Текст книги "Ле-цзы (перевод В.В. Малявина)"

Автор книги: Ле-цзы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Всякий, чей рост достигает шести вершков, у кого руки не похожи на ноги, на голове растут волосы, а зубы спрятаны во рту, зовется «человеком», но у этого человека может быть сердце дикого зверя. Однако ж люди все равно примут его как себе подобного. Всякое существо, которое имеет крылья на спине или рога на голове, могучие клыки и острые когти, кто летает по воздуху или бегает по лесам, зовется «зверем» или «птицей», однако же у зверя и птицы тоже есть сознание, подобное человеческому. И все-таки люди не сочтут их за подобных себе, потому что обликом они отличны от людей.

Когда Желтый Владыка бился с Яньди на равнине Фань-цюань, он поставил впереди медведей, волков, леопардов и тигров, а знаменосцами у него были орлы, фазаны, коршуны и кречеты. Вот что значит подчинять зверей и птиц силой. Когда Яо поручил Кую заведовать музыкой, тот, ударяя в каменные пластины, заставлял зверей пускаться в пляс, а стоило ему сыграть на свирели мелодию Сяо-шао, как пара фениксов прилетала во дворец и исполняла танец. Вот что значит завораживать зверей и птиц музыкой. Чем же сознание птиц и зверей отличается от человеческого? Поскольку они отличаются от людей обликом и голосом, мы не знаем, как общаться с ними, но мудрый все знает и все понимает, оттого он может привлечь к себе зверей и птиц и сделать их своими слугами.

Сознание зверей и птиц по природе подобно человеческому. Как и мы, они стремятся уберечь свою жизнь, и им нет нужды для этого учиться у человека. Самец и самка спариваются, мать и дитя тянутся друг к другу; они избегают ровных мест и селятся в недоступных местах, не любят холода и радуются теплу. Они живут стаями, передвигаются строем, детеныши держатся в середине, а взрослые – по краям; они ведут друг друга к воде и зовут друг друга, когда находят пищу. В глубокой древности люди и звери жили сообща, держались дружно. А во времена Пяти Царей и Трех Правителей животные были напуганы и потому разбежались в разные стороны. А в наш смутный век они прячутся в норах и дуплах, чтобы спасти себя.

Даже и ныне в восточной стране Цзе многие люди понимают речь животных. Такое возможно даже при наших ограниченных знаниях. Великие мудрецы древности знали обычаи всех существ в мире и понимали голоса всех зверей и птиц. Они умели призывать к себе животных и наставлять их, словно людей. Истинные мудрецы способны общаться с духами, призывать к себе людей со всех сторон света и собирать вокруг себя и птиц, и зверей, и насекомых, а это означает, что между всеми существами мироздания нет больших отличий в их сознании. Древние мудрецы знали это, а потому не обходили своими наставлениями никого из живущих в этом мире.

В царстве Сун жил человек, который очень любил обезьян и держал у себя целые обезьяньи стаи. Он мог читать мысли обезьян, и обезьяны тоже его понимали. Его семья жила впроголодь, потому что он тратил все свои доходы на обезьян. В конце концов ему стало совсем туго, и он решил давать обезьянам меньше корма. Опасаясь, что обезьяны взбунтуются, он задумал обхитрить их.

– Если я буду давать вам по три ореха утром и по четыре вечером, что вы скажете? – спросил он обезьян. Обезьяны пришли в ярость. Тогда человек сказал:

– А хватит ли вам, если я буду давать вам четыре ореха утром и три вечером?

Обезьяны были очень довольны и быстро успокоились. Точно так же умный человек обманывает глупого. Мудрый своей мудростью заманивает простаков в клетку, точь-в-точь как владелец обезьян поступает со своими животными. Ничего не меняя ни по названию, ни по сути, он умеет вызывать в других то радость, то гнев [23]  23. См. гл. II «Чжуан-цзы».


[Закрыть].

Цзи Син-цзы растил бойцовского петуха для государя. Прошло десять дней, и государь спросил: «Готов ли петух к поединку?»

– Еще нет. Ходит заносчиво, то и дело впадает в ярость, – ответил Цзи Син-цзы.

Прошло еще десять дней, и государь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет, – ответил Цзи Син-цзы. – Он все еще бросается на каждую тень и на каждый звук.

