Текст книги "Любовь длиною в жизнь"
Автор книги: Катерина Ши
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Глава 3
Когда я перешла в новую школу, то сразу поняла – мне не найти себе подруг. Даже одну. Если сравнивать меня и других учащихся – то просто белая ворона, прилетевшая не в свою стаю. До сих пор помню, как тяжело было уходить из старого класса, переезжать в новый район и идти в элитную гимназию, стоимость обучения в которой на тот момент съедала внушительный бюджет отца. Но он преследовал какие-то свои цели, раз отдал меня на воспитание своей матери, но очень сильно влезал в мою жизнь.
Если Виктору Сергеевичу хотелось, чтобы маленькая Милана танцевала – ее вели в соответствующий кружок. Если необходимо, чтобы рисовала – вели в другой. Не было выбора, как и сил с этим бороться. Помню, бабушка осадила его, сказав, что сын издевается над внучкой. Те крики я помню до сих пор… Отец пригрозил меня от бабули забрать, шипел как змей на собственную мать… Ей пришлось отступить, чтобы я жила с ней и дальше.
Так вот, новая школа, современный ремонт, дорогое оборудование. Учителя высшей категории, походящие стажировки, участвующие в конкурсах и занимающие призовые места. И дети – не знающие правил приличия, которые могли встать на уроке и уйти, прекрасно понимая, что на многое взрослые закроют глаза. Хамили и грубили, откровенно вели себя, могли смеяться, срывать уроки.
Мне было дико, когда на первом же уроке в классе осталось всего девять человек от всего коллектива. Я видела, как чуть заметно прикрывает глаза учитель, когда ученики один за другим вставали и уходили. Видела, как молодая и красивая женщина сжимала челюсть, чтобы ничего не сказать вслух, и с тоской смотрела в окно несколько минут, прежде чем продолжить урок. Она, кстати, потом уволилась, как и многие другие. Не смогла просто смотреть на безобразие, творящееся вокруг, не могла оценивать учеников по высшему баллу, когда они для этого не сделали ничего! Оставались самые стойкие, те, кому было плевать на других, те, кто работал ради себя или своей семьи, полностью отключая в себе человеческий фактор, становясь слепыми к поступкам и действиям.
Я такой никогда не была плохой ученицей. К урокам готовилась основательно, зубрила так, чтобы ко мне невозможно было придраться. Отвечала у доски, писала тестовые и контрольные задания на «отлично», участвовала в конференциях и готовила проекты. Мне было интересно, особенно когда на меня взрослые обращали внимание. Еще бы, мы участвовали везде, где только можно. Мое имя знала вся школа. И учителя ставили заслуженные оценки, в то время как другим их попросту рисовали, но вот уважения в классе я не заработала.
– Что? – смеялась одна из одноклассниц. – Папочка смог оплатить школу, но у него не осталось денег на одежду?
То же самое касалось рюкзака, затем сумки, обуви, спортивного костюма. Да всего! Возможно, по их меркам я одевалась не в том магазине, не носила трендовой одежды, не ходила к стилистам. Но, несмотря на все вышеперечисленное, не чувствовала себя хуже или ниже. Ученики же видели во мне отщепенку, с которой не разговаривали, над которой всегда шутили, которую доставали на контрольных и самостоятельных работах. Потому что перемена – это одно, на ней можно делать все, что угодно. А работа на оценку – другое. И ты, Милка, будь добра – не капризничай, не отворачивайся, а предоставь тетрадь.
Увы, но в такие моменты не было помощи со стороны человека, который должен контролировать работу учеников. Вялые попытки имелись, но не более того. Даже мою мольбу в глазах не замечали, ведь садилась на первую парту перед учительским столом, а самые наглые могли сесть рядом со мной и начать списывать. И спасения не было!
Потом стало еще интереснее. Попросту давали работы, требуя моментального решения. И как мне делать чужие работы, еще и свою успеть? Никак! При этом учителя стали даже из класса выходить, видимо, ожидая, что учащиеся без ее присутствия смогут из учебника списать, но они шли совершенно другим путем. Зачем открывать книгу и вникать в смысл формул, когда можно пристать к одному конкретному человеку?
Отказав впервые, я словно подписала себе приговор – издевательств стало больше, а мои слезы нескончаемым потом текли каждый вечер, стоило только вернуться из всех кружков и обнять бабушку.
На второй разговор с отцом я набиралась сил долго и пошла к нему только тогда, когда к смешкам прибавились еще и толчки в спину. И не важно, иду я просто по коридору или поднимаюсь по ступеням. Могли сделать подножку, ударить, поднимая мои падения на смех.
Выслушали ли меня тогда? Нет! Накричали? Да! Заставили терпеть? Да! Выставили за дверь? Снова да!
Как он тогда сказал? «Я скоро поднимусь выше, и весь город будет у моих ног». Вот только лично мне от этого не было ни тепло, ни жарко. Плохо было сейчас! И, что ужасное, с этим «плохо», мне придется как-то бороться самой.
Идя домой с низко опущенной головой, я впервые поняла, что внутри меня что-то меняется, надрывно щелкает, стирается грань «до» и «после». Уже дома, когда сидела на кухне с чашкой чая в обнимку и смотрела сквозь бабушку, что с тоской сжимала ладонями салфетку, понимала – дальше будет хуже.
Взяв телефон, я позвонила в балетную школу и сказала, что больше не приду. Бабушка ахнула, зажимая рот ладошкой, а мне было… уже все равно. Мне нужна была секция, где научат обороняться, где покажут, как стать сильным и выносливым. Пусть не физически, но морально. Через несколько дней я нашла то, что искала. Кружок по рукопашному бою в старом здании спортивной школы, куда ходят только те, кому действительно интересно. И как я – по необходимости.
Именно в тот момент, будучи маленькой девочкой, прекрасно понимала, что за меня никто и никогда не постоит. Только я сама.
Тренер, как сейчас помню, взрослый мужчина, долгим взглядом рассматривал меня: угловатую, обиженную на весь мир, замученную. Он не стал спрашивать, почему пришла одна, наверное, понял все сразу и разрешил приходить на занятия.
Именно с того момента я стала пропускать факультативы, на которые ходила одна. Направляла все свои силы на то, чтобы выучить новый прием или пробежать нужное количество метров за отведенное расстояние. И нет, я не хотела пойти на соревнования. Там мне точно делать было нечего, с этим справлялись остальные. Было другое понимание – страшное, жуткое до ужаса, но оно пришло сразу: скоро мне придется убегать от толпы. И я должна убежать!
Первая неприятная стычка произошла перед летними каникулами.
Я тогда уже довольно долго занималась, обрела хоть какие-то очертания в фигуре, стала чувствовать себя более уверенной. До конца четверти оставалась неделя, когда я, выйдя из школы, попала в оцепление девочек. Им не понравилось, что я стала засматриваться на самого классного парня в школы. Но… он как-то сам притягивал взгляд, хоть прекрасно понимала, не по мою он душу. Одноклассницы вились вокруг него, как пчелы, точно так же, как и девочки из старших классов. Он покорил всех своей немного кривоватой ухмылкой, пошлыми шутками, умением красиво ухаживать. Мне же нравились его глаза, чуть прищуренные, с хитринкой. Но смотрела я на Марка тогда, когда он этого не видит. К сожалению, я не подумала о том, что в этот момент за мной мог наблюдать кто-то другой.
– Ты чего в его сторону косишься? – я тогда не понимала, что они ко мне прицепились. Только со временем дошло – это был повод, не более того.
– Не кошусь, – буркнула, думая над тем, как бы уйти. Но куда там, казалось, людей прибавилось, или это уже моя фантазия разыгралась? Находиться в центре круга было противно и страшно. Пальцы предательски тряслись, пришлось сжать их на лямках рюкзака, а вот ноги – ноги меня подводили. Как и голос. Быть одной против всех оказалось страшно до дикости.
– Что ты там говоришь? – вперед вышла Света – она же и была заводилой, той, в чью сторону Марк даже не смотрел, хотя она делала все возможное и невозможное.
Сжала губы, не желая отвечать. За и зачем? Раззадорить? Мне этого не нужно.
Тогда Света решила сделать несколько шагов в мою сторону, чтобы замахнуться и ударить. Видела, как замахнулась, сжимая пальцы в кулак, лицо даже ее запомнила, полное ненависти. Словно это я виновата в ее провалах и неудачах.
Успела отступить, слыша, как нарастает гул в ушах, как с каждой секундой становится все тяжелее и тяжелее дышать. Отступила, чтобы получить сильный толчок в спину и следом налететь на девушку, повалить ее. Вот тогда я и осознала весь ужас, который происходил. Потому что Света на ноги подскочила быстрее, чем я. Ударила первой так сильно и быстро, что я чудом успела накрыть голову руками…
Выбраться из круга оказалось сложнее, чем подняться на ноги. Если со вторым я даже справилась, потому что Света отступила, то вот на первое уходили все силы. Толчки, оскорбления, громкий смех били наотмашь со всех сторон. Лишь чудом смогла вытолкать одну девочку и броситься вперед.
Уроки тренера не прошли даром, я бежала так, как никогда ранее, прекрасно понимая, что никто не сможет догнать, даже если попытается. Именно тогда впервые ноги принесли меня не в дом, а в тренерскую, к Григорию Ивановичу, который обнял так крепко, как никто и никогда, который вытирал разбитую скулу, мазал появившиеся синяки, когда я ревела, сидя рядом на табуретке.
С того момента наши занятия немного изменились. Меня учили отбивать атаки, закрываться и бегать. Бегать быстрее, чем умела сейчас. И я выкладывалась как никогда! Задыхалась, чувствовала, как колет в боку, как темнеет в глазах – и бежала!
Так все лето и прошло: в поисках себя, своей силы, в подготовке к экзаменам. Григорий Иванович был рядом в тяжелые моменты жизни, а я ценила каждый миг, пройденный с ним.
А в новом учебном году ничего не поменялось. Пожалуй, только прибавилось игнорирование, ведь как только в первый же учебный день Светлана решила напомнить, где мое место, то была моментально повалена на пол с вывернутой рукой.
– Если ко мне кто-то подойдет, руку я сломаю, – предупредила сразу, рассматривая падальщиков, что стояли над нами.
Поняли меня? О да! Даже оценили степень моей подготовки, но гадить за спиной не прекратили. Однако меня такие поступки больше не задевали, в первую очередь я стала умнее. Без проверки на стул не садилась, личные вещи без присмотра не оставляла, еду приносила с собой. И тренировалась через день, совмещая борьбу с кружком рисования. Мне нравилось, очень нравилось неспешно вести линии, передавать цвета, которые видела, на лист бумаги. Рисовать, чертить, создавать что-то необычное, фантазировать и видеть результат работы. Но все чаще и чаще в блокнотах стали появляться зарисовки одного и того же человека.
Если думала, что за лето смогу переболеть своей новой болезнью, то лишь поняла, что она никуда не делась. Возможно, диагноз был даже неизлечим, но об этом я не догадывалась. Вообще о многом не знала, да и спросить не у кого было, посоветоваться, высказаться, в конце концов!
Марк за лето стал выше и, казалось бы, еще красивее. Он входил в класс в первый день с улыбкой победителя, человека, который получил от этой жизни все, что только можно. Девочки сразу облепили его, рассказывая, где и как провели лето. Я же, как и всегда, сидела за партой в первом ряду и просто слушала, отвернувшись в окно.
Голос у парня тоже поменялся – стал обволакивающим, немного хриплым, а смех завораживал. Я все чаще и чаще стала ловить себя на мысли, что смотрю на него во все глаза, особенно когда тот выходит к доске.
Но сильно удивило другое. Через две, а может, и три недели, в один из дней Марк утром неожиданно подсел ко мне за парту. Это было полной неожиданностью, ведь до этого на первой парте я всегда сидела одна. Никто по собственной воле не собирался сидеть с «замарашкой», за ней, около или даже рядом. Вокруг были свободные парты, которые четко показывали мое место в этом классе, а может, и в жизни.
