Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 3"

Автор книги: kotskazochnik.ru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Вернувшись в Ватикан в Зал Свободных Искусств, Папа отдал распоряжение прелатам готовиться к заключительной части торжеств по случаю прославления его сына Чезаре – пиру со «святыми маммолами». Полсотни совершенно обнажённых молодых красавиц прислуживали Папе и кардиналам за столом. Обученные чувственным движениям при подаче блюд, они пробуждали в них страсть и, в конце концов, завели их настолько, что застольное пиршество перешло в оргию с самыми невообразимыми извращениями. Сотни тел, совокупляясь, извивались в этом зале, как черви в утробе разлагающегося трупа. Вздохи и чувственные возгласы заполнили своды Зала Свободных Искусств. Многие из «святых маммол» прежде чем отдаться какому-либо прелату, подходили к Леонардо и целовали его в бороду; он удивлёнными глазами смотрел на всё происходящее, не зная, как себя повести, и не решаясь отторгнуть ни одну из подходивших к нему девушек.

– Мой друг, Леонардо! – в окружении трёх ласкавших его «святых маммол» обратился к нему герцог Валентино; он был так же обнажён, как и все в этом зале. – Пусть прикосновение этих прекрасных мадонн к твоей золотистой бороде будет для тебя их безобидной прихотью! Не обижайся и не сердись ни на меня, ни на них!.. Ты же знаешь, какие денежные расходы несёт война, и она ещё не закончена!.. Все прикоснувшиеся сегодня к твоей бороде «святые маммолы» завтра станут дорого оплачиваемыми картижданами… Они будут нарасхват богатыми вельможными толстосумами и знатью и принесут в нашу казну небывалую прибыль!.. Возьми-ка лучше вот эту прелестную маммолу, – подтолкнул он к мастеру хорошенькую девушку лет шестнадцати-семнадцати. – Успокойся в её очаровательных объятиях и забудь обо всём, что тебя тревожит!

Леонардо не знал, что ответить герцогу. Подошедшая к нему девушка стала его раздевать. Он схватил её за руку, желая остановить её движение, и невольно сжал её руку так, что она вскрикнула от боли. Герцог Валентино, видя его протест, рассмеялся.

– Я вижу, мой друг, что тебе несвойственно заниматься этим в кругу такого множества людей! – весело и пьяно воскликнул он. – Ну да Бог с тобой!.. – махнул он рукой. – Я тебя отпускаю!.. Забирай её на свой гостиничный двор, но только не обижай этот прелестный цветок отказом! Завтра она обо всём мне расскажет… Можешь идти!

И Леонардо, поблагодарив герцога за оказанную ему снисходительную любезность, покинул зал Свободных Искусств, забрав с собой девушку. С ней он ушёл в гостиничный двор мастеров, устроенный Апостолической Курией за монетным двором позади собора Св. Петра. Там у него уже была заранее подготовлена мастерская слугами герцога Валентино, где он и провёл с хорошенькой маммолой остаток ночи. А утром, расставшись с прелестной девушкой, Леонардо приступил к работе над картиной Св. Иеронима: «В глубокой львиной пещере Святой отшельник, стоя на коленях перед распятием, исступленно бьёт себя камнем в грудь. У его ног, словно прикованный к нему невидимой цепью, лежит огромный лев с открытой рычащей пастью и смотрит в глаза отшельника, как будто сострадает ему…» Можно лишь догадываться, какие чувства двигали Леонардо к написанию этой картины: рычащий лев – герцог Валентино; кающийся отшельник – это Он!..