Минуло еще десять дней, и царь вновь спросил о том же.

– Пока нет. Смотрит гневно и силу норовит показать.

Спустя десять дней государь опять спросил о том же.

– Почти готов, – ответил на этот раз Цзи Син-цзы. – Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали – словно из дерева вырезан. Жизненная сила в нем достигла завершенности. Другие петухи не посмеют принять его вызов: едва завидят его, как тут же повернутся и убегут прочь [24]  24. См. гл. XIX «Чжуан-цзы».


[Закрыть].

Хуэй Ан пришел к сунскому царю Кану. Царь Кан топнул ногой, кашлянул и сказал грозно:

– Мне по душе лишь отвага и сила, я не люблю тех, кто болтает о человечности и долге. Чему можешь ты научить меня?

– Положим, ваш слуга знает способ сделать так, чтобы любой, сколь бы храбр и силен он ни был, не смог бы ударить и сразить вас, ваше величество. Хочется ли вам узнать этот способ?

– Прекрасно! Вот что я хочу знать!

– Но даже если вас не могут сразить, все же для вас сие унизительно.

Положим, я знаю способ сделать так, что никто в мире, как бы храбр и силен он ни был, даже и помыслить не смел о том, чтобы ударить вас. Положим, я знаю способ устроить так, что никто в мире и думать не будет о том, чтобы причинить вам зло. Положим, я знаю способ заставить каждого человека, мужчину или женщину, любить вас и всячески вам помогать. Все эти три способа лучше отваги и силы. Не соблаговолите ли узнать, что они такое?

– Поистине, вот что хотелось бы мне, единственному, знать!

– Как раз этому учат Конфуций и Мо Ди. Конфуций и Мо Ди стали государями, не имея царства, и управляли, не имея подданных. Все люди в мире, мужчины и женщины, стояли на цыпочках и смотрели в их сторону, вытягивая шеи, желая угодить им и уберечь от невзгод. Вы, ваше величество, владеете десятью тысячами колесниц. Если вы захотите быть таким, как эти мужи, то все люди, живущие в границах вашего царства, будут благоденствовать. Тогда вы намного превзойдете Конфуция и Мо Ди.

Царь Кан не нашелся что ответить, Хуэй Ан же не мешкая ушел.

Царь сказал людям своей свиты:

– Как ловко говорил этот гость! Мне, единственному, и возразить нечего!

Глава III. ЦАРЬ МУ [25]  25. Большинство сюжетов этой главы развивают идею (присутствующую уже в книге «Чжуан-цзы») иллюзорности всякой «данности» опыта и присутствия чего-то «подлинного» в его неосознаваемых глубинах, сокровенном истоке всего происходящего в мире. Осознание жизни как сна не делает даосских авторов пессимистами: в конце концов иллюзия не менее реальна, чем сознание ее иллюзорности. Мудрый просто принимает и то и другое: он живет и присутствующим, и отсутствующим.


[Закрыть]

Во времена чжоуского царя My из страны на далеком Западе пришел кудесник, который мог проходить сквозь огонь и воду, входить в камень и металл, переворачивать горы, поворачивать реки вспять, поднимать в воздух целые города, летать в пустоте и не падать и беспрепятственно проходить через всякие твердые предметы. Не было конца всяким чудесным явлениям, которые он мог вызывать. Но он умел творить превращения не только вещей, но и в мыслях людей. Царь My чтил его, как божество, и прислуживал ему, как господину. Он отвел ему покои в царском дворце, посылал ему мясо жертвенных животных и лучших танцовщиц, чтобы развлечь его. Но кудесник счел царские палаты слишком убогими, чтобы жить в них, блюда с царской кухни слишком грубыми, чтобы есть их, а царских танцовщиц слишком уродливыми, чтобы развлекаться с ними. Тогда царь My построил для него новый дворец, призвав для его строительства лучших мастеров по глине и дереву и лучших знатоков лаков и белил. К тому времени, когда башня была закончена, царская казна совсем опустела. Эта башня высотой в семь тысяч саженей возвышалась над горой Чжуннань, и ее называли «Башней, пронзающей небеса». Царь поселил в ней прекраснейших девушек из областей Чжэн и Вэй и повелел умаслить их волосы изысканными благовониями, вытянуть их густые брови, украсить их шпильками и серьгами, одеть их в тончайший холст, отороченный блестящим шелком из Ци, напудрить их лица и подчернить брови, украсить нефритовыми подвесками и обрызгать их настоем из душистых трав. Он велел им исполнить мелодии «Принимаем облака», «Шесть драгоценных яшм», «Танец Девяти поклонов» и «Утренняя роса», чтобы развеселить кудесника, и поднес ему самые дорогие кушанья. Каждый месяц он подносил кудеснику драгоценные одежды, каждое утро – изысканнейшие яства. Кудесник был по-прежнему недоволен, но все же согласился жить в башне за неимением лучшего.

Спустя некоторое время он пригласил царя на прогулку. Схватившись за его рукав, царь взлетел с ним на самую вершину неба и попал в его дворец. Этот дворец был построен из золота и серебра, усыпан жемчугом и нефритом. Стоял он выше облаков и дождей, и нельзя было понять, на чем он держался. Издали он казался пышным облаком. Все, что видел там глаз и слышало ухо, обоняли ноздри и пробовал язык, было неведомо земному жителю. Тут царь и вправду уверовал в то, что сподобился услышать «совершенную музыку средоточия Небес» в Чистом Граде Пурпурной Звезды [26]  26. Здесь упоминается традиционная в древнекитайской литературе обитель божественных предков, расположенная «в самой глубине небес».


[Закрыть], где обитает Небесный владыка. Когда же он посмотрел вниз, то его собственные дворцы и террасы показались ему комьями грязи и кучами хвороста.

Царь My прожил на Небесах, как ему казалось, двадцать или тридцать лет и ни разу не вспомнил о своем земном царстве. Тут кудесник снова пригласил его на прогулку, и они пришли в такое место, где вверху они не видели солнца и луны, а внизу не видели рек и морей. От яркого света и черных теней у царя рябило в глазах, и он не мог ничего видеть; звуки расплывались в многоголосом эхе, и царь не мог ничего слышать. Все органы его тела и все чувства в нем перемешались, мысли неслись куда-то без удержу, разум померк. Тут он стал просить кудесника вернуться обратно. Кудесник толкнул его, и он полетел куда-то в пустоту.

Очнулся он в своем дворце, а его слуги стояли рядом в ожидании приказаний. Он посмотрел вокруг: вино в чарке еще не остыло, мясо на столе еще не высохло. Когда царь спросил слуг, где он был, те ответили: «Вы только сидели на месте, поглощенный чем-то».

С тех пор царь My был сам не свой и оправился лишь спустя три месяца. Он опять спросил кудесника о том, что произошло с ним, и тот ответил:

– Вы, ваше величество, были со мной, в странствиях духа. Для чего вам странствовать телом? Разве должно место, где вы побывали, отличаться у вашего собственного дворца? Должно ли место вашей прогулки отличаться от вашего собственного парка? Вы покойны, когда вокруг вас ничего не меняется, и волнуетесь, когда происходит нечто неожиданное и мимолетное. Но можно ли предугадать, насколько мир вокруг нас может измениться и стать другим?

Царь был очень доволен. Он забросил государственные дела. Перестал видеться со своими советниками и танцовщицами и весь отдался мечтам о дальних странствиях. Он велел запрячь восемь лучших лошадей в две колесницы – по четыре на каждую. В царскую колесницу в середину впрягли Цветущую Рыжую и Зеленое Ухо, а по краям – Рыжую Быстроногую и Белое Подношение. Колесничим был Цзао-фу, а его помощником – Тайбин. Во вторую колесницу в середину впрягли Высокую Буланую и Рвущуюся Вперед, а пристяжными – Резвую Вороную и Дитя Гор. Колесничим был Бо Яо, а его помощником – Бэнь Жун.

Они промчались тысячу ли и прибыли в земли племени Цзюйсоу. Жители той страны поднесли царю My кровь белого лебедя для питья, молоко коровы и кобылицы для мытья ног. То же они сделали и для колесничих и их помощников. Потом они отправились дальше и остановились на ночлег у подножия горы Куньлунь, к северу от Красной Реки. На следующий день они взобрались на гору Куньлунь, чтобы посмотреть на дворец Желтого Владыки, и насыпали холм, чтобы оставить память грядущим поколениям.

