355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Крогуа » Флюктуация (СИ) » Текст книги (страница 1)
Флюктуация (СИ)
  • Текст добавлен: 20 ноября 2020, 17:30

Текст книги "Флюктуация (СИ)"


Автор книги: Крогуа



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  На сейнер «Владимир Комаров» Женька Черемисин попал самым обычным образом – в качестве практиканта. Положено студенту Академии материаловедение после третьего курса пройти практику? Изволь!


  Сейнер «Комаров», ставший его пристанищем на ближайшие три месяца, ничем не отличался от остальных своих собратьев проекта «Пионеры». Масса покоя – шестьсот тонн, максимальная масса со сцепкой – четверть миллиарда тонн, напряжённость поля удержания – до трёх и семидесяти восьми, магнитное обтекание – до ста терагаусс. Экипаж – четыре человека, вместе с практикантом пять. Совершенно обычное, ординарное даже судно.


  За четыре дня, которые потребовались «Владимиру Комарову», чтобы достичь района охоты, Черемисин излазил сейнер сверху донизу, от киля до, фигурально выражаясь, клотика. Где только не замечали его ослепительно рыжие вихры! И в трюме, и в лазарете, епархии доктора Громова, а уж двигательную установку Женька изучил досконально. Оказалась у него страсть к роторным движителям. Какая может быть связь у примитивных нейтронных конструктов, к которым, по большому счёту, сводилось материаловедение, с торсионными полевыми структурами? А вот поди же ты!


  – Тебе, Женька, на двигателиста нужно переходить, – говорил, многозначительно заламывая мохнатую бровь, главный механик Бронислав Крогуа. – Хочешь, словечко перед ректором замолвлю? Мы с Гагариновым в студенческие годы, ух, как чудили! Наверное, не откажет старому приятелю?


  Женька только застенчиво улыбался и пожимал плечами. Для него ректор Гагаринов был небожителем и титаном, и Черемисин просто не мог представить себе, что Гагаринов снизойдёт до него, пусть и по просьбе однокашника. Понимая, что ректор такой же человек, как и все остальные, Женька всё равно не мог представить его безалаберным студентом. А что важнее, нейтронные конструкты он сильно уважал. Как, к примеру, сегмент сферы Дайсона, на строительство которых, в том числе, шли нейтронные конструкты, назваться примитивным? А полевые структуры... Очень интересно, конечно, особенно если послушать механика, но... нематериально как-то?


  – Спасибо, Бронислав Викторович, – переводил он разговор на другую тему и задавал очередной вопрос, от которого умудрённый Крогуа только крутил головой. Пусть и случайно, а умел поставить его в тупик Черемисин! Играл в практиканте юный задор и не было поклонения перед великими именами, обосновавшими теорию торсионных структур. Ну и знаний не хватало.


  В область гравитационных искажений «Комаров» вышел к обеду по внутренним часам. Вокруг раскинула полотнища рассеянных гелия, углерода, железа и более тяжёлых элементов древняя туманность, свидетельница штормов творения.


  – Есть нейтронная и есть сигнал, капитан, – доложил Петров, старший помощник, а заодно – суперкарго и ответственный за грузовые сцепки.


  – Сколько? – подался вперёд капитан Шелушенко.


  – Семь миллиметров, – скривился Петров. – Тринадцать минут... семь секунд до прорыва.


  – Это значит, – мгновенно прикинул Шелушенко, – почти сорок миллионов тонн. Маловато, чёрт... Не сбежит оно от нас, Матвей?


  – Обижаешь, Кандрат Иванович, – делано обиделся Петров. – Триста процентов гарантии!


  – Столько не бывает, – рассеянно ответил капитан. – Сороковник, конечно, плана нам не сделает, но всё лучше чем ничего. Обнадёжь, вокруг что есть?


  – Зато помех в избытке, – развёл руками Петров.


  – Помехи... – повторил Шелушенко. – Жаль.


  Не задался сезон у Шелушенко. После восьми рейсов в негласном соревновании они отставали от второго места на сорок миллионов тонн, а от первого – на всю сотню. Такой гандикап запросто не отыграешь. Сорок миллионов – добыча хорошая, но и соперники на месте не сидят.


  – Ладно, – хлопнул капитан ладонью по краю пульта. – Готовь ловушки, – откашлялся и закончил авторитетным и непререкаемым тоном: – Команде – по местам!


  У каждого в экипаже на охоте свой пост. Кроме практиканта. Для него Шелушенко определил место в трюме.


  – Не так опасно, это главное, – сказал при первом знакомстве, – и на подхвате будешь. Так что гордись.


  Женька Черемисин провел в трюме три охоты, но так и не понял, чем гордиться. Обществом ящиков из-под продуктов? Или соседством запасных ложементов, прятавшихся в глубоких пронумерованных нишах? В одном из этих ложементов Женька по время охоты обязан сидеть. Прямо как ребёнок – спрятали и забыли. Но... приказ есть приказ, и Черемисин понуро поплёлся в трюм.


  На пульте в области, соответствующей трюму, проявился зелёный огонёк: человек один, человек занял ложемент, и Шелушенко сразу забыл о практиканте. Охота!


  – Вот он, наш «сейвал», – чуть не с нежностью произнёс Матвей.


  Внизу – для удобства экипажа автоматика сейнера самую тяготеющую точку пространства трактовала как «низ», – облепленная шугой вторичных излучений бешено вращалась нейтронная звезда. Если не знать, что это, она и точно напоминала кита на середине нырка. Тёмная спина над пеной воды, складки кожи и следы от полипов. Поверность нейтронки куда глаже, по высоте возмущения не достигали сантиметра, но... «охотники» прощали себе поэтику. Сильные метафоры помогали работать.


  – Обрати внимание, капитан, разрыв растёт, – доложил Петров.


  Автоматика визуально выделила трещину. Она пролетала мимо «Владимира Комарова» почти тысячу раз в секунду – и прецессировала, смещалась к полюсу звезды.


  – Минута до прорыва, – предупредил Петров. – Пятьдесят семь, пятьдесят четыре...


  – С монитором соревнуешься? – усмехнулся Шелушенко. Петров замолчал, и рубку заполнил звук метронома. Секунды до прорыва на пульте таяли. «Пять, четыре... – автоматически считал про себя Шелушенко. – Один. Ноль. Давай!»


  Человеку не тягаться с автоматикой. Кондрат Иванович давно уже не стремился самолично нажать «красную кнопку».


  Щель на теле нейтронного сейвала на долю секунды раскрылась. Конденсаторы сейнера с воем разрядились. Полевой манипулятор рванул в трещину, на километровой глубине зачерпнул содержимого звезды и выбросил его наружу, прямо в фокус сцепки! Там, освобождённое от чудовищного тяготения, оно вспухло куском фрактальной ваты. Бесчисленные отрезки «нейтронного спагетти» расщепились на тонкие иглы, те – на тончайшие волоски и так далее, пока...


  – Три и сорок семь! – констатировал Петров, бросив взгляд на экран. – Есть удержание! Пакет стабилен.


  – Сколько? – спросил капитан.


  – Сорок пять с четвертью.


  – Ошибочка вышла? – улыбнулся капитан.


  – Флюктуация, – пожал плечами Петров. – Зато в нашу пользу.


  – Ну и ладушки!


  Капитан сладко потянулся, подмигнул Петрову: – Чёрт с ним, с первым местом, но... Курочка по зёрнышку, верно, суперкарго? Вдруг до второго дотянемся?


  Петров улыбнулся.


  – Теперь и пообедать можно, Кондрат Иваныч, – сказал он. – Я недавно такую комбинацию для повара нашёл – закачаешься! Сварганю?


  – Комбинацию? Ну, варгань, – кивнул Шелушенко. – Давно вкусненького не ели...


  Лопнула перепонка рубки, появились Крогуа и четвёртый член экипажа, врач Доменико Громов.


  – Сейчас мы, – начал Шелушенко, улыбаясь, затем улыбка сползла с его лицв: – Что?!


  – Практикант, – убитым голосом вымолвил Крогуа.


  – Что практикант? – потребовал капитан. – Да хватит уже мямлить!


  У механика задрожали губы, и Шелушенко понял, что от Крогуа, по крайней мере пока, не будет толка.


  – Доменико! – схватил он доктора за плечо. – Что случилось с практикантом, Доменико?!


  – Он сел в старый ложемент, – ответил Громов. – А тут... флюктуация.


  – Чёрт!


  Стандартные трюмные ложементы имели собственные генераторы поля удержания. Маломощные, но под прикрытием стационарного генератора сейнера их полей вполне хватало для защиты от флюктуаций. В старом ложементе генераторов не было вовсе. Чёрт раздери, о чём думали их конструкторы? Уж точно не о практикантах.


  Эти мысли молнией промелькнули в голове Шелушенко.


  – И? – спросил он у Громова. – Сильно ему досталось?


