Текст книги "Учитель физики (СИ)"
Автор книги: Королева Эс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Первое сентября встретило меня потоком новостей. Едва я переступила порог школы, на меня налетела моя закадычная подруга Ленка, невозможная зануда и забияка.
– Саша-то, помнишь, из параллельного класса, высокий такой, за мной бегал два года назад, – уехал! Уехал, представляешь? – в её голосе не было ни капли сожаления, но событие это само по себе казалось ей необыкновенно интересным.
Я равнодушно кивнула. Сашу я помнила – высокий, страшненький, с растрёпанными волосами и в рубашке не первой свежести, он никогда не был мне симпатичен. Ленка его терпеть не могла, её даже раздражало, что такой увалень оказывает ей знаки внимания; и все-таки она была немного разочарована, когда он переключился на Светку, которая училась на класс младше.
– А ещё у нас новый учитель физики! – я прослушала половину из длинной речи Ленки, но это заявление привлекло мое внимание.
– И чем же плоха была Ирина Ивановна? – спросила я с сарказмом.
С Ириной Ивановной отношения у нас сложились не слишком хорошо, но, во всяком случае, после длинной беседы с классным руководителем, она перестала незаслуженно занижать мне оценки, и сдавать материал я стала в удобное для меня время. Дело в том, что, помимо гимназии, я ходила ещё на танцы; занятия часто совпадали, и мне приходилось отпрашиваться с уроков. Меня не слишком устраивало, что учитель поменялся – мало ли, как он отнесётся к моему расписанию.
– Ты что-нибудь о нем знаешь? – спросила я у Ленки.
– Ещё бы! Моя мама преподаёт вместе с ним в университете, он был у нас несколько раз, – Ленка, казалось, сейчас лопнет от гордости. – Андрей Владимирович очень уважаемый человек, у него много научных работ.
Не знаю, почему, но я сразу представила себе полненького мужчинку лет тридцати, в круглых очках, неуклюжего, в вязаном полосатом свитере, с портфелем и газетой подмышкой. Андрей Владимирович резко перестал меня интересовать. На празднике его не было, на собрании – тоже, и я быстро о нем забыла. Первый урок физики должен был состояться в четверг, и все девчонки с нетерпением ждали его; я же, в свою очередь, была настроена скептически.
В четверг утром я умудрилась проспать и опоздала в школу, а физика как раз стояла первым уроком. Я до того торопилась, что весь рассказ Ленки о новом преподавателе напрочь вылетел у меня из головы.
– Ирина Ивановна, извините за... – я распахнула дверь в класс, зашла и осеклась.
У доски стоял Андрей Владимирович – совсем не такой, каким я его представляла.
Он резко обернулся, когда я вошла, и бросил на меня взгляд, полный недовольства. Было в нем что-то приторное, до неприязни слащавое; холодный взгляд, узкие губы плотно сжаты, весь он словно был полон негодования от того, что какая-то девчонка посмела прервать его лекцию. Одним словом, между нами мгновенно возникла взаимная неприязнь.
Андрей Владимирович отошёл от доски к столу и заглянул в журнал. Я, как вкопанная, застыла у двери.
– Фамилия? – спросил он жестко.
– Соколова, – от волнения мой голос задрожал.
– И часто вы позволяете себе подобное? – голос его сочился ядом, будто я не на урок опоздала, а как минимум сорвала проведение Нобелевской премии.
Я не нашлась, что ответить, потому что сама ненавидела опаздывать. Мне вдруг стало крайне неловко.
– Проходите, садитесь. И потрудитесь впредь соблюдать дисциплину на моих уроках, Соколова, – он буквально выплюнул мою фамилию.
Я прошла к своему месту и села. К концу урока я успела забыть о неприятном происшествии; Андрей Владимирович объяснил нам новый материал, задал несколько задач на дом и отпустил с миром.
На следующий день я не пошла в школу из-за выступления; домашние задания я сделать не успела – повезло, что их толком не задали. Про физику я благополучно забыла.
В начале урока Андрей Владимирович решил проверить, как мы усвоили новый материал и стал вызывать к доске.
– Соколова, прошу, – сказал он, слегка усмехнувшись.
Когда он уже диктовал задачу, до меня вдруг дошло, что я ни слова не помню из его лекции, а в учебник я с той поры ни разу не заглядывала. Я решила попробовать надавить на жалость.
– Андрей Владимирович, я не успела сделать задание, – довольно уверенно начала я. – У меня было выступление, классный руководитель об этом осведомлён.
– То есть вы хотите сказать, Соколова, что ничего не усвоили с прошлого урока? – как будто очень удивившись, спросил Андрей Владимирович.
Я осторожно кивнула.
– И что мне с вами делать, Соколова? На уроки вы опаздываете, задания не выполняете и у доски, соответственно, ничего решить не можете. Как вы думаете, завуч сможет решить эту проблему, или сразу к директору? Ладно, садитесь. Думаю, для первого раза двойки будет вполне достаточно.
Двойка! Первая двойка за все десять лет обучения школе! Мне вдруг очень захотелось домой, к маме; захотелось прижаться к ней и расплакаться, как маленькой, но на меня смотрел весь класс, тридцать жадных лиц, радующихся каждому моему промаху, и Ленка, которая глядела на меня с таким участием, что мне стало ещё больше себя жалко.
Когда мы вышли в коридор на перемену, я дала волю чувствам. Ленка принялась меня утешать.
– Брось, птица моя, – она всегда меня так называла, – сходишь к классному, объяснишь ситуацию, пересдашь. Дебольский и правда был к тебе слишком несправедлив, – на удивление, признала она, хотя все девочки в классе, включая её, уже на второй день считали его почти святым.
– Дебольский? – я слабо улыбнулась. – Ну, и фамилия!
В тот же день, следуя Ленкиному совету, я отправилась в кабинет к Ивану Сергеевичу, нашему классному руководителю. С его помощью можно было решить любую проблему, он всегда был на стороне ученика и принимался всех убеждать в правоте последнего. Беседа с Дебольским, как я и предполагала, вышла длинной и сложной, Иван Сергеевич долго объяснял ему причину моей, так сказать, безответственности, но в итоге Дебольский все же согласился на пересдачу.
Я не сказала бы, что он стал ко мне лучше относиться, даже наоборот: у Ирины Ивановны, чтобы получить пятерку, требовалось только ответить устно или решить лишнюю задачу, здесь же мне приходилось заниматься физикой каждую свободную минуту, чтобы в любой момент быть готовой к вопросу с подвохом. И все же я вытягивала на высший балл, я просто не могла позволить, чтобы какая-то злосчастная физика испортила мне аттестат.
Самым обидным был тот факт, что в классе мне некому было пожаловаться на Дебольского, даже Ленке. Все девчонки были от него без ума, совершенно не замечая ни едких фраз, ни откровенных унижений с его стороны. Даже Ася Смирнова, самая умная и приличная девочка, мгновенно превращалась в жалкую пародию на саму себя, стоило Дебольскому обратиться к ней, а у доски у неё начинали подкашиваться ноги, заплетался язык, и она не могла решить элементарную задачу. Андрей Владимирович незамедлительно превратился во всеобщего кумира; вся женская половина школьного коллектива строила ему глазки, отчаянно флиртовала и вздыхала по нему. Я же, в свою очередь, не видела в нем никаких достоинств; когда он на меня смотрел, меня буквально передёргивало от его холодного, скучающего взгляда. В Дебольском не было ничего, кроме постоянного самолюбования, казалось, он тщательно взвешивает каждое своё слово, продумывает каждый жест. Честно говоря, я никогда не жаловала физику, а теперь она стала меня неприятна, я выучивала материал сугубо ради оценки.
Время шло, в целом все оставалось по-прежнему. Ленка с каждым разом смотрела на Дебольского все более влюблённым взглядом, и мне это начинало порядком надоедать. Она всегда отличалась хорошим вкусом, а тут вдруг так глупо попалась. В конце ноября по случаю юбилея её мамы в университете устраивали банкет, и она любезно меня пригласила.
По такому случаю я приобрела себе новое платье, сделала причёску. Надо сказать, покрасоваться я любила всегда, но не в слишком большом обществе, где внимание каждого быстро рассеивается на незначительные вещи. Банкет начался с поздравительных речей; я сидела вместе с Ленкой во втором ряду и оглядывала зал. Дебольский сидел впереди, склонив голову набок, и с равнодушным видом слушал декана. Я не хотела портить себе настроение в этот вечер, поэтому переключилась на сцену. Вскоре, после поздравлений, начался сам банкет, а потом и мое любимое – танцы. Сделав два круга с незнакомым мне долговязым красавчиком, по-видимому, студентом Ленкиной мамы, я отошла в сторону и стала наблюдать.
– Скучаете? – раздался за моей спиной знакомый голос.
Мне не хотелось признаваться Дебольскому, что скучные, чопорные празднества всегда внушали мне отвращение.
– Вы не правы, Андрей Владимирович, мне все очень нравится, – мягко возразила ему я.
В последнее время наша взаимная неприязнь немного ослабла – Дебольскому было приятно, что я проявляю такое «рвение» к изучению его предмета, а потому я старалась вести себя с ним ещё вежливее.
– Разочаровали вы меня, Соколова, – он даже вздохнул. – Всегда считал, что подобные собрания приходятся по душе лишь очень недалеким особам.
И здесь я не угадала! Мне стало очень досадно от своего промаха.
– А как вы предпочитаете проводить время, пишете статьи? – боюсь, мои слова прозвучали слишком иронично.
– Какие однобокие у вас, однако, шаблонные представления о людях, Соколова! Совсем как у среднестатистической отличницы, – Дебольский слегка усмехнулся.
Меня его слова едва не оскорбили, но приходилось держать лицо.
– Я предпочитаю культурный отдых: музеи, театры и все в таком духе, – продолжал он. – Вы, должно быть, удивлены, Соколова, что обыкновенный физик интересуется искусством, – добавил он ехидно.
Признаться, Дебольский действительно смог меня приятно удивить, но его высокомерный тон был мне по-прежнему неприятен. Я хотела ему что-то ответить, но в этот момент к нам подбежала Ленка.
– Андрей Владимирович, добрый вечер! Как вам, все нравится? – она посмотрела на него своим проникновенно-влюблённым взглядом, от которого меня передернуло.
– Весьма неплохо, – равнодушно ответил Дебольский, хотя всего минуту назад доказывал мне обратное.
Ленка смущённо улыбнулась ему; она и так-то не отличалась особым умом, а в его присутствии и вовсе становилась сущей дурочкой.
– Объявляется белый танец! – прозвучал голос ведущей.
Я быстро посмотрела на Ленку. На щеках у неё играл румянец, глаза блестели, лицо озарила глуповатая улыбка, она уже приоткрыла рот...
– Андрей Владимирович, можно вас пригласить? – я едва узнала свой голос.
Не понимаю, что на меня нашло, когда я приглашала его; ещё недавно он внушал мне отвращение, а сейчас только одна мысль волновала меня: Ленка, обыкновенная глупышка и троечница, будет танцевать со всеобщим кумиром, будет гордиться этим и всем рассказывать! Я не могла этого допустить; я словно забыла обо всех обидах, об унижениях, которые я терпела от Дебольского, мне важно лишь было насолить Ленке, Ленке, которую я всегда считала близкой подругой!
Если Дебольский и удивился, то виду не подал, и протянул мне руку. У Ленки задрожали губы, она резко развернулась и убежала. Я ощущала мрачное торжество, собственное превосходство над Ленкой.
– Я слышал, вы ходите на танцы, Соколова. Ну, что же, удивите меня.
Дебольский двигался очень изящно, вся прежняя угловатость, которая так раздражала меня, словно исчезла. На губах у него играла лёгкая улыбка, а от того факта, что одна его рука лежала на моей талии, а другая сжимала мою, вдруг становилось по-странному хорошо.
Мы танцевали молча: я смотрела на окружающих и старалась не думать о том, что прикосновение Дебольского было мне неожиданно приятно, он же внимательно изучал мое лицо. Когда танец кончился, мы отошли в сторону.
– А вы и вправду неплохо танцуете, Соколова, – из его уст это прозвучало, как наивысший комплимент.
Я коротко поблагодарила его.
– Думаю, мне пора. Спасибо за танец, Андрей Владимирович.
– Уже уходите? Как некрасиво с вашей стороны оставлять меня в компании этих недалеких, ограниченных людей! – он наигранно вздохнул. – Проводить вас? А то ещё заблудитесь в университетских коридорах, – Дебольский не смог удержаться от очередного язвительного комментария.
Я промолчала. Мы спустились вниз, распрощались, и я, накинув шубку, вышла улицу, но дальше крыльца пройти не смогла. Был такой ливень, что я рисковала промочить ноги. Я вернулась в университет, Дебольский все ещё стоял в холле.
– Неужели передумали, Соколова? – спросил он с лукавой улыбкой.
– На улице такой ливень, Андрей Владимирович, боюсь, придётся переждать.
– Ах, до чего же вы неприспособленны, Соколова! Хотите, вызову вам такси?
Такси! И как это я сама не догадалась!
– Я была бы очень вам благодарна, Андрей Владимирович.
– Ах, оставьте! – Дебольский достал телефон и набрал номер такси. – Будут через пять минут, – объявил он. – Если вы не против, выйдем на улицу, я бы хотел покурить.
Мы вышли на крыльцо, и Дебольский закурил. Я молча смотрела как он затягивается, вдыхает горький запах с таким наслаждением, будто это изысканные духи парижской модницы. Подъехало такси. Дебольский выбросил сигарету и помог мне сесть.
– Не забудьте решить задачки к четвергу, – сказал он вместо прощания.
– Уже решила, – успокоила я его.
Через пару дней на уроке физики он вёл себя так, будто ничего не произошло. Разве что взгляд его слегка теплел, когда он обращался ко мне, да и я перестала испытывать к нему явную неприязнь. Ленка не разговаривала со мной с того самого вечера, из-за чего я чувствовала себя виновато и одиноко. Я до сих не понимала, зачем назло Ленке пригласила Дебольского, ведь ей он был важен, мне же было все равно. Из-за её обиды поговорить мне было не с кем, сидела я, с кем придётся, но извиниться перед Ленкой не позволяла гордость. Одно было хорошо: физика перестала быть мне ненавистна, и я с удивлением обнаружила, что лекции Дебольского, которые раньше все мое существо противилось слушать, оказались довольно интересными.
Декабрь пролетел незаметно, осталось меньше недели до каникул; в школе планировали устроить вечеринку в честь Нового года для старших, нечто вроде мини-бала. Пашка из параллельного класса пригласил меня – не сказать, что я была в восторге от его компании, но остальные варианты казались ещё более неподходящими. Вечеринка проходила в главном зале; Ленка явилась с долговязым, но симпатичным пареньком, в котором я узнала студента с банкета, и усердно пыталась делать вид, что мы с ней незнакомы. Дебольский танцевал недалеко от нас с Пашкой, его партнершей была русичка: полная женщина сорока лет, считавшая себя первой красавицей гимназии. Она флиртовала с Дебольским так отчаянно, что создавалось впечатление, будто он – её последний шанс наладить личную жизнь.
Когда первый танец закончился, Пашка пошел за напитками, а я, стоя в сторонке, наблюдала за танцующими.
– Не хотите к ним присоединиться, Соколова? – спросил меня неожиданно оказавшийся рядом Дебольский, который каким-то чудом уже избавился от надоедливой русички. – Ваш партнёр не будет против?
Я подала ему руку.
– Вы думаете, мне нужно его разрешение? – я улыбнулась. – Похоже, Андрей Владимирович, танцевать с вами уже становится традицией.
– Надеюсь, что так, – ответил он то ли шутя, то ли серьёзно, и мы закружились в вальсе.
– Закройте глаза, Соколова, – вдруг попросил Дебольский.
– В этом есть какой-то подвох, Андрей Владимирович?
– Просто закройте глаза, – настойчиво повторил он.
Я послушалась. Если бы мне полгода назад сказали, что я буду слушаться Дебольского, я бы рассмеялась им в лицо.
Мы вальсировали и вальсировали, пока он вдруг не сказал: «Можете открыть», и я обнаружила, что мы стоим в маленькой нише в коридоре, а вокруг – ни души.
– Что происходит, Андрей Владимирович?
Дебольский не ответил. Он стоял очень близко, и я чувствовала его дыхание на своей щеке; потом он вдруг резко наклонился и поцеловал меня. Дебольский, с которым мы терпеть друг друга не могли с первой же секунды знакомства, теперь исступлённо целовал мои губы, словно не мог насытиться. Приятный жар разливался по всему моему телу, мне было необыкновенно хорошо в его объятиях, я неожиданно почувствовала себя защищённой; все потери и проблемы словно перестали существовать, был только он – не Андрей Владимирович, не саркастичный, самодовольный учитель физики, а просто мужчина – красивый, сильный, пылкий... И в ту секунду я поняла, что страстно влюблена в него – не так, как Ленка, видящая в нем лишь удачный вариант для замужества, хорошенькую игрушку, дополняющую образ и тешащую самолюбие – я знала его, знала его скверный характер, знала его вкусы и предпочтения. Казалось, я настолько привыкла к его едким фразам и обидным замечаниям, что никакие нежные слова и комплименты не заменили бы мне их; никакие ласковые прозвища не заменили бы его жесткого, лаконичного «Соколова»... Он стал незаменимой частью моей жизни, и я никогда не задумывалась, что случилось бы, если бы однажды я пришла в школу и узнала, что он уволился. Одно я знала чётко: я не могу лишиться его, не теперь.
Внезапно он оторвался от поцелуя и внимательно посмотрел на меня; мои губы тронула лукавая улыбка.
– Что с тобой, Соколова?
– Вместо того, чтобы задавать вопросы, лучше поцелуй меня ещё раз, – я капризно выпятила губы.
– Помнишь, прошлым летом вы с Кузенкиной гуляли в парке рядом с университетом? – неожиданно спросил Дебольский.
Я кивнула, насторожившись. С какой стати он знает о нашей с Ленкой прогулке?
– Я видел вас там; видел, как ты с наслаждением кушала мороженое, как заливисто смеялась, полная противоположность Кузенкиной – яркая, весёлая, уверенная в себе. А потом я пришёл работать в гимназию, совершенно не подозревая, что ты окажешься моей ученицей. Когда ты забежала в класс, раскрасневшаяся, взволнованная, я только и мог, что смотреть на тебя во все глаза. Мое обычное обращение со студентами ты сочла за личное оскорбление и возненавидела меня; двойку ты восприняла, как вызов, и с тех пор вступила со мной в единоборство, успешно отражая каждый мой выпад. Я узнал в тебе своенравную, упрямую девчонку, и эта черта безумно мне понравилась. Я страстно желал завоевать тебя, обладать тобой, потому что, черт побери, Соколова, я влюбился в тебя ещё тогда, в парке; влюбился, как мальчишка, и теперь-то ты точно от меня никуда не денешься! – Дебольский резко выдохнул и замолчал.
После его рассказа все встало на свои места: и взгляды, и якобы пренебрежительное отношение, и вечно самовлюблённый вид, и наши нескончаемые перепалки...
Я положила руки ему на плечи и заглянула в глаза.
– Может быть, завуч сможет решить вашу проблему, или сразу к директору? – передразнила я его.
– Противная девчонка! – воскликнул он со смехом и снова поцеловал меня.
– Это чудо, что я ответила тебе взаимностью, дорогой мой, ты совершенно не умеешь обращаться с женщинами! Ну, кто так ухаживает, а? – ехидствовала я.
– Вот закончишь школу, Соколова, и я докажу тебе обратное, – с лукавой улыбкой заявил мой благоверный и потянулся за очередным поцелуем.
