Текст книги "Эльнара. Дочь лекаря"

Автор книги: Кора Бек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Воздав должное стражам, оберегающим вход в заветную расщелину, Пехлибей направил руку к изнемогающей от напряжения вульве. Внешние половые губы возлюбленной оказались на удивление развитыми, их безумно приятно было ласкать, ощущая их упругость и податливость одновременно, горячий клитор вытянулся вперед в ожидании предстоящей любовной схватки, влажные малые губы раскрылись, готовые принять в себя член.

Подчиняясь мощному природному инстинкту, Фарида еще шире раздвинула ноги, закрыла глаза, крепко обхватив любимого за шею и прошептав: "Я, люблю тебя, солнце моей жизни!" "Я люблю тебя, моя прекрасная пери!", – ответил Пехлибей, осторожно направляя свое могучее мужское орудие в трепещущую расщелину. Несколько раз его горячая головка входила лишь наполовину, потом совершила ряд приятных вращающихся движений, давая невинному влагалищу возможность еще более возбудиться и как можно шире раскрыться и, наконец, не слишком быстрым, но абсолютно точным ударом огромный и беспощадно твердый, как многолетний дуб, обжигающе горячий, как летнее солнце, ствол вошел во влагалище, безжалостно сминая обреченное на поражение сопротивление девственной плевы. Фарида слабо вскрикнула, задрожав всем телом и еще сильнее прижавшись к возлюбленному. Ей показалось, будто через нее прошел острый длинный кинжал, достигнув самой гортани. Пехлибей, приостановив свое наступление, нежными поцелуями покрыл ее до боли родное лицо.

Успокоившаяся Фарида мышцами влагалища покрепче обхватила член, давая понять, что готова к продолжению любовного урока. Чуть приподнявшись над милой, Пехлибей начал входить в нее ритмичными и все более глубокими ударами. Распростившаяся с девственностью, первая красавица Персии довольно быстро приноровилась к его темпу, мягко скользя бедрами и одновременно лаская руками широкую и гибкую спину любимого. «Какая приятная штука – любовь! Еще никогда в жизни мне не было так хорошо, как сейчас. Хочу, чтоб это продолжалось как можно дольше!», – восхищенно думала дочь грозного визиря Сатара, позабыв в эту минуту и об отце, живущим предвкушением скорого родства с великим падишахом, ни сном, ни духом не ведая о крушении сих радужных надежд, и о своем побеге из отчего дома, да и, вообще, обо всем на свете. Ничто не имело значение в сравнении с теми сладостными ощущениями, что щедро подарила ей любовь.

Между тем, Пехлибей убыстрил свой темп. Его безумно притягательный ствол уже не скользил в нежной расщелине, а вонзался в нее такими сильными и крепкими ударами, что Фарида стонала, не переставая.

– О, мне кажется, я этого не выдержу: слишком сильно, слишком сладко и слишком много для такой маленькой женщины, как я! Мой господин – самый непревзойденный мужчина на свете, я люблю его очень-очень! – мысли стремительно неслись одна за другой: Но как же ошибаются все вокруг! Одни мечтают о величии, другие стремятся к богатству, третьи заняты поиском истины, а ведь все это – пустая суета сует. Любовь – вот, что главное в жизни!

Ее изнемогающая от страсти вульва бешено пульсировала, любовные соки текли рекой, а Пехлибей не прекращал свой натиск. Острый длинный кинжал превратился в могучий меч, ненасытно и хладнокровно вонзавшийся в утомленную до предела плоть. Обессилевшая Фарида умоляла о пощаде. Возлюбленный великодушно внял ее мольбам, и после нескольких, особенно сильных и сладостных ударов, залил расщелину, впервые познавшую мужскую мощь, обильной густой спермой.

Несколько минут влюбленные молча лежали, пытаясь прийти в себя. Потом Пехлибей, ласково прижав к себе любимую, поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Фарида, испытавшая доселе неведомое, головокружительное чувство полета, отрешенно молчала, не в силах осознать окружающую действительность. Ее прекрасное тело все еще вздрагивало в сладострастных судорогах, а воображение упивалось восхитительной картиной бездонного темного неба с загадочно мерцающими звездами, где парила ее душа, познавшая чудо из чудес.

Пехлибей продолжал дарить ей легкие, исполненные трепетной любви поцелуи, и возлюбленная очнулась. Из ее дивных глаз покатились светлые слезы ни с чем не сравнимой радости от пережитого чувства единения и абсолютной гармонии.

– О, господин мой, ты сделал меня счастливейшей из смертных, да хранит тебя Всевышний!

С этими трогательными словами в порыве искренней благодарности она припала к стопам любимого, покрыв их бесчисленными горячими поцелуями, прижимаясь к ним лицом, вдыхая их непередаваемо – родной запах.

– Любовь моя, ты – лучший из лучших, позволь мне придать твоему могущественному орудию его первозданную чистоту и свежесть!

Не дожидаясь ответа, Фарида склонилась над мужской гордостью Пехлибея и с явным наслаждением принялась облизывать ствол от самого основания до чудесной головки, обладавшей особенно сладким вкусом. Она долго не могла оторваться от уздечки, восхитившей ее своей удивительной нежностью, а когда познала сладость маленькой дырочки, расположившейся на самом почетном месте спесиво важной головки, никак не могла решить, что же всего вкуснее.

Пехлибея, возлежавшего на высоких подушках, терзали два противоположных чувства: наслаждения и возмущения. С одной стороны, нежные умелые ласки милой были ему очень приятны, но с другой, он не мог понять, где она этому успела научиться: юная дева, которую он этой ночью лишил невинности? Словно бы почувствовав его сомнения, Фарида оторвалась от занятия, доставлявшего ей большое удовольствие, и растерянно посмотрела на любимого, пытаясь понять, что вызвало его неудовольствие, потом лукаво улыбнулась и, взмахнув пушистыми ресницами, нежно произнесла:

– Господин мой, дозволь напомнить, что твою жену, навеки преданную тебе душой и телом, готовили в жены шахзаде. Отец очень хотел угодить наследному принцу, поэтому специально для меня нанял одну старую китаянку, обучившую твою рабу кое-каким премудростям любви. Я чиста перед тобой, как утренняя роса, светоч глаз моих!

– Я верю тебе, моя благонравная, моя глубоко любимая жена. Хорошо, что ты это сказала, но больше не напоминай мне о шахзаде, пусть прошлое останется в прошлом! Я люблю тебя, радость жизни моей!

Пехлибей прижал возлюбленную к груди, впился в жаркие уста и прошептал:

– О, какой необыкновенный вкус у твоих губ!

– Они пахнут тобой, лучший из лучших, – скромно потупила свой взор мудрая жена.

Раскрасневшаяся после любовных игр, Фарида была похожа на только что распустившийся, прекрасный цветок. Ее нежные, чуть впалые щеки соблазнительно алели, дивные черные глаза призывно блестели, а вишневый чувственный рот был слегка приоткрыт, подобно райским вратам, в которые далеко не каждому дозволялось войти. «Эта неземная краса принадлежит мне. О Аллах, что еще нужно смертному для счастья?» – восхищенно подумал Пехлибей, ощущая нестерпимое желание, и нетерпеливо сминая под себя податливое женское тело. Он набросился на Фариду с такой страстью, словно между ними ничего еще и не было. А она, блаженствуя под тяжестью большой плоти, которая сама по себе уже приводила ее в сильное возбуждение, счастливо улыбалась и все теснее прижималась к любимому и очень родному человеку.

За окном забрезжил рассвет. Начинался новый день.

Возвращение на родину

Спустя десять дней после таинственного исчезновения дочери Сатар-визиря, его воины по приказу грозного вельможи, словно шакалы неутомимо рыскавшие по всей стране, пытаясь выйти хоть на какой-то след, обнаружили у берегов одной небольшой, но очень неспокойной горной реки перевернутую лодку, над которой подобно белому стягу развевалось зацепившееся за кормовую часть тонкое женское покрывало, в уголке которого золотистыми нитками было вышито имя «Фарида». На дне старенького суденышка, в расщелине, образовавшейся между потемневшими от времени и сырости досками, забился мужской головной убор – невысокий, округлой формы, изготовленный из черного бархата, и украшенный по краям затейливым орнаментом из серебристой парчи, какие обычно носили уроженцы Центральной Азии.

Ни у кого не осталось ни малейших сомнений в том, что дочь персидского визиря, по слухам, не желавшая выходить замуж за шахзаде, решила наперекор законной воле родителя сбежать с излечившим ее хоршикским лекарем, однако беглецов на опасной даже в ясные дни реке, не говоря о сильнейшем урагане, свирепствовавшем предыдущей ночью в стране, постигла неудача. К вечеру печальная весть облетела всю Персию. Сатар, дабы избежать гнева падишаха, старался как можно реже появляться при дворе.

Тем временем счастливые молодожены продолжали находиться под гостеприимным кровом сестры Саида Зейнеп. Именно хозяин караван-сарая, немало чего повидавший на своем веку, предложил влюбленным инсценировать их гибель, чтобы впоследствии облегчить переход через границу. Идея удалась, но осторожный Саид выжидал еще двадцать дней, прежде чем снарядить молодых в дальнюю дорогу. Пехлибей с Фаридой присоединились к торговому каравану, направлявшемуся на Кавказ, вместе с которым они могли бы добраться до Ирака, и уж там, оказавшись в относительной безопасности и положившись на волю Всевышнего, продолжить свой путь в Азию, пролегавший через разные страны, большие и малые города, множество селений, через величавую и почти пустынную степь.

Прощаясь, Саид хитро взглянул на светившуюся от счастья Фариду и, обратившись к другу, вполголоса произнес:

– Женщина, особенно на Востоке, где всегда умели по-настоящему любить и ценить любовь, в первую очередь является женщиной. Это потом она дочь знатного вельможи или даже самого падишаха, поскольку для нее ее женское счастье всего важнее. Ради любви, если понадобится, пылкая дочь Востока, не задумываясь, пойдет хоть на край света. Я говорил, Пехлибей, что у тебя все получится!

Друзья тепло попрощались. Длинный караван медленно тронулся.

Это была нелегкая дорога. Каравана, державшего бы направление на Хоршикское ханство, влюбленным, сочетавшимся законными узами брака сразу же по прибытии в Ирак, на своем пути встретить не удалось. Прикупив в одном из селений двух молодых и выносливых верблюдов, они отправились в дорогу. Иногда Пехлибей с Фаридой следовали вместе с каким-либо караваном, но потом их пути рано или поздно расходились, и они опять оставались вдвоем. Порой, не успев добраться до жилого места, ночевали прямо под открытым небом, соорудив из веток самодельный шатер и расстелив на траве соломенную циновку. Питьем им служила чистая вода из родника, а голод они утоляли пресными лепешками да сушеным творогом, приготовленным из козьего молока, которые всегда можно купить в любой деревне на несколько дней вперед. Горячую же пищу могли предложить лишь караван-сараи, располагавшиеся как правило, либо в городах, либо в крупных селениях, которые иной раз находились друг от друга достаточно далеко.

Нелегко приходилось изнеженной дочери персидского вельможи. Привыкшая к изысканным яствам, мягкой постели и неспешному передвижению в роскошном паланкине, она порой невыносимо страдала от бесчисленных тягот долгого пути, но все свои переживания хранила в себе. Воспитанная на мудром Востоке, девушка понимала, что в жизни все преходяще, и когда-нибудь они все равно достигнут родины любимого, где совьют свое уютное гнездышко, позабыв о прежних трудностях и неприятностях.

Пехлибей нежно заботился о жене, помогая ей во всем, где только могла потребоваться его помощь. А в часы отдыха рассказывал Фариде об интересных обычаях и удивительных особенностях быта тех народов и народностей, что довелось ему повидать за время своего длительного путешествия. Эти любопытные рассказы звучали для его юной жены, как сказки, которые хотелось слушать вновь и вновь. Немало интересного они видели в дороге, пролегавшей через различные восточные страны, где когда-то уже проходил Пехлибей, будучи молодым и малоопытным юношей.

Каждый день они оба с нетерпением ожидали ночи, чтобы отдаться во власть всепоглощающей страстной любви. Никогда не забыть Фариде тех жарких ночей, проведенных на какой-нибудь нежной лужайке, окутанной душистым ароматом цветущей зелени, под высоким звездным небом, когда в целом мире оставались только Он и Она, сжимающие друг друга в горячих тесных объятиях, соединяющиеся в таком долгом и страстном поцелуе, от которого кружилась голова и было не понять, где ж находится небо: то ли над ними, в недосягаемо далекой высоте, то ли они парят в восхитительно невесомом полете среди загадочно мерцающих звезд, которых при желании можно было легко коснуться рукой, а то и положить на ладонь, чтоб от души насладиться их ярким и очень притягательным светом.

Порой их взаимные ласки были такими чарующе нежными, словно прикосновение лепестков распускающейся розы. Порой, охваченные неистовой страстью, возлюбленные оставляли на обнаженных телах друг друга такие царапины и полосы, будто по ним нещадно прошлись колючие шипы обманчивого в своей манящей красе дивного, но коварного цветка.

Не было на большом мужественном теле Пехлибея ни единого местечка, которое не было бы всласть обласкано чувственными губами, горячим гибким язычком и ласковыми умелыми руками любимой, доставлявшей своему господину неземное наслаждение, и получавшей при этом не меньшее удовольствие, чем он, в силу известного закона любви: Чем больше ты отдаешь, тем больше приобретаешь. Не было у юной пылкой Фариды ни единой ночи, когда, вконец обессилевшая от разнообразных любовных утех, от невероятной мужской мощи своего возлюбленного, не запросила бы она пощады у любвеобильного неутомимого мужа. С каждым днем влюбленные открывали друг в друге что-то новое, с каждым днем их чувства все более крепчали.

В степные просторы Азии пришла осень, когда молодожены вошли в город Архот Хоршикского ханства. Здесь Пехлибей узнал, что за время его долгих странствий скончались его родители, так и не дождавшись любимого младшего сына. После них от укуса змеи погиб старший брат. И теперь из близкой родни у него оставалась только сестренка Айзада, ныне жена ремесленника и мать четверых детей. Остановившись в первые дни своего возвращения на родину в ее гостеприимном доме, в скором времени на деньги, что выплатил ему Сатар-визирь за лечение дочери, Пехлибей приобрел небольшой уютный светлый дом с просторным двором и фруктовым садом.

В дороге они часто мечтали с Фаридой о своем собственном очаге, который защитит их от непогоды, жарким летом одарит прохладой, ночами укроет от любопытных глаз, надежно оберегая их чистую и горячую любовь, и теперь, когда заветная мечта сбылась, не было пределов радости влюбленных. Тогда же Фарида сообщила мужу счастливую весть, что она ждет ребенка. Недавние путешественники зажили дружной семьей на зависть многим, позабывшим за повседневными хлопотами о великом счастье, что способна подарить человеку только любовь.

Пехлибей занялся врачеванием, возродив былую славу своего рода, как непревзойденных целителей. Овладев за годы странствий тайнами тибетской и индийской медицины, гармонично дополнившими его прежние знания, унаследованные от предков, в довольно короткий срок он стал широко известен, как один из лучших лекарей Великой Степи. И если раньше город Архот жителями Хоршикского ханства, а также сопредельных кочевых племен воспринимался, как некая огромная мастерская по изготовлению одежды и всевозможных изделий из кожи, то теперь название города нередко связывали с именем талантливого врачевателя Пехлибея.

Фарида при теплой поддержке и деликатных наставлениях своей золовки Айзады, терпеливо обучавшей юную персиянку многим вещам, о которых она прежде и не ведала, занималась милыми хозяйственными хлопотами. Надо сказать, что ее появление в городе вызвало большой интерес.

Во-первых, она не была похожа на здешних жителей. Хоршики в большинстве своем отличались коренастым плотным телосложением, имели смуглый цвет кожи и раскосый разрез глаз, говорили на незнакомом наречии, мало жестикулировали и, вообще, выглядели чересчур серьезными и основательными. Во-вторых, при всей внешней степенности и внутренней суровости хоршиков, они отнюдь не были чужды простому человеческому любопытству и склонности к невероятно раздутым домыслам.

Так, по сведениям вездесущей степной почты, лекарь Пехлибей был направлен в самую глубь Востока никем иным, как могущественным правителем Хоршикского ханства с тайной и ответственной миссией. Суть дела заключалась в том, что якобы персидский падишах, прознав каким-то образом о готовящемся на его богатые земли грозном набеге со стороны неких иноземных захватчиков, послал к хоршикскому хану своего посла с просьбой спасти от бесчестия его единственную и горячо-любимую дочь.

Азиатский владыка, славящийся великодушием и благородством, ответил согласием, но чтобы не вызвать никаких подозрений и тем самым не навредить несчастной принцессе, вместо лихого войска он отправил в далекую Персию Пехлибея, отец которого некогда излечил хана от какого-то тяжкого недуга, пообещав ему в случае успешного исхода дела, попросить для него у падишаха руки его прекрасной юной дочери. С огромным трудом, не раз подвергая свою молодую жизнь всевозможным лишениям и опасностям, скромный лекарь сумел выполнить поручение повелителя, за что и был по возвращении щедро награжден.

Так, в устах народной молвы, дочь Сатар-визиря вдруг стала персидской принцессой, спасшейся от унизительного плена, благодаря храбрости хоршикского юноши. Подтверждением абсолютной правдивости сего поистине удивительного рассказа являлись слова, звучавшие из уст самого Пехлибея. Его соседи, коим сам Аллах велел всегда все знать и все видеть, не раз слышали, как их доблестный земляк называл свою молодую жену: «О, моя прекрасная принцесса!»

Между тем, сами герои этой романтической истории не обращали на слухи никакого внимания. Они жили в своем сказочно – красивом мире, где были только Он и Она. Их отношения, пронизанные удивительной нежностью и трогательной заботой друг о друге, у одних вызывали восхищение, у других – зависть. Однако этой идиллии не суждено было продолжаться долго. Не прошло и года, как Фарида отошла в мир иной сразу же после крайне тяжелых родов. К счастью, ребенок остался жив. Родилась девочка, которую отец назвал звучным восточным именем Эльнара.

Детство Эльнары

Потрясенный смертью жены, Пехлибей долго не мог найти себе места от горя. К нему на помощь пришла сестра Айзада, незадолго перед этим разрешившаяся пятым по счету ребенком. Она стала кормилицей маленькой Эльнары, уже в младенчестве чертами лица так сильно напоминавшей свою безвременно умершую мать, что Пехлибей, глядя на дочь, в первое время не мог сдержать слез. Лишь раскосый разрез ее огромных черных глаз, опушенных густыми, красиво – изогнутыми ресницами, свидетельствовал о том, что в жилах малютки течет кровь уроженцев знойной Азии.

Кое-как оправившись от ужасного потрясения, Пехлибей вернулся к привычным делам. Он по-прежнему собирал целебные травы, лечил больных, но в его задумчивых, словно слегка прикрытых от солнца глазах, навсегда поселилась неутихающая боль от невосполнимой потери. Он мало с кем общался, часами просиживая в свободное от дел и домашних забот время в уютной, со всех сторон увитой виноградом беседке, которую сам построил во дворе своего дома по просьбе покойной жены, порой испытывавшей ностальгию по далекой родине.

Находясь в полном одиночестве, в приятной прохладе и умиротворяющей тишине, лишь время от времени нарушаемой беззаботной трелью певчих птиц, Пехлибей вспоминал недавнее счастливое прошлое. Момент первой встречи с Фаридой; ошеломившие его дивные очи юной персиянки, наполненные болью и надеждой, в один миг заставившие его, уже зрелого опытного мужа, позабыть обо всем на свете; их пылкое объяснение при романтическом сиянии луны в опочивальне отчего дома любимой; незабываемую ночь любви, когда они впервые познали друг друга; их страстные ночи, сначала под высоким звездным небом древнего Востока, на мягком лугу, лениво обвеваемым душистыми ароматами экзотических растений, а потом – на нагретой солнцем, засушливой земле родной Азии, когда посреди бесконечной, восхительно – величавой степи оставались только они вдвоем, в сладостном сплетении тел и в удивительном единении душ.

Пехлибей жил прошлым. К действительности его возвращали лишь маленькая дочь, нуждавшаяся в его ласке и заботе, да лекарский долг по отношению к людям, надеявшихся на его знания и умения. Он искренне любил свою чудесную малютку, намного раньше сверстников начавшую сладко лопотать и бойко бегать, но, может быть, не всегда умел показать, проявить эту родительскую любовь. Когда Эльнара, которую в кругу родственников звали ласкательно – уменьшительным именем Эли, подросла, отец, отправляясь в степь на поиски трав, иногда брал ее с собой, знакомил смышленую девочку с разнообразным миром природы, объяснял разницу в целительных свойствах тех или иных растений, рассказывал разные поучительные истории. Иногда в поисках нужных трав Пехлибей уходил в далекие места, и тогда девочка оставалась на попечении тетушки Айзады, при случае прививавшей ей полезные хозяйственные навыки.

Эльнара росла очень подвижным и самостоятельным ребенком. Бурлившая в ее жилах смешанная кровь пылкой, способной на поступок, персиянки и вдумчивого, знающего истинную цену вещам, азиата, довольно рано дала себя знать. В восемь лет отец обучил ее грамоте, а в девять – ее быструю, словно стремительный бег скакунов на больших скачках, ежегодно проводившихся по случаю празднования Дня весеннего равноденствия – праздника Наурыз, речь и переливчатый, будто звон маленьких колокольчиков, что традиционно подвешивали хоршики над дверями своих домов, дабы отогнать злых духов, смех можно было услышать на другом конце города. В кожевенной мастерской, куда она прибегала по поручению отца сделать какой-нибудь заказ и порой надолго задерживалась, с интересом глядя, как кусок обычной кожи превращается в изящную шкатулку, инкрустированную благородным серебром, или в бочонок для хранения питьевой воды, зачастую используемый кочевниками и караванщиками. В мясной лавке, где бойкая малышка с азартом торговалась за каждую монетку, со знанием дела выбирая наиболее лучшие куски нежной баранины или свежей телятины. На речке, где юная дочь Пехлибея вместе с соседскими мальчишками строила песочные дворцы или пускала по воде кораблики, сооруженные из кусочков тонкой кожи, что ей удавалось получать в мастерской в обмен на свои байки, которыми она развлекала уставших от монотонной работы ремесленников.

Памятуя о скоротечности человеческого века, Пехлибей старался как можно меньше ограничивать дочь, за что нередко родственники упрекали его. По их мнению, девочку с младых ногтей нужно учить прилежанию и послушанию, готовить к роли будущей хранительницы домашнего очага, а не смотреть сквозь пальцы, как она запросто обыгрывает мальчишек в игре по метанию костей, или носится по степи на необъезженном жеребенке, рискуя сломать себе шею. Глядя на оживленное, раскрасневшееся от игр на свежем воздухе, лицо дочери, Пехлибей усмехался в усы и, усадив маленькую непоседу на широкую скамью под раскидистым яблоневым деревом, рассказывал ей за вечерним чаепитием удивительные истории о тех странах, где он когда-то побывал, пробуждая во впечатлительной душе Эльнары пока еще смутную мечту о путешествиях и другой жизни.

Тем временем девочка незаметно подрастала, обещая в будущем стать самой красивой невестой, если не всего Хоршикского ханства, то уж города Архота – точно. И родственники все чаще говорили Пехлибею, что давно пора ему привести в свой дом хозяйку, а дочери подарить мать, которая научила бы ее правильно вести хозяйство, помогла подготовить приданое, приласкала и приголубила бы маленькую сорвиголову, что сестра Айзада, у которой своих пять сорванцов мал мала меньше, при всем желании не может уделить девочке необходимого внимания и заботы, что негоже, если его ненаглядную Эли родня будущего мужа будет воспринимать, как бедную сироту, не получившую женского воспитания и материнского пригляда.

Последний довод особенно сильно задел душу чувствительного лекаря и, скрепя сердце, он согласился на повторный брак. Поскольку ни одна женщина на белом свете не могла заменить ему покойной Фариды, он, так и не излечившийся от своей страстной любви, предоставил родственникам самим решать вопрос выбора будущей супруги.

Посовещавшись меж собой, посудив – порядив, родственники остановились на тридцатилетней вдове по имени Айша – биби, имевшей сына подростка. По их мнению, этот брак сулил одинокому замкнутому Пехлибею семейный покой и благополучие, так как несчастная женщина, муж которой скончался несколько лет тому назад из-за неумеренного потребления вина, а при жизни колотил ее по любому поводу, не давая бедняжке ни одного спокойного дня, вдоволь нахлебалась горя и, как никто другой, сумеет по достоинству оценить мир и согласие в доме. К тому же, она приходилась Пехлибею какой-то дальней родственницей, что еще более внушало доверие.

Лекарь равнодушно отнесся к предстоящему браку. Просто попросил сестру с дочкой подготовить женскую половину дома к приему новой хозяйки. Так у Эльнары появилась мачеха. Айша – биби, высокая, худая, ширококостная женщина с тонкими, вечно поджатыми губами и темным, неприветливым лицом, не понравилась девочке буквально с первого взгляда. Она никак не могла понять, зачем отцу вдруг понадобилось приводить в их светлый уютный дом, где им вдвоем жилось совсем даже неплохо, чужую малопривлекательную женщину? Пехлибей, вступив в повторный брак, еще более замкнулся в себе, а тетушка Айзада на все расспросы юной племянницы отвечала печальными вздохами, да неизменной формулой: «На все воля Аллаха».

Поначалу Айша – биби, по вине покойного мужа оказавшаяся без крова, из-за чего в последние годы они с сыном скитались по разным углам, перекочевывая от одних родственников к другим, где за жидкую похлебку и рваную циновку в сарае они всегда выполняли самую черную и тяжелую работу, обретя собственный очаг, никак не могла поверить в свое счастье.

Пехлибей жил пусть не богато, но и отнюдь не бедно. Он по-прежнему пользовался славой искусного врачевателя. К нему обращались за помощью и богатые, и бедные со всех концов густонаселённого Хоршикского ханства. Нередко наведывались и кочевники, приезжая сразу целыми семьями. Благодаря архотскому лекарю, местные караван-сараи никогда не пустовали, да и городская казна постоянно пополнялась. Бедных людей Пехлибей всегда лечил бесплатно. А с остальных брал деньги только после завершения лечения, убедившись, что его труд действительно пошел на пользу тому или иному человеку. Некоторые из больных в благодарность дарили ему разные подарки, украшения для его единственной дочери, приводили к нему во двор всякую живность. В общем, о хлебе насущном лекарю и его семье не было надобности сильно беспокоиться.

Потрясенная доселе невиданным благополучием, Айша – биби не знала, как угодить супругу, обычно пребывавшему в состоянии какой-то внутренней отрешенности. Он казался ей суровым и немного загадочным человеком. Его холодность ее отчасти пугала и, чтоб однажды не лишиться нечаянно обретенного рая, в первые полгода она изо всех сил старалась задобрить Эльнару, в которой отец души не чаял. Отвыкшая за годы своего печального замужества по-человечески улыбаться, мачеха порой пыталась изобразить на своем угрюмом лице какое-то подобие улыбки, отчего в действительности оно становилось похожим на страшную маску, из тех, что одевали актеры в тамошнем театре, играя роль дивов, или злых духов.

В ответ своенравная девочка, упорно не желавшая принимать мачеху, вызывавшую у нее стойкую неприязнь своими неуклюжими и лицемерными попытками добиться ее расположения, да еще непрестанно твердившую о том, что Эли обязана называть ее «мамой», строила всякие гримасы, которые человеку, искренне любившему бы ее, могли показаться забавными и даже очаровательными, но у Айша – биби вызывали жуткое раздражение. Ее чрезмерно густые и широкие для женщины брови сходились к переносице, а узкие, словно лезвие остро отточенного кинжала, глаза метали громы и молнии. С громким, нарочито – отчаянным криком: «Спасайтесь все! Див идет!», – девочка убегала на улицу, где после подобных выходок ей приходилось бродить до самого вечера, ожидая возвращения отца, при котором мачеха, за глаза называемая Эли «кара хатун», или «черная баба», вела себя тише воды, ниже травы.

Между Айша – биби и Эльнарой все сильнее разгорался костер негласной и непримиримой войны. В отместку за непослушание мачеха старалась загрузить юную падчерицу всевозможной работой, в то время как ее великовозрастный сынок по имени Заир, освобожденный от всех хозяйственных дел, только тем и занимался, что спал – ел, да играл с окрестными мальчишками в их детские игры, день ото дня набирая вес. Сама «кара хатун», дни напролет возлежавшая на пуховых перинах, также чудовищно располнела. Среди архотских женщин полнота издавна считалась основным признаком благополучия. А потому не шибко умная, обделенная красотой, женщина ужасно гордилась своей бесформенной фигурой, не подозревая, что негодница Эли, как она обычно звала падчерицу, поменяла ее и без того обидное прозвище «кара хатун» на другое, не менее неприятное: «кара самовар», или «черный самовар».

Каждую пятницу Айша – биби с неимоверной важностью и гордостью несла свои колыхающиеся телеса в мечеть, не понимая, почему соседские ребятишки, едва завидев ее, начинают кричать про какой-то черный самовар. «О чем это они говорят? Где это видано, чтоб самовар был черным?» – долго недоумевала недогадливая женщина, пока сынок не рассказал ей об очередной проделке Эльнары.

Разъяренная Айша – биби выселила неугомонную падчерицу в маленькую темную каморку, где зимой было холодно, а летом чересчур жарко и душно. Когда-то она служила кладовой для хранения продуктов, однако со временем количество съестных припасов настолько увеличилось, что они уже там не помещались, из-за чего приходилось распихивать по всем свободным углам мешки с мукой и различными крупами, бочонки с медом и маслом, корзины с халвой и другими сладостями, что было не удобно. Теперь же мстительная мачеха распорядилась выделить под хозяйственные нужды комнату Эли, а ее саму переселила в ужасную тесную каморку, заодно добавив ей домашней работы.

Каждое утро Эльнара вставала ни свет – ни заря, чтобы успеть к пробуждению «кара самовар» начисто вымести просторный двор, принести воды с дальнего колодца, испечь горячие лепешки и приготовить любимую рисовую кашу Айша – биби. Также она обязана была поить и кормить домашний скот, поголовье которого год от года все увеличивалось, радуя ненасытные глаза и стяжательскую душу алчной мачехи, убирать за скотиной, ухаживать за большим фруктовым садом, заниматься стиркой и уборкой, и ежедневно после вечернего чая до блеска начищать большой медный самовар.