  – Ворсинка тонн на сорок. Всё тело поражено, – ответил Доменико. – Все органы. Очень пакостная ворсинка.


  Чрезвычайно тонкий, разветвлённый, с гранями бритвенной остроты клочок нейтронной ваты попал в тело Черемисина. Клочок весом в сорок тонн, замерший после флюктуации в неустойчивом равновесии. У капитана заболела голова. Любое движение – и Женьку нарежет на десятки и сотни тысяч тончайших пластов. Как микротомом. Как, чёрт побери, ветчину в ресторане.


  – Доктор, вы...


  – Конечно, – ответил Громов. – Конечно, я сразу включил стазис-поле. Наш практикант теперь просто сорок тонн инертной материи. Плюс его собственный вес, да.


  – С ним можно общаться?


  – Зачем? – удивился доктор. – Придётся активировать мозг, а ворсинка везде, попортит клетки крови, да и нейроны тоже... Нет, я против.


  – И что нам делать? – уже всё понимая, поинтересовался Шелушенко.


  – Возвращаться, конечно, – ответил Доменико Громов. – Лично я не возьмусь за подобную операцию, да и оборудование...


  Не видать им теперь второго места, да и на третьем вряд ли удержаться. Шелушенко покивал и отправился считать обратный курс.


  ***


  Здание института Медицинских проблем раскинулось в стороне от Столицы огромным, в несколько десятков квадратных километров перистым зонтиком. Многочисленные лаборатории, клиники, административные здания, склады и прочие сооружения и службы повисли на двухкилометровой высоте, куда не долетали частицы пыли, где воздух всегда свеж, а солнце не закрывают облака. Внизу рос вековой лес, через которые протекала извилистая река и впадала в спокойное озеро с песчаными берегами. Разные «ветви» института соединяли транспортные магистрали, и любой из персонала или пациент мог выбрать место и посмотреть с высоты на лес или реку, озеро или отражение солнца в тихой воде. С землёй институт соединяла игла скоростного лифта. Вокруг его основания шумел на ветру парк.


  Экипаж «Владимира Комарова» поджидал практиканта в беседке. Как и всё вокруг, материалом для беседки служили тончайшие волокна нейтронного вещества, и не всегда было возможно понять, где воздух, а где часть ажурной стены или навеса. Кондрат Шелушенко считал это излишеством. Почему не сделать беседку из дерева? Но... парк при институте создавали опытные дизайнеры, и не в правилах капитана было спорить с профессионалами.


  Обе недели, пока лечили Черемисина, их тоже продержали при институте. Просветили со всех сторон, перебрали буквально по нерву, по сосудику, по клеточке. Это Шелушенко тоже считал избыточным, но флюктуация – это флюктуация, и ничего тут не поделаешь.


  – Что он там? – нетерпеливо спросил Бронислав Крогуа.


  – Ещё три минуты, – пожал плечами Громов. – Эскулапы, дорогой мой Бронислав Викторович, племя зануд. Не отпустят, пока не будут уверены. Я сам такой, ты же знаешь.


  – Ну и ладно, – произнёс Петров. – Разве нам есть куда торопиться? Времени осталось на одну охоту, нам даже пятёрка не светит. Да, командир?


  – Не светит, – согласился Шелушенко. – А, вот и он.


  Стеклянные двери лифта раскрылись и выпустили наружу Черемисина. Приглаживая время от времени возмутительно рыжие волосы, Женя нерешительно напралился к беседке.


  – Ну вот чего ты плетёшься, практикант, – сказал, поднимаясь со скамейки, Крогуа. – Не съедим же мы тебя.


  – Да я... так, – ответил Черемисин, подходя, и отчаянно покраснел, как умеют краснеть только очень рыжие люди. – Вы же из-за меня проиграли.


  – Ерунда какая, – махнул рукой Шелушенко. – Доложи лучше, как здоровье?


  – В норме, – с микроскопической заминкой сообщил Черемисин. – Направлен к вам заканчивать практику. «Две недели, – сказали, – пропустил? Так что будь добр». Мне, Бронислав Викторович, – он посмотрел на Крогуа, – как раз пару мыслей в голову пришло...


  Двигателист неуверенно улыбнулся.


  – Раз так, – решительно произнёс Шелушенко, – то чего время терять? Грузимся.


  ***


  Время в Изнанке пространства течёт странно. То бежит сломя голову, то плетётся едва-едва. Единственное, к чему нельзя придраться, так это к общему хронометражу. Если рассчитано, что весь перелёт займёт восемь часов, то приборы именно восемь часов и покажут. Пусть хоть субъективно неделя прошла. Впрочем, до двадцатикратных несхождений не доходило. От одной трети до двух – самый стандартный показатель.


  От временных перепадов у капитана Шелушенко неприятно кружилась голова. От кружения головы он лечился крепчайшим чаем. Компанию в лечении ему всегда составлял Бронислав Крогуа. Сам он временной свистопляски не замечал, к чаю был равнодушен, зато Кондрату Ивановичу в его присутствии всегда становилось легче.


  Такая вот хронопсихология.


  – И вот выходим мы из леса, – рассказывал двигателист, прихлёбывая маленькими глотками чёрный как дёготь напиток, – а деревенька-то не та! Ни вышки дальней связи у колодца, ни нашего флайера у крайнего дома...


  В перепонку входа деликатно поскреблись.


  – Кто там ещё? Знают ведь, – страдальчески скривился Шелушенко. – Входите!..


  В проходя появился бледный, но вполне бодрый Черемисин, чем вызвал у капитана короткий, но стыдный приступ зависти.


  – Садись, – кивнул Шелушенко. – Дело какое-то? А то я, уж извини, не в форме.


  – Я на минуточку.


  Женька прошёл к столу и присел на краешек кресла.


  – Как хорошо, что вы тоже тут, – сказал Брониславу Викторовичу. – Заходил ко мне ректор, я на вас сослался, так что... у меня теперь практика по торсионным полям. Неофициально, но...


  – А я об это узнаю только в Изнанке, – мрачно сказал капитан.


  – Извините, Кондрат Иванович, – мгновенно покраснел Черемисин. – Документы ещё...


  – Чёрт с ним, – отмахнулся Шелушенко. – Ты только за этим пришёл?


  – Нет, Кондрат Иванович, – серьёзно ответил Черемисин. – Я про соревнование. Ворсинку мне, – его передёрнуло, – удалили, но не всю. Кусочек во внутреннем ухе остался. Какие-то осложнения возможны, сказали. Пусть, сказали, полежит пока.


  – Это не опасно? – помрачнел Крогуа.


  – Что вы, Бронислав Викторович, – улыбнулся Женька. – Врачи разрешили продолжать практику, совсем не опасно.


  – Но... – подавшись вперёд, подбодрил его капитан.


  – Но от тяготеющих масс, – ещё шире улыбнулся Женька, – в ухе у меня звенит. Вот прямо сейчас звенит, вон там.


  Он показал рукой куда-то вправо и вниз.


  – Я на прошлой охоте обнаружил, – продолжил Черемисин. – Кит оказался совсем уж хилым. Не кит, а тюлень какой-то. Звенело едва-едва, слабее комара.


  Шелушенко вспомнил последнюю охоту и помрачнел. Двенадцать без малого миллионов тонн были провалом, позором и... вообще чёрт знает чем! После этой охоты «Владимир Комаров» скатился на девятое место из десяти. Но, чёрт возьми, прямо сейчас – что?!


  – А сейчас? – вкрадчиво спросил он Черемисина. – Сейчас как звенит?


  – Сильно. Как коммуникатор на полной громкости. И с каждой минутой всё сильнее.


  – Петров! – шлёпнул по панели связи Шелушенко.


  – Да, капитан?


  – Запусти-ка поиск.


  – Да здесь не искали никогда, откуда...


  – Запусти-запусти, – с металлом в голосе произнёс капитан.


  – Есть, – обиженно сказал Петров, и лицо его медленно вытянулось. – Ой... Тяготеющая масса! Однако, не чёрная дыра, триста процентов.


  – Столько не бывает, – проворчал Шелушенко.


  – Триста, зуб даю! – взвыл Петров.


  – Тормози, Бронислав Викторович, – сказал Кондрат Иванович. Ох, тормози! Интересно, что нас тут ждёт?


  ***


  Сначала его хотели назвать «Поле Шелушенкова». Кондрат Иванович отказался наотрез. «Поле Черемисина», как предложил было Крогуа, прозвучало ещё хуже. Разве Женька открыл область пространства с необычайным количеством нейтронных звёзд, спрятавшуюся внутри очень плотной, а оттого неприметной туманности?


  Заняли Шелушенковцы в тот сезон второе место. Тогда же решили соревнования больше не проводить. Бессмысленно это, если любой сейнер притаскивал с «Поля Владимира Комарова» четверную сцепку: полный миллиард тонн. Женька Черемисин решил остаться в экипаже – помощников, а потом и сменщиков Крогуа. Сейчас он готовится к повторной оперции.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю