Текст книги "Слово к русскому народу. Литературный сборник"

Автор книги: Коллектив авторов

Слово к русскому народу

Владимир Бояринов

Москва

Младенец русской славы

 
На поле Куликовом,
За тридевять земель,
На поясе шелковом
Висела колыбель.
 
 
Висела золотая,
В колечки завитая,
Меж небом и землёй,
Меж снегом и золой.
 
 
В четыре полотенца
Рыдала ночью мать:
– Храните сон младенца!
Трещоток не замать!
 
 
– О чём она судачит? —
Задумалась родня…
– Когда мой сын заплачет,
Попомните меня!
 
 
Горчат дымы Полтавы,
Берлинский чад горчит,
Младенец русской славы
До времени молчит.
 
 
А вьюга всё крепчает,
Плетёт свою кудель.
Господь всю ночь качает
Златую колыбель…
 

Pepvigilium Veneris

 
Кто грозой воды испил,
Того желанье не погубит.
Ещё полюбит, кто любил;
Кто не любил, ещё полюбит.
 
 
Весна идёт! – и зацвели
Подснежники в оленьих взорах.
Весна идёт! – и журавли
Играют свадьбы на озёрах.
 
 
Олень победно вострубил,
Взойдёт заря – журавль вострубит.
Ещё полюбит, кто любил;
Кто не любил, ещё полюбит.
 

***

 
Августовские ночи медовые,
Августовское небо бездонное,
 
 
Золотой августовский покой
Над садами, над тихой рекой;
 
 
Свет высокой звезды над рябиной,
Над дорогой, над спящей равниной.
 
 
Запоздалому путнику вслед —
Негасимый над родиной свет!
 

Аленький цветок

 
Я срубил крестовый дом,
Говорят: «Грешно».
Дописал печальный том,
Говорят: «Смешно».
 
 
Ловок на руку и спор
Завидущий бес.
Запылал в саду костёр
До небес.
 
 
О любви заветный том
Запылал в огне.
Запылал крестовый дом
Со цветком в окне.
 
 
Если завтра я умру —
Погорюй чуток.
Я на небо заберу
Аленький цветок.
 
 
Буду нежить, чтобы рос,
Буду поливать.
Всех, кто дорог мне до слёз,
Буду вспоминать.
 

Банька

 
Хоть сейчас забор кленовый
И с клетушками сарай,
И под тёсом дом крестовый
Вместе с тёщей забирай.
 
 
Хоть сейчас бери задаром,
Мне расстаться невтерпёж.
Только баньку – с лёгким паром,
С жарким веником – не трожь!
 
 
Пусть стоит на огороде,
Пусть дымит себе в углу…
Я при всём честном народе
Загуляю по селу.
 
 
И задиристый, и ладный,
Развесё… весё… весё…
И с гармошкою трехрядной,
И наряженный во всё.
 
 
Вспомню вдруг, что за чужого
Вышла старая любовь.
О кулак его тяжёлый
Разобьются губы в кровь.
 
 
К ночи выбьюсь из силёнок
И обратно поверну.
И заплачу, как ребёнок,
И в предбаннике усну.
 
 
А назавтра дурь из тела
Выбью веником с утра.
Игогоньица поспела,
Ерохвоститься пора!
 
 
Выпью квасу три бидона:
Ух, какая благодать!
Выйду, гляну: нету дома,
Тёщи тоже не видать.
 
 
Под задорный смех соседок
Снова в баньку забегу,
Похлестаюсь напоследок —
И такое я смогу!
 
 
Я смогу такие вещи!
Ахнешь, глядя на меня, —
Дом срублю ещё похлеще
И куплю себе коня.
 
 
Буду ездить в степь и в рощу
И дрова возить, и рожь.
Заведу такую тёщу! —
И в Рязани не найдёшь.
 
 
Люди скажут: «Ай да Ваня!»
Я скажу: «А я такой!»
Вот что значит наша баня
В огороде над рекой!
 

Бегемот

Книга Иова (40:10-19)

 
Вот бегемот, творенье, как и ты.
Траву он ест, как прочие скоты.
Но в чреслах прорастает прочность древа,
Таится крепость в пуповине чрева,
Кедровый хвост нисходит со спины,
В причинном месте жилы сплетены,
Как из пластин стальных хрящи и зубы,
А кости – словно бронзовые трубы.
И никакая в мире Божья тварь
С ним не тягалась ни теперь, ни встарь.
И нет в руках Создателя оружия
Отважнее, чем он, и неуклюжее.
Он почивать уходит в тростники,
Находит тень под ивой у реки;
Он целые потоки выпивает,
Когда в жару поглубже заплывает,
И даже Иордан, испитый всласть,
Не утолит разинутую пасть.
Сон соблазнит – и сладкая дремота
Заворожит сознанье бегемота…
 
 
И в этот миг, когда недвижим взор,
Между ноздрей вонзается багор!
 

Белая кость

 
Соседский пёс, полупородка, —
Полуовчарочий оскал,
Полутерьерская бородка, —
Вниманья общего искал.
 
 
Я потрепал его по холке,
Слегка за ухом почесал.
«Ты – зверь! Тебя боятся волки!» —
Многозначительно сказал.
 
 
На знак привета и участья
Он сел, он выронил язык,
Он замахал хвостом от счастья:
«Ты проницательный мужик!»
 
 
Он принял стойку, встрепенулся,
Залаял вдруг назло врагам,
Исчез мгновенно, вновь вернулся, —
И кинул кость к моим ногам.
 

Божий день

 
День сгорает на закате,
Исчезает без следа,
Без стенаний об утрате,
О потере навсегда.
 
 
Пусть он был не самый лучший,
Пусть не чудо из чудес, —
Это же не пёс заблудший
Появился и исчез.
 
 
Время вязкое в тумане
По наитию течёт.
Может быть, в моём кармане
Дней таких наперечёт.
 
 
Оклик, брошенный на сдачу:
– Собирайся, старый пень! —
Вдруг услышу, и заплачу:
Догорает Божий день…
 

В краю родимом

 
Лев Платонович Карсавин
Абсолютом мысли славен.
«Тварь, – Карсавин говорит, —
Ничего не сотворит.
 
 
Тварь, страдающая свинством,
Тем опасна, что она
Совершенным всеединством
В мире будет спасена».
 
 
Мне такие рыла снятся,
Что в кошмарном сне кричу.
С ними воссоединяться
Абсолютно не хочу.
 
 
Я хочу общаться с другом!
Я к друзьям своим пришел!
Пусть вплывает солнце стругом
И садится к нам за стол!
 
 
И тогда в краю родимом,
Солнечном и всеедином,
Никакая в мире тварь
Не нагадит на алтарь!
 

В мире моих снегов

 
В мире, где вечера
Тонут в немой глуши,
Только еще вчера
Не было ни души.
 
 
Ночью светлым-светло
От первобытных звезд.
Время вразвалку шло
На заревой погост.
 
 
В мире моих снегов
Воздух студеный чист,
Путаных нет следов,
Дерзкий не слышен свист.
 
 
Только откуда трель
Вышла на берега?
И голосит капель:
«Марья, зажги снега!»
 
 
Вот, навалясь на тын,
Время пошло на слом:
«Хватит, медвежий сын,
Спать беспробудным сном!»
 
 
Я открываю дверь
Резкому стуку вслед:
«Что там ещё за зверь?
Что там ещё за свет?»
 
 
С птицами на плечах,
С радостью на лице
Вижу тебя в лучах
На золотом крыльце.
 
 
Я выхожу во двор,
Сонный оставив склеп…
…Это с тех самых пор
Я от любви ослеп.
 

Вечерняя

Альберту Оганяну

 
Брызнул вслед за сливами
Яблоневый цвет.
Стали мы болтливыми
На закате лет.
 
 
Стали мы болтливыми
На закате лет.
Стали мы счастливыми,
Дорогой сосед.
 
 
Выкопаем луночки
Саженцам под стать.
И махнём по рюмочке,
Чтобы не устать.
 
 
Мало не покажется,
Если задурим.
Мы посадим саженцы
И поговорим.
 
 
Не шумят наследники,
Не зудит жена.
Наши собеседники —
Звёзды и луна.
 
 
Как мы им признательны!
Как приятно нам!
Звёзды так внимательны
К старым болтунам.
 
 
Станете болтливыми
За соседом вслед —
Станете счастливыми
На закате лет.
 

Вот что я учинил

 
Вот что я учинил:
Уложил в безразмерный короб
Всё, что я сочинил,
И отвёз в окаянный город.
 
 
Вот что я учинил,
Когда в город отвёз окаянный
Всё, что я сочинил,
Окропляя слезой покаянной, —
 
 
Вот что я учинил:
Высек искру! – и в газовом сраме
Всё, что я сочинил,
Запылало под «Взвейтесь кострами!»
 
 
Вот что я учинил
За чертою разумного риска:
Всё, что я сочинил.
В смертных муках низверглось до визга.
 
 
Вот что я учинил,
Безоружным идя на сражение.
Вот что я сочинил,
Обречённый на самосожжение.
 
 
Вот что я учинил…
 

***

 
Выпили и закурили,
Помолчали – повторили.
 
 
Он молчит, и я молчу.
– Может, песню?
– Не хочу.
 
 
Я люблю таких спокойных:
Ни тебе речей окольных,
 
 
И ни жалобы, ни вздоха,
И когда красиво пьёт.
 
 
Но тревожно мне и плохо,
Что он песен не поёт…
 

Догадки

***

 
Спит доверчивая Русь,
Видит сны о чуде, —
Стенькой Разиным скажусь —
И поверят люди!
 

***

 
Кто с добром придёт, тому —
Пироги да пышки;
С топором придёт, тому —
Желваки да шишки.
 

***

 
На лугу, где земляника,
Выросла разрыв-трава.
Правда жизни многолика,
Кривда всякий раз крива.
 

***

 
Жили, жили без опаски…
Перехмурили лицо —
Хрупкий мир вместился в сказке
Про разбитое яйцо.
 

***

 
В шалаше шакалы жили.
Шевеля весь день ушами,
Шапки шили, шубы шили,
Вышивали шелком шали.
 

***

 
Была кобылка сива —
Молода, спесива.
Ушёл мой воз
И кобылку увёз.
 

***

 
Называл ты этот край
Самым дивным дивом…
Дедушка, не помирай! —
Я послал за пивом.
 

***

 
На заброшенном погосте
Возрыдали слёзно гости
Спите, Господом хранимые,
Господа незаменимые.
 

***

 
Мал бывал – не спал, не кушал, —
Бабушкины сказки слушал.
Нынче знаю сказок сто,
Да не слушает никто.
 

***

 
Разный всё-таки народ
На земле бывает:
Этот время бережёт,
Этот убивает.
 

***

 
Пусть поют. Не надо злиться
И кричать: «Заткнись, козёл!»
Музыка для них – Жар-птица,
Угодившая в котёл.
 

***

 
С другом, с любимой с заблудшим шакалом
Пей свою водку и пой до седин,
Только с наполненным лично бокалом
Не оставайся один на один.
 

***

 
То в слезах, то в лёгких шутках
Мы живём в последних сутках,
И чихать нам на секрет
Шести тысяч прошлых лет!
 

Дума

 
Ты в раздумье раскрыла обложку —
Со страниц раскатились грома.
Ты сама допустила оплошку
И ответишь за это сама.
 
 
Двадцать лет эта книга таилась,
Двадцать лет, подбирая ключи,
Бесшабашная сила томилась
И дремала на русской печи.
 
 
Ты зачем одинокие ночи
Растревожила гулкой грозой?
Ты зачем беспросветные очи
Окропила живою слезой?
 
 
Заворочался лежень от шума,
От крылатого зуда в руке, —
И твоя сокровенная дума
Загудела в моём кулаке.
 
 
Зажужжала, заныла, запела
Золотая от солнца пчела,
Потаённые струны задела,
Окаянные путы сожгла.
 
 
Мёдом ягодным плоть налитая
Ослепила своей чистотой.
– Хорошо ли тебе, золотая?
– И не спрашивай, мой золотой!
 
 
Я пойду на Тугарина-змея,
Отсеку ему девять голов.
Этой сказке перечить не смея,
Жди меня ещё девять годов!
 
 
Жди меня. Как расчищу границы,
Щит на вражьих воротах прибью,
Отпущу из победной десницы
Сокровенную думу твою.
 

Живая рукопись

Альберту Оганяну

 
Копия Священного Писания
На армянской спасена земле —
Божьих перст незримое касание,
Райских троп мерцание во мгле.
 
 
Буквы распускающихся почек
Ладаном пропахли на листах,
Колыбельной письменности почерк
Слился с откровеньем на устах.
 
 
Но забили в колокол тревогу:
Рыщет враг по долам и горам!
И монахи, как младенца к Богу,
Собирают рукопись в дорогу
И несут её из храма в храм.
 
 
Если не скиталась, не читалась,
Истомясь в языческом плену, —
Мученицей рукопись считалась,
Общим искупленьем за вину.
 
 
Пленницу всем миром вызволяли
Из оков, узилищ и темниц;
О прощенье слёзно умоляли,
Упадали пред святыней ниц.
 
 
Возрыдал Господь, когда сельджуки,
Лавой наплывая из пустынь,
Обрекли на огненные муки
Тысячи и тысячи святынь.
 
 
…Вновь скрипит пером монах упорный,
Сутками не спит, не пьёт, не ест, —
Вновь возводит храм нерукотворный,
Высекает поднебесный крест.
 
 
Нет, ещё не вся земля ослепла,
Есть благословенные края!
Рукопись рождается из пепла,
Пишется поэма Бытия!
 

Журавли улетели

 
Пронеслась на заре по грунтовой дороге
Тройка взмыленных в дым ошалелых коней.
На телеге стоял, как на Божьем пороге,
И стегал вороных безутешный Корней.
 
 
И кричал он вослед журавлиному клину,
И с отмашкой слезу утирал рукавом:
– Ох, не мину судьбы! Ох, судьбины не мину
На небесном пути, на пути роковом!
 
 
Где-то дрогнула ось, где-то брызнула спица,
Повело, подняло, понесло между пней!
И склонились над ним:
– Чей ты будешь, возница? —
Харкнул кровью в траву безутешный Корней.
 
 
И спросили его:
– Ты в уме в самом деле?
И куда понесло тебя с грешной земли?
– Я-то что, я-то что? Журавли улетели!
Без следа улетели мои журавли!
 

Сергей Берсенев

Москва

Земля

 
Не одно покуражилось войско
за века над её красотой…
У земли есть особое свойство —
оставаться живой и святой.
Если вдуматься – каждый причастен,
кто границы навязывал ей…
Расчленённая нами на части —
неделима по сути своей.
В сыновьях – азиат, европеец…
Всё равно – на каком языке
колыбельные детские пелись,
кто по возрасту, силе за кем.
Ждёт и ждёт покаянного слова,
от вражды бесконечной устав.
На лишенья и жертвы готова —
лишь бы день примиренья настал!
Чтобы брат не бросался на брата,
чтобы шли они долго след в след,
всё отдаст, чем издревле богата —
встретят Каин и Авель рассвет.
 

О Крыме…

Посвящается моему другу Виктору Мамонову (Крымскому), который в первом десятилетии двадцать первого века мечтал о возвращении Крыма в Россию.

 
Что приходит на ум, когда слышу о Крыме?
Неуютный февраль, Евпатории грусть…
Ботанический сад, Севастополя имя…
Обещание другу – мол, скоро вернусь…
И мы будем в одной прохудившейся лодке,
снова медленно плыть сквозь туман к берегам…
Но по-прежнему Крым отчего-то далёкий,
будто не было клятвы мужской – по рукам!
Нас тогда, как чужих, разделяла граница,
а сейчас над волной возвышается мост…
Брату брата нельзя бирюком сторониться,
да иначе устроен у Каина мозг…
На каком языке только матом не крыли?..
Наша правда в глазах европейца – вверх дном!
Что приходит на ум, когда слышу о Крыме?
Голубой Коктебель и Волошинский дом…
 

Зодчий

 
И дети будут строить новый дом…
 

Владимир Бордюгов

 
Не из камня и не из глины
мой неброский, но крепкий дом.
Перед ним отступают ливни,
не поставить его вверх дном.
Понапрасну стучится стужа,
оставляя на окнах след.
В нем читал я стихи и слушал,
как читает стихи сосед.
Мы дружили со школьной парты —
подтвердит это прошлый век.
И никто черных дел не прятал,
и никто святых не отверг.
Думал, вот – не шалаш, не замок…
Возведен душой на века…
В мегаполисе самый-самый
не прирученный великан.
Кропотливо – по букве, строчке
сложен зодчим не ради благ.
Завещал бы я сыну, дочке:
отзовитесь, и будет так!
Я бы ждал на пороге столько,
сколько б голос до вас летел…
А напротив – в разгаре стройка,
новых веяний беспредел…
 

Гагарин

 
– Не падай в лужу! Не шали! —
а мне в новинку это!
Я делал первые шаги,
вцепившись в руку деда.
На территории двора,
для взгляда необъятной,
признала сразу детвора,
что дух мой не из ваты,
что лбу ушибы нипочём,
что шкодить интересно,
а дед сажает на плечо —
учить пейзаж окрестный!
Узнаю скоро имена
песочницы, качелей…
Смотрели окна на меня,
посплетничать хотели…
И чем-то необычным двор
с утра был взбудоражен…
В нём поселилось торжество,
и славил Юру каждый!
Внучка́ подбрасывая вверх,
со всеми дед горланил:
«Благодарю двадцатый век
за то, что есть Гагарин!»
 

Полина Блинова

Москва

Он отрицал все знаки Зодиака

 
Он отрицал все знаки зодиака,
Как никогда не верил и в судьбу,
Он ни за что и никогда не плакал,
Девиз: я в лодке – я гребу.
 
 
Он отрицал возвышенные чувства,
Держался всех особняком,
Читал романы на французском
И не был никому знаком.
 
 
Он был один, волк-одиночка,
Его глотала жизни рана,
Не жил ни днём, ни ночью,
Боялся вновь заманят.
 
 
Туда, откуда убежал однажды,
Где было плохо и невыносимо,
От всех жестоких граждан,
Он не желал знать имя.
 
 
Он стал одним свободным и самим,
Не жаждал выгоды и власти,
Он знал, ЧТО люди – мы творим,
И не хотел рвать мир на части.
 

Не смейте зарекаться о войне!

 
Я всё думал о мёртвых,
Я всё думал о слабых,
Ну какого же чёрта
Ушли на этом этапе?!
 
 
Почему на войне?
Ещё нет и пятнадцати…
Это всё пострашней…
Вы в засаде засядете…
 
 
Это труд, где окопы,
Где выстрелы, смерти,
Кто ни разу не побыл…
Говорить и не смейте…
 
 
Это слёзы и раны,
Удача в прорыве…
В эту яму мы канем…
Пока товарищ не вывел…
 
 
О войне зарекаться-
Не смейте никак,
Побывать там так адски
И сделать хоть шаг…
 
 
Я прошу только – хватит…
Забудьте про войны,
О семейной утрате…
И живите спокойно…
 

Никогда не доводите женщину до слёз!

 
Никогда не доводите женщину до слёз!
Она уйдёт и не простит обиды,
И время ты назад не повернёшь,
И станешь первой раной скрытной.
 
 
Никогда не доводите женщину до слёз!
Они горячие и вычеркнут вас разом,
Сгоревших ты не подожжёшь,
И не поможет никакая фраза
 
 
Никогда не доводите женщину до слёз!
Они отмстят да так, как и не снится,
Ты, может, за неё умрёшь,
А у неё не дрогнет и ресница.
 

Валерий Бокарёв

Москва

Родина

 
Там, где Родина – небо синее
И поет ключевая вода.
С каждым днём все сильней и сильнее
Вместе с птицами тянет туда.
 

Свиридов

 
В звуках музыки слышалась нежность,
Как в признании робком в любви.
За окном, по полям белоснежным
Шла пурга, завихряясь вдали.
И чарующей музыки звуки
Тихо стали меня обнимать,
Как давно позабытые руки,
Чьё тепло я любил ощущать.
И представилась мне почему-то
В ярких красках палитра весны.
И прошедшего счастья минута,
Та, которой наполнены сны.
В звуках музыки слышалась нежность.
Шёпот ветра меня зазывал.
И в пустынного поля безбрежность
Я глядел. Я сидел и мечтал.
 

Листопад

 
Голубую даль приоткрывая,
Сквозь берёзок поредевший ряд,
Прошлое Отчизны вспоминая,
Над Россией кружит листопад.
 
 
Украшая золотом седины
Брошенных давно уже полей,
Предстаёт в круженьи журавлином
Над отцветшей родиной моей.
 
 
Листопад захватывает души
И в своём круженьи без конца
Если не погубит, то иссушит
Очертанья юного лица.
 
 
Подхватив в кружение Россию,
Листопад несётся над Землёй…
Издали все кажется красивым,
А вблизи – разруха, тьма и боль.
 

Тянет Родина

 
Тянет Родина. Выйду из парка,
По асфальту и дальше тропой…
Этим летом до одури жарко,
Все окрестности высушил зной.
 
 
Тянет Родина. Вот бы напиться
Из Святого ключа у реки,
Где кубышки и иволга-птица,
И кричат по утрам кулики!
 
 
Тянет Родина. Сельской тропою
Мимо сосен, бездонных болот.
Любоваться родною рекою,
Где в затонах щурёнок живёт.
 
 
Тянет Родина. Тихие зори,
Петухов переливистый крик.
Только там ощущение воли
И бессмертья, хотя бы на миг.
 
 
Тянет Родина! Там золотится,
Наливается колос у ржи,
И кричит позабытая птица
Средь зелёной, душистой межи.
 
 
Тянет Родина. Там, возле липы,
В ожидании сгнила скамья;
Там у церкви разбитой, безликой
Захоронена наша родня.
 
 
Тянет Родина, Родина снится!
Просыпаюсь с душевной тоской.
Будто я – разорённая птица:
Все мечусь, потерявши покой.
 
 
Тянет Родина! В белом тумане
Одинокие снятся дома.
Мы так много всего повидали,
Только Родина тянет одна.
 

***

 
Моя малая Родина. Те же самые птицы
И такой же петух о погоде поёт.
Только кто-то внутри говорит: не годится.
Только что-то в груди защемит, обожжёт.
 
 
Моя милая Родина! В терпком запахе хвои,
В переменном мерцании рек под луной.
Почему вдалеке о тебе сердце ноет,
А, вернусь – и другая вселяется боль?
 

***

 
Падает хлопьями снег.
В тихом его круженье
Облагорожен наш век,
Пусть на одно мгновенье.
Падает, падает снег,
Кровь на земле скрывая.
Была война или нет,
Только весной узнают.
 

Река

 
Устав сидеть в удобном кабинете,
Работать у гудящего станка,
Хоть на день позабудьте всё на свете,
Нас ждет давно забытая река.
От автострады сельскою дорогой,
Взбираясь на холмы,
Леса, луга и горизонт без смога
Увидишь ты.
И красота всего, что окружает,
От пенья птиц, до лепестка в руке,
Тебя опять как в детстве поражает,
И ты придёшь к реке.
Спускаясь вниз с песчаного обрыва
К излучине мерцающей реки,
Без суеты, без всякого надрыва,
Прочти мои чуть грустные стихи.
Мои слова смешаются с ветрами
И полетят, лаская тишину.
Срываясь с листьями, летая над полями,
Они заденут не одну струну.
 

***

 
Не раньше, чем вскипит вода,
Не раньше, чем растает лёд,
Не раньше, чем придёт орда,
Чтоб уничтожить мой народ.
Не раньше всяких мелких дел,
Не раньше драк и разных склок,
Не раньше, чем петух пропел,
Не раньше, чем ударил рок.
Но лишь потом ты обретёшь
Любовь к стране, где ты живёшь!
 

Я – русский!

 
Я – русский! Это значит, я
Неотделим, Страна моя,
От наших золотых полей,
От рек и рощ, где соловей
Весной о нежности поёт.
Где облака зовут в полёт!
 
 
Да, русский я, а это значит,
Моя Россия, я с тобой!
Твои ошибки, неудачи —
Моя мучительная боль.
 
 
Да, русский я! И это значит,
Я подчинён Твоей судьбе.
В часы невзгод – молю удачи,
А в дни торжеств – хвала Тебе!
 
 
Я – русский! Это значит, я
С тобою, Родина моя!
 

***

 
Леса нас радостью дарили,
Поля – росою и дождём.
Мы выросли с тобой в России.
О ней и песни мы поём.
 
 
Едва ль ещё кто так опутан
Её священной берестою.
С ней жизнь считаем по минутам,
А без неё – чего мы стоим!
 
 
Спешат доделать больные гении.
Ты крепнешь мощью от их усилий.
Не проклинаю я бегство времени.
Благословляю я бег России.
 
 
Лишь жаль цветов и птиц пропущенных,
И не увиденных в росе рассветов.
Но то, что сделаем для грядущего
Позволит вырастить сонм поэтов.
 

***

 
Дай мне, Бог, молю, немного сил.
Не для зла, не для пустых деяний —
Чтоб любовь в душе своей хранил
К миру пустоцветных обещаний.
К окруженью скудоумных фраз,
В мире, обезумевшем от денег.
Укрепи, огонь чтоб не погас
И его не поглотили тени.
Не завидный выдался нам рок:
Созерцать или творить безумье.
Это человечеству урок,
Может быть – минута на раздумье.
Потому, пока она идёт,
Я молю, продли её немного.
Может быть, толпа ещё поймёт
И продлится для людей дорога.
 

***

 
Вперёд и вперёд устремляя свой взгляд
На поезде жизни грохочем.
Найдите момент, обернутся назад,
Пока не смеркнулось, до ночи.
Мы спорим, бежим через дождик и град.
Над нами ненастья кружат.
Найдите момент, обернутся назад
И в прошлом себя обнаружить.
 

Андрей Бондарь

Москва

Сон Патриота

 
Яценюк болтается на рее
Порошенко залит в шоколад
Каждый помирает как умеет
Хоть ни в чем почти «не виноват»
 
 
Из далекой не туманной дали
Дизелями мерно рокоча
В Ялте размещаются мистрали
На буксире танкер волоча
 
 
Севастополь! Можешь спать спокойно
Мы тебя и Крым не отдадим
Всех фашистов мы загоним в стойло
А вот комбикорма не дадим!
 

Скупость к счастью

 
Ввиду простого размышленья,
Я вывел правило одно,
Что без успеха осмысленья,
Счастливыми быть не дано
 
 
Не даст зависнуть нам в чертогах,
Полуночный полугерой
И кто рядится нынче в тогу,
Уж завтра будет не с тобой.
 
 
Когда от жизни утомились,
Или вскружилась голова,
Забудьте все, к чему стремились
Надежда будет пусть жива.
 
 
Вы скажете – какая глупость,
И вы, как станется, правы
Не проявляйте к счастью скупость,
Иначе будете мертвы.
 

Храм Поэзии

 
Не можем мы звучать из утюга,
Поэзия – столь штучная наука
Не вычислить нам своего врага,
А рядом он – ведь это просто скука!
 
 
Нам надобно минутку улучить,
Прочесть стихи с разглаженных страниц
Поэту ведь, как всем, не просто жить
В полет пуская стихотворных птиц
 
 
Скучаем мы, хотя во весь опор
К нам рвутся гаджеты и «лайки»
А мы с тобою до сих пор
Поэзию лишь чтим души хозяйкой.
 
 
Поэзия– она как Храмы встарь,
Пропащие где отпевают души
Поэзию кладем мы на алтарь,
Хотя у большинства в ушах – беруши.
 

Сирия

 
Сквозь призму времен и всесилье веков
Неси меня, Сирия
Пусть впредь будет только у твоих врагов-
Бессилие!