Одноклассники восприняли поступок парня громко: начали хохотать и показывать на меня пальцем.
– Марк, ты не заболел ли? – смеялся Роман с последней парты.
– Не, он тронулся умом, – вторил ему Никита, стуча раскрытой ладонью по столу. – Ты перегрелся в солнечной Италии?
– Уйди, – тихо попросила я.
– И не подумаю, – ответил Марк, широко улыбаясь и демонстративно раскладывая на столе тетрадь, которая у него была единственная для всех предметов, и ручку.
С этого дня он стал сидеть со мной на всех предметах, потом стал садиться и в столовой, пару раз попытался проводить до дома, но был очень некультурно послан, хотя… Кто бы знал, как я тогда ликовала, как мне хотелось орать: «Видите! Видите! Он меня выбрал! Меня!»
Медленно, но я стала привыкать к тому, что Марк всегда со мной рядом, даже мог поддерживать мой быстрый бег на физкультуре, пару раз даже осадил девочек, что пытались снова оскорбить. Я в такие моменты с превеликим трудом сдерживала улыбку и до последнего сохраняла серьезное выражение на лице.
Думала, что жизнь налаживается! Что вот оно – счастье, которое я так долго ждала. Я начала по-настоящему влюбляться, нет… даже не так! Я стала бредить им! Ведь понравился Марк мне давно, а с каждым днем он был мне все ближе и ближе. Теперь-то я не боялась, могла даже несмело ответить на сообщения в контакте, поддержать беседу, помочь с каким-нибудь предметом. Мы даже стали по выходным гулять вместе! Это было что-то сногсшибательное! Казалось, в моем взгляде появилось столько триумфа и нескрываемого обожания, что не заметить это мог только слепой. Григорий Иванович первым понял, что со мной произошло. Шутил!
– Наша девочка-то влюбилась! – краснела, но опровергнуть его слова не могла. Мужчина смотрел на меня с таким теплом и заботой, что даже неловко было его обманывать. – Ты только помни, что первая любовь может быть хрупкой.
Он не читал лекций и нотаций, лишь с горестью произнес эти слова и крепче сжимал плечи.
– Ты знаешь, где меня найти! – я тогда не понимала, о чем он говорит. У меня же тут Марк! Понимаете! У меня любовь такая, что воздух в легких застревал, голова кружилась, и сердце стучало так сильно, словно готово было выпрыгнуть из груди.
Но мой дивный чудесный мир рухнул в один момент. Мой выдуманный мир…
Дня Святого Валентина ждали все девочки в школе. Еще бы, ведь в фойе первого этажа поставили яркую коробку, в которую любой желающий мог положить свою открытку. Я, осмелев, отправила свою единственную и первую открытку Марку. В ней призналась парню в своей любви, в том чувстве, которое переполняло меня. Было страшно и волнительно, ведь… я ведь действительно полюбила наши встречи, мне жутко нравилось с ним общаться поздно ночью, прячась под одеялом и открывая телефон, чтобы никто-никто не видел.
И, казалось бы, чего бояться? Но все равно было не по себе…
Сидя в классе, тряслась от страха, когда оглашались имена, кому перепадает подарок. Девочки с гордым видом выходили к доске и забирали свои валентинки. Мне же в тот день не пришла ни одна. А я ведь ждала…. Действительно ждала, даже расстроилась, что Марк поленился и не купил мне даже самую крохотную открытку. Да я была рада получить от него даже клочок бумаги, но увы… Этого не было. Зато, когда классная руководительница вышла в коридор, все как-то мигом затихли.
Зато Марк, который сегодня почему-то не сел рядом со мной, вышел к доске, держа в руках мою открытку. Сердце сделало кульбит в районе горла и так же остановило свой стук.
Парень, смотря на меня с усмешкой, прочитал всему классу послание, которое я оставила для него. Он рассказал каждому, какие чувства испытываю, как его люблю. Читал, смотрел мне в глаза, ухмылялся и паясничал, даже приблизительно не представляя, как убивает меня.
В тот день я видела перед собой совершенно другого человека, не того, кто был со мной день ото дня. У Марка даже глаза были другими – глубокими и злыми. Я таких у него никогда не видела. Но самое страшное, он таким взглядом смотрел только на меня.
Меня в тот день не тронули издевательские слова одноклассников, даже после, когда эта новость облетела всю школу, и каждый решил, что имеет право надо мной посмеяться.
Меня тронули слова Марка, который снизошел до того, чтобы объяснить, почему так поступил. Как оказалось, девочки попросили его проучить одну зазнайку, которая стала ходить по школе с гордо поднятой головой. И парню это показалась забавным. Он долго терпел мое присутствие рядом с собой или, как это назвать, добивался доверия, выводил на разговоры, чтобы узнать – кто я и чем живу. И сделал так, как хотел. Унизил, растоптал, поиграл с моими чувствами.
– Неужели думаешь, что такая, как ты, может понравиться мне? – валентинку он прямо на моих глазах разорвал и кусочки бросил мне в лицо.
Как раз в этот момент к нему и подошла Света, которую парень обнял за талию и повел к задней парте. Девушка смотрела на меня снисходительно, как на мелкую поганку, которая мешается под ногами.
Я вышла из класса сразу же, понимая, что в очередной раз ноги несут меня в тренерскую. Только на этот раз не было слез. Григорий Иванович лишь головой покачал и заварил мне большую чашку чая, которую я пила мелкими глотками, стараясь растопить то равнодушие, что собиралось в груди.
Этот урок я выучила от и до, как и то, что больше никто и никогда не войдет в мою жизнь, никому не позволю топтаться на моих чувствах, а тем более высмеивать их. Увы, но до конца школы мой провал напоминали те, кто учился со мной до последнего звонка. К слову, я как-то быстро поняла, что можно перейти на домашнее обучение, приходить только на экзамены и самостоятельные работы. Так что в одиннадцатом классе именно так и училась, посвятив себя черчению и дополнительно изучая физику. Я уже знала, кем буду, поэтому всеми силами стремилась к тому, чтобы поступить и уехать.
И вот спустя столько лет Марк сидит напротив меня, смотрит пристально и настороженно, я же спокойно и открыто. Та боль, которую мне причинили – прошла, но воспоминания до сих пор сохранились. Неприятные, прожигающие душу, теребящие ее.
Так для чего ты здесь, Сазнов? Что на этот раз приготовил?
Глава 4
Молчание в комнате затянулось, почему-то взрослое поколение не торопилось ни о чем рассказывать. Старалась смотреть куда угодно, лишь не на мужчину перед собой. Худшей встречи и представить нельзя. Да и не готова я была к ней. С другой стороны, а когда бы подготовилась? На этот вопрос ответа не имелось совершенно, однако я точно была уверена, что должна была предстать перед бывшими одноклассниками во всей красе, чтобы они поняли, кто я есть на самом деле. Понимаю, конечно, что это мои детские желания и воспоминания периодически берут надо мной верх, но ведь ничего не поделаешь.
– И зачем же мы здесь собрались, – уточнил Марк и приподнял голову. Я видела, что он нервничает. Бросает в мою сторону взгляды и недовольно поджимает губы.
Кажется, не я одна находится в неведении.
– А собрались мы вот по такому вопросу, – начал говорить отец Марка, – как ты знаешь, мой бизнес сейчас терпит не самые хорошие времена. – После этих слов мой бывший одноклассник невольно выпрямился, словно отец его чем-то задел, но слушать продолжил внимательно. – Поэтому Виктор Сергеевич предложил мне хороший выход – объединить наши усилия и создать новую строительную империю.
Брови Марка приподнялись, а я снова отвернулась, чтобы не рассматривать его слишком часто. Меня империя отца, прошлая или будущая, никаким образом не касалась. Мне сразу сказали: уедешь в другую страну – лишишься всего. Недолго думая, я собрала вещи и улетела. Так что ни на что не претендую.
– Хорошо, – снова кивнул Марк, который явно был в чем-то заинтересован, – тогда зачем мы здесь?
Да, кстати. Это довольно хороший вопрос.
– Чтобы бизнес существовал, нужны гарантии. И этим гарантом станете вы, точнее – ваша семья!
