Текст книги "Lifes (СИ)"
Автор книги: Koda Aleru
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Конечно же, хён просто не мог не усадить её напротив меня, такую скованную шумом десятков людей и вполне себе неплохой танцевальной музыки.
Такая хрупкая и одновременно – взгляд колючий. Косит на меня взглядом из-под отросшей челки, незаметно притоптывает пяткой в ритм впервые услышанной ею песни. Мотив у нее привязчивый, и эта мелодия совершенно точно будет преследовать её еще долго.
– Не хочешь потанцевать? – наконец выдавливаю, офигевая от своей решительности: я никогда даже и не решался с ней заговорить, не то, чтобы даже пригласить на танец – показать именно то, в чем я хорош. Девочка смущается, причем не наигранно – действительно не по себе малышке, наверное, не избалована мужским вниманием. – Брось свои предрассудки, в веселой пляске нет ничего плохого.
– Если твоя подруга не бросила тебя в угоду новому парню, – лаконично отбривает, на что я только смеюсь, хотя цепляет слух это «новому». Она же не расстроит Хосоки-хёна? – Куда подевался её здравый смысл? То она звонит мне утром в истерике, разбудив всю нашу семью трезвоньканьем домашнего телефона, что ужас, она поцеловала мальчика, в которого влюблена. Ну поцеловала и радуйся, чего же собирать вещи и валить куда-то к черту? Ну вот зачем?
– Ей было страшно? – предполагаю, потому что сейчас страшно – вот честно – мне. Страшно настаивать на своем, надоедать своим присутствием, требовать внимания… – Она же не знала, что хённи с ума по ней сходил все последние годы.
– Я ей об этом говорила и не единожды. Знаешь, что получила в ответ? – она неожиданно ребячливо начинает перекривлять. – «Глупости говоришь, Джи-Джи, что за ересь несешь, никогда он на меня так не посмотрит». А он смотрел. Волком, наверное, выл ночами – я бы на его месте выла, вот честное слово. Так что ты там говорил о танцах?
– Предлагал к им присоединиться? – неуверенно улыбаюсь, внутренне ликуя: согласилась! Расслабилась со мной, принялась ёрничать и шутить, хотя шутки слишком серьезные, да и, наверное, она начинает понимать, перед кем только что корчила рожи, потому что в одно мгновение серьезнеет.
– Так веди, чего стоишь?
Горько и тяжело вздыхаю. Вот только что всё было так хорошо, еще немного, и я бы даже сумел её рассмешить, но сейчас… В голову приходит сумасбродная мыслишка, и невольно ухмыляюсь масляно, притягивая одноклассницу вплотную, зажимая её ладони в своих пальцах и коварно шепча на резко заалевшее ушко:
– Давай уже, встряхни свое сердце, просыпайся от этой сонной ночи, – заразительно улыбаюсь, зная, что на это она уже просто не сможет не отреагировать, что сбросит наконец свою извечную маску хорошистки-отличницы, которую просто затянула на вечеринку подруга, и наконец снова выпустит неуклюжую шалопайку, которая на пару с Намджуном уже успела раздолбать совершенно случайно три стакана. – Представь, что я парень, играющий на трубе, а ты маленький мечтающий ребёнок, поддакивающий ножками ритму. Не упусти этот момент, прочувствуй музыку.
Сначала со страхом думаю, что она же меня сейчас, скорее всего, оттолкнет и пошлет.
Но нет, только резко поднимает голову, отдаривается ухмылочкой превосходства и начинает идеально двигать своим несуразным на первый взгляд телом, повергая меня в состояние самого настоящего шока.
Вот и встряхнула сердце.
Комментарий к 40. Шестая жизнь Пак Чимина.
Shinee – Everybody
========== 41. Шестая жизнь Ким Тэхёна. ==========
Единственное, что осталось в этом месте – это твоя тень.
Ни единого больше признака присутствия. И что же это за глупость, а? Объясните мне хоть кто-нибудь.
Сначала приходит мама. Мне только исполняется четырнадцать, и мама воздушно весенняя, улыбается чаще, чем прежде, и снова подводит глаза по утрам – как еще в те времена, когда отец жил с нами. Она порхает по дому, мурлычет себе под нос песни и ненавязчиво интересуется, не буду ли я против нового мужчины в нашем доме.
Я не против, вот только называть его папой отказываюсь категорически. Отчим ничуть на это не обижается, наоборот, важно кивает и говорит, что не собирается заменять мне отца – но хочет попытаться быть мне другом.
И всё идет прекрасно, пока я не узнаю крохотную деталь: у него есть своя дочь младше меня на год.
Влюбляюсь я с грохотом и абсолютно наверняка навсегда.
Она стрижется коротко, почти как я сам, таскает мои толстовки и невозмутимо разрешает проделывать это же с её одеждой. Она пьет вместе со мной пиво, когда ей исполняется шестнадцать, подводит чёрным глаза и гоняет на роликах в парке, если наше свободное время не совпадает.
Хвала небесам, мы живем в разных комнатах; мне хватает и редкого утреннего зрелища женского силуэта, когда она забывает запереть дверь в ванную, а я спросонья не слышу шум воды в душевой кабине. Мне хватает её повышенной тактильности, объятий со спины и ласковых чмоков перед сном, я с точностью знаю её вес, параметры и школьные оценки…
Когда ей исполняется семнадцать, она ночью прокрадывается в мою комнату, залезает на кровать и сладко целует.
Теперь я знаю, какова она на вкус, как вздымается её грудь, когда от неумения не хватает воздуха, она сердится, что я целовал кого-то перед ней, но после соглашается, что кто-то из нас должен это уметь.
А после – целый год соблазна. Моя сводная сестренка, как шутят парни, начала охоту, и не успокоится, пока я не признаю себя её, а я только сбегаю, увертываюсь, вспоминая жар её бедер под своими ладонями, сладость кожи в изгибе шеи, горьковатые от тайком скуренной сигареты губы.
А потом, в один прекрасный момент, наши родители сообщают нам важную новость: они разводятся. Их поспешный брак был ошибкой, возможно, со временем они сумеют договориться, но вот сейчас аджосси и моя хорошенькая малышка сьезжают.
Мне почти девятнадцать, и я впервые в жизни ору на маму.
Малышка же всю ночь скребется в дверь, просит, плачет даже, но я только раз умоляю её уйти – если сейчас впущу её, то сдамся и присвою нас друг другу – а утром после этого не смогу отпустить. Она соглашается с этим, обещает писать и просит наведываться к ней… Искренне отвечаю, что буду стараться приезжать каждые две недели.
Впервые в жизни сижу на полу под дверью и плачу.
Малышка просит утром её не провожать.
***
По сравнению с одиночеством меня неудержимо мучает тоска. Сестренка – надо бы отвыкать так говорить, а то звучит слишком извращенно, учитывая ситуацию – оставила мне все свои любимые чашки, толстовки и прочие безделушки, которые будут напоминать мне о ней, и в то же время забрала все мои любимые вещицы, чему я только улыбаюсь. Мне даже кажется, что я держу в руке её голос, то единожды сказанное о чувствах, когда она не стеснялась, смотрела открыто и уверенно.
Мгновения рассыпаются беспомощно, словно песчаная крепость, когда я слышу её голос не только в своей голове. Мама смотрит с тем же удивлением, но бежит открывать дверь – она любит мою малышку, как родную дочь, и ловит её в крепкие объятия, приправленные слезами, а эта сорванка только ухмыляется победно и спрашивает:
– Аджума, вы не могли бы сдавать мне комнату? А то папе надоело слышать мое нытье. Кстати, ему тоже нужна комната – вы же не пустите этого мнительного идиота вот так прям сразу в свою постель? Надо же его проучить!
Мы с мамой смеемся, искренне и сквозь слёзы, потому что в следующее мгновение эта невозможная девчонка запрыгивает мне на бедра и сладко-сладко целует, ворча на ухо:
– Почему все проблемы должна разруливать именно я?
Мама на заднем фоне только счастливо улыбается, и я только теперь осознаю – она знала об всем с самого начала.
========== 42. Шестая жизнь Чон Чонгука. ==========
Ты сейчас в большой опасности, малышка. Решила со мной поиграть?
Число от меня пропущенных, наверное, перевалило за сотню, вот зачем тебе телефон тогда, а?
Решила меня испытать?
Джунни-хён в таком случае говорит: забей. Значит, не стоит она того. Значит, не твой она человек.
Джунни-хён неделю после разрыва отношений ходил, как в воду опущенный, и всё время тупился в неугасающий экран телефона в ожидании хоть какой-то весточки. Держался он, кажется мне, на одних лишь скабрезных шутеечках да устраиваемых тусовках в честь возвращения Хосоковой девочки.
Наконец-то берет трубку.
– Не играй со мной, – знаю, что это получается грубо, но плевать. На том конце отзываются нарочито недоуменным:
– Ты о чем?
– Вот давай только без невинных овечек, а? – нервно луплю кулаком о стену, шиплю от боли и очень надеюсь, что никого из хёнов поблизости нет – не только подзатыльник влупят, но и заботой окружат. – Телефон тебе зачем? – повторяю вертящийся в уме вопрос, и слышу неуверенное «Подожди». Шорох с той стороны – наверное, водит пальцем по экрану, шепотом под нос высчитывает пропущенные и даже ужасается, как я могу услышать. – Серьезно, опустим это нарочитое удивление, непонятные твои игрульки и всё остальное.
– Чонгук-шши…
– Не надо, – хотя в её голосе слышится готовность объясниться, поговорить (неужели, впервые за три недели-то!), но я обрываю на полуслове, – просто вот больше не надо. Ничего. И видеться больше не надо.
Завершаю звонок, в каком-то сонливом отупении чувствуя, как внутри млосно ноет.
Верно ли я поступил?
– Чонгукки! Ты чего там застыл?
– Так это же место для брошенок, хён, – Намджун весело ржет, пока я не киваю в ответ, подтверждая его слова. – Что, правда?!
– Просто пошли отсюда. Мороженки хочу, – позволяю себе покапризничать, только бы хёны не поняли, как мне самому гадко сейчас на душе. Не хочется оставаться одному в компании лишь молчаливого телефона, на который больше не придут смс-ки – и с забавными рожицами, и со сварливыми словами, если я заявляюсь в школу заболевшим.
– Шоколадное. Ведро, – уточняю, стоит Сокджину автоматическим жестом вытянуть кредитку с кошелька. Остальные тихо ссорятся из-за вопроса «а не рано ли ему разрешать заливать алкоголем страдания», и эта дискуссия заканчивается звонкими подзатыльниками от Юнги-хёна, сказавшего всего одно веское слово: «Нет».
Мы уже наконец выходим из школы, и я выключаю телефон, чтобы не пялиться на него, будто влюбленный дурак…
Которым, я, собственно, и являюсь.
– А ну-ка постой, Чон Чонгук!!!
В шоке оборачиваюсь, и мне в лицо прилетает мягким свертком. Моя – уже не моя девочка стоит, скрючившись, и пытается отдышаться, пока я недоверчиво осматриваю теплую пряжу, перчатки и не донца связанный шарф.
– С будущим днем рождения тебя, придурок, – цедит сквозь зубы, а в карих глазах блестят злые слёзы. – Сам довязывай, раз такой умный, урод. Три недели, блин, целых три недели! Исколола себе все пальцы, пока эти дурацкие китицы научилась для шарфика делать и узоры крючком выплетать, а он мне «видеться больше не надо», – перекривляет, но в одно мгновение сердитость слезает с её личика, и она тихо всхлипывает. – Какой же ты муда-а-ак…
А я только сжимаю эту пряжу одной рукой, её к себе прижимаю второй, и лыблюсь во все тридцать два, пока хёны где-то на заднем фоне шумом ржут и умиляются одновременно.
Дурак, каких еще поискать надо.
========== VII. BTS. 43. Седьмая жизнь Ким Сокджина. ==========
Комментарий к VII. BTS. 43. Седьмая жизнь Ким Сокджина.
Beast – Black Paradise
– Ты ни на что не способен ради меня! Ты вообще на что-то способен?! В своей группе где-то на заднем плане мелькаешь, ничего не добился, только время тратишь!
Она уже даже не кричит – орет, визжит, ругается, бросает в Сокджина кружки, и парень не способен понять, то ли девушка всегда была такой, то ли просто накопилось.
Хотя… нет. Была. Всегда была, а он, очарованный милой улыбкой и смешливыми взглядами, не замечал.
Сейчас от улыбок и взглядов осталась лишь тень. Точно также, как и от той, которая была с ним хоть и недолго, но…
– Ты меня слушаешь вообще? – визжит и брызгает слюной, и Сокджину это уже надоело, он просто берет дуру за плечи и вытаскивает с квартиры, выбрасывая на площадку уже заранее подготовленную сумку с её вещами.
…ему было где-то шестнадцать, ей – двадцать восемь, и она преподавала у него литературу. С ласковой улыбкой, смешинками в карих глазах…
Умерла от рака в тридцать. Сокджин тогда держал её за руку, бессовестно прогуливая школу, и не отходил, кажется, совсем, не желая понимать «опухоль неоперабельна».
Каждая его девушка просто была её копией. Забыть её он не сможет вот просто никогда, стереть воспоминания не получится, потому что нет такой машины, а если бы и была… Нет, ни за что.
В памяти остались только красиво очерченные губы, медовые крапинки в глазах и силуэт тени на песке, когда они вместе выбрались погулять на побережье.
– Дурак ты, хён, – горько улыбается Юнги, когда видит очередную девушку – почти копию предыдущей, – я не знаю, что с тобой случилось, но так нельзя. Ты себя скоро сожжешь.
Сокджин кивает и улыбается. Да, дурак.
Да, сожжет.
И наконец будет свободным, встретившись с ней т а м.
Потому что она не из этой его жизни.
Она из предыдущей.
========== 44. Седьмая жизнь Мин Юнги. ==========
Комментарий к 44. Седьмая жизнь Мин Юнги.
Wu YiFan – There is the Place
Да, теперь он понимает Сокджина.
Юнги смаргивает наваждение – залитого кровью Намджуна, мелких в военной форме, Хосока, перерывающего город в поисках своей ненаглядной…
И самого старшего хёна, сидящего у могилы самой важной женщины в его жизни.
Этот самый хён сейчас курит конфискованные у Чимина сигареты, смотрит с отчаянной решительностью вниз с балкона, и Юнги спешит вмешаться:
– Она бы не одобрила.
Сокджин содрогается, наконец понимая, что он здесь не единственный. Усмехается – горько, сломлено, но всё же находит в себе силы скорчить удивленное выражение лица и поинтересоваться:
– И о ком ты, позволь спросить, говоришь?
– О нуне, конечно, – невозмутимость Юнги так просто не прошибить, а Сокджин от следующей фразы задыхается дымом от неожиданности, – сонсэнним-нуне. Ну, такой хорошенькой учительницы из нашей прошлой жизни, где я, вроде как, был отпетым хулиганом да и вообще отбитым на голову, а ты таскался верной собачонкой…
– Достаточно, – Сокджин даже лепит другу подзатыльник, отлично зная, что он тут же ему вернется вместе с парочкой крепких выражений.
– Так из-за чего вселенская грусть, хён? Мы уже прожили ту жизнь, в этой надо двигаться дальше, – Юнги ходит по тонкой грани и отлично это понимает. Сокджин хмыкает и опускает руки на перила, опирается на них подбородком и смотрит – с вызовом, почему-то
.
– А что дальше? Что может быть, ты же верно сказал – мы прожили ту жизнь, то время, и сейчас другое – стоит двигаться дальше. Я только… Я… Вспоминаю её первоначальный облик, то насыщенное время – она со мной. Тогда мне не надо было скитаться по мирам! Вспоминаю знакомые – и в то же время чужие – закоулки, то прекрасное, что уже погибло в этом мире, и есть только одно место, о котором знаем я и она.
Сокджин сутулится, и Юнги хорошо понимает, из-за чего хён настолько сломлен. Сам он хорошо помнит и малышку из предыдущей жизни, и ту нежную привязанность к девочке-Чонгук (прости, Всевышний, но она же была такой хорошенькой), но он не чувствует в себе желания искать ни девочку, с которой он в прошлом мире провел всю жизнь, ни сгребать их макнэ в охапку и страдать по нему (только по-дружески, прости, Всевышний, но Чонгук-мальчик совсем не такой хорошенький).
А Сокджину надо. Вот только его хорошую учительницу-нуну, которая, будем надеяться, в этой жизни не будет вынуждена умереть в столь молодом возрасте.
И Юнги делает единственное, что может.
– Ну так пойди туда, хён, – с нарочитым удивлением в голосе, будто всё так просто, будто они не сменили шесть шкур и не прожили почти три сотни лет – по крайней мере, их души, если так можно сказать. – Пойди, наконец, и успокойся: если там никого нет – значит, это остается там.
Сокджин никуда не идет, конечно же, в тот же вечер. Юнги только присматривается к пацанам, выискивая старые привычки – и да, у Джина они проклюнулись, потому что раньше тот не закручивал более длинные пряди за ушами на палец, а вот излюбленного Намджуновского дерганья плечом из четвертой жизни парень пока не видит. Значит, в курсе пока только он и Джин… Интересно, вспоминается прошлое только по старшинству? Значит, следующий Хосок?.. Только бы этот не срывался искать свою девчонку из прошлого, хоть в этот раз, пожалуйста.
Следующей ночью Сокджин тихонько покидает квартиру, и Юнги наконец успокаивается – всё будет хорошо. Он это чувствует, он же самый умный здесь…
Сокджин возвращается под утро с покрасневшими глазами, но полной счастья улыбкой. А Мин осматривает слишком притихшего Хосока, который почему-то примеряется к Намджуновой груди ладонями, после к своей и шепчет себе под нос «Ну было же, было». Сокджин только ржет с него, а Юнги стукает легонько кулаком в плечо и фыркает:
– Милости просим в клуб. И да, – ловит оценивающий взгляд на себе, – не старайся, у меня даже тогда груди не было.
Хосоку просто нечего на это сказать.
========== 45. Седьмая жизнь Чон Хосока. ==========
Комментарий к 45. Седьмая жизнь Чон Хосока.
Kim Jae Joong – Mine
– Это мой океан.
– Что? – Юнги, в последние дни почему-то от Хосока не отлипающий, внимательно всматривается донсэну в глаза, и да, впервые за годы их знакомства он не пытается даже скрыть свою заботу и повышенное внимание. Намджун уже даже шутить изволит, что Мин у него бразды лидера потихоньку ворует.
– Это мой океан. Я говорю слишком громко, поэтому слышно эхо, – как-то отморожено, отупевшее даже объясняет Хосок. – Мой океан.
– Да, – Юнги расслабленно соглашается, – только твой.
Хосок поднимает на него больной, невыспанный взгляд, и совсем не может понять причину этого спонтанного приступа спокойствия хёна.
– Почему ты даже не споришь?
– Потому что помню, – следует лаконичный ответ, и Хосок снова отупевшее кивает. Помнит. Хён помнит.
Хён помнит?!
Океан, шум прибоя и веселые крики, соленая пена омывает кожу, песок под ступнями и волны, накрывающие с головой. Чонгук топит Чимина, потом старший ему мстит; Сокджин подвозит коляску с нуной-сонсэннимом поближе к воде и помогает намочить ей ноги; Юнги-хён – такой непривычно молчаливый и отстраненный ото всех – бродит где-то один, но так, чтобы видеть всех; Намджун расстилает одеяла на песке, а Тэхён тащит из машины ящики вкусностей.
И девочки, все их девочки – в серых-чёрных-синих купальниках, со стянутыми, чтобы не намочить, волосами, бултыхаются где-то вдалеке, зовут к себе, будто сирены, смеются и брызгаются водой, если всё же подплыть к ним поближе. И Хосок помнит то ощущение – абсолютного счастья от влажных соленых поцелуев, от наконец улыбнувшегося Юнги, от повеселевшей нуны-сонсэнним – когда они все начали её так называть? Он помнит, как вечером они раскладывают костер, а перед тем, как уехать, все кричат к океану: кто просто от восторга, кто просит успешно сдать экзамены, а кто Намджун и требует «пожизненную скидку на шоколадное молоко».
– Это мой океан, – Хосок смотрит наконец-то уверенно, счастливо, – это мои двадцать лет мы тогда праздновали.
– И мы подарили тебе океан, – Юнги кивает, не в силах согнать дурацкие улыбки с лиц обоих.
========== 46. Седьмая жизнь Ким Намджуна. ==========
Комментарий к 46. Седьмая жизнь Ким Намджуна.
Yesung – The Trap of North Gate
Намджун просыпается с твердой уверенностью, что ему тридцать два и он только что умирал.
Он ощупывает продранную пулями – вот только что – грудную клетку под понимающе-сочувствующими взглядами старших, но крови на пальцах нет, лишь фантомная боль и отказывающиеся дышать легкие. Перед глазами до сих пор стоит лицо самой прекрасной в мире девочки, его девочки, которую он оставил один!..
Двадцать первый век, Намджун, тебе двадцать четыре, а за окном конец октября. Двадцать четыре – не тридцать два, а еще ты айдол и отвечаешь за свою группу.
Сокджин смотрит излишне сочувственно, Юнги светится неуверенной заботой, а Хосок с ухмылочкой ладонями намекает на грудь хорошего такого размерчика третьего, заставляя своего лидера заалеть, аки маковый цветочек, и уносится в даль. Младшие смотрят на них, как на психов, а Чонгук – наивная простота – тихонько пишет менеджеру, что им всем нужен отдых и хороший семейный психотерапевт. Менеджер с ним по поводу второго пункта соглашается, по первому ничего обещать не может.
– Замолчи и не дыши, мой король, у врага есть уши, – Намджун тихо мурлыкает себе под нос песню, не осознавая, откуда ему известен текст, пока варит кофе на всех (в джезве, литровой, дважды – потому что одной на всех не хватает). – Проникнем в их логово и расставим наши ловушки…
А потом парень застывает соляным столбом, отказываясь верить своим глазам. Потому что Сокджин закручивает прядку за ухом, Юнги бросает лисьи взгляды из-под челки с теплой ухмылкой, а Хосок по привычке пытается поправить несуществующий хвост на макушке. Сам Намджун замечает, что начинает дергать плечом, если его что-то раздражает.
Хосок уговаривает корди нарастить ему немного волосы, чтобы получился неряшливый куцый хвостик, и снова красится в рыжий.
Намджун понимает, что у них либо групповые галлюцинации, либо они все сошли с ума.
– А что это правда, ты не думал? – Сокджин оказывается рядом так незаметно, что Намджун понимающе ухмыляется – Джин-нуна, Джин-сонсэнним даже на шпильках умудрялась ходить неслышно.
– Это бред, – Намджун только фыркает и собирается уходить из танцзала – репетировать в одиночку ему уже надоело. Вот только в двери его нагоняет неожиданное:
– Она выносила твоего ребёнка, Джунни, – Сокджин смотрит прямо в душу, четко выговаривает слова и даже не пытается их смягчить. – Тогда, в четвертой жизни. Девочку. Сладкую малышку под именем НамЛи – слепила два ваших, долго не парилась, да? Я вел её под венец, потому что знал, был чертовски уверен – ты бы хотел этого. Ты бы одобрил.
Сокджин давно уходит, а Намджун всё корчится в безмолвном плаче перед стеклянной стеной, наконец отпуская себя и разрешая поверить.
Утром он созывает парней к себе, пару минут смотрит на сонные мордахи и притягивает каждого в объятия.
Пусть младшие пока не помнят, но ему есть, за что благодарить.
========== 47. Седьмая жизнь Пак Чимина. ==========
Комментарий к 47. Седьмая жизнь Пак Чимина.
EXO – Don’t go
– Ты помнишь свою вторую жизнь?
Ладно, такого Хосок не ждал. Он думал, что Чимин будет сомневаться, смущаться, искать себе проблемы на голову, а где-то на смертном одре решится об этом поговорить. Но нет, Чимин приходит сам, выбирает придирчивым взглядом среди хёнов и тащит Хосока на тот самый, переслушавший все тайны их квартиры балкон. Донсэн смотрит упрямо, от ответа уйти не даст и в следующий раз прицепится перед мелкими прямо – а этого допустить нельзя, малышня еще не помнит ничерта.
– Ну… Да? – и почему это получается вопросительно? Чимина такой ответ не удовлетворяет.
– Ты был одинок? Или это была война?
– Война была третьей, – Хосок потихоньку отодвигается от нервничающего донсэна, не понимая причины его взнервированности. – Второй у всех было одиночество, мы с парнями уже сверялись.
– Понятно, – Чимин в одно мгновение сдувается, приваливается теплым боком к Хосоку и запускает озябшие ладони под его толстовку. – Это плохо. Не хочу, чтобы младшие вспоминали… это. Я умер тогда не слишком приятно, даже война была легче, чем вторая жизнь.
– Так ты из-за пацанов переживал? – Хосок облегченно выдыхает, объясняя недоуменному танцору. – Я уже подумал, что задолжал тебе в той жизни денег, а за столько лет накапало много процентов и…
– Хён! – Чимин возмущенно лупасит ржущего, как лошадь, Хосока толстовкой, и думает, что раз уж этот впечатлительный идиот нормально перенес воспоминания, то и неунывающие жизнерадостные макнявки смогут.
Ведь даже если они скатываются в пропасть, как во время войны, они смогут обойти преграду.
Не впервые ведь.
========== 48. Седьмая жизнь Ким Тэхёна. ==========
– И что это всё значит? – Намджун встревожено поднимает Тэхёна с пола. – С какой радости у нас трупики в коридоре?
– Я сошел с ума, хён, – Тэ пьяно хохочет, спотыкается и всем весом опирается на Намджуна. – Думал, просто сны странные, но нет, эти мелочи, эти глупости я теперь вижу и в реальности, а у меня каждую ночь то кровь на солдатской куртке, то я одинок, то в ханбоке, то деньги надо искать на лечение Чиминни, то вообще…
– …ты девушка и у тебя есть критичные дни, а потом ты спишь – и всё вокруг старшая школа, пацаны дурные совсем и влюбленные, а ты сходишь с ума по сводной сестре… Ничего не упустил?
Тэхён смотрит отчаянно и с надеждой. Шепчет лихорадочно «Так это не сон», притирается к Намджуну всем телом, виснет на своем заботливом лидере коалой и мочит слезами – облегчения, грусти, счастья – рукав чужой рубашки.
– Я же прошлой ночью столько выпил, чтобы забыться, и мне просто некуда было, не к кому пойти – а сердце болит, – шепчет всё так же нервно, проглатывая буквы, и Намджун в который раз напоминает себе – ребёнок, обычный ребёнок ведь, теплый и неопытный, боялся, что не поймут. А Тэхён послушно разрешает себя переодеть и уложить в кровать. – Да что уж там говорить, моя история – наша история – всего лишь какое-то грустное кино. Посиди со мной, хён, а? Боюсь, сам не усну.
Намджун остается в кровати младшего всю ночь, мурлычет песенки – даже не будучи уверенным, из какой жизни их принес – и убаюкивает, как может, ребёнка.
И уже боится заранее думать, как же всё воспримет Чонгук.
========== 49. Седьмая жизнь Чон Чонгука. ==========
Комментарий к 49. Седьмая жизнь Чон Чонгука.
BTS – DNA
Если кому-то будет не очень понятен конец, за расшифровкой сюда: https://vk.com/m_polunochnaya?w=wall-111407030_573
Чонгук просыпается с хриплым стоном и натягивает одеяло на глаза, увидев время на часах. Четыре утра – привет, работа.
Сокджин колдует у плиты, Юнги меланхолично жует огурец, Хосок крутится рядом с Джином и внюхивается в омлет, Намджун спорит о чем-то с менеджером по телефону, Чимин задумчиво пьет кофе, Тэхён просто спит, растянувшись верхней частью туловища по столу.
Чонгук смаргивает непрошенные слёзы и приветливо улыбается парням.
Обычное утро.
Обычный город.
Двадцать первый век.
Снова.
***
Юнги курит на балконе, лопатки выпирают сквозь тонкую футболку, и Чонгуку кажется, что хён сейчас расправит крылья и улетит. Ощущение собственной невесомости он смаргивает и опирается рядом с Мином на перила.
– Знаешь, хён, – Шуга пытливо поднимает бровь, затягиваясь своей любимой ментоловой дрянью, – а девочка из тебя была офигенная.
Юнги закашливается и ярко краснеет под смех Чонгука. Хмыкает, успокаиваясь, и улыбается – так, как умеет только он, потому что от улыбки Мин Юнги на сердце резко становится тепло и легко, потому что ты мгновенно забываешь обо всем плохом и не вспоминаешь больше.
– Вспомнил наконец, – старший ерошит волосы макнэ и притягивает его ближе к себе, чтобы плечом к плечу. Чонгук счастливо кивает и продолжает:
– Серьезно, хён, ты был просто офигенной нуной… Ай!
Воспитательный подзатыльник ничего не меняет, и макнэ тырит у старшего из пальцев сигарету.
– Круто, что мы проживали некоторые годы дважды.
– Это да, – хён соглашается и смотрит где-то в облака. – Хотя я даже не уверен, что это было в одном и том же мире.
– Да уж, детали иногда отличались, – Чонгук тихо смеется и поднимает лукавый взгляд. – Как вспомню, что Юнги-нуна была в меня влюблена… Не знал, что такое может случиться.
– Не вижу ничего странного, – хён пожимает плечами, но Гук видит, как у него краснеют даже уши, – я никогда не был против подобного. Мы влюбляемся в душу, Чонгукки, так что я уже давно не смотрю на пол человека.
– Как и Намджун, – прыскает смехом макнэ, получая неожиданную поддержку.
– У Намджуна душа широкая, он весь мир любит, – они смеются, и Юнги наконец тянет сипло: – Как и мы все.
– Это да.
Иначе бы они столько не прожили – остается невысказанным.
На балконе холодно, ветер сырой и промозглый, в мелких капельках начинающегося дождя Юнги кажется, что в глазах их хорошенького маленького макнэ тлеет огонь, но это ощущение быстро смывается порывом ветра.
– Как ты думаешь, – осторожно начинает Чон, с улыбкой вглядываясь в молнии, сверкающие вдали, – почему мы всегда были если не рядом, то вместе? Кроме той плохой жизни, второй…
– Когда мы были одиноки, – заканчивает Юнги. – Не знаю, честно говоря, – хён хмыкает и стучит нервно пальцем по перилам, – может, судьба у нас такая – всегда вместе, всегда молоды. Может, мы – просто одно целое?
Чонгук грустно улыбается и смотрит на предрассветный Сеул. Юнги не казалось – в его глазах полыхает жаром огонь. Все его воспоминания, которые еще утром напоминали и ад, и рай, сейчас застряли в его голове. Он будет помнить всё об этих днях, он будет лелеять в сердце каждый из них.
Судьба…
Сквозь бесконечные века, в прошлых жизнях и, возможно, в будущем – на небесах, они всегда будут…
У них осталась последняя жизнь.
Они просто обязаны прожить её так, чтобы лучше предыдущих.
Вместе.
Он же не зря их столько подбирал, столько готовил, столько старался, правда?
Судьба ведь.