Текст книги "Звездочеты"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Когда нас знакомили, Эмма скользнула взглядом по моему «простонародному» костюму, и на ее тонких губах промелькнула красноречивая ухмылка.

Я понял, что дамочка без колебаний занесла меня в черный список знакомых, которых с легким сердцем можно не приглашать на семейные торжества.

Следом за этой парой приехала «мачеха» с собственным сыночком.

Что ж, Жанна и Юля, описав ее, ничуть не погрешили против истины.

Если бы я не был заранее посвящен в родственные отношения этой семьи, то решил бы, что Лариса Леонардовна, скорее, – дочь Надыбина, настолько привлекательно и молодо она выглядела.

Тоже невысокая, но очень стройная, с тонкими изящными ногами и узкими бедрами, она, полагаю, при вечернем освещении могла бы даже без особых ухищрений выдавать себя за девушку. Ее пышные вьющиеся рыжеватые волосы, перехваченные бархатной лентой, подчеркивали горделивую посадку головы. А выразительные темные глаза могли обмануть своим выражением наивности даже такого искушенного типа, каким я считаю себя.

На ней было черное, простого покроя, но весьма дорогое платье, с которым превосходно гармонировали бриллиантовые сережки и золотое колье.

Женщина-праздник, чего тут добавишь!

Она подарила мне мягкую, приветливую улыбку и протянула руку для пожатия, но таким жестом, который свидетельствовал о привычке протягивать ее для поцелуя.

Определенно она была не из той породы, кто оценивает нового знакомого только по одежке.

Ларису сопровождал ее сын – тщедушный херувимчик с мягким безвольным подбородком, выглядевший подростком, хотя по моим «агентурным» сведениям ему было хорошо за двадцать.

Он держался на пару шагов позади матери и, казалось, витал в каком-то другом мире, в упор не замечая окружающих.

Несмотря на любезные улыбки, чувствовалось, что для всех предстоящая процедура в тягость. Очевидно, наш хозяин тоже осознавал это, намереваясь быстрее закончить мероприятие, которое еще и не началось-то.

Явно пренебрегая светской беседой, он провел гостей в столовую. Здесь велел прислуге выйти и закрыть за собой двери, а затем жестом предложил нам располагаться за накрытым столом.

Выждав, когда все рассядутся (сам он так и продолжал стоять), Надыбин обвел пристальным взглядом своих родственников и заговорил, бросая слова, как тяжелые гири:

– Дорогие гости! Я попросил приехать вас потому, что намерен сделать важное заявление. Собственно, вы уже давно знаете о том, что я мечтаю посвятить остаток своей жизни научному поиску. Я хочу устроить всё так, чтобы никакая мелочь не отвлекала меня более от моих планов. Поэтому я намерен ликвидировать дело, продав его кому-либо из наших партнеров. Пускай вас это не тревожит, ибо каждый из вас, то есть, я имею в виду тебя, Юрий, и вас, Лариса, получит свою долю, которой будет вправе распоряжаться самостоятельно.

– Но, дядя Миша, почему вам непременно хочется устроить революцию? – воскликнул племянник, несомненно, продолжая давний спор. – Наша фирма имеет устойчивые перспективы, дает стабильный доход, вот и пусть работает. А деньги на экспедицию, раз уж без нее никак нельзя, можно взять в кредит. Одно другому не помеха. Зачем нужна эта горячка, не пойму!

Надыбин насупился:

– Есть хорошая поговорка о двух зайцах, и я намерен следовать заключенной в ней мудрости. Жизнь, к сожалению, полна нежданными поворотами и казусами. У Шлимана финансовые дела тоже шли превосходно. Но когда он уже готовился переключиться с бизнеса на археологические раскопки, то нашелся некий купец, который оклеветал его и втянул в судебный процесс, из-за чего Шлиман потерял целый год и понес большие убытки. Я не хочу, чтобы нечто подобное случилось со мной. Не хочу зависеть от случая, от стечения обстоятельств, от финансового кризиса, от воли либо интриг других людей. Пусть даже риск ничтожен, я всё равно не хочу испытывать судьбу. Итак, повторяю: я продаю фирму. Я поступлю по примеру человека, который вписал свое имя в историю, – и он поднял глаза на портрет Шлимана, который висел и в столовой тоже.

– Дался вам этот немец! – с досадой воскликнул Юрий.

– Настоятельно попросил бы присутствующих уважать мои взгляды, – на октаву повысил голос Надыбин. – Я, кажется, никогда не позволял себе вмешиваться в ваши личные дела.

– Но это не личное дело! – загорячился и Юрий.

– Нет, личное! – хозяин хлопнул ладонью по столу. – Для меня это личное дело! Не забывайтесь.

– Извините, я имел в виду совсем другое, – пошел на попятную Юрий. – Вот вы предлагаете раздробить капитал… Но это не такая простая процедура, и ее невозможно запустить мгновенно. Мы связаны договорами, у нас есть партнеры, есть клиенты…

– Хорошо, сколько времени потребуется, чтобы закрыть все вопросы?

– Так сразу не ответишь, нужно посчитать…

Должен сказать, что за вспыхнувшей полемикой я следил не очень внимательно. Я вдруг поймал на себе мягкую улыбку Ларисы, улыбку, которая вовсе не выглядела дежурной. Это была улыбка-сигнал, уж я разбираюсь в таких вещах.

Но чтобы вот так сразу, чуть ли не с первой минуты?

А Лариса уже повернулась к Надыбину.

– Я вас прекрасно понимаю, Мишель, – тут она снова послала мне мимолетную улыбку. – Есть вещи, которые нельзя объяснить одной житейской логикой. Вот я, например, хочу издавать газету. И я буду ее издавать, хотя меня тоже отговаривают. Понимаете, я вижу ее перед собой, чувствую, что она будет успешной. Обязательно нужно идти за своей мечтой! – ее глаза влажно заблестели.

Если это и была игра, то весьма искусная.

– Послушайте, Михаил Викторович! Насколько мне известно, ваш любимый Шлиман между раскопками снова и снова возвращался к финансовым операциям, – подала голос лисичка.

Похоже, эта парочка, готовясь к противостоянию со своим упрямым дядюшкой, была вынуждена проштудировать биографию немецкого любителя археологии, подумалось мне.

– Вообще-то, Шлиман даже из своих раскопок сделал бизнес, – нежданно заговорил херувимчик. – Он издавал большими тиражами книги, выступал с лекциями, а главное – тайно вывез лучшие из находок, где было немало золотых вещиц…

– Ты ошибаешься, парень! – отрезал Надыбин, с трудом, как мне показалось, сдерживая ярость. – Свою богатейшую коллекцию находок Шлиман безвозмездно передал немецкому народу. Для него, вечног искателя, это не было бизнесом. Никогда. Это было страстью его жизни!

– Послушайте! – примирительно воскликнула Лариса. – Мы ведь уже обсуждали эту тему. И не один раз. Стоит ли заново идти по знакомому кругу? – она повернулась к Юрию с его лисичкой: – Глава нашего предприятия, уважаемый Мишель, – самостоятельный мужчина, и умеет отвечать за свои поступки. Он знает, что делает. По его настойчивости мы чувствуем, что решение принято раз и навсегда. Давайте же уважать это решение. Притом, если я правильно поняла, детальный разговор еще впереди?

– Да! – кивнул Надыбин. – Сегодня я просто объявил вам о своем решении. В ближайшие дни я должен совершить одну непродолжительную поездку с моим секретарем господином Голубевым, еще раз обращаю на него ваше внимание, прошу любить его и жаловать! – широким жестом он указал в мою сторону.

Я встал и церемонно поклонился.

– После нашей поездки мы с вами соберемся еще раз для детального и уже окончательного разговора, – заключил он. – А ты, Юрий, подготовь к этому времени все необходимые бумаги.

– Вот и чудненько, – улыбнулась Лариса. – А сегодня давайте веселиться. Такой замечательный, теплый вечер! И этот наплывающий запах моря… Вы не пригласите меня на танец? – она чуть наклонилась ко мне и одновременно подала какой-то знак своему сыну.

Гарик поднялся и распахнул двери, ведущие на веранду. Там он поколдовал немного, и вот зазвучала музыка.

Мы с Ларисой вышли на свободное пространство веранды и встали друг напротив друга, начиная танец.

Никто не последовал нашему примеру.

Юрий что-то увлеченно доказывал хозяину, чертя на салфетке некие схемы.

Его Эмма пристроилась за спинами мужчин и кивала головой, очевидно, в знак согласия с мужем.

Херувимчик же и вовсе куда-то исчез. Мельком я заметил, как он прошел через сад. Вскоре во дворе взвыл автомобильный мотор.

– Кажется, ваш сын покидает этот гостеприимный дом, – сообщил я Ларисе.

– Ему смертельно скучно с нами, – рассмеялась она. – По его убеждению, все мы – пещерные люди, не способные оценить всей прелести виртуальной вселенной. Он целиком обитает в компьютерном мире. Я с огромным трудом уговорила его на эту поездку. Гарик согласился лишь потому, что об этом попросил Мишель.

– Стало быть, он уважает мнение Михаила Викторовича?

– В определенной степени, – кивнула она. – Ведь Мишель тоже не от мира сего. Они с Гариком, как это ни странно, – родственные души.

Что-то не похоже, чтобы Надыбин симпатизировал этому парню, подумал я, припоминая, с какой резкостью хозяин оборвал единственную реплику «компьютерного гения».

Однако же меня всё больше волновали флюиды ответной приязни, исходившей от моей партнерши по танцу.

– Сказать по правде, мне было приятно встретить среди незнакомых людей очаровательную женщину с таким удивительно теплым взглядом, – сказал я ей. – Ваша телепатическая поддержка придала мне уверенности, которой мне так не хватает.

– Я вовсе не такая легкомысленная особа, какой, быть может, кажусь, – ответила она с прежней улыбкой. – Я много читаю и просматриваю почти всю нашу городскую прессу. Давно уже обратила внимание на ваши публикации. Из них составила симпатичное мнение о вас, и как об авторе, и как о человеке, хотя ни разу вас не видела. И вот сегодня буквально была поражена, насколько всё совпало. Подобное случается так редко, что я почти влюбилась! – и она дразняще рассмеялась, давая понять, что это признание, быть может, не только шутка.

Ну, давай же, парень, сказал я себе, не теряйся, ведь ворота крепости приоткрылись сами.

– Я как-то не привык, чтобы женщины делали мне комплименты, – признался я. – Но вот выясняется, что это приятно.

– Ладно, тогда рискну сделать следующий ход. Я ведь действительно собираюсь издавать газету. И если у вас что-то не заладится с Мишелем, он ведь очень непростой человек, то я возьму вас к себе. А со мной вам будет легко, – она снова заглянула мне в глаза, и у меня закружилась голова.

До чего же мы, пишущие мужики, падки на лесть!

Между тем, разговор за столом становился всё громче.

– Ну, и когда вы намерены начать процедуру? – допытывался Юрий.

– Как только мы с господином Голубевым вернемся из Швеции, где намерены осмотреть поднятый парусник.

– Стало быть, вы предполагаете заняться подъемом затонувших сокровищ? – вздохнул племянник и переглянулся с женой.

– Это один из вариантов. Но, как я понимаю, мой выбор не особенно вас волнует. Так что мы не будем больше касаться сегодня этой темы. Впрочем, при любом исходе вы узнаете все подробности. Но уже после нашего возвращения из Швеции, – он сделал ударение на последнем слове.

– Что ж, тогда есть смысл поднять бокалы за вашу поездку.

За всё это время Надыбин даже не прикоснулся к спиртному, зато выпил огромное количество кофе без сахара, до которого был большой охотник.

А вот Лариса в горячительном себе не отказывала, ничуть не пьянея при этом.

Мне припомнилось, что когда-то я готовил для одной редакции материал о «королевах экрана Третьего рейха», в числе которых была шведка Зара Леандер, самая высокооплачиваемая звезда нацистского кино. Эта Зара слыла гроссмейстером по части выпивки. Однажды она перепила на спор министра экономики, который расхвастался, что у него давняя закалка. Победа была абсолютно чистой, поскольку министр свалился со стула на пол, и его помощникам пришлось его выносить. А Зара, как ни в чем не бывало, продолжила застолье.

Полагаю, Лариса могла бы перепить даже Зару.

Впрочем, высококалорийные закуски вроде качественной красной икры и нежнейшей семги помогали нейтрализовать градусы…

Прозвучали еще два-три тоста, после которых расстановка сил за столом существенных изменений не претерпела.

В какой-то момент мы с Ларисой снова оказались на веранде.

Воздух уже начал темнеть.

Она коснулась губами моего уха и прошептала:

– А давай потихоньку улизнем отсюда?

– Но как? Я лично безлошадный, а на твоей машине, кажется, укатил Гарик.

– Машина уже вернулась и ждет с той стороны ворот.

– С хозяином будем прощаться?

– Не надо. Ведь всё, ради чего собирались, уже сказано. А уходить здесь принято по-английски.

– Тогда – вперед!

Едва мы устроились на заднем сидении автомобиля, как Лариса приподнялась и впилась в мои губы долгим поцелуем.

Как я и предполагал, в этом изящном теле таилась бездна энергии и страсти.

– Домой, – бросила она водителю, и мы помчались к Приморскому шоссе.

Разумеется, держа друг друга в объятьях.

Глава 13. УГЛОВОЙ ДИВАН

Совершенно не помню, долго ли мы ехали, как выглядел подъезд дома, в который мы вошли, на какой этаж поднялись…

И уж, конечно, вовсе не коньяк господина Надыбина вверг меня в то восторженное состояние, которого, признаться, я давненько уже не испытывал.

…Из глубины длинного коридора, освещенного лишь скупым светом ночника, навстречу нам вышла молодая, неказистая и неулыбчивая женщина монументальной комплекции.

– Всё в порядке, Маша, – сказала ей Лариса. – Можешь идти отдыхать. До утра ты мне уже не понадобишься.

Маша молча кивнула и, отступив в густой полумрак, скрылась за боковой дверью.

– Это моя добрая фея-спасительница, – пояснила Лариса. – Помогает вести хозяйство. Что бы я без нее делала! Впрочем, забудь про нее. Пойдем на кухню, выпьем по чашке кофе…

Она повела меня куда-то и усадила на что-то мягкое.

– Знаешь, зайка, дома я привыкла ходить по-домашнему. Пойду переоденусь. А ты пока покури.

Она ушла, и только оставшись в одиночестве, я почувствовал себя способным оглядеться по сторонам.

Я действительно находился на кухне, но шикарной кухне, которая, пожалуй, была просторнее всей моей квартиры.

Сам я восседал на большом угловом диване, по которому были разбросаны маленькие тугие подушечки.

Неяркий свет бра освещал передо мной крепкий стол из натурального дерева, за которым можно было бы собрать приличную компанию.

Всевозможные шкафчики и буфеты, тонувшие в расслабляющем полумраке, ничуть не нарушали впечатления комфортности и удобства.

Милое местечко!

Лариса вернулась, когда я начал уже немного беспокоиться. Я думал, что она явится в каком-нибудь умопомрачительном халатике, но на ней было только узенькое бикини, оставлявшее неприкрытыми все ее прелести.

Она выглядела свежо и молодо.

– Тебе не жарко в пиджаке? Да и брюки, по-моему, лишние. Не стесняйся… – она расположилась рядом, но не вплотную. Но я все равно ощущал исходящий от нее жар.

– Твой Гарик не имеет привычки заглядывать на кухню по вечерам? – на всякий случай осведомился я.

– У Гарика другая квартира, – объяснила она. – На этой же лестничной площадке. Вход, как понимаешь, отдельный. Правда, на всякий пожарный случай есть у нас и общая внутренняя дверь. Но Гарик не имеет обыкновения пользоваться ею, особенно, когда у меня гости. Я ведь тебе говорила: он живет в виртуальном мире. Так что не беспокойся. Но даже если он войдет, что тут страшного? Мы же с тобой не вампиры и не собираемся пить кровь невинных младенцев. Можешь раздеваться, как тебе удобнее. Хоть совсем. Для сведения: душ в торце коридора. Но учти: сначала мы выпьем кофе и покурим. Впрочем, можно добавить и коньяка. Достань бутылку из бара. Вот так. А теперь расскажи что-нибудь приятное для души.

Я рассказал ей про Зару Леандер и про то, какие ассоциации вызвал этот образ у меня.

Лариса расхохоталась и провела рукой по моему колену.

– Кстати, а почему ты называешь своего родственника Мишелем? – спросил я. – По моим наблюдениям, другие имена ты на французский лад не переиначиваешь.

Она развела руками:

– Так называл его покойный отец – мой муж. Я всего лишь была вынуждена следовать этой привычке, которая постепенно укоренилась.

– Как я понимаю, Михаил Викторович – сложный человек, – забросил я удочку, решив, что дополнительная информация «из первых рук» мне не помешает. – И всё же я рассчитываю, что сумею с ним поладить.

– Да, он – сложный человек, – ответила она, показав улыбкой, что видит мою хитрость насквозь. – Мишель не из тех, кто склонен к компромиссам. Пока ты устраиваешь его, он будет считать тебя другом и даже расшибется в лепешку, чтобы оказать тебе какую-нибудь пустяковую услугу. Но если он вдруг заподозрит, что ты ведешь себя с ним неискренне, то мгновенно превратится в тигра, способного растерзать при определенных обстоятельствах даже за неудачную шутку. Его гипертрофированная подозрительность уступает по своей мощи только его мнительности. Никогда не пытайся играть в его доме за его спиной.

– Похоже, мое первое впечатление оказалось обманчивым, – посетовал я.

– Зайка, со мной тоже не надо хитрить, – она слегка ударила под столом своей ножкой по моей щиколотке. – Тем более у тебя это не очень получается. Только без обиды, ладно?

– Обижаться на красивую и умную женщину, всё равно, что носить воду в решете, – философски изрек я. – А то, что я по своей натуре не интриган, так это святая правда.

– Ты не интриган, но это не недостаток, а твое достоинство, – сказала она. – Это вызывает к тебе доверие. Именно поэтому ты здесь.

Было в ее словах какое-то противоречие, но я не мог его ухватить, то ли по причине выпитого коньяка, то ли потому, что у меня внезапно появилось ощущение, будто там, в темном коридоре, за углом кухни кто-то стоит и слушает наш разговор.

– Так и быть, – продолжала между тем Лариса, – расскажу тебе одну историю. И в назидание, и для того, чтобы ты все-таки понял, что я тебе доверяю. Так вот, когда умер мой муж – его отец и оставил Мишелю всё свое состояние, я решила подстраховаться, ну и, скажем так, добиться чисто женскими уловками приязни с его стороны. Но что-то не сработало. Я поняла, что совершила ошибку. Он и раньше по понятным причинам недолюбливал меня, считая, что я соблазнила его отца из корысти, а тут и вовсе настроился на скандал. Хотя скандалов он не любит и даже боится их. И вот тогда, здраво оценив обстановку, я поняла, что должна исправить свою ошибку. Чем? Искренностью! Я снова пришла к нему и объяснила мотивы своего недавнего намерения. Рассказала, как боялась остаться без средств, со взрослым ребенком на руках, без жилья, ну и так далее. И эта моя искренность проняла его. Он расчувствовался и ответил, что не держит на меня зла. Нет, мы не стали друзьями, но сохранили ровные, уважительные отношения. Понимаешь? Ему нельзя давать повода считать, что ты пытаешься в чем-то его переиграть. Если совершишь какую-нибудь ошибку, постарайся тут же с ним объясниться и говори всю правду без утайки, иначе завтра будет поздно. В отношениях с ним нельзя переходить некую условную красную черту, вот в чем суть. Но правда и то, что очень трудно предугадать, где она проходит, эта черта.

– Весьма ценю твой совет, как и твою откровенность, но, право же, я не собираюсь давать ему ни малейшего повода для сомнений.