**** **** ****

Продолжение военной компании герцогом Валентино было запланировано на осень 1503-го года. Он собирался присоединить к Церковной Области Флорентийскую Республику. Всю весну и больше половины лета Леонардо посвятил, помимо картины Св. Иерониму, новым видам вооружения; причём не только сухопутным, но и воздушным. Его не покидала идея создать паровой двигатель, и он примерял его на возможность использования в конструкции летательного аппарата с вертикальным взлётом и в конструкции крыльев пароплана в качестве ускорителя горизонтального полёта. Пополнял он свои знания и в архитектуре древних римлян, изучая строения Римского Форума и Пантеона; акведуки и Колизей, построенные императорами Клавдием и Титом Веспасианом. Тщательно изучал на стенах Ватикана фрески художников Пентуриккьо, Ботичелли, Перуджино, Монтенья, Браманте и других… Возобновил медицинские исследования в области анатомического сечения в госпитале монастыря Сан-Спирито. Время от времени по приглашению герцога Валентино он посещал дипломатические встречи, выступая на них его советником. Видя, как увеличивается вокруг дона Чезаре Борджа количество недовольных его военной политикой, – послы французского короля Людовика XII уже не покидали стен Ватикана, требуя от римского Папы Александра VI оказать давление на его сына, желающего выступить войной против Флорентийской Республики, состоящей под протекторатом французской короны, – Леонардо не раз предупреждал его, что перенос военной кампании на осень обернётся для герцога повторной ошибкой, происшедшей с ним прошлым летом 1502-го года, когда он надолго загостил у герцога феррарского Альфонсо д’Эсте и сестры Лукреции после их свадьбы в Ферраре и чуть было не проиграл всё, что завоевал, включая собственную жизнь.

– Неужели опыт прошлого вас ничему не научил?! – раздражался он беспечностью дона Чезаре во время одной из таких дипломатических встреч. – Вы сейчас повторяете ошибки в точности списка, сделанного с картины вашей прошлогодней жизни!.. Молодость всегда наполнена соблазнами, порождающими самоуверенность в том, что завтрашний день будет так же прекрасен, как и сегодняшний… Но это не так! Ваши враги, благодаря вашей медлительности, восстанавливают свои духовные силы и объединяются, размышляя, как уничтожить вас! А вы ведёте себя, – и я не узнаю вас – как праздный безумец!

– Я благодарен тебе, мой милый друг, Леонардо, что ты так переживаешь за меня, – остался герцог Валентино безучастным к его предостережению. – Но думаю: ты преувеличиваешь возможности моих сегодняшних врагов. Флорентийский Совет Десяти никогда не объединится с Людовиком XII, чтобы одним войском выступить против меня. Итальянцы и французы в этом союзе против Рима – вещь несовместимая!

– Вы, ваша Светлость, полагаете, что я не политик и не могу предвидеть! – удручённо пытался Леонардо вразумить герцога.– Я убедился, в особенности сегодня, что на дипломатических встречах я вам в большей степени нужен не как советник, а как пугающий символ с позёрством силы и научной находчивости в военных изобретениях, способный также на душевное за вас переживание, которое, как я вижу, вам очень нравится!.. Но, ваша Светлость, скажу вам, как однажды вы сказали мне: я знаю то, чего не знаете вы…

– Чего не знаю я?! – вскинул брови герцог Валентино.

– Закона чередования!

– Что это значит?!

– Это значит, что одна и та же формула не действенна для всех математических решений! – с досадой ответил Леонардо. – Другими словами, если говорить упрощённо: то, следуя днём по извилистой дороге, пролегающей по краю пропасти, вы видите все её изгибы и избегаете падения в пропасть, но нельзя то же самое сделать ночью, не взяв предусмотрительно с собой фонарей: вы рискуете сорваться с края обрыва и погибнуть! Ваша самоуверенность, герцог, – это ваша ночь!

– Ты полагаешь, что флорентинцы и французы могут придумать нечто такое, что может сокрушить меня?

– Изобретательская способность человеческого разума бесконечна во всех сферах его деятельности! – коротко ответил Леонардо.

Герцог Валентино после этих слов задумался. Однако, как позже показало время и события, ненадолго. Он вновь продолжил увеселительные вечера со «святыми моммолами», переходящие из застольных торжеств в ночные оргии. Леонардо в них больше не участвовал. Он удалился от герцога, занявшись наукой и живописью. Накануне его друг Пьетро Перуджино принёс ему несколько работ – набросков женского портрета одной патрицианки – его ученика Рафаэля Санти, и Леонардо вспомнил этого юношу с милым лицом, приветливой улыбкой и добрыми глазами, приходившего к нему в мастерскую. Работы молодого урбинского художника восхитили его; перед глазами встал облик нерешительного Рафаэля, желавшего что-то ему сказать, но письмо, принесённое почтовым курьером от герцога Валентино, оборвало его на полуслове.

– А ведь он, видимо, желал попросить меня о том, чтобы я взял его к себе в ученики, – задумчиво, вслух, высказал Леонардо свою догадку.

– Да, он очень уважительно относится к вам, мессере Леонардо, – согласился Пьетро Перуджино. – И с горечью отзывался о том, что осенью прошлого года досадные события помешали ему стать вашим учеником!

– Ему не о чём сожалеть, – с глубоким удовлетворением вздохнул Леонардо, – у него достойный учитель! Но я хотел бы его видеть! У меня есть неоконченная картина Св. Анны и Св. Девы Марии, заказанная мне во Флоренции монахами-сервитами из монастыря Санта-Мария дель Аннунциата, и я хочу показать её ему, потому что вижу, с какой нежностью он относится к женской красоте… Приведи его ко мне, Пьетро!

– С удовольствием! – ответил ему улыбкой Перуджино.

К сожалению, и это свидание Леонардо с Рафаэлем Санти, увы, не состоялось. Утром 5-го августа, когда должна была состояться их встреча, к Леонардо прибежал секретарь герцога Валентино и передал ему, что герцог немедленно просит прибыть его в Ватикан.

– Из Флоренции к нему на переговоры прибыл посол Совета Десяти, сеньор Франческо Веттора, – впопыхах заявил секретарь-летописец Агапито. – Посол уверяет герцога, что знает вас, мессере Леонардо, через вашего друга комиссария флорентийской Синьории, сеньора Пьеро Мартелли, и тоже присоединяется к просьбе Его Светлости, чтобы вы присутствовали на дипломатической встрече!

Леонардо ничего не оставалось делать, как собраться и идти за ним. Для Пьетро Перуджино и его ученика Рафаэля Санти он оставил извинительную записку у камеррария гостиничного двора.

Август, в отличие от двух предыдущих летних месяцев, выдался сухим и солнечным. Из-за проливных дождей в июне и июле из берегов вышли Понтийские болота, и в Риме разразилась эпидемия гнилой понтийской лихорадки – малярии. Людей на улице, несмотря на замечательную солнечную погоду, почти не было, город как будто вымер. Леонардо и Агапито шли быстрым шагом.

В зале Первосвященников их уже ожидала большая коллегия прелатов самых разных званий и должностей во главе с Александром VI, кардинальская Апостолическая Курия, а так же капелла диодариев и советников-кубикулариев Знаменосца Римской Церкви, герцога Валентино. Леонардо поприветствовал поклоном всех собравшихся и присоединился к свите герцога. Кардинал Перуджи, папский секретарь, по знаку Папы пригласил из приёмной в зал флорентийского посла и его советников, предложив им занять отведённые для них места на кафедре. Начались переговоры. Флорентийский посол, сеньор Франческо Веттора, увидев в свите гонфалоньера Римской Церкви Леонардо, уверенно заговорил после предоставленного ему кардиналом Перуджи слова:

– По волеизъявлению моего Правительства Яснейшей Флорентийской Республики я прислан к вам, ваше Святейшество, и к вам, сеньоры, – чуть склонил он голову перед всеми присутствующими, – за советом и помощью!.. – выдержав несколько мгновений паузы, он добавил: – И за благословением Всевышнего, исходящим от десницы Его наместника на земле – Папы, дабы восполнить недостающую мудрость и исполнить Его волю!

– О какой воле вы говорите, сеньор Веттора? – взял инициативу переговоров на себя герцог Валентино.

– Воля господа – единство Италии!

– И впрямь недостающая мудрость! – иронично усмехнулся герцог. – А что же подвигло ваше Правительство флорентийского Совета Десяти обратиться к Папе, а не к французскому королю Людовику XII, под чьим протекторатом вы состоите на сегодняшний день?

– Французский король не исполняет взятых на себя обязательств, – коротко ответил Франческо Веттора.

– Каких?

– Весной этого года Пизанцы объявили нам войну, а французский король отказался помочь нам усмирить их, сославшись на то, что это наши внутри республиканские противоречия, об которые, по его словам, сам чёрт давно бы себе рога пообломал…

– Не итальянская, конечно, изысканность в этом изречении; в нём сразу чувствуется французский сапог, – зато какой меткий! – язвительно заметил герцог Валентино.

– Что же побудило его сделать такой вывод? – с нескрываемой усмешкой спросил флорентийского посла Папа Александр VI.

– Пиза – это часть республики, – без обиняков ответил Франческо Веттора. – Пизанцы требуют, чтобы Флоренция платила им огромную денежную подать за проход к Средиземному морю. Они отбирают у наших рыбаков весь улов, а недовольных убивают. Флорентийской казны недостаточно, чтобы платить им невообразимую пошлину, и у нас не хватает солдат, чтобы утихомирить их… Поэтому Совет Десяти принял решение отказаться от протектората французского короля Людовика XII и просить Его Святейшество и Знаменосца Римской Церкви о взятии нас под опеку Римской Кампаньи и её Церковной Области! Флоренция готова платить налог Ватикану, чем иностранному легиону и пизанским промышленникам! – с лёгким поклоном подытожил Франческо Веттора.

Александр VI и герцог Валентино переглянулись, их лица оживились от удовлетворения.

– Что скажешь, Леонардо? – тихо шепнул герцог рядом сидевшему с ним на кафедре мастеру.

– Что тут скажешь? – пожал плечами Леонардо. – Случай, как говорится, уникальный…

– Именно его-то я и ждал! – резко перебил его герцог. – Я знал, что так и будет, и потому – уж прости меня, что не прислушался к твоему мнению, – так долго тянул время…

– Признаю, ваша Светлость, что в политике я и в самом деле беспросветный неуч!.. Как вы изволили выразиться: можно быть прекрасным художником, зодчим, учёным и даже политиком и ровным счётом в ней ничего не понимать!.. Чем глубже я в неё вникаю, тем больше убеждаюсь, что она такая же, как все науки, с одним лишь отличием от них – её надо изучать не по физическим и математическим законам природы, а по немыслимым, пока ещё для меня, законам звериного чутья!.. Ей Богу, чем больше я её узнаю, тем интересней она мне становится!

– Ты слишком беспощаден в суждении к себе, мой друг! – одёрнул герцог Леонардо. – А между тем не с твоим гением говорить о себе так… Пожил бы ты с моё в этих стенах – уверен, что я перед тобой в политике был бы размером с вылупившегося из икринки головастика!

Леонардо почувствовал себя неловко, а герцог откровенно рассмеялся. Увидев его открытый смех, Папа Александр VI сразу воспользовался им.

– Как видите, сеньор Веттора, ваше предложение от имени вашего Правительства пришлось по душе Знаменосцу Римской Церкви! – с тягучим удовольствием выговорил он. – Я думаю, что теперь вопрос вхождения Яснейшей Флорентийской Республики в Римскую Кампанью и присоединения её к Церковной Области будет лишь вопросом обсуждения деталей!.. Что же касается оказания Ватиканом военной помощи Флоренции, то, полагаю, она не заставит себя ждать! Не так ли, гонфалоньер-Капитан? – обратил он взор на сына.

– Именно так, Ваше Святейшество!

– Я прошу слова! – поднялся со своего места Леонардо.

На лице Папы отразилось удивление, но, глянув на Чезаре, он смиренно кивнул в знак одобрения.

– Я думаю, что военная помощь Флоренции не понадобится! – заговорил Леонардо по знаку Папы; начало его речи сразу вызвало в зале волнение. – Ещё тридцать лет назад, ввиду участившихся нападений корсиканских пиратов на пизанских и флорентийских рыбаков, я подавал в Совет Коммуны флорентийской Синьории, разработанный мной план о расширении русла реки Арно и моё предложение о начале строительства подводных к ней каналов от близлежащих озёр… В то время беспечный король Лоренцо Медичи и его недальновидные вельможные сановники отвергли моё предложение, предпочтя гибель своих сограждан от рук морских разбойников, а на сегодняшний день ситуация и вовсе стала удручающей…

– Что даёт твоё предложение, мессере Леонардо? – нетерпеливо перебил его Александр VI.

– Увеличение дельты реки Арно и её рукавов, ваше Святейшество, что сделает невозможным её контроль для пизанцев и корсиканских пиратов, а также увеличение в реке объёма речной рыбы, что позволит рыбакам не пускаться по ней в опасное путешествие к Средиземному морю и сделает её судоходной для больших судов. Я помню, как небольшие галеры османо-турецких, египетских и сирийских дипломатов с помощью конских упряжей снимались ими с мелей и тянулись к флорентийской речной гавани Понте Веккьо, – оговорился Леонардо. – На одной из них мне приходилось принимать бой с наёмными моряками сирийского диодария, и мне, как никому другому, понятна боль моих соотечественников, что главное в сегодняшнем вопросе – это избежать кровопролития и больших жертв!.. В моём плане, который наверняка сохранился в архиве Коммуны флорентийского Совета Синьории, указывается возведение дамб, чтобы уберечь город Пизу от разлива реки Арно. В предстоящих военных действиях, точнее, строительстве каналов, возведение таких дамб, разумеется, исключено, что позволит затопить Пизу и сдаться её жителям на милость гонфалоньер-Капитана и Знаменосца Римской Церкви! – поклоном указал Леонардо на герцога Валентино. – Что же касается денежных расходов на такое мероприятие, то они существенно ниже, чем оплата вооружения, пропитания, обмундирования и, вообще, оснащения войска. Выгода в этом очевидна: война выигрывается без жертв, а Ватикан получает от Флоренции денежную разницу от её военных расходов! – непосредственно разведя руками, закончил Леонардо и вновь водворился на своё место.

В зале стояла тишина. Подобных предложений, тем более касающихся военных действий, да ещё к тому же поступившего не от полководца, а от гражданского человека, выслушивать ещё никому не доводилось. Все пребывали в растерянности.

– Я полностью доверяю мессере Леонардо! – вдруг огласил тишину громкий голос поднявшегося со своего места герцога Валентино. – Он уже доказал своей изобретательностью, что война может выигрываться бескровно и без жертв! Я имею в виду его выдумку с золотыми и серебряными подковами, которую многие из вас, присутствующих здесь, считают моей… Вынужден огорчить тех, кто так думает, – это не моя гениальная идея, а мессере Леонардо! Только благодаря ему удалось спасти десятки, а может быть, и сотни тысяч человеческих жизней!.. Я принимаю его предложение!

Папа Александр VI, внимательно его слушавший, ударил жезлом о подлокотник папского кресла, и в зале сразу одобрительно зашумели. Предварительное и негласное решение по этому вопросу было принято. Оставалось дело за малым: гонфалоньер флорентийского Совета Десяти, сеньор Пьеро Содерини, должен был прибыть в Ватикан для подписания официальных договорных соглашений с Папой и Знаменосцем Римской Церкви, но этот вопрос папские прелаты, кардинальская Апостолическая Курия и флорентийские дипломаты решили обсудить в торжественной обстановке за обеденным столом. Леонардо за ним было отведено место на самой окраине, подальше от Папы Александра VI, герцога Валентино и флорентийских дипломатов, чтобы он не мог принимать участие в их беседе. Кто так распорядился и почему? Он понял чуть позже…

**** **** ****

Обед был в самом разгаре. Яства на столе не истощались: фрукты, дичь, рыба и вино постоянно пополнялись в новых блюдах. Произносились заздравные речи в честь Папы и его сына, Знаменосца Римской Церкви, звучали поздравления в их адрес и как будто бы уже одержанной победой над пизанцами и вхождения в Римскую Кампанью Яснейшей Флорентийской Республики. Звучали хвалебные поэтические оды, прославлявшие Святую Мать – Католическую Церковь и Багряного Тельца Аписа – геральдического символа рода Борджа, и многое другое… Флорентийские дипломаты уже удалились. Леонардо сидел со скучающим видом. Ему так и не удалось поговорить с послом, сеньором Франческо Веттора, с которым он, действительно, был знаком через сеньора Пьеро Мартелли. Он хотел узнать у флорентинца, как обстоят дела в мастерской в доме его друга, комиссария Совета Синьории, и надеялся расспросить о той, чей образ всегда стоял перед его глазами, и с каким он ни на мгновение не расставался в своих мыслях. Размышляя о несостоявшемся разговоре, Леонардо не сводил глаз с кардинала Адриана, раздутощёкого, напыщенного прелата с висевшим, как коровье вымя, пузом, уговаривавшего Александра VI, герцога Валентино и кардиналов отправиться к нему на виллу. Его льстивость и излишне слащавое лицемерие не нравились мастеру. Он с отвращением смотрел на этого краснолицего человека с бегающими глазками, украдкой бросавшего взгляды на него и епископа Клименте, крутившегося возле Леонардо и пытавшегося уговорить его выпить с ним. Обычно Леонардо не отказывался от бокала хорошего вина, но в этот день он не желал вкусить сладости Вакха, планируя ещё продолжить работу по возвращении в свою мастерскую гостиничного двора. Однако назойливый епископ не унимался и, в конце концов, так донял его, что ради того, чтобы он только оставил его в покое, Леонардо согласился выпить с ним один бокал. Епископ на радостях, что ему удалось-таки уговорить неподдающегося мастера, – подвыпивший священнослужитель переусердствовал, – ударил своим кубком о стеклянный бокал Леонардо чуть сильней, чем требовалось, и тот разбился двумя длинными трещинами от верха до самого опорного блюдца на ножке. Раздражённый Леонардо резким ударом поставил бокал на стол, и от его опорного блюдца сразу отлетел осколочек, заставивший его окаменеть. Он почувствовал, что сквозь него сверху вниз прошел, словно, холодный клинок меча, пригвоздивший его к месту. Перед глазами встали все эпизоды его жизни, связанные с осколочками, – а он о них уже давно забыл и не вспоминал – и, не отводя взгляда от осколка, он заворожено смотрел, как с двух сторон бокала, сквозь трещины, на золотистую поверхность парчовой скатерти кровавым пятном медленно выливается вино. И тут Леонардо ощутил, что его ещё больше сковывает льдом ужаса: его острый взгляд художника, привыкший различать малейшие, самые незначительные оттенки красок, вдруг заметил на красной поверхности вина чуть промелькнувший радужной волной зеленоватый отблеск. Он присмотрелся. «Так и есть! – яркой вспышкой в голове промелькнула мысль. – Сомнений быть не может!..» Он схватил бокал и под предлогом, что его надо отнести на кухню и там поменять, изображая из себя чуть подвыпившего, шатаясь, пошёл вдоль стола, припадая на спины и плечи кардиналов и епископов. Дойдя до герцога, Леонардо нагнулся к нему под его радостный возглас, что он желает с ним выпить, и успел шепнуть:

– Не притрагивайтесь к вину, герцог! – и с таким же деланным поведением пьяного поплёлся к выходу из зала; обернувшись напоследок, он увидел, что герцог не сводит с него взгляда; скользнув глазами по залу, он заметил, что епископа Климента уже в зале нет.

Леонардо ушёл. Но не на кухню, а к себе в мастерскую, чтобы провести химический анализ оставшегося в бокале вина, который он спрятал у себя под плащом. Он торопился, боясь, что его могут остановить или ещё какие-либо обстоятельства помешают ему вернуться в мастерскую, чтобы провести опыт. К счастью, этого не произошло. Вбежав к себе в студиоло, где у него хранились медицинские и химические препараты, Леонардо в первую очередь вылил остатки не вылившегося из бокала вина в чистую сухую склянку. Затем, капнув в неё капельку уксуса, выставил её на яркий солнечный свет на подоконнике настежь открытого окна и стал пристально наблюдать за химической реакцией. Результат не заставил себя долго ждать: под воздействием уксуса и ярких солнечных лучей яд медленно стал оседать на дно склянки – это был кантарелла. Надтреснутый бокал Леонардо на всякий случай не выкинул. Он его спрятал на полке среди баночек и склянок с химикатами. Ему хотелось привести его в доказательство, если выяснится, что герцог Валентино отравлен, потому что таких бокалов нигде, кроме папской трапезной, не подавалось. Стеклодувы на них изобразили четырёх Евангелистов: Матфея, Луку, Марка и Иоанна, а между ними образы Спасителя и Богородицы; ножки бокалов и опорное блюдце, на котором они стояли, были увенчаны крестами. Убедившись, что опыт дал положительный результат, Леонардо побежал обратно. Он хотел отозвать герцога из трапезной, чтобы заставить его промыть желудок. Вбежав на первый ярус Бельведера, он столкнулся на ступенях с одним из монахов, сообщившим ему, что Папа Александр VI и кардиналы уже покинули Ватикан и отправились на виллу кардинала Адриано.

– Герцог Валентино с ними? – поинтересовался Леонардо.

– Ну, а куда ж он денется?! – насмешливо поморщился монах. – Немножко перечревоугодничал он, но пошёл в уборную, вставил пальцы в рот и… снова розовенький, как крещёный младенец!

Леонардо с облегчением вздохнул. «… Значит, всё-таки герцог сам позаботился о себе, искусственно вызвав рвоту, – подумал он, – и его жизни сейчас, возможно, уже ничего не угрожает…». И он вдруг с ужасом осознал, что эта попытка Папы в очередной раз отравить его, а также и собственного сына, теперь обернётся чудовищными и непредсказуемыми последствиями, если он сообщит герцогу Валентино, каким ядом их пытались отравить. «Дон Чезаре никому из врагов ничего не прощает!» – пронеслось у него в голове. Леонардо вспомнил слова герцога, как он отзывался об отце, и ему стало не по себе. Едва двигая ногами, он поплёлся домой. Каково же было удивление Леонардо, когда на следующий день он узнал от пришедшего к нему в мастерскую кардинала Перуджи, что Папа Александр VI на вилле кардинала Адриано почувствовал себя плохо во время вчерашнего застольного пиршества и к вечеру слёг.

– А с вами, мессере Леонардо, ничего подобного за вчерашний день не произошло? – как бы, между прочим, поинтересовался кардинал.

У Леонардо ёкнуло сердце.

– А почему вы меня спрашиваете об этом, ваше Преосвященство? – в свою очередь спросил он.

– Я видел, как вы вчера, будучи трезвым, но изображая из себя пьяного, подошли к герцогу Валентино, склонились к нему и о чём-то шепнули ему на ухо… К тому же вы покинули Ватикан, уклонившись от поездки на виллу кардинала Адриано…– кардинал сделал паузу, подошёл к Леонардо вплотную и заглянул ему в глаза. – Леонардо, вы не тот человек, который делает что-то просто так… Пусть ваше откровение станет вашей исповедью мне, и всё, что вы скажете, останется между нами. Я обращаюсь к вам так только потому, что сегодня ночью я сопровождал носилки с герцогом по потайному подземному ходу их Ватикана в крепость Св. Ангела… Герцог Валентино при смерти!

По телу Леонардо прошлась судорога, не укрывшаяся от взгляда кардинала; гортань пересохла, к горлу подкатил ком.

– Личный врач Александра VI, епископ Ваноза, утверждает, что якобы Папу и Чезаре разбил внезапный удар третичной малярийной лихорадки Понтийских болот, – продолжил кардинал Перуджи, – так называемая терциана…

– Чушь! – резко оборвал его Леонардо.

Он подошёл к полке с химикатами и извлёк из груды баночек надтреснутый бокал и склянку с содержимым в ней вином и ядом; за прошедшие сутки, благодаря химической реакции, яд уже полностью отделился от вина, осев на дно.

– Вот этот бокал, как вы понимаете, ваше Преосвященство, из трапезной Ватикана, – поставил его на стол Леонардо. – А вот это то, что в него было налито!.. Видите зеленовато-бурую жидкость на дне колбы?.. Это яд!.. И яд этот, между прочим, – кантарелла!

У кардинала Перуджи округлились глаза. Приставив сложенные ладонями руки к губам, он стал задумчиво ходить по мастерской.

– Ума не приложу, как они мне подменили бокал, – глядя на прохаживающегося кардинала, глубоко вздохнул Леонардо. – Вино-то разливали из общих кувшинов… Не иначе епископ Клименте как-то

извернулся …

– Его, кстати, нигде нет, – отчуждённо бросил кардинал. – Ни вчера, ни сегодня его никто не может найти…– он остановился и, присев на подоконник, устремил взгляд на залитую солнцем улицу в открытое настежь окно; его губы скривились в горькой усмешке. – Для того чтобы отравить кого-либо, Папа Александр VI применял кувшин с двойным дном, специально сделанный для него мастером Пьеро Гамбоа, – ныне он носит сан епископа Каринолы и является духовным наставником Папы…

– С отверстиями в стенах сосуда! – понял Леонардо.

– Да!

– Одно отверстие в ручке, зажатой пальцем, другое… Как я сразу не догадался, ведь мне странным показалось, когда монах Гульельмо разливал вино, и в кувшине его оказывалось недостаточно!.. Верхнее дно вмещало не больше одного бокала, потом отжимался палец на ручке, и уже отравленное вино выливалось через отверстия в стенках сосуда с нижнего дна…

– Кстати, и этого монаха нигде не могут разыскать…

– Ну да!.. – не обращая внимания на реплики кардинала, продолжал вспоминать Леонардо. – Он принёс из кухни полный кувшин, налил из него епископу Клименте, потом, заглянув в него, сказал тем кардиналам, кто сидел рядом со мной, что на всех вина не хватит; и вместо того чтобы налить им, он налил мне и, пройдя через весь стол, налил герцогу Валентино…

– Ну вот, мессере Леонардо, вы вспомнили, и всё встало на свои места, – тяжело вздохнул кардинал.

– Как же всё?! – возмутился Леонардо. – А кто Папу отравил?.. Неужели Чезаре?..

– Вряд ли… Он не смог бы так быстро отреагировать, тем более, что после вашего предупреждения он был занят тем, что почти не покидал уборной, вызывая у себя рвоту; то же самое он делал и на вилле кардинала Адриано!.. К тому же герцог не был так осведомлён, как вы, Леонардо, и он не знал, что это кантарелла…

– Но он знал, что об отравленном вине его предупредил я!.. Вспомните, ваше Преосвященство, как он подозвал к себе двух сенешалей Папы, когда тот в Зале Свободных Искусств отравил кардинала Паоло и кардинала Монреале?..

Кардинал Перуджи рассмеялся.

– Нет, мессере Леонардо, этого недостаточно!.. – возразил он. – Разве может предусмотрительность герцога являться доказательством вины?!.. Тем более, вины его собственного отца?!..

– Нет, конечно, – развёл руками Леонардо. – Но тогда кто же?!..

– Флорентинцы!

Лицо Леонардо покоробилось от возмущения, в глазах застыло страдальческое выражение.

– Флорентинцы… – медленно протянул он.

– Да, Леонардо, твои соотечественники! – уверенно кивнул кардинал. – Симптомы отравления у Алексендра VI совсем другие, чем у Чезаре… Они похожи на те, кто умирает от большой дозы тёртой шпанской мушки, афродезиака, используемого для мужской силы, смерть в этом случае становится очень медленной и в самом деле похожа на затяжную болезнь малярийной лихорадки Понтийских болот!

– Но какой смысл флорентинцам убивать Папу?!

– Самый прямой: они становятся независимыми от Рима!

– Чёрт бы побрал эту политику! – в сердцах воскликнул Леонардо. – Вчера они хотели вхождения в Римскую Кампанью…