Затем он пришел погостить к Матери-Царице Запада [27]  27. Мать-Царица Запада (Сиванму) – женское божество в древнекитайской религии, имевшее престол на горе Куньлунь. Сиванму считалась хранительницей секретов бессмертия.


[Закрыть] и пировал с ней над Озером Белой Яшмы. Мать-Царица Запада пела царю, а он пел ей, но слова его песни были печальны. Видя, как солнце, проделав свой дневной путь в десять тысяч ли, заходит за западную гору Янь, он сказал со вздохом:

– Увы! Я, будучи царем, презрел благочестие ради удовольствий. Разве не осудят меня за это грядущие поколения?

Как можно назвать царя My божественным человеком! Он смог сполна насладиться своей жизнью, но все же он умер, не дожив и до ста лет. Люди полагали, что он «вознесся на небеса».

Лао Чэн-цзы учился волшебству у учителя Инь Вэня, который за три года не сказал ему ни слова. Лао Чэн-цзы пришел к учителю с извинениями и стал просить у него разрешения отбыть домой.

Учитель Инь Вэнь пригласил его в свой дом, запер двери и заговорил с ним:

– Когда-то Лао-цзы, отправляясь на Запад, обернулся и сказал мне: «Все, хранящее в себе силу жизни, все, имеющее облик, – это призрак. Все, что произведено на свет превращениями и получает свой образ от сил Инь и Ян, рождается и умирает. А изменять формы вещей благодаря знанию чисел и перемен зовется превращениями призраков». Искусство творца вещей измерить невозможно, достижения его глубоки, так что трудно постичь его работу и угадать, чем завершится она. Искусство волшебника, изменяющего облик вещей, легко увидеть, но достижения его поверхностны, а потому работа его заканчивается, едва начавшись. Только когда ты поймешь, что достижения волшебства не отличаются от череды рождений и смертей, я смог бы обучать тебя своему искусству. И ты, и я – только призраки. Чему же тут учиться?

Лао Чэн-цзы вернулся домой и стал размышлять над словами учителя Инь Вэня. Проведя в размышлениях три месяца, он уже мог по своей воле появляться и исчезать, менять местами времена года, вызывать грозу зимой, творить лед летом, летающее делать ползающим, а ползающее – летающим. Но он за всю жизнь никому не раскрыл секрета своего искусства, и последующие поколения так и не смогли перенять его.

Ле-цзы сказал:

– Мудрецы, умевшие поддерживать порядок в Поднебесном мире, применяли свое учение тайно, внешние же их деяния не отличались от деяний других людей. Доблести Пяти Владык и достижения Трех Царей не были необходимы вследствие их необыкновенной мудрости и мужества. Порой они достигали цели благодаря своему благотворному влиянию – кто может измерить его?

Существует восемь доказательств того, бодрствуем ли мы, и шесть способов подтвердить, не спим ли мы. Каковы эти восемь доказательств? Первое – событие, второе – действие, третье – приобретение, четвертое – потеря, пятое – печаль, шестое – радость, седьмое – рождение, восьмое – смерть. Эти восемь предъявляются нам, когда наше тело входит в соприкосновение с чем-либо. Что же такое шесть подтверждений? Первое – обычный сон, второе – тревожный сон, третье – сон, вызванный мыслями, четвертое – сон, вызванный памятью, пятое – радостный сон, шестое – страшный сон. «Эти шесть выявляются, когда дух входит в соприкосновение с чем-либо. Те, кто не понимают, отчего происходят их чувства, не догадываются о причинах событий в их жизни. А те, кто понимают, знают причины всех событий. А кто знает причины событий, никогда не будет в недоумении.

Жизненная сила в нашем теле, растекаясь или скапливаясь, возрастая или ослабевая, всегда связана с Небом и Землей и откликается различным родам вещей. Когда в вас сильно начало Инь, то вам снится, что вы плывете в пучине вод. Когда усиливается начало Ян, вам снится, что вы идете через большой огонь. Когда Инь и Ян равно сильны, вам снится, что вы убиваете или спасаете жизнь. Если днем переесть, то ночью увидишь во сне, что даришь кому-то подарки, а если днем голодать, то ночью приснится, что подарки подносят тебе. Если страдать от головокружения, то во сне увидишь, что паришь в воздухе. Если на душе тяжело, тогда тебе приснится, что ты тонешь в воде. Когда во сне нечаянно ляжешь на свой пояс, то приснится змея. А если во сне тебя клюнет птица, приснится полет. Когда станет темно, снится огонь. Когда хвораешь, снится еда. После пирушки одолевает печаль, после пения и танцев – плачешь.

Ле-цзы сказал:

– Воспринятое духом – это то, что случается во сне. Воспринятое телом – это то, что происходит наяву. Поэтому то, о чем мы думаем днем, ночью мы видим во сне: так встречаются тело и дух. Вот почему, когда дух сосредоточен, мысли и сновидения сами собой рассеиваются. Скоротечные превращения всего сущего не могут объяснить те, кто доверяются только пережитому наяву, и их не могут понять те, кто доверяют только увиденному во сне. Нет, не напрасно было сказано, что настоящие люди древности забывали о себе наяву и не видели снов, когда спали!

На самом юге западного предела Земли есть страна, и где пролегают ее границы – неведомо. Зовется она Гуман. Силы Инь и Ян там не соединяются, поэтому там нет различия между холодом и жарой. Там не светят ни солнце, ни луна, и поэтому там нет различия между ночью и днем. Люди там не едят пищи и не носят одежды, но все время спят, просыпаясь лишь раз в пятьдесят дней. Они считают действительным то, что видят во сне, и не верят тому, что видят наяву.

Страна, отстоящая на равные расстояния от всех четырех морей, зовется Срединным царством. Она простирается на юг и север от Желтой Реки и на восток и запад от горы Тайшань более чем на десять тысяч ли. Силы Инь и Ян пребывают в ней в согласии, поэтому жара и холод равномерно сменяют друг друга. Тьма и свет в ней разделяются поровну, поэтому дни и ночи сменяют друг друга. Среди ее жителей есть и умные, и глупые. Все существа Земли здесь живут и плодятся, и имеются в наличии все искусства и таланты. Чтобы надзирать за ними, есть правители и чиновники, чтобы поддерживать их в жизни, есть обычаи и законы. Слова и деяния их невозможно ни пересказать, ни сосчитать. Они спят и бодрствуют поровну, и они считают, что происходящее с ними наяву истинно, а происходящее во сне – неистинно.

На самом севере восточного предела Земли есть страна, которая зовется Фуло. Там всегда жарко из-за избытка света солнца и луны, там не произрастают лучшие злаки. Тамошние жители питаются кореньями и плодами и не умеют готовить пищу на огне. От природы они грубые и жестокие, сильные притесняют слабых. Они чтут лишь победителей и не признают справедливости. Они много бегают и редко отдыхают, всегда бодрствуют и никогда не спят.

Инь в царстве Чжоу управлял большим хозяйством. Его слуги, спешившие выполнить каждое его приказание, трудились от зари до зари. Был среди них старый, выбившийся из сил слуга, которому приходилось трудиться сверх меры. Утром он со стоном шел на работу, вечером, вконец утомившись, крепко засыпал. Погрузившись же в сон, он каждый раз видел себя правителем царства, вершащим дела государства, повелевающим народом. Он развлекался как хотел, проводя время в пирах и прогулках, глядя на празднества и представления. Его радости не было предела. Когда же он пробуждался, то снова видел себя жалким прислужником.

Когда кто-нибудь выражал ему сочувствие, видя, как он мучается, слуга отвечал:

– Жизнь человека длится сотню лет, и это время делится на дни и ночи. Днем я простой слуга и жизнь моя тяжела, зато по ночам я живу как царь. На что же мне жаловаться?

А владелец хозяйства Инь был вечно занят хлопотами. В заботах о дарованном предками наследстве он истощал силы тела и души. И каждую ночь, заснув, он видел себя во сне рабом, которого подгоняют, дают самую грязную работу, ругают и бьют. Он бредил и стонал во сне и лишь с приходом дня находил отдохновение. Опечаленный этим, Инь попросил совета у друга, и тот сказал ему:

– Имея столь высокий титул и такое богатое наследство, вы намного превосходите остальных. Когда вы видите себя во сне рабом, которого заставляют без отдыха трудиться, то это судьба воздает вам то, чего вы лишены. Разве можно иметь все сразу и во сне, и наяву?

Услышав совет друга, Инь перестал перегружать работой своих слуг и сократил свои хлопоты. С тех пор он почувствовал облегчение.

В царстве Чжэн жил человек, который однажды пошел в лес за хворостом и наткнулся на испуганного оленя. Он ударил оленя и убил его наповал. Опасаясь, что кто-нибудь это заметит, он спрятал оленя во рву и прикрыл его хворостом. Но от радости он даже забыл, где спрятал добычу, и решил, что все это случилось с ним во сне.

По дороге он сам себе рассказывал вслух про то, что с ним случилось. Слова его услышал некий прохожий, который пошел в указанное им место и обнаружил оленя. Когда этот прохожий пришел домой, он сказал жене:

– Какой-то дровосек во сне убил оленя, но забыл, где спрятал его, а я этого оленя нашел. Поистине тот человек видел вещий сон!

– А может, это тебе приснилось, что тот дровосек убил оленя? – возразила жена, – Откуда тут взяться дровосеку? Поскольку ты сам нашел оленя, то не лучше ли сказать, что это ты видел вещий сон?

– К чему разбираться, кому приснился этот сон? Главное, что я добыл оленя!

Дровосек тем временем вернулся домой, но никак не мог смириться с мыслью, что потерял убитого им оленя. В ту же ночь он увидел во сне и место, где он спрятал оленя, и человека, который забрал его. На следующее утро, руководствуясь своим сном, он разыскал того человека, а потом пошел к судье, требуя, чтобы ему возвратили оленя. Его отвели к главе судебного ведомства, который рассудил так:

– Если ты действительно поймал оленя, тогда ты напрасно называешь это сном. А если ты убил оленя во сне, то нельзя говорить, что это было в действительности. Тот человек на самом деле взял твоего оленя, однако ж оспаривает твое право владеть им. Его жена тоже говорит, что он во сне увидел чужого оленя, однако не желает признавать того, кто этого оленя убил. Я же могу сказать только, что в наличии имеется олень. Предлагаю вам разделить его между собою.

Об этом деле доложили правителю Чжэн, и тот сказал:

– Увы! Уж не собирается ли главный судья разделить оленя во сне?

Спросили мнение первого советника, и тот сказал:

– Я не способен понять, где тут сон, а где явь. Если вы хотите отделить в этой истории сон от яви, то вам придется позвать самого Желтого Владыку с Конфуцием. Но коль скоро ни Желтого Владыки, ни Конфуция уже нет в мире, кто же сможет разобраться в этом деле? А посему лучше согласиться с решением главного судьи.

В зрелом возрасте Хуа-цзы из Янли в царстве Сун лишился памяти. Получив подарок утром, он к вечеру забывал о нем; вручал подарок вечером, а утром уже не помнил о нем. На улице он забывал идти, дома забывал сесть. Сегодня он не помнил, что случилось с ним вчера, а на следующий день забывал, что было сегодня. Родные очень переживали за него и пригласили гадателя, который погадал на панцире черепахи, но не дал ответа о судьбе Хуа-цзы. Тогда домашние пригласили колдуна, который прочел заклинания, но ничего не добился. Пригласили знатока ритуалов, который совершил торжественный обряд жертвоприношения, но и это не помогло. Пригласили доктора, но и тот оказался бессилен. Был там некий конфуцианский ученый из царства Лу, который утверждал, что сможет исцелить Хуа-цзы. Семья Хуа-цзы обещала ему в случае успеха отдать половину своего состояния. Конфуцианец сказал им:

– Этот недуг, конечно, нельзя разгадать по линиям на черепашьем панцире, или прогнать заклинаниями, или смягчить жертвоприношениями, или же исцелить снадобьями и иглами. Я попробую воздействовать на его сознание, изменить его мысли. Есть большая вероятность, что я его вылечу.

Тут конфуцианец раздел Хуа-цзы донага, и тот стал искать одежду; заставил Хуа-цзы голодать – и тот стал искать еду; завел его в темноту – и тот стал искать свет. Конфуцианец был очень доволен и сказал сыновьям Хуа-цзы:

– Болезнь можно вылечить. Но мое искусство передается тайно из поколения в поколение, открывать его посторонним запрещено. Я попрошу всех удалиться из комнаты больного, а сам останусь наедине с ним на семь дней.