Я медленно, насколько это возможно, повернула голову в сторону отца, который выглядел довольным.
– Что? – уточнила, явно думая, что ослышалась.
– Мы подписали соглашение и объединили наши бюджеты, – как маленькой стал объяснять Виктор Сергеевич, – но с Николаем Антоновичем продумали еще один пункт договора, в котором прописали – ты и Марк отныне должны будете быть семьей! На срок действия нашего соглашения.
Я встала на ноги и сделала то, что посчитала нужным – двинулась в сторону выхода.
– Милана! – попытался остановить меня отец.
– Да пошел ты, – огрызнулась, рывком открывая дверь и выходя в коридор.
– Остановись! – донеслось следом, а вместе с тем послышался недовольный голос Марка, который пытался поговорить с отцом. – Мила!
Отец меня догнал быстро. Натужно дыша, крепко удержал за руку.
– Ты как со мной разговариваешь? – рыкнул он.
– Так же, как ты со мной поступаешь! – проговорила в ответ. – Если бы ты хоть в раз в жизни интересовался мною, то прекрасно бы знал – как я ненавижу Сазнова, знал бы, как он меня унизил, как издевался, как ненавидел! Но не-е-ет! Ты только думаешь о себе постоянно!
Руку я выдернулась и, подняв взгляд, встретилась с разъяренным взглядом Марка, на которого, раскрыв рот, смотрел его отец. О да, этого Николай Антонович не знал, теперь для него стало открытием! Видите, с кем именно заключили соглашение? Судя по удивленному взгляду, мужчина понимал, что проиграл заранее.
Резко развернувшись, я быстро пошла к выходу, чтобы за поворотом снять ненавистные туфли и броситься к гардеробной за пальто. Я даже смогла выскочить на улицу и вызвать такси, прежде чем кто-то подхватил меня за локоть и резко дернул в сторону.
– Пошли, – прошипел Марк, оттаскивая меня от дороги.
– Пусти! – дернулась, но хватка стала лишь сильнее. Отпускать меня никто не собирался, вот сломать руку – пожалуй, да.
Мужчина дотащил упирающуюся меня до беседки, где просто толкнул в сторону лавки.
– Читай! – прикрикнул на меня, передавая чуть смятый лист.
Трясущимися руками поднесла его к лицу и из глаз моих полились слезы. Эти два старика заключили от нашего имени брачный договор, в котором было написано, что Резанова Милана Викторовна и Сазнов Марк Николаевич женаты уже два дня! К этому документу прилагался брачный договор на год!
– Нет, – прошептала, не веря своим глазам.
– А ты думаешь, я рад? – на противоположную сторону от меня сел Марк и крепко вцепился ладонями в лавку. Видимо, переживал, что придушит меня, жену, раньше времени. – У меня была невеста! Свадьба через два месяца! И что ей говорить? Подожди еще год?
Я его слушала в пол-уха, больше же переключилась на договор. А пункты в нем были, что надо! Придумывали, наверное, всеми отделами, потому что подобного бреда я никогда не видела.
Жить на одной территории, в доме мужа или квартире жены, вести раздельный семейный бюджет, до конца года не должно быть детей или беременности. Попросту отец откупился мной, не более того! И, как вишенка, договор подписан и оспариванию не подлежит. Подписан, конечно же, не мною.
– Я не хочу с тобой жить, – выдала первое, что засело в голове, – и видеть тебя не хочу, слышать!
Марк поднял голову и посмотрел страшным взглядом, словно я была виновата во всех его бедах! Да я сама нахожусь в точно таком же состоянии! Я в ужасе, мне страшно, мне непонятно – за что, почему, разве так можно? У меня в голове даже проскользнула мысль – ужасная, но на этот момент кажущая правильной.
– Я его убью, – тихо, скорее даже себе, прошептала я.
Мужчина напротив меня нахмурился и резко подскочил на ноги, когда поднялась и положила бумаги на лавку, накрывая сумочкой.
– Я его убью, и пусть вся империя будет вашей, если это цена моей свободы…
Даже успела сделать несколько шагов вперед, прежде чем тяