ей пощечин.
– Я забираю их.
– Но господин, как же… Они помогают мне… – залебезила нищенка, упав ему в ноги и пытаясь обнять их, но Амир брезгливо оттолкнул ее носком своего туфля.
– Вот. – Он вытащил из складок своей одежды кошелек и швырнул ей десяток золотых монет, не заметив, как загорелись глаза у уличных воров, прятавшихся здесь за каждым углом. – Касим, Заин, возьмите детей.
– Ты забираешь нас? – робко спросил семилетний малыш.
Амир кивнул.
Заин почему-то подчинился и взял за руку старшего. Касим взял на руки сразу двух мальчиков. Они пошли дальше, оставив женщину позади считать монеты. Заин теперь смотрел на калифа иначе, впрочем, как и Касим, взгляд которого менялся уже давно, но Амир этого почти не замечал.
Остаток пути до самого нищего квартала прошел без происшествий, если не считать того раза, когда на них попытались напасть несколько каких-то оборвышей. Касим разобрался с ними довольно быстро, оставив баюкать сломанные руки и разбитые носы. Заин невольно посмотрел на мужчину с еще большим уважением.
Наконец они подошли к обветшалому, наполовину рухнувшему зданию. Дыры в нем были занавешены каким-то тряпьем.
– Я пришел! – произнес Заин, заходя внутрь. Амир огляделся.
Тут было темно, горели лишь несколько жалких свечных огарков. Драные подстилки на голых камнях, пыль… И всюду ютятся дети самых разных возрастов, испуганно прячась от чужаков за камнями и наполовину обрушившимися стенами.
– Не бойтесь, – сказал Заин. – Они не причинят вам вреда.
Заметив с огромным мужчиной, покрытым шрамами, еще детей, ребята робко вышли на свет, обступив Амира и Касима со всех сторон. Калиф растерялся. Десятки голодных, потухших глаз смотрели на него. И в каждом теплилась надежда, надежда на лучшее будущее. Одно дело – взять троих малышей во дворец, накормить досыта и пристроить их… И совсем другое – когда их тут больше одного десятка.
– Видишь это, калиф? – насмешливо произнес Заин. – Вот она, суровая реальность вне стен твоего золотого дворца, где тепло, уютно и сытно. Как она тебе? Нравится?
Амир в растерянности покачал головой, невольно сжимая руки в кулаки. Он бывал только в богатых районах своего города, и то мельком, когда ехал на Нижний или Верхний Рынок. Столица представала его глазам радужной, яркой и прекрасной, но он никогда и помыслить не мог, что существует такая ужасная изнанка… Рашид всегда уверял его в том, что в его царстве все прекрасно и хорошо, и не стоит его повелителю утруждать себя заботами о всяких пустяках, с которыми он может справиться и сам. Калиф занимался лишь тем, что подписывал какие-то документы, которые совал ему визирь, да вершил дела в зале суда. Но там, по крайней мере, он руководствовался только своим разумом, и никакой гнусный, подлый…
Все, что он увидел сегодня, стало для него настоящим потрясением.
– Я не знал… – подавленным голосом произнес он.
– И что же ты будешь делать, о великий калиф? Чем ты нам поможешь? – спросил Заин, глядя на него.
И не только он смотрел на него выжидающе. Эти трое детишек, которых он сейчас подобрал на улице, Касим, и все эти голодные, брошенные дети, воспитанные улицей, все они смотрели на него, ожидая решения. Некоторые из них смотрели со злой насмешкой, кто-то с надеждой, а кто-то со страхом, были и такие, кто вообще никак не отреагировал на появление самого калифа в этом обветшалом квартале… Такими оказались те, кто потерял всякую надежду.
– Я… – Голос Амира пресекся, и он сжал зубы. – Я построю для вас дом, – тихо произнес он. – Дом для брошенных и сирот, для отверженных и одиноких. Вы не останетесь жить в этом здании, которое вот-вот обвалится.
– Дом? – подал голос кто-то из малышей. – Правда? Вы действительно сможете забрать нас отсюда и сделать нашу жизнь не такой ужасной?
У Амира ком стал в горле, и он лишь подавленно кивнул.
– Но вы калиф… Разве вы сдержите слово? Вы не лжете? – наивно спросил кто-то из ребят постарше. – Знатным людям всегда было плевать на нас!
– Я обещаю, что сдержу слово! – повысил голос Амир. – Завтра же вас всех заберут отсюда. Я пришлю за вами стражу, и вас переселят…
Амир пока еще не знал, куда, и как за такой короткий срок сможет организовать постройку дома для сирот, но уже был полон решимости воплотить свою задумку в жизнь.
Глаза детей засияли такой надеждой, что он невольно почувствовал себя каким-то волшебником. Каково это – стать тем, кто будет вершить для них лучшее будущее? Стать их спасителем и чудом? Ведь так легко пообещать, так легко поселить это хрупкое, нежное чувство – надежду, в одиноких сердцах…
– Ты уверен, что справишься? – неожиданно тихо спросил Касим, наклонившись к нему.
– Да, – твердо ответил калиф. – Я сделаю это.
========== Доверие ==========
Вернувшись во дворец, Амир первым делом велел позвать в кабинет нового казначея Исама и капитана своей стражи. Затем он приказал слугам умыть и накормить найденных в трущобах малышей, а сам пока заперся в кабинете с Исамом, Расулом и Касимом.
Объяснив им ситуацию, Амир стал ждать предложений. Сегодня, собственными глазами увидев ситуацию в своем царстве, он загорелся желанием поскорее исправить все, что натворил Рашид. Впрочем, он не был до конца уверен, что это стараниями Рашида в его городе появился такой район, как трущобы. Но он намеревался изменить этот район. Правда, калиф пока не знал, как это сделать, но зато он знал, с чего ему начать.
– Нам нужно найти здание, которое можно было бы сделать приютом для сирот, – объявил Амир, требовательно глядя на Исама.
Тот под этим взглядом попеременно то бледнел, то краснел, раздуваясь от гордости, что сам калиф просит его совета, и в то же время трясясь от страха сделать что-то не так.
– М-м-может быть, надо освободить какое-нибудь здание в центре? Там полно всяких ненужных… – начал было он бессвязно, – для красоты… стоят.
– В центре? Но это же глупо, – вмешался Касим. – Детям будет неуютно находиться в центре на виду у вашей знати.
Амир покосился на него, не сумев оставить незамеченным тот факт, что Касим не относил себя к знати, к которой, вне всякого сомнения, принадлежал сам калиф. Он сказал «вашей». И отчего-то Амиру стало стыдно и немного больно. Только сейчас он вспомнил, что Заин сказал тогда: «Уличный всегда узнает уличного по глазам». И Касим никак не опроверг это его заявление. Неужели… неужели его Касим тоже вырос в трущобах, в этой ужасной, неимоверно угнетающей обстановке…
– Не лучше ли выбрать какой-нибудь тихий район, где они смогут чувствовать себя более раскованно? – продолжал меж тем Касим.
– Почему бы не сделать приютом тот самый особняк, который Рашид купил для своей любовницы? – предложил вдруг Расул. – А что? Я видел его. Мы с моими ребятами обследовали его вдоль и поперек, это довольно большое здание, так что оно вполне может вместить и тридцать-сорок человек. Да даже пятьдесят поместится. На первую пору хватит, а потом можно будет пристроить левое и правое крыло.
– Исам? – Амир перевел взгляд на молоденького казначея.
Тот опять затрясся как кролик, в то же время не в силах скрыть, как он польщен, что калиф спрашивает его мнения.
– Я д-думаю, это разумное предложение, – промямлил он. – В южном районе почти нет знати, никто не сможет бросать на сирот косые взгляды, я думаю, они будут чувствовать себя там вполне комфортно.
Сказав это, Исам выжидающе посмотрел на калифа, надеясь, что не ляпнул что-то глупое и не разочаровал калифа.
К его облегчению, калиф одобрительно кивнул, но в свою очередь выжидающе посмотрел на Касима, безмолвно спрашивая его мнения.
– Отличная идея, – поддержал казначея телохранитель калифа.
– Значит, решено, – произнес Амир, поднимаясь с кресла. – Исам, выдели средства для того, чтобы портные пошили одежду для детей. Отправишь их снимать мерки завтра. Расул! – Он наклонился вперед, заглядывая в глаза капитану своей стражи. – Я хочу, чтобы ты немедленно послал отряд стражников в особняк и подготовил его к прибытию детей. Возьми с собой также слуг и поваров. Дети голодны. И побольше одеял и других вещей, которые могут им понадобиться. Проследи, чтобы все было сделано до утра, потому что утром я желаю, чтобы дети уже устроились в своем новом доме. И еще, там есть большой двор и сад, верно?
– Да, мой повелитель, именно так. Вполне большой сад и обширный двор.
– Замечательно. Исам, пусть во дворе построят детскую площадку и качели. О расходах отчитаешься мне лично. Распиши каждый пункт, куда и сколько на что потрачено. Ясно?
– Д-да, мой повелитель, – низко поклонился Исам.
– Великолепно. Тогда вы оба свободны. – Амир коротко усмехнулся. Да уж, Расулу предстоит беспокойная ночка. До утра оставалось всего шесть-семь часов.
Казначей и капитан стражи поклонились и вышли из кабинета калифа. Амир снова опустился в кресло и устало откинулся на спинку, прикрыв глаза. Буквально через секунду он почувствовал на своих плечах пальцы Касима, которые начали мягко разминать их.
– Ммм… – Калиф замурлыкал от удовольствия и запрокинул голову, безмолвно требуя поцелуя.
И он, конечно же, немедленно получил его: теплые губы накрыли его рот, и язык верного телохранителя властно скользнул внутрь. Это уже стало для него таким привычным, что Амир не представлял себе, как жил раньше без этих хозяйских прикосновений и поцелуев, которые были ему так желанны.
Калиф поднял руки, обвивая шею своего раба, и с жадностью ответил на поцелуй, чувствуя, как усталость этого дня мгновенно растворяется в пламенном желании, жидким огнем струится по его венам.
– Отнести моего господина в спальню? – интимным шепотом поинтересовался Касим.
– Ммм… не дотерплю до спальни, – капризно покачал головой Амир. – Иди же ко мне.
Мужчина безмолвно приподнял бровь, но уступил прихоти своего калифа и, легко подняв его с кресла, усадил на край стола, властно раздвигая его бедра. Амир едва не застонал, когда почувствовал это, довольный тем, как бесцеремонно обращается с ним его раб. Это заводило, заводило так, что он забывал обо всем на свете. Он приподнялся, когда Касим задрал его бурнус, чтобы снять его через голову, и вытянул руки, помогая разоблачить себя от лишней одежды. Та же участь постигла его шелковые черные шаровары. Он тряхнул ногами, и маленькие, расшитые жемчугом кожаные туфли упали на пол, соскользнув с его миниатюрных ступней. Туника полетела прочь вслед за серой накидкой. Оставшись совершенно обнаженным, калиф потянулся к своему любовнику, жаждая объятий и поцелуев, но Касим с улыбкой присел на корточки, шире раздвигая его ноги, и принялся покрывать поцелуями низ живота. Калиф восторженно застонал от блаженства, откидываясь назад и упираясь в стол позади себя руками.
Касим закинул его ноги себе на плечи, вырисовывая кончиком языка чувственные узоры на его коже, скользя все ниже и ниже, заставляя калифа дрожать от предвкушения и легкого наслаждения.
Ему нравилось, что его миниатюрный любовник везде гладкий, нежный и шелковистый. У Амира не было волос внизу живота, потому что он всегда пользовался какими-то кремами, которые не позволяли им расти, и почему-то эта гладкость неизменно возбуждала мужчину еще больше. Хотелось ласкать и ласкать его, превознося это божественное, хрупкое тело губами, ртом, руками… Срывая с губ калифа все новые и новые стоны удовольствия, пока он не забьется под ним в исступленном экстазе.
И Касим ласкал его ртом, заглатывая до основания небольшой член, затем спускаясь ниже, чтобы уделить внимание сладкой расселине меж ягодиц. Неизменная отзывчивость его царственного любовника, его неудержимая страстность, порывистость, взаимный огонь желания, так откровенно плескавшийся в нефритовых глазах, всегда находил отклик не только в теле, но и в душе мужчины, зажигая его жарким пламенем уже не вожделения, но чего-то гораздо большего. И после каждого их любовного поединка оно никуда не исчезало, как раньше, а лишь на время унималось, тихо тлея где-то в груди и вспыхивая каждый раз, когда Касим смотрел на него.
Он больше не был рабом калифа, он был рабом собственных желаний, заложником своих чувств, которые столь внезапно, незаметно для него самого расцвели в его душе. И даже сам оттенок его прикосновений к телу калифа теперь изменился: его ласки стали чуткими, еще более чувственными, нежными, тягуче-медленными, такими, словно в них он отдавал самого себя.
И Амир не мог этого не заметить, дрожа от какого-то доселе ему незнакомого чувства, сам не замечая, как смотрит на Касима в такие моменты. И от его взглядов можно было сойти с ума. Когда кончики пушистых стрелок его ресниц дрожат, медленно приподнимаясь и обнажая взгляд темно-зеленых хризолитовых глаз, в которых плещутся кипучая страсть и нежность, в таком обворожительном, сводящем с ума, ярком, вожделенном коктейле невозможно устоять.
Он прижимал его к себе так отчаянно, когда Касим лежал на нем, двигался в нем, вместе с ним, растворяясь в нем, что его тело говорило за него самого, признаваясь в любви каждым встречным толчком, раскрываясь ему навстречу не похотливо, как раньше, а радостно и охотно. Амир больше не пытался напомнить ему, кто его хозяин, и даже здесь, в постели, будучи снизу, не боялся потерять свое положение господина, не пытался унижать колкими словами или приказами, он просто охотно следовал за ним на всё новые вершины блаженства, куда каждый раз его вел Касим, даруя свой собственный маленький цветущий рай. И теперь калиф знал, что никогда и ни за что на свете не откажется от этого рая, потому что только с Касимом он смог его постичь, только с ним он мог до него добраться.
И когда Касим опрокинул его на стол, скинув на пол кипу бумаг, которые разлетелись белыми перьями по всему кабинету, Амир лишь обнял его покрепче, обхватывая ногами его талию и с восторгом встречая горячую плоть, медленно проникавшую в него.
Калиф тихонько постанывал, спрятав лицо в изгибе шеи своего господина и раба, любовника и друга, запутавшись тонкими пальцами в черных, как сама бездна, волнистых прядях, подаваясь бедрами навстречу каждому его толчку, пока ослепительная волна удовольствия не окунула его в их общий, личный маленький рай вновь.
– Что имел в виду Заин, когда сказал, что уличный узнает уличного по глазам? – спросил Амир, сидя на коленях у своего телохранителя, который расположился в кресле и теперь сыто жмурился после пережитого наслаждения.
– Не знаю.
Амир запрокинул голову, чтобы видеть его выражение лица.
– Ты мне лжешь, – надув губы, заявил он.
Касим не выдержал и рассмеялся, потянувшись к нему за поцелуем, но калиф приложил к его губам свою ладошку и отвернулся.
– Не поцелую, пока не скажешь!
– Но я действительно не знаю.
– Нет, ты знаешь! Ты смотрел на этого мальчишку так… как будто… Как будто пытался что-то вспомнить! Что-то важное. Я видел.
– И ничего-то от тебя не скроешь, – фыркнул Касим, откинувшись затылком на спинку кресла. – Ты же знаешь, что я потерял память еще до того, как оказался у того работорговца. Так что я действительно ничего не помню.
– Совсем-совсем ничего? – как-то разочарованно вздохнул Амир, вдруг поймав себя на том, что раньше его не волновал этот факт, а сейчас его снедало любопытство. Он хотел узнать о своем телохранителе как можно больше.
– Совсем ничего, – с улыбкой ответил Касим и погладил его по голове.
Отчего-то этот вроде бы и покровительственный, и в то же время такой нежный жест поразил калифа почти до самого сердца. Так не гладят детей. В этом жесте не было ни капли снисходительности. Скорее… так гладят очень близких людей, к которым испытывают бесконечную нежность и… любовь?
– Ладно, – пробормотал Амир, потрясенный своими догадками и мыслями. Такая область отношений была для него неизведанной, опасной, непривычной, но… он все это время неосознанно стремился ее познать, потому что сидеть на коленях у желанного мужчины, нежась в тепле его надежных объятий, просто иметь возможность потереться щекой об его обнаженное плечо, запрокинуть голову и, конечно, получить поцелуй или поймать ответный взгляд, полный сдержанной, страстной нежности, было не просто приятно. Калиф вдруг понял, что чувствует себя абсолютно счастливым. И именно это его испугало.