Все повиновались, и никто не увидел, что делал тот конфуцианец. Однако же болезнь, державшаяся многие годы, отступила за одно утро.

Но, очнувшись, Хуа-цзы впал в ярость. Он порвал с женой, подверг наказанию сыновей и с копьем в руках прогнал конфуцианского ученого. Его схватили и стали допытываться, почему он так осерчал.

– Раньше, когда я ничего не помнил, я не чувствовал никаких стеснений, – ответил Хуа-цзы. – Я даже не ведал, существует ли небо или земля. А теперь я вдруг пришел в сознание, и сразу же мысли об утратах и приобретениях, радостях и печалях, любви и ненависти за двадцать или тридцать лет моей жизни опутали меня, словно клубок нитей. Неужто я не смогу больше хотя бы на миг забыться?

Услышав об этой истории, Цзы-Гун немало подивился и поведал о ней Конфуцию.

– Тебе этого не понять, – ответил Конфуций, повернулся к Янь Юаню и велел ему записать рассказанное Цзы-Гуном.

У главы семейства Пан в царстве Цинь был сын, который в детстве выделялся недюжинным умом, а возмужав, лишался рассудка: пение он принимал за плач, белое считал черным, благоухание – зловонием, сладость – горечью, а дурной поступок – добрым делом. О чем бы он ни думал, он все понимал наоборот, будь то небо или земля, четыре стороны света, вода или огонь, жара или холод. Некий человек по фамилии Ян посоветовал его отцу:

– Почему бы вам не обратиться за помощью к благородным мужам в царстве Лу [28]  28. Имеются в виду конфуцианские ученые (в эпоху Чжоу царство Лу, родина Конфуция, было центром книжной образованности).


[Закрыть]? Среди них немало людей искусных и умелых. Возможно, они смогут вылечить вашего сына.

Отец безумного направился в Лу, но, проходя через Чэнь, встретил Лао-цзы и рассказал ему о болезни сына.

– Откуда ты знаешь, что твой сын ненормальный? – спросил его Лао-цзы. – Ведь нынче все в Поднебесном мире заблуждаются относительно того, что истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно. Поскольку так много людей страдают этой болезнью, никто и не замечает, что все они больны. Безумия одного человека недостаточно для того, чтобы изменилась вся семья; безумия одной семьи недостаточно для того, чтобы изменилась вся деревня; безумия одной деревни недостаточно для того, чтобы изменилось все царство; безумия одного царства недостаточно для того, чтобы изменился весь мир. Но если целый мир обезумел, то как может безумие изменить его? Если бы все в мире были такие, как твой сын, то безумным считали бы не его, а тебя. Кто властен судить о радостях и печалях, звуках и цветах, запахах и вкусах, правде и неправде? Я даже не уверен, что мои слова не безумны, а уж речи благородных мужей из Лу – самые безумные в мире. Лучше тебе вернуться домой, чем тратить понапрасну деньги на лечение!

Однажды жил человек, который родился в Янь, а вырос в Чу [29]  29. Царство Янь располагалось на севере древнего Китая, а царство Чу – на крайнем юге.


[Закрыть]. На старости лет решил он вернуться на родину.

Когда он проходил через царство Цзинь, его спутник решил подшутить над ним и, показав на стену цзиньской столицы, сказал: «Вот столица Янь». Тут янец принял торжественный вид.

Вошли они в город, и спутник яньца, указав на алтарь Земли, сказал: «Вот алтарь твоей общины». И янец растроганно вздохнул.

Потом спутник указал на какой-то дом и сказал: «Вот дом твоего отца». И у яньца из глаз брызнули слезы. А потом ему показали могилу и сказали: «Вот могила твоих родителей». И тут янец разрыдался.

Попутчик его не смог удержаться от смеха и сказал ему:

– Я просто дурачил тебя. Ведь мы – в столице Цзинь.

Янец чуть не сгорел от стыда. А когда он и в самом деле пришел в столицу Янь, увидел алтарь своей общины, отчий дом и могилы предков, то уже не был так взволнован.