Текст книги "Найти то, не знаю что…"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

На стенах висели полотна нынешнего именинника, десятка три-четыре, может, чуть больше. Все существа и предметы на них изображались резкими, нарочито угловатыми контурами, в примитивизме которым чувствовалась, однако, рука опытного профессионала. Краски были наложены однотонные, без переходов и полутеней.

На каждой из картин воспроизводился некий сюжет, явно навеянный стремлением автора прослыть большим оригиналом.

Верблюд шагал не по пустыне, а по шпалам железной дороги, сидевший между его горбами азиат выискивал что-то в Интернете на своем ноутбуке. Из гигантского яйца, снесенного оранжевой хохлаткой, выбирался маленький человечек с автоматом Калашникова за спиной. Ну, и так далее.

Пережёгин приблизился к группе гостей, состоявшей в своем большинстве, как дал понять Свищев, из представителей городских СМИ.

А-ля-фуршет начался, по всей видимости, не более пяти минут назад. Однако бокалы с сухим вином, бутерброды с ветчиной, колбасой и сыром можно было увидеть только в руках присутствующих. На подносах остались лишь картонные тарелочки.

Убедившись, что Дины среди фуршетчиков нет, Пережёгин огляделся.

В дальнем углу, образованном выступом стены, задумчиво прислонилась к подоконнику прекрасная незнакомка. Снисходительно-высокомерная усмешка на ее холеном, смуглом от загара, без единого изъяна лице, кажется, была адресована жующим по соседству участникам презентации.

Пережёгин прямиком направился к ней.

– Здравствуйте, Дина Владимировна!

– Здравствуйте, господин Пережёгин! – ответила та, изучая, скорее, даже оценивая его взглядом. – А на снимках в Интернете вид у вас более затрапезный. Ладно, пришли, так пришли. Хотя, если честно, ума не приложу, что вам здесь делать? Судя по той информации, которую мне сообщили о вас, живописью вы не интересуетесь, да и не разбираетесь в ней. Извините уж за откровенность.

– Это верно, – кивнул он. – В живописи я полный профан. И уж точно не знаток, поскольку признаю только две оценки: «нравится» – «не нравится».

– Полагаю, работы мастера Свищева вам не слишком по душе? – усмехнулась она.

– Я вот думаю, действительно ли на эти картины найдется покупатель?

– Всё зависит от конкретных обстоятельств, – ответила она. – Если угодно, могу вас немного просветить по этой части.

– Сделайте одолжение.

– Так вот, если коротко, то любой художник, вышедший в свет, подает лишь заявку на свое творчество. Покупатель на его полотна, конечно, может найтись, но только в силу некоторого везения, благосклонности фортуны. Иной художник так и подает всю жизнь заявку за заявкой. Потом он умирает, и публика забывает о самом факте его существования. Но если художнику удается создать Шедевр, пускай один, то все его прежние заявки быстро поднимаются в цене, подобно акциям заброшенной шахты, в которой вдруг обнаружили алмазные россыпи. Понимаете? Сначала нужно создать Шедевр, пускай даже из воздуха.

– Неужели бывают дутые шедевры? – Пережёгин принял изумленный вид.

– Сколько угодно. Бывают даже «мыльные». Но в этой галерее шедевров я пока не вижу – ни подлинных, ни дутых.

– А художник Омельев, по вашему мнению, имел перспективу создать шедевр?

– Омельев? – искренне удивилась она. – Кто это? Впервые слышу о таком художнике. – Либо она говорила правду, либо была изощренной актрисой. Пережёгин не уловил в ее голосе ни единой фальшивой нотки.

– Ну, как же, Дина Владимировна? – сощурился он. – Художник Омельев проживал в той самой коммуналке, где и поныне обитает ваш дядюшка Вадим Эдуардович Усиков. Дядюшка, который, полагаю, не далее, как вчерашним вечером позвонил вам относительно моего внезапного визита в коммуналку.

– Ах, вот вы о чем! Значит, Омельев – это тот самый бедняга, что погиб ужасной смертью два года назад? Да-да, я слышала, конечно, краем уха об этой жуткой истории, но фамилии в памяти не удержала. Я, знаете ли, не коплю излишней информации, которая мне вряд ли когда-либо пригодится. Что же касается картин этого Омельева, то я не имела счастья видеть хотя бы одну из них, поскольку никогда, ни разу в жизни не была в указанной вами коммуналке. Тем не менее, отвечая на ваш вопрос, замечу, что названный вами художник Омельев, скорее всего, не создал своего Шедевра. Боюсь, что этот уличный живописец уже прочно забыт всеми, даже своими собутыльниками.

– Ошибаетесь, – покачал головой Пережёгин. – Есть люди, весьма интересующиеся его работами. Один человек поручил мне найти его картину, чудом спасенную от огня. Это полотно Омельев подарил своему знакомому накануне трагедии. Тот унес картину с собой. Вы случайно не знаете его имени? Или опять скажете, что для вас это излишняя информация?

– Послушайте, Пережёгин, не валяйте дурака, – ясным голосом отчеканила она. – Уж вам-то прекрасно известно его имя. Вчера днем мой дядюшка сам назвал вам его. Впрочем, похоже на то, что вы знали это имя еще до визита в коммуналку, и пришли сейчас ко мне за подтверждением некой своей догадки.

– Могли бы еще добавить, что мне известно и название картины. «Банковский мостик», похоже, заинтересовал еще кого-то. И этот «кто-то» похитил картину у моего клиента при весьма загадочных обстоятельствах.

– Похитил? Картину Омельева? Ну, что за сказки вы рассказываете, господин Пережёгин! Кому нужна бездарная мазня?

«Она, несомненно, актриса», – уже утвердительно подумал визитер.

– Не судите опрометчиво, – заметил он. – Эта картина особая, единственная в своем роде, в ней заложен некий скрытый смысл, зашифрована тайна.

– Впервые слышу об этом. От меня-то чего вы хотите?

– Мне, по моей наивности, казалось, что вы можете навести меня на след этой картины, поиски которой я начал совсем недавно. А свои поиски, поверьте, я всегда довожу до конца. Найду я и «Банковский мостик». Несмотря даже на свою репутацию полного профана в живописи.

– Да вы, никак, угрожаете, правда, не пойму, кому именно.

– Пока предупреждаю. Вас, Дина Владимировна, и вашего дядюшку. Только не того, который живет в коммуналке, а другого. Вы меня поняли, да? А засим разрешите откланяться.

– Не смею задерживать. Но совет на прощание дам. Постарайтесь не оказаться в смешном положении, господин «народный эксперт», не то ваши клиенты отвернутся от вас.

– Ценю деловые советы. До скорой встречи!

Выходя на улицу, Пережёгин думал:

«Пока всё идет нормально. Я их припугнул, и они засуетятся. Сегодня созвонятся, а завтра с утра соберутся там, в своем родовом гнезде. Надеюсь, всё пойдет по плану. Моему плану. Но эта Дина, как же она владеет собой! Волевая женщина. Просто уникальная личность. Я так и не смог проникнуть через ее ауру. Какой там Ключник! Это она вертит шайкой по своему усмотрению. Полагаю, «Банковский мостик» – не единственная их авантюра. Ладно, завтра всё прояснится окончательно».

Глава 12. ДОМ С МАНСАРДОЙ

В Лахту Пережёгин приехал около шести утра. «Сова» «совой», но если нужно, мог подняться раньше любого «жаворонка».

Оставив машину на привокзальной площади, он двинулся далее пешком.

Несмотря на ранний час, солнце стояло уже высоко – такова особенность северного лета, воспетая еще Пушкиным:

«Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса».

Пережёгин хорошо помнил те времена, когда Лахта представляла собой сугубо деревянный, привольно разбросанный самый ближний пригородный поселок, рассеченный на «доли» двумя нитками Выборгского шоссе и железнодорожной веткой на Сестрорецк.

Но сейчас мегаполис приблизился к поселку вплотную, будто готовясь проглотить его совсем, да и в самой Лахте появилось немало причудливых особняков, принадлежавших владельцам пухлых кошельков.

И всё же кое-где, особенно в северной части, примыкавшей к лесу, сохранились анклавы старой застройки. Здесь доживали свой век и ветхие дачи-курятники, облицованные вагонкой, и старомодные «виллы», считавшиеся в прежние времена эталоном зажиточности.

Дом тетушки Ключника относился как раз к «зажиточному» типу строений.

Выдерживавший когда-то сравнение с загородным поместьем, с «фазендой», ныне он сильно проигрывал тем уютным гнездышкам, чьи башенки и фигурные крыши горделиво возвышались то тут, то там.

Тем не менее, дом всё еще годился для того, чтобы безмятежно отдыхать в его стенах от городской суеты.

Это было бревенчатое двухэтажное сооружение со скошенной крышей под красной черепицей, крышей, образующей своими формами дополнительный, третий этаж, где разместилась просторная мансарда.

Дом стоял в глубине участка, ближе к его тыловому забору.

Во дворе, как и вокруг, царила благостная тишина.

Пережёгин для начала огляделся: нет ли во дворе собаки? В его арсенале имелись собственные методы приваживания сторожевых псов, способных своим отчаянным лаем поднять с постели заспанных хозяев.

Собаки во дворе, по счастью, не было.

Правда, на крыльце дремал пушистый котище пепельного цвета, но от этого существа вряд ли следовало ожидать неприятностей.

Вдоль боковых секций забора густо разрослись кусты сирени и черемухи.

Вот и отлично! Лучшего наблюдательного пункта не найти.

Пережёгин перемахнул через забор и нырнул в примеченное природное укрытие. Влажные листья щедро осыпали его утренней росой. Поежившись, он двинулся вперед, маскируясь за ветвями с пышной зеленью.

Вот, наконец, торцевая стена дома. Она могла бы считаться глухой, если бы не три окна, расположенные друг над другом по вертикали. Два нижних были распахнуты настежь, надо полагать, по случаю жаркой погоды, третье – верхнее, не только закрыто, но и занавешено изнутри.

Всю площадь от стены и до кустов сирени занимали аккуратные грядки с зеленью, разделенные тропинкой, которая, похоже, вела к задней калитке.

Над одной из грядок примостилась старая табуретка. Очевидно, кто-то из домочадцев срезал для стола укроп и петрушку, предварительно оседлав для удобства этот простейший атрибут мебели. Возможно, Ключник, страдавший радикулитом.

Так или иначе, нечаянная находка оказалась кстати.

Осмотревшись по сторонам, Пережёгин выскользнул из кустов, прокрался к табуретке, стараясь не ступать на вскопанную землю, и стремительно вернулся со своей добычей на прежнее место.

Установив табурет на ровном пятачке, он, цепляясь за ветки, взгромоздился на него.

Этот маневр позволил «народному эксперту», оставаясь невидимкой, заглянуть из своего укрытия в нижнее окно, хотя бы и на расстоянии.

Перед ним открылся вид на коридор, который проходил по осевой линии первого этажа. В конце коридора имелось второе, точно такое же торцевое окно, тоже распахнутое настежь, что создавало, очевидно, ощутимый приток свежего воздуха внутри дома.

В коридор выходило несколько дверей.

В центральной части первого этажа, как раз напротив парадного входа, угадывалось что-то вроде холла. Из него наверх вела витая лестница с полированными деревянными перилами.

Скорее всего, похожая картина повторялась и на втором этаже.

Это означало, что оба нижних этажа были обитаемы.

А вот в мансарде, надо полагать, никто не ночевал, ибо при плотно закрытых окнах любой нормальный человек задохнулся бы там от обрушившейся на северную столицу поистине африканской жары.

Значит, этот дом и есть берлога Ключника? Что ж, расположился он здесь с простором и комфортом.

Но на месте ли он сейчас, вот в чем вопрос.

Пережёгин слез с табуретки, затем достал из своей «походной» сумки некий черный комок и развернул его. Это был обыкновенный полиэтиленовый пакет.

Наблюдатель застелил им табуретку и занял сидячее положение.

А теперь можно подремать. В нужный момент мозг сам пошлет ему сигнал о побудке.

Внутренний толчок он ощутил около девяти утра.

У открытого коридорного окна на втором этаже стояли мужчина и женщина.

В мужчине Пережёгин сразу узнал Ключника.

О женщине пока можно было сказать лишь то, что это не Дина. Совсем другой женский тип. Лет сорока, пухлая, с гладко зачесанными назад русыми волосами, собранными на затылке в узел.

– Сегодня вы меня весьма огорчили, мадам Майя, – желчно выговаривал собеседнице Ключник. – Я уже готов был признать вас женщиной добросовестной и ответственной, и вдруг такой казус! Мы ведь с вами четко договорились, что ровно в девять утра вы будете проводить с нашей больной необходимые утренние процедуры. И что же я вижу, войдя в комнату? Больная не обихожена, теплая вода не приготовлена, зато вы сладко дремлете в уютном кресле.

– Ради бога, извините, Геннадий Федорович! – взмолилась та. – Сама не пойму, как это произошло. Просто отключилась на какую-то минутку…

– Если бы на минутку. Но я, кажется, знаю, почему вы «отключились». Кроме нашей больной, вы дежурите еще у чьей-то постели. Вам кажется, что вы успеете и там, и тут, и заработаете кучу денег. Нет, мадам Майя, свою работу надо делать качественно, какой бы тяжелой она ни была. Пожалуй, я сейчас позвоню в вашу фирму и попрошу прислать другую сиделку.

– Пожалуйста, не надо! – похоже, провинившаяся готова была бухнуться на колени. – Клянусь вам, этого больше не повториться.

– Мы ведь даже доплачиваем вам сверх договора, не так ли? – в прежней строгой манере продолжал Ключник.

– Да-да, и я вам очень благодарна…

– Ладно, на этот раз я не буду поднимать шум. Но запомните: это было последнее предупреждение.

– Клянусь вам… – начала она, но он сделал резкое движение:

– Довольно об этом. Идите сейчас к тетушке и продолжайте выполнять свои прямые обязанности.

Она сделала шаг в сторону, но он остановил ее:

– Вот что еще. Скоро должны подъехать мои родственники. Затем у нас состоится деловая встреча с важным гостем. До одиннадцати часов вы можете свободно перемещаться по дому, если больной что-то потребуется. Побеспокойтесь, чтобы всё необходимое у вас было под рукой. Потому что после одиннадцати я вам запрещаю даже нос высовывать в коридор, ясно?! Чьи бы шаги там ни раздались, какие бы голоса вам ни послышались, сидите в тетушкиной спальне тихо, как мышка! Я выразился ясно?

– Да, я всё поняла.

– Вот и отлично, ступайте.

Сиделка исчезла в глубине коридора.

Ключник еще какое-то время недвижно стоял у окна, ожидая, видимо, когда женщина зайдет в комнату.

– Ну, поглядим, сколько капусты принесет нам шторм в заливе… – произнес он вдруг загадочную фразу и тоже исчез из виду.

Вскоре послышался скрип деревянных ступенек.

Спускается он вниз или же поднимается в мансарду?

Шаги стихли.

Но вот распахнулось мансардное окно.

Ключник зорко оглядел с высоты прилегающую территорию.

Затем достал мобильник и послал кому-то вызов.

– Вадим? – крякнул он через пару секунд. – Здорово, братан! Как там дела в твоей долбанной коммуналке? Этот хлыщ, «народный эксперт», больше не докучал? Ну и славно. Собирайся в дорогу. Покупатель будет в одиннадцать. Не опаздывай. Так просила Дина.

Затем Ключник сделал второй вызов.

На этот раз ответ абонента ему пришлось ждать дольше, так что он даже начал пританцовывать от нетерпения.

Но вот линия, похоже, ожила.

– Диночка?! – воскликнул Ключник. – Здравствуй, племянница! – теперь в его грубом голосе звучали нотки нежности. – Да, в одиннадцать, как договаривались. Он подтвердил. И еще сказал, что придет один, но охрану оставит на привокзальной площади и будет с ней на связи. Разговор, думаю, получится тяжелым. Впрочем, чего это я беспокоюсь? Ты, моя умница, умеешь это делать. У нас с Вадимом так не получилось бы. Да-да, конечно, я понимаю… Всё в лучшем виде… Я выйду пораньше, в половину одиннадцатого. С задней калитки. Да ничего особенного, просто гляну, сколько у него бойцов, и вообще, что к чему. Мало ли как пойдет дело. Говоришь, всё будет тип-топ. Ну, тебе виднее. А я всё-таки схожу в разведку. Не помешает. Ладно, всё, умолкаю. До встречи!

Ключник отошел вглубь мансарды.

Он оставил окно открытым, но Пережёгин со своего места мог видеть лишь часть потолка, обшитого досками.

По всколыхнувшейся занавеске стало ясно, что Ключник открыл окно и на противоположной стороне. Надо полагать, для проветривания. Значит, деловая встреча состоится в мансарде. Вполне возможно, что на ней пойдет речь о продаже «Банковского мостика».

Еще какое-то время в мансарде слышались тяжелые шаги Ключника.

Очевидно, он ходил взад-вперед по комнате, размышляя о некоем весьма скользком деле, в котором не ощущал себя лидером.

Глава 13. НЕНАДЕЖНОЕ УБЕЖИЩЕ

Еще минут сорок в доме царила обычная утренняя суета.

Было слышно, как Ключник заваривает чай на веранде, к которой, очевидно, примыкала кухня, как хлопает дверцей холодильника.

Сиделка носилась взад-вперед по лестнице, как угорелая.

Но вот Ключник вышел из дома, очевидно, через парадное крыльцо, и вскоре оказался в поле зрения Пережёгина, направляясь к тыльному забору по узкой тропинке мимо кустов сирени, за которыми притаился незваный гость.

Внезапно Ключник замер, как вкопанный. Создавалось впечатление, что он учуял чужой запах, и сейчас пытается определить его источник.

Но на самом деле он смотрел на ту грядку, откуда Пережёгин умыкнул табурет.

– Майя Григорьевна! – крикнул Ключник на такой высокой ноте, что его надтреснутый басок перешел в подобие визга.

Из окошка второго этажа высунулась перепуганная сиделка.

– Зачем вы убрали мою табуретку? – сварливо выговорил ей хозяин. – Я же просил не трогать ее.

– Больно мне нужно трогать вашу табуретку! – осмелев, ответила сиделка. – А то у меня других забот мало.

– Куда же она подевалась?! Мы с вами в доме вдвоем. Тетушка не в счет. Что, у табуретки ноги выросли?

– Почем мне знать! – отрезал сиделка, которая на этот раз, похоже, не чувствовала за собой никакой вины. – Говорила ж вам: собаку надо завести. А то ведь в ваш двор кто угодно ночью может залезть. Хорошо еще, что в дом не забрались – окна-то нараспашку. А табуретку мог какой-нибудь ранний рыбак прихватить. Для удобства.

– Ладно, ступайте, – махнул рукой Ключник.

Он потоптался на тропинке еще немного, бормоча:

– Совсем обмельчал народ. Надо же, уперли с участка мою любимую табуретку! А ведь Дина тоже советовала завести пса, непременно свирепого, чтобы мог на куски разорвать, и спускать его на ночь с цепи. Ладно, вот покончим с этим делом, тут же присмотрю подходящую собачонку.

Он двинулся дальше и вскоре свернул за угол, где еще через пять метров в штакетнике была устроена калитка. Толкнув ее, Ключник вышел на неприметную тропинку между участками и направился по ней в сторону станции.

Выждав для верности еще пяток минут, Пережёгин выбрался из своего укрытия, разминая затекшие мышцы.

Табуретку он водрузил на отмостку перед раскрытым окном и в два приема забрался в коридор.

Убирать табуретку с глаз посчитал излишним занятием. Ведь Ключник, почти наверняка, вернется через парадный вход. А если и заметит невесть откуда появившуюся табуретку, то решит, что это дело рук Майи.

Помня те строгие наставления, которые Ключник давал сиделке, Пережёгин не особенно осторожничал, твердо ступая по скрипучему полу. Для начала осмотрел помещения первого этажа, заглянул на просторную летнюю веранду, к которой сбоку действительно примыкала кухня с газовой плитой.

Затем поднялся по витой лесенке на второй этаж.

Чуть правее виднелись ступеньки, ведущие в мансарду.

Они скрипели гораздо меньше старой лестницы.

К удивлению незваного гостя, дверь Ключник оставил открытой.

И вот уже Пережёгин внутри помещения.

Мансарда занимала всё пространство от одной до другой боковой стены дома и наводила на мысль о домашнем варианте картинной галереи.

Правда, холст здесь экспонировался только один, зато внушительных размеров. Пожалуй, два на три метра, определил на глазок визитер. Холст был заключен в массивную золоченую раму, к нижней горизонтали которой крепилась табличка с четкой надписью: «И.Айвазовский. Шторм в заливе».

Так вот о каком шторме говорил Ключник!

Собственно, даже без таблички Пережёгин догадался бы, что перед ним полотно Айвазовского. Точнее, подделка под него. Но мастерская подделка.

Очевидно, именно эту картину шайка намеревалась продать простодушному покупателю под видом оригинала.

Пережёгин хоть и позиционировал себя как дилетанта в живописи, но о творчестве Айвазовского представление имел. Много лет назад, по случаю, «генерал» Морозов просветил его на этот счет.

Айвазовский считается автором более шести тысяч художественных произведений, правда, в это число входят его эскизы, наброски, рисунки и прочее.

Непревзойденный мастер морского пейзажа, Айвазовский – один из наиболее «похищаемых» художников, кроме того, он держит своеобразный рекорд по количеству подделок его работ.

Да и могло ли быть иначе, если на его картины, особенно крупноформатные, существует устойчивый спрос?

Не последнее место среди покупателей, жаждущих заполучить «настоящего Айвазовского», занимают состоятельные армяне. Ведь подлинная фамилия живописца – Айвазян, так как же уважающему себя армянину не иметь дома хотя бы одной картины прославленного земляка? Перед соседями неудобно…

Ну, ладно, Айвазовский – Айвазовским, но где же «Банковский мостик»?

А ведь холст, скорее всего, находится где-то здесь, в ожидании своего покупателя.

Пережёгин огляделся.

Вся мебель в мансарде скучилась у дальнего окна, оставляя свободным остальное пространство.

У стены стояла старая металлическая кровать с никелированными шарами на спинках. Постель была застлана кружевным покрывалом, которое свешивалось почти до пола. Над изголовьем возвышалась целая гора подушек и подушечек в таких же кружевных наволочках.

Не иначе, тетушкино наследство, являвшееся для рецидивиста Ключника эталоном комфорта и хорошего вкуса, подумалось Пережёгину.

Напротив кровати, у другой стены, высился вместительный современный холодильник, рядом с ним громоздился шкаф, несомненно, перекочевавший сюда, как и кровать, из пятидесятых годов прошлого века.

Несколько поодаль стоял обеденный стол, а вокруг него – с полдюжины плетеных кресел.

Как говорится, ничего лишнего.

Стены и потолок были обшиты свежевыструганными сосновыми досками, всё еще источавшими легкий запах смолы.

Пережёгин открыл шкаф и заглянул внутрь.

Нет, «Банковский мостик» здесь определенно не поместился бы.

На многочисленных полочках выстроились тесными рядами баночки с красками, растворителями и еще какими-то химикатами, а также стаканчики с кистями, ножичками и прочими инструментами, требовавшимися для художественного творчества либо реставрации старых полотен.

Нечто подобное Пережёгин уже видел, причем совсем недавно.

Ну, конечно, в комнате профессора. Так он, значит, не только химик, но еще и художник? Любопытно…

Пережёгин аккуратно закрыл дверцы шкафа, и в ту ж секунду его слух уловил легкое поскрипывание ступенек. Кто-то поднимался в мансарду, находясь совсем рядом. Но только не Ключник, у того была куда более тяжелая поступь.

Впрочем, «народному эксперту» не оставалось ничего другого, как немедленно спрятаться в единственном подходящем для этого месте – под кроватью.

Что он и проделал не без лихости.

По счастью, кружева на покрывале имели то же свойство, что и ветви сирени.

Пережёгин мог наблюдать через многочисленные мелкие просветы за событиями вокруг, сам оставаясь невидимым.

Дверь скрипнула, и в мансарду ступил Вадим Эдуардович. В руках он держал тубус коричневого цвета.

– Уф! Добрался, наконец, – выдохнул отставной профессор. – Нет, что ни говори, а всё же дальняя дорога утомляет. Хорошо бы немного взбодриться… Ну-ка, глянем, нет ли чего в холодильнике? – Он открыл дверцу: – О, армянский коньяк! Продегустируем, пожалуй. – Усиков сделал глоток прямо из горла и поставил бутылку на место, после чего расположился в одном из кресел, пристроив тубус на коленях.

– Что же мне делать с этим сюрпризом? – подняв глаза к потолку, вопросил он кого-то, ведомого лишь ему одному. – Сказать им сразу или после? Нет, сразу нельзя, ведь они должны привести покупателя. Нельзя портить спектакль импровизацией, которая может еще и сорваться. Ладно, пока я его спрячу, но куда? В холодильник? Нет, они же будут его открывать. В шкаф? Но там всё заставлено. Ага, положу на шкаф… – Он поднялся, примостил тубус сверху, затем отошел к центру мансарды: – Нет, так тоже не пойдет. Его хорошо видно со всех точек. Брат спросит: «Что это такое?» А после меня же обвинят в том, что я сломал им всю игру. – Усиков вздохнул и снова огляделся: – Ага! Спрячу его пока под кроватью, а после достану.

Профессор хотел наклониться, но вдруг заохал и схватился за поясницу:

– Ох, старость – не радость, верно говорит народная мудрость.

После довольно продолжительной паузы он уронил тубус на пол и катнул его ногой вглубь, прямо на Пережёгина.

– Ладно, может, Гена сподобится его достать. Но ведь и у него радикулит. Ба! Да мы попросту передвинем кровать, она же на колесиках…

Перспектива для наблюдателя была малоприятной, притом, что внезапно возникшую ситуацию теперь предстояло постоянно держать на дополнительном контроле.

Между тем, Вадим Эдуардович уселся в другое кресло, лицом к двери, мурлыча под нос какой-то бравурный мотивчик.

Прошла еще минута-другая, и в нижнем коридоре послышались громкие голоса нескольких человек. Кажется, один из голосов принадлежал Дине.

«Значит, вся шайка в сборе, – подумал Пережёгин. – Вот и хорошо. Однако же, здесь столько пыли! Как бы мне не чихнуть вдобавок ко всему. Вот тогда будет весело».

Глава 14. СЕКРЕТЫ ФИРМЫ

Первой в мансарду поднялась Дина, следом за ней в дверном проеме обрисовался некий незнакомец – плотный, подвижный, хорошо одетый, с курчавой темной шевелюрой, оттененной серебряными прядями. Замыкал шествие Ключник. Войдя в помещение, он плотно прикрыл за собой дверь, как доверенный страж, которому поручили важные, хотя и второстепенные заботы.

Незнакомец вел себя совершенно раскованно, хотя, судя по всему, оказался в этом доме впервые.

Не удостоив профессора даже взгляда, курчавый господин огляделся, затем прошел вперед и остановился у картины Айвазовского (или всё же ее копии?).

– Ну, да, – произнес после паузы. – По всем приметам, то самое полотно. Из коллекции моего покойного друга и земляка Арама. – По-русски он говорил хорошо, хотя и с сочным кавказским акцентом. – Да, то самое полотно, вроде бы. Узнаю эту легкую царапинку в верхнем углу, как и мелкий дефект рамы. Да… – Он замолчал, теперь уже надолго, после чего экспрессивно воскликнул: – Но тот ли это холст?! Как я могу доверять вам, незнакомым мне людям? Может, вы подсовываете мне хорошо изготовленную копию, а? Может, эти узнаваемые дефекты нанесены методом компьютерных технологий? Учтите, я очень не люблю, когда меня держат за простака.

– Послушайте, господин Бадалян… – начала Дина, но вновь прибывший гость энергично замахал руками:

– Никаких фамилий! Называйте меня по-простому – Тигран.

– Господин Тигран, – как ни в чем не бывало, продолжала ледяным голосом Дина, – вы, с вашей репутацией авторитетного знатока живописи, можете сами легко отличить подделку от оригинала. Кроме того, вы сами только что указали на легкие дефекты, как картины, так и рамы. И причем тут компьютерные технологии, если дефекты старые? Чего же вам еще? Что вас смущает?

– Я скажу вам, что меня смущает. Очень смущает, – многозначительно добавил Тигран. – Настолько смущает, что я теряюсь в догадках. Мой друг Арам никогда не продал бы эту картину, даже если бы умирал с голоду. Для нас, армян, Айвазовский – это гораздо больше, чем художник. Это частица нашей души, нашего самосознания, понимаете? Ладно, Арам умер, причем весьма состоятельным человеком. Царствие ему небесное! – гость перекрестился. – Свое собрание картин он завещал сыну Гегаму. Гегам, к сожалению, не имеет хватки отца, к тому же он – не коллекционер. Я не удивлюсь, если рано или поздно он промотает всё отцовское наследство. Но сейчас у Гегама есть деньги, хорошие деньги. Почему же он, ни в чем не нуждаясь, продает ценное полотно, да еще Айвазовского, хотя в его распоряжении находится множество других известных холстов. Вот этого я не в состоянии понять. Но чувствую, что-то здесь не то.