Текст книги "Женщина на коленях (СИ)"

Автор книги: KOSHKAWEN

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Измена. ==========

Юленька любила мечтать. С детства не по годам развитый ребенок сочинял замысловатые рассказы, предназначающиеся для ушей заботливых родителей. В своих сочинениях неугомонное чадо вполне осознанно, но ненавязчиво оповещало родных о своих нуждах и необходимых для их решения приобретениях. Позже созревали вымышленные истории о происхождении оценок в дневнике, об учителе, который судя по рассказам, страдал маразмом, а еще чуть позже появлялись вымышленные подружки, у которых девочка-подросток оставалась на ночь…

Шло время. Вполне невинные выдумки Юлии превращались в откровенное лицемерие, которое первостепенно распознавали самые близкие друзья, начиная потихоньку отворачиваться от некогда лучшего друга. Не все сразу, конечно, постепенно, по одному, но бесповоротно, не возвращаясь назад, не отвечая на телефонные звонки, не жалея о былых отношениях. Юлия не жалела: находила новую компанию – очередную публику, имеющую уши.

Восемнадцатилетней Юлии отчасти все равно, какая публика преобладает в ее компании. Пусть ежедневно с ней совершают шопинг пара-тройка пустоголовых девиц, но важно ли это при выборе очередной дизайнерской вещички, в необходимости приобретения которой она так рьяно убеждала родителей? Главное, среди этих подружек на пару-тройку недель – Юленька лидер. Они слушают ее, идут туда, куда она укажет и расхваливают ее внешние данные… Быть может, лживо, но есть ли смысл в правде, когда ложь настолько хороша?

Престижный институт, новые знакомства, клубы, бары, студенческие вечеринки… Круговорот молодости закрутил Юлию настолько, что остановиться уже не представлялось возможным. Быть может, позже, не сейчас девушка задумается о планах на далекое будущее. Когда-нибудь она откажется как минимум от двух постоянных бойфрендов, оставив себе, без сомнений, самого лучшего, надежного, заботливого, честного… Как ни странно, Юлия тянулась к честности. Будучи сама первоклассной лгуньей, она видела ложь в других, распознавала ее всего с нескольких слов собеседника. Пугало ли ее это? Нет, отнюдь. Девушке была неинтересна «начинка», важным лишь было отношение человека к ней самой. Открытое восхищение ею было лучше правды. Тем более, зачем нужна откровенность человека, с которым проведешь не более одной ночи?

Руслан появился нежданно-негаданно. Ах, нет, снова ложь… Юлии минуло двадцать пять, и пришла усталость. Усталость от клубов, десятка поклонников, лицемерных подруг. А еще наступило осознание, что пора… Пора создавать семью, планировать ребенка, а самое важное: пришло время уже примерить фантастически красивое белоснежное платье невесты. Величественная церемония бракосочетания манила девушку гораздо больше, чем нареченный женихом мужчина.

Руслан был идеальным по ее мнению, по мнению ее друзей и близких тоже, которые хотя и были в большинстве своем лживыми, но от этого массовость их не теряла важности для Юлии. Разница в возрасте в десять лет добавляла Руслану серьезности, чувства твердой земли под ногами. Для Юлии же – надежность, защиту, пафос от того, что у мужа свой успешный бизнес. Кроме того, Руслан стал первым человеком, который не врал, а в ней видел искренность. Искренность, которой на самом деле не существовало.

Юлия приложила все усилия, чтобы на собственной свадьбе осуществить все свои самые сокровенные детские мечты. Невеста превзошла себя, украсив огромный зал цветами, заказав живую музыку, умудрившись пригласить на сие торжество даже своих врагов. Дабы завидовали. Чтобы закрыли свои лживые рты, шушукаясь по всем углам о том, какая же Юлечка непорядочная, лживая и меркантильная. Пусть теперь увидят насколько доброе у нее сердце, какая же она щедрая, а еще потрясающе красивая невеста в дизайнерском платье, сшитом специально для нее. И пусть никто не узнает, что для организации этого мероприятия ее семья спустила все свои накопления. Пусть никто не заметит, с каким пренебрежением она поглядывала на супруга, когда он некрасиво улыбался перед вспышками фотоаппаратов. Важен лишь этот лоск, эта неопровержимая зависть, читающаяся в глазах большинства гостей. Они выйдут из этого зала и скажут: «Юлька – счастливая!». И пусть это будет звучать лживо для нее самой.