Он соскользнул с коленей Касима, наклонившись за своими шароварами и радуясь, что завеса длинных черных волос скрывает выражение его лица, и принялся одеваться в молчании.
– Амир?
Юноша испуганно вскинулся при звуке своего имени, но не обернулся. Продолжая стоять к нему боком, низко наклонив голову, он принялся натягивать свою тунику.
– Ты ведь не обиделся на меня? – настороженно спросил Касим, наклоняясь вперед и пытаясь заглянуть ему в лицо. С его калифом никогда не знаешь, чего ожидать в следующую минуту – взрыва ярости и ревности неизвестно к чему, или же внезапной страсти и горячих ласк.
– Нет, – поспешно ответил калиф. – Просто… – Он лихорадочно пытался придумать причину такой неожиданной смене своего настроения; к счастью, спасительная идея пришла ему в голову почти сразу. – Дети. Я… совсем о них забыл. Я же не давал приказа расположить их в какой-нибудь из комнат, а они наверняка хотят спать, – пробормотал он.
Касим нахмурился, услышав такой сомнительный ответ, и тоже стал одеваться.
– Уверен, им нашли комнату.
– Я все равно хочу их проведать, – настойчиво произнес Амир. – Ты иди… ложись. Я только загляну к ним и вернусь в спальню.
– Я не могу оставить тебя одного.
– Касим, мне ничего не угрожает, – несколько раздраженно ответил калиф. – Я же в собственном дворце, в конце концов! Что мне может угрожать, когда весь периметр дворца стерегут ребята Расула?
Нахмурившись еще больше, мужчина пожал плечами, не в силах постичь такой внезапной перемены настроения своего любовника.
– Хорошо, как скажешь, мой господин, – ответил он и направился к двери.
Проводив его взглядом, Амир подождал, пока за ним закроется дверь, и устало прикрыл глаза, вздохнув с некоторым облегчением. Он знал, чего испугался. Стать зависимым от другого человека. Он всегда боялся именно этого, вот почему держал всех на расстоянии. Когда Касим успел так глубоко врасти в его сердце, стать неотъемлемой частью его самого, как рука или нога? Если его не было рядом, Амир чувствовал себя неуютно, дискомфортно, словно чего-то важного не хватало, словно он забыл что-то в своих покоях. Например, собственную голову.
И впервые в жизни калиф не был уверен в себе, не знал, что делать, был растерян и испуган, чувствуя себя маленьким беспомощным ребенком. И уже одно это состояние пугало его до дрожи в коленях. Он всегда был уверен в своих силах, ведь он – правитель целого царства, он сильный, он не имеет права сомневаться в себе. Он тот, за кем стоит целый народ, который ждет его решений. Но если он испугается, то как же сможет править? Отец учил его, что правитель не должен быть близок ни с кем, иначе его решения уже не будут целиком его решениями. Близкий человек сможет влиять на него, управлять им. И Амир, верный своему слову, данному самому себе в тот день, когда отец умер, до сих пор никого к себе не подпускал. Теперь же все внезапно, резко, пугающе изменилось. И самое страшное… Амир упустил тот момент, когда это произошло.
Теперь ему предстояло самое трудное – научиться доверять, если он хотел, чтобы Касим остался с ним. А этого он делать никогда не умел. Тем более после предательства Рашида.
И решить, так кто же для него Касим – просто раб для утех и телохранитель, или нечто гораздо большее, было очень сложно. Амир попросту боялся принимать это решение. Особенно сейчас, когда его душевное равновесие сильно пошатнулось. Он боялся сделать неверный шаг, чего раньше никогда не случалось, потому что калиф никогда не сомневался в своих приказах. И сам следовал им беспрекословно.
========== До последнего вздоха ==========
К тому времени, как Амир наведался в спальню мальчишек, которых подобрал на улице, они все сладко посапывали на огромной кровати, одетые в чистые, хоть и в большие им рубашки. Сейчас они, отмытые от грязи, были еще милее, чем там, на улице, когда тянули свои ручки к нему, глядя полными слез глазами.
Один малыш, кажется, самый старший, оказался брюнетом. У него были мягкие, шелковистые волосы черного цвета, чей оттенок напоминал калифу волосы его Касима. И еще малыш улыбался во сне, и, глядя на эту его счастливую улыбку, Амир не мог не улыбаться сам. У второго мальчика были светло-каштановые волосы, отливающие рыжиной, а самый младшенький тоже был брюнет.
– Они уснули еще час назад, сразу после того, как их накормили, мой повелитель, – тихо произнесла рабыня.
Амир резко обернулся, только сейчас заметив девушку, которая стояла под аркой, что вела в купальню. Она наверняка видела, как он улыбался, глядя на этих детей. Калиф чуть поморщился и скрестил руки на груди. Девушка поспешно опустила глаза.
– Я узнала, как их зовут, господин, – осмелилась произнести она, видя недовольство Амира.
– И как же?
– Самого старшенького зовут Сабир.
Калиф взглянул на мальчишку, который улыбался во сне. «Терпеливый», – прошептал он про себя. Такое ему даровали имя. Действительно, Амир даже не мог себе представить, сколько ему пришлось вытерпеть в своей пока еще короткой жизни.
– Младшенький – Джамаль, – продолжила рабыня, и он перевел взгляд на второго черноволосого малыша.
«Да, ты красавец», – мысленно согласился калиф, с восхищением глядя на мальчишку. Уже сейчас черты лица маленького человечка поражали своей правильностью и красотой.
– И средний – Малик, мой господин.
– Малик? – переспросил Амир, удивленно вскинув бровь.
Имя Малик означало «царь», «владыка». И почему же та нищенка осмелилась назвать своего сына царским именем? Да еще и среднего? Это позабавило Амира, и он наклонился, чтобы получше разглядеть ребенка с каштановыми волосами. Тот немного хмурился во сне, сжимая в кулачке волосы своего младшего братишки.
– Спасибо, Ная, – рассеянно поблагодарил ее Амир. – Ты можешь идти.
Рабыня низко поклонилась и вышла из комнаты, потрясенная тем, что повелитель помнит, как ее зовут, и что он даже поблагодарил ее!
Калиф же остался стоять рядом с кроватью, разглядывая спящих детей в глубокой задумчивости. Трое найденышей, подобранных на улице. Никто не знал, но на самом деле калиф был настоящим фаталистом, очень верил в рок, знаки судьбы и всякие там приметы. Впрочем, арабы – достаточно суеверный народ. И он верил, что не просто так встретил этих мальчиков. Ведь что-то же заставило его подобрать их с улицы? И они были совсем маленькие…
– Ну что же, мои маленькие ребятишки, – усмехнулся Амир. – Раз своих детей у меня не будет, придется растить вас по-царски.
– Решил сделать их своими наследниками? – внезапно раздался голос Касима за его спиной.
Калиф, вздрогнув, обернулся. Мужчина стоял на пороге, прислонившись плечом к дверному косяку и сложив руки на груди в расслабленной позе.
– Почему ты…
– Когда ты о чем-то думаешь, все написано на твоем лице, повелитель, – насмешливо произнес Касим, опережая его вопросы. – Ты так смотрел на них. Действительно думаешь, что в будущем у тебя не будет детей?
– Касим, я похож на того, кто жаждет отношений с женщиной?
– Но твой долг – принести стране наследника. Твоя придворная знать не примет детей, которых ты подобрал на улице.
– Моим придворным, – ядовито произнес Амир, – придется сделать так, как повелел я. Я – калиф этой страны. Мои слова – закон.
Амир ожидал, что Касим сейчас начнет спорить или скажет, как обычно, что-нибудь такое, что мгновенно лишит его уверенности в себе, но мужчина, к его бесконечному изумлению, низко склонил перед ним голову, прижав к сердцу руку.
– Если ты так решил, то сомневаться мне не приходится, – произнес он, не поднимая головы.
– Касим, ты… – калиф вдруг смутившись, отвел взгляд и снова посмотрел на спящих малышей. – Ты правда думаешь, у меня получится вырастить их как своих детей? – закончил он совсем иначе, чем хотел.