– Твои намерения, зайка, – это одно, а вот что он сам подумает о тебе – это совсем другое.

– Значит, я сделал бы ошибку, задав ему, например, вежливый вопрос о здоровье его дочери? – несмотря на иезуитскую проницательность моей собеседницы, я всё же решился забросить вторую удочку.

– Это было бы непростительной глупостью с твоей стороны, – покачала она головой. – Чего он точно на дух не переносит, так это расспросов об Арине. В нашей семье, да и в нашей фирме эта тема – табу! – тут она заглянула мне в лицо: – А кто тебе сказал о его дочери?

– Сейчас и не вспомнить. Кто-то из знакомых, случайно, притом без всяких подробностей. Просто сообщил факт, что у Надыбина есть взрослая дочь, с которой он не поддерживает никаких отношений.

– Если хочешь, я могу кое-что рассказать тебе об этом. Но сначала давай выпьем.

Я наполнил бокалы, мы приложились, и она продолжила:

– Это довольно темная история. Даже в кругу родни существует несколько ее версий. Я расскажу тебе ту, которую слышала от покойного Виктора. Но учти, мой муж был лицом заинтересованным, поэтому мог кое-что присочинить. Впрочем, в его интерпретации есть зерно истины. Ну, слушай!

Во времена далекой молодости, еще при старой власти, у Мишеля был роман с однокурсницей. Как нередко случается, та забеременела. И вот Мишель пришел с этой новостью к отцу. Напоминаю, в те времена меня в этом доме еще не было. Может, я сама тогда еще только-только родилась. Повторяю, всё, о чем я рассказываю, мне известно со слов Виктора. Итак, крошка-сын к отцу пришел… А Виктор, надо тебе сказать, был изощренным домашним тираном. По части упрямства Мишель пошел в него. Но, конечно, отцовской беспринципности у него нет. А вот у Виктора, то есть, Надыбина-старшего, этого качества вкупе с акульей хваткой было хоть отбавляй. Если ты хотел решить с ним вопрос, то нужно было тысячу раз подумать, с какой стороны подойти. А Мишель не сумел пораскинуть мозгами. И попал старикану не в настроение. Услыхав, что его сын обрюхатил простую провинциальную девчонку, да еще хочет на ней жениться, папаша пришел в ярость, но в своей манере виду не подал, а разыграл целый спектакль. Он сам однажды откровенно рассказал мне об этом…

Она выпустила к потолку струйку дыма и продолжила:

– Он сказал Мишелю, что не возражает, мол, время еще терпит, и предложил ему поехать на две недели в Крым, дескать, как раз есть горящая путевка, но только на одного человека. Обрадованный нежданной покладистостью отца Мишель клюнул на эту приманку и отбыл на благословенный юг.

Между тем, старикан явился к студентке и предложил ей на выбор два варианта: либо она делает аборт и уезжает из города, либо пишет признание, что забеременела от другого парня. Какой бы вариант она ни выбрала, ей хорошо заплатят. Причем, старик сумел представить дело так, будто это предложение исходило от сына.

Девушка выгнала его прочь и уехала на свою малую родину, куда-то в Сибирь, в полной уверенности, что ее жених оказался лжецом и негодяем.

Что касается Виктора, то он потирал руки, гордясь той ловкостью, с какой разрулил неприятную ситуацию.

Но это еще не все. Для сына он приготовил отдельный сюрприз.

Едва Мишель вернулся из Крыма, как к нему пришла девушка, назвавшаяся подругой его невесты, и сообщила, что та не хочет с ним иметь ничего общего, что она сделала аборт и уехала в Приморье. Мол, там у нее есть жених – молодой офицер из адмиральской семьи, с которым она была близка еще в выпускном классе.

Надо знать Мишеля, чтобы понять, почему он сразу и целиком поверил в эту фальсификацию.

Оскорбленный в своих лучших чувствах, он даже не попытался что-либо проверить, тем более отправиться на поиски беглянки. Он просто мысли не допускал, что его родной отец мог срежиссировать такой спектакль.