Супружеский быт довольно быстро надоел Юленьке. Привыкнув к более вольной жизни – девушка временами страдала от повышенной серьезности своего мужа. Немаловажную роль играл секс… Скучный, однообразный, раз в неделю, как по расписанию, всегда в миссионерской позе… Нет, Руслан не был равнодушен к супружеской постели. Просто в более молодые годы он достаточно наигрался “этим делом”, решив перенести в супружескую жизнь все самое светлое, не испорченное излишней сладостью плотских утех. Казалось, Юлечка была согласна с этим. Казалось…

Более заботливого супруга Юлия бы никогда не нашла – этого не признать она не могла. Кроме того, что муж содержал молодую жену, позволял распоряжаться своей кредиткой, как той заблагорассудится, он еще и прекрасно готовил, заботясь о том, чтобы Юленька потребляла только полезную пищу. Все бы ничего, если бы Юлечка не предавалась по ночам мечтами о том, что ее перестанут потчевать питательными супчиками, а грубо прижмут к стене и отымеют, как кошку, не заботясь о том, чтобы не поцарапать шкурку… Как в юности, когда отчасти было все равно с кем и где, важно было лишь как и насколько понравилось. Этого не хватало. А еще не хватало свободы, вечеринок, клубов и тех десяти поклонников, которые уже сами переженились, оставив от себя лишь призрачные воспоминания.

Руслан любил свою жену. Он предавал ей значимости больше, чем все ее меркантильные друзья, собранные за всю пока еще недолгую жизнь. Для него Юлия была святой непорочной наивностью, искренним ангелом… Ее хотелось защитить, спрятать от сурового мира, дать ей все, о чем только могла бы пожелать девушка. И он стремился к этому. Весь успех развернувшегося бизнеса оседал в кошельке Юлии, а затем незримо растворялся в многочисленных бутиках.

– Я же должна хорошо выглядеть, – нежная улыбка расцветала на губах жены, когда Руслан просматривал выписку по лицевым счетам.

Что мог ответить он на это? Конечно же, смиренной улыбкой.

Юлия не работала. Закончив институт, положившись на тесную дружбу отца с ректором, Юлия забыла, что такое вставать в шесть утра, ехать куда-то, отсиживать минимум по восемь часов пять раз в неделю. Этот сюжет был для нее подобен фильму ужасов. Отчасти отсутствие собственного заработка послужило дополнительным показателем для выбора в качестве супруга Руслана. Руслан же, выросший в многодетной семье, был согласен с тем утверждением, что женщина не должна работать – она хранительница семейного очага, заботливая мать и жена, не более.

Призрачный рай стоял нерушимо на зависть тем, кто не видел «начинки», кто был так же, как Руслан ослеплен лживой преданностью Юлии, создающей на вид крепкий семейный очаг. По факту же в нем тлели лишь угли, но то было никому неинтересно.

Прошло три года устоявшихся семейных отношений. Юленька все больше отвоевывала у мужа свою свободу. Нет, не для того, чтобы работать, становиться независимой. Свобода была нужна для того, чтобы иметь право хотя бы раз в неделю посещать заведения с неоновыми вывесками, показывать там подружкам свои новомодные приобретения и красоваться стройной скорректированной в дорогом фитнес-центре фигурой. Ребенок? Нет, ребенка не было. Юленька боялась родов, а последствий еще больше. Ведь идеальную сейчас фигуру после девяти месяцев вынашивания младенца так сложно будет вернуть. Руслан? Нет, он не знал, какие таблетки принимает его жена, чтобы избежать нежелательной для себя беременности. Да, снова ложь. Но во благо, как считала Юленька. Она еще успеет стать толстой неухоженной матерью троих детей, стоящей босоногой у плиты в перепачканном детским питанием халате. Пока же она слишком молода для этого.

Однако же, за все три года Юлия не изменила мужу. Сказать, что для нее это было табу нельзя. Раньше, года два назад не было возможности выходить из дома так часто, как хотелось бы – все-таки Юлия жаждала показать себя хорошей женой и заслужить доверие мужа. Позже Юлия начала “копаться” в мужчинах, и едва кто-то знакомился с ней, она по принципу банкомата оценивала его положение, статус, благосостояние, смотрела на возраст, степень его лживости… Юлию передергивало от мужчин, носящих обручальные кольца. Почему-то девушка не признавала «женатиков», возможно, видя в каждом из них отражение Руслана, его отрешенность, спрятанную за показанной заботливостью… От зрелых мужчин девушка пренебрежительно отворачивалась, от молодых без слов открещивалась, будучи достаточно умной, чтобы вступить в связь с влюбленным ровесником Ромео. Максим смешал все краски…

Душа любой компании, двадцатидвухлетний Максим сам того не желая, бесповоротно и неоспоримо завладел вниманием Юлии. Впервые они встретились в ночном клубе, где по привычному Юленька коротала ночь вдали от мужа. Максим учился вместе с одной из подружек Юлии, которая была на несколько лет младше ее. Юля часто выбирала себе в подруги девушек помладше: их легко было убедить в чем-то, выделиться на их фоне, стать той, к мнению которой прислушиваются, при этом не прослыв лживой…

Максим как-то уж слишком незаметно влился в компанию скучающих девиц. Кроме искрометного чувства юмора, молодой человек привлекал к себе внимание красивым подкаченным телом, спрятанным под узкой футболкой, обтягивающей каждый мускул, описывая тканью рельеф его тела. Юля млела. Ей говорили, что Максим несерьезен, но нужна ли была серьезность той, которая к ней не стремилась? Это же всего лишь приключение. Всего миг, среди однотипных дней ее супружеской жизни. Потом она легко забудет красивого мальчика, скрасит расставание с ним очередной вылазкой по магазинам с кредиткой мужа.

Летняя теплая ночь. Тихая безлюдная подворотня. Максим уверенно тянет ее за руку в темноту этой самой подворотни. Резким рывком сильные руки прижимают Юлю к стене, тут же задирая подол ее узкого платья на талию. Девушку бросает в жар от импульсивности партнера, который еще ни разу не коснулся губами ее губ, но уже так уверенно собирает складками на талии ее платье. И все же ее заводит эта животная хватка возбужденного молодого мужчины, рука которого бесцеремонно проникает сейчас к ней в трусики, жадно лаская складки плоти, погружается пальцами внутрь нее, ощущая ее влагу. Еще один рывок, и ноги девушки сплетаются на спине любовника, а спина прижимается к грязной кирпичной стене настолько сильно, что тонкая ткань платья расползается сзади. Максим уверенно исследует руками неспрятанные чулками участки кожи Юлии, еще более властно подхватывая за бедра, отчего девушка шумно выпускает воздух из легких. Мгновенье, и Максим увлекает глубоким поцелуем свою партнершу в невесомость страсти, в давно забытый омут порока. Резким толчком он ворвался внутрь нее, сорвав за секунду до того трусики-стринги, заполняя ее, заставив сладострастно стонать. Длинные ногти впивались в накаченные плечи Максима, оставляя розовые полосы, отражая каждый толчок внутри, подтверждая его глубокое проникновение сиплым вскриком. Юлия наслаждалась, растворялась, исчезала в своем любовнике. Это именно то, чего ей так не хватало. Этих волшебных мгновений ее супруг никогда не подарит ей, никогда не хватит средств на его кредитке, чтобы запретить ей жить так… Пусть и это все было пронизано ложью.

На рассвете Юлия пришла домой, лениво стащив с себя испорченное платье, отбросив в сторону изящные туфли. Не имея сил принять душ, да и даже умыться, Юлия ложится в супружеское ложе, подбираясь поближе к мужу, целуя его в губы губами, с которых была стерта яркая помада чужим мужчиной. Руслан чувствовал его запах, ощущал, что его Юлечка только что была с другим. Он видел ее припухшие губки, обласканные не им, наблюдал следы на нежной коже, отпечатки пальцев на бедрах… Руслан прижал к себе жену, так же крепко, как до этого накануне вечером сжимал баночку с противозачаточными, найденными в тумбочке благоверной. Он все понял.

***

– Юленька, твой любимый овощной суп почти готов, – в полдень следующего дня Руслан отвлек супругу от ее бесконечного разговора с подругой по телефону. – Садись обедать, пока не остыл.

Он понял себя. Пока не остыл – бесполезно бороться, бросать, возвращаться вновь… Любить и ненавидеть. Бесполезно строить счастье там, где навсегда поселилась ложь. У каждого своя правда, и можно поспорить насколько и у кого она окажется более лживой.

========== Мама. ==========

Она называла себя мамой. Даже когда отдавала маленькую Галину в детский дом, все время приговаривала: «Мама приедет… Мама навестит… Мама заберет тебя». Но мама так и не вернулась. Не через обещанный месяц, не через год и даже когда Галине исполнилось восемнадцать, мама не приехала за ней, предоставив дочери выбор дальнейшего пути по жизни в четыре стороны, куда глаза глядят.

Получив хорошую закалку в одном из самых нищенских детских домов великой родины, Галина не сгинула, не пропала, будучи выброшенной за порог без средств на существование, без надежды на какое-либо светлое будущее. Обосновавшись в маленьком, далеком от мегаполиса поселке, Галина первое время жила на работе, которую ей чудом удалось найти. Должность прачки в химчистке не была пределом мечтаний молодой женщины, но выбирать не приходилось, когда вставал вопрос о том, что завтра денег не будет даже для того, чтобы купить хлеб.

Несколькими годами позже Галине улыбнулась удача, и ей выделили комнатушку в обветшалой коммуналке на окраине поселка. Пустяк для кого-то… Для Галины – шанс на нормальную жизнь, на будущее, которое теперь можно было хоть как-то планировать.

Денег хватало от зарплаты до зарплаты. Галина едва сводила концы с концами, оплачивая коммунальные расходы. Кроме того, рядом не было никого, с кем можно было поделиться проблемами, попросить помощи. Не было до появления на пороге коммуналки статного Алексея. Двадцатитрехлетний Леша сразу проникся к одинокой девушке самыми нежными чувствами. Галина, до того не видевшая мужчин, кроме тех, кто приносил свои костюмы на чистку, безропотно погрузилась с головой в омут первых отношений.

Роман с Алексеем не прошел бесследно – Галина забеременела. Как истинный джентльмен Леша предложил любимой девушке расписаться. Влюбленная и летающая в облаках от собственного женского счастья, Галина не раздумывая согласилась.

Леша оказался замечательным семьянином. Заботливый, понимающий и главный в семье – он нес на себе всю тяжесть их совместного быта, а еще, что немаловажно, взял на себя все расходы своей молодой семьи. Тогда Галина впервые почувствовала себя защищенной, осознала то, что кто-то теперь может позаботиться о ней, не оттолкнет и не предаст, как мама…

Соня появилась на свет ровно в срок с нормальным весом, завидным здоровьем и очень рано научилась улыбаться своим родителям. Галина ушла в декрет, Алексей нашел вторую работу для того, чтобы его семья ни в чем не нуждалась. У счастливых родителей были даже мысли улучшить условия жилья, но для того требовалось немного подкопить. Возможно позже, когда Галина сможет вернуться к работе…

В декретном отпуске Галя провела полных три года. Леша сам настоял на том, чтобы мать его ребенка не выходила на работу после первых полутора лет. Как отец семейства он чувствовал себя обязанным работать днями и ночами, чтобы обеспечить своих девочек самым необходимым. За три года Галина так привыкла к домашнему быту, что нарушать привычный распорядок дня ей не хотелось и по истечению ее отпуска по уходу за ребенком. Сонечка так привязалась к матери, что плакала едва та выходила в магазин за угол дома, оставив свою дочурку под присмотром пожилой соседки. В итоге, на семейном совете за ужином было принято решение о том, что Галина уволится из своей химчистки и всецело посвятит себя воспитанию дочери. Алексей обещал справиться с материальными нуждами, убрав из своего графика еще несколько выходных в месяце. Его доход за лишних несколько выходов на рабочее место должен был “перекрыть” скудный средний заработок Галины, если бы та работала.

Гром грянул неожиданно, совсем тогда, когда Галина была к этому не готова. Быть может, она всегда была не готова к подобному, но никогда не думала, что с ней может произойти такое несчастье. У Алексея появилась женщина. Импульсивность Галины, ее ревностный настрой и ненависть, в момент родившаяся к этому человеку, не позволили паре найти компромисс – Леша ушел. Ушел, прежде всего, чтобы пятилетней Сонечке больше не приходилось слушать каждодневные скандалы в семье в этой маленькой комнатушке, где даже у стен были уши.

Галя не жалела. Сейчас ей нужно было пережить собственную боль, заглушить обиду, переболеть, будучи сломленной самым близким человеком. Потом она обязательно возьмет себя в руки, найдет работу, отправит Сонечку в школу, найдет ей нового папу… А сейчас важно углубиться в эту боль, прочувствовать ее, дать себе возможность ощутить себя слабой, как тогда… Когда ее оставила мама…

Прошел месяц, два, полгода, а Галя все также по привычному продолжала большую часть дня проводить в кровати, накрывшись одеялом с головой. Только раз за все это время Соня видела свою маму улыбающуюся и ликующую. Это было в тот день, когда суд признал право матери оставить ребенка себе. Алексей тогда открыто плакал в зале суда, осознавая, что должен уехать в другой город с новой семьей, при этом, не имея возможности общаться со своей Соней, поручив заботу о ней целиком и полностью малоимущей матери. Леша плакал, а Галина смеялась про себя, что все же удалось одержать немаловажную победу над бывшим мужем. Пусть страдает. Пусть почувствует хотя бы малую толику того, что ощущает она теперь. Больше не быть ему отцом Сонечки. Не заслужил. Предал, променяв на чужого ребенка в довесок к той женщине, что разбила крепкую семью.

Все бы ничего, но ликование Галины быстро прошло, а вместе с тем наступило осознание того, что ее уже теперь маленькая семья не имеет дохода, кроме ничтожных детских пособий и скудных алиментов мужа, исправно перечисляемых им на расчетный счет бывшей супруги. Нужно бы искать работу, начать шевелиться, но Галя чувствовала себя неизлечимо больной, раненой птицей, которая взлететь уже просто не может.

Соня привыкала к молчаливой матери, находя свои старые игрушки и сама себя развлекая. Малышка также привыкла слышать мамин плач по ночам, а днем смиренно переносить ее нервные срывы. Нужда загнала Галину в угол настолько беспросветный, что все еще молодая женщина чувствовала себя всеми брошенной старухой. И все же собраться с силами, привести в порядок мысли и внешность, найти работу и продолжить жить дальше – не получалось. Галина меркла, таяла в стенах старой коммуналки, а чуть позже начала находить разрядку в крепких напитках.

Лишь когда разум Галины затуманивался из-за внушительной дозы алкоголя, женщина чувствовала себя сильной, всемогущей и не одинокой. Только тогда в ее голове созревали планы на будущее, включающие хорошую работу, новое жилье и встречу с мужчиной, который примет ее и Сонечку, ради которой Галина продолжала жить. Мечты о работе и светлом будущем были призрачные, но мужчины время от времени посещали Галю, будучи осведомленными, что в этой крошечной комнате можно найти собеседника, собутыльника и ночлег, включающий в себя зыбучие ласки одинокой и тоскующей по мужскому плечу женщины.

Хуже всего было для маленькой Сони, когда мама требовала называть папой каждого второго дяденьку, который оставался в их семейном гнезде чуть дольше трех дней. Те «папы», которые исправно приносили маме деньги и забивали продуктами холодильник – нуждались в повышенном внимании со стороны Галины, которая порой выдворяла дочь на улицу погулять, пока сама «благодарила» гостя за его участие в несчастной судьбе ее и Сонечки. Несколько раз Соня заставала врасплох процесс «благодарности», когда очередной «папа Миша» или же «Гриша» со всем усердием похрюкивал и постанывал на нагом теле матери, не стыдясь продолжать перед ребенком. Соня смиренно отворачивалась от скрипящего ложа, доставая из-под сломанного комода свои пыльные игрушки и начиная что-то шептать под нос в процессе игры, пытаясь заглушить звуки, раздающиеся за спиной.

Через пару лет Сонечка пошла в школу. К этому времени Соня вытянулась, отрастила длинные волосы, поумнела не по годам рано, а ее мама сильно сдала в весе, приобрела сероватый цвет кожи и необратимо спилась, так и не найдя работу.

Девочке в школе пришлось трудно. Приличных тетрадей и нужных учебников ее мама купить не смогла, а домашнее задание дома делать было просто невозможно. Кроме того, что Галина «запустила» себя, также она перестала следить за порядком в комнате. За несколько месяцев комнатушка уменьшилась в размерах ровно вдвое оттого, что мешки с мусором, прежде всего с пустой посудой, заполняли собой все свободное пространство. Галина слепо закрывала на все глаза, отчаянно видя в очередном новом «папе» Сони своего спасителя. Вскоре на входной двери матери и дочери один из особо вспыльчивых «пап» сломал замок, отчего комната, закрепленная за Галиной, официально получила название «проходной». Впрочем, как и сама Галина, в чем она стыдливо не хотела признаваться.

«Папы» бывали разные. Иные поднимали на Галину руку, но доблестная пожилая соседка всегда вовремя вызывала наряд служителей порядка, и дебоширов разгоняли. Однако же характер Галины закалялся день ото дня, отчего воспитание дочери так же подгонялось под строгие рамки. Сонечка получала от любящей мамы по губам за каждое резкое слово, даже за неверно брошенный косой взгляд.

– Это тебе не в детдоме расти, – сетовала пьяным голосом Галина, отвешивая дочери очередную пощечину. – Разбаловали тебя здесь!

Однажды за «двойку» Соню «воспитывал» новый «папа». С еще не забытыми замашками уголовника «папа Слава» бил девочку предпочтительно по почкам, чтобы следов на открытых участках тела было не видно. Экзекуция продолжалась несколько часов, а утром Сонечку с побледневшими губами и поднявшейся температурой по привычному отправили в школу. Из школы девочку увезла «скорая».

Быть может, прозвучит странно, но только тогда учителя, директор школы, соседи – забили тревогу, увидев в семье Сони что-то ненормальное. До того же, прежде чем девочке едва не отбили почки – семью никто не держал на контроле, ничего выдающегося в ней никто не находил. Да и вряд ли бы кто-то принял меры, если бы не выдержало жалостливое сердце старушки, живущей через стенку от Гали. Именно она “накатала” подробное заявление в отдел защиты.

После двухнедельного пребывания в больнице с острым воспалением почек, Сонечка вернулась к маме. Мама ждала ее, плача в подушку, проклиная бывшего «папу Славу», но при этом источая свежий запах перегара. В холодильнике уже с неделю, как «повесилась мышь». Дабы утолить голод Соня извлекла из самой нижней полки комода спрятанную ею же давным-давно уже подплесневевшую шоколадку. Звонок в дверь раздался неожиданно. Отчасти оттого, что сюда вообще редко звонили – ведь на пути в обитель семьи Гали не было даже замков.

***

Сонечку забирали под ее же истошные крики. Ребенок просил оставить ее с мамой, умолял не увозить из родного дома. Галина бегала вокруг представителей отдела опеки, уверяя их, что все у них с Сонечкой благополучно, что нет нужды отрывать ребенка от матери.

– Галь, ну ты хоть работу найди, верни себе человеческое лицо – тогда проблем не будет, – отозвался на проповеди несчастной матери представитель соц. защиты, который жил через дорогу на соседней улице. – Ты только посмотри, что творишь!

– Да, что с ней разговаривать?! – выпалил другой, срывая с шеи Галины детские ручонки, отчего плачь ребенка сотряс стены многострадальной коммуналки. – Когда женщина так низко опустилась – она уже не поднимется. Не женщина больше. Не мать.

Соню унесли, а Галина так и осталась стоять на коленях перед дверным проемом, умоляя вернуть самое ценное сокровище в ее бесполезной жизни. Девочка продолжала кричать «мама», и это слово разносилось по всей коммуналке, по всему двору, отражаясь слезами в глазах каждого, кто стал невольным свидетелем разлуки матери и ребенка.

– Ты что, Галь? – загульный алкоголик Иван замер на пороге, не найдя смелости пройти мимо стоящей на коленях женщины. – Лица на тебе нет… Голова болит что ли?

– У меня сегодня ребенка забрали… – прошептала Галина, медленно поднимаясь и машинально забирая из рук гостя бутылку с мутной красноватой жидкостью. – Я – мама, понимаешь?

Вошедший усмехнулся, хлопнув Галину по плечу и проходя в ее маленькую заросшую мусором комнатку. Он не понимал. Даже сама Галина этого не понимала, но продолжала врать себе. Осунувшись, женщина засеменила за ним, на ходу срывая с горлышка бутылки блестящую крышку. Она называла себя мамой.

========== Странная. ==========

Не помню, когда она появилась в моем дворе. Даже мои родители не помнят, соседи не хотят вспоминать, брезгливо отводя взгляды от посеревшего лица еще молодой женщины. Они спешат перейти улицу на другую сторону, чтобы она не привязалась к ним, выклянчивая монетку. Она была странной, эта Аня. Пила, побиралась по людям, не работала нигде, но почему-то всегда держалась обособленно от тех алкоголиков, что слонялись по нашему двору с утра до ночи. Не компанейская она какая-то и всегда такая задумчивая, вся в себе, кажется, совсем отстраненная от этого мира. И только тогда, когда Аню пробивало утреннее похмелье, она тянулась к людям, иногда изрядно доставая своей протянутой рукой, спрашивая на выпивку, без которой она, казалось, загнется прямо у тебя же на глазах. Люди шли на снисхождение: кто-то выделял ей мелочь, некоторые выносили еду, одежду. Женщина не бомжевала, нет, говорили, что она живет где-то в нашем районе в обшарпанной однушке с отцом-инвалидом. И все-таки выглядела она и вела себя так, будто у нее никогда и не было дома. Подзаборной алкашкой величали ее в нашем дворе, а те, кто были снисходительнее, прозвали просто Странной.

– Смотрите, смотрите, Странная опять попрошайничать идет! – засмеялся Лешка, мой лучший друг, прикурив сигарету и выдохнув плотный дым в воздух, прищурившись и наблюдая, как Странная подошла к местной бабуле, что-то тихо сказала ей, а та послала ее матом, перекрестилась и поспешно поковыляла в свой подъезд.

В это субботнее утро было довольно пасмурно, но друзья уговорили меня посидеть с ними во дворе перед тем, как поехать на свидание к своей девушке. Заняв пару лавок недалеко от детской площадки, мы вчетвером болтали, смеялись, иногда поглядывая в сторону Странной, которая то замирала посреди улицы, разглядывая всех, кто проходил мимо нее не замечая, то приставала к кому-нибудь, протягивая руку.

– Видать, посуды не набрала сегодня, – усмехнулся Саша, сидевший рядом со мной на лавке. – Сейчас сюда притащится, надо поменять место дислокации.

Нельзя назвать Сашку предсказателем, но Странная на самом деле глянув в нашу сторону, замерла, подумала секунду и медленно поплелась по направлению к нам. Ребята едва не подавились смехом, когда на своем посеревшем от бесконечной пьянки лице Странная изобразила скорбь и усталость. Именно с таким видом она подходила к прохожим вежливо, ненавязчиво спрашивая на жизнь. Хотя эта вежливость больше всего и раздражала тех, кто отмахивался от нее как от назойливой мухи, проходя мимо. Помню, как какой-то бугай вышел из машины, когда она только поравнялась с ней, остановившись напротив приоткрытого окна, и ударил ее по лицу. Наотмашь так ударил. Потеряв равновесие, Странная упала на землю, отлетев к урне у подъезда. Тогда весь двор содрогнулся от сдавленных смешков, а кто-то от неприкрытого смеха. «Поделом, не будет нагло побираться!» – воскликнул кто-то с балкона, тут же скрывшись, прячась за шторой от взгляда той, что на земле лежала, закрывая рот руками, глотая слезы. Видимо, урок, преподанный моим соседом по подъезду, не отбил желание у этой пьянчушки и дальше донимать людей.

– Присесть можно? – поинтересовалась Странная охрипшим голосом, подойдя к лавкам, на которых расположилась наша компания.

– Садись, Анют, – самый задиристый из нас Стас, кажется, нашел себе развлечение для этого скучного непогожего дня. – Устала никак? Слушай, Анют, я вчера за углом с друзьями пиво пил, так знаешь, сколько бутылок пустых мы там оставили! Я им запретил выбрасывать в урну, сказал, чтобы спрятали там же все для нашей Анечки.

Приколы над Странной казались смешными только для самого Стаса, но своим заливистым смехом он заражал нас с друзьями, отчего вскоре Странную окружало веселье, в котором она не участвовала.

Я смотрел на нее со стороны: потрепанная годами одежда, волосы под косынкой, цвета которых не видно, лицо осунувшееся, старое какое-то, несмотря на то, что она всего лет на пять старше меня и ей сейчас где-то тридцать или около того. Взгляд у нее измученный такой, прозрачный. Смотрит в одну точку, иногда улыбаясь над теми шутками, что отпускал в ее сторону Стас. И вроде бы нет зла в этих шутках, но обидеться можно. А она не обижается, будто и не слушает вовсе. Кажется, в ее голове играет другая музыка, которой не слышит ни один из нас. И видит она в нас лишь обертку, ей неважно кто и что из себя представляет. Наверное, кроме желанной выпивки ей ничего уже неважно.

– Есть рубль? – прерывает она смешки и подтрунивания, переводя тему в нужное ей русло.

– На бутылку? – уточняет Стас, подмигивая мне и сдерживая очередной приступ смеха.

– Нет, сегодня на цветы надо…

– Ой, да ладно прикидываться! Дадим мы тебе на допинг за весело проведенное время! Правда, ребят?

Стас достал бумажник, отслюнявил пару сотен, затем секунду подумал и протянул Странной только одну купюру.

– Хватит с тебя, а то еще загнешься от поила своего, а я виноват буду, – прокомментировал он, с наслаждением наблюдая за тем, с какой щенячьей преданностью в глазах девушка забрала деньги из его рук. – Ты смотри, много не пей – следи за здоровьем, еще детей рожать!

Рука, сжимающая деньги, дрогнула, плечи опустились, взгляд спрятался под выбившейся из-под косынки челкой. Не сказав больше ни слова, Странная засеменила по двору за угол дома, потерянно как-то, невесомо.

– Жалкое создание, – выдохнул Стас, закуривая очередную сигарету. – А ты чего ей так в след смотришь? Понравилась краля? Смотри, а то расскажу все твоей Лизе, как ты здесь на бомжих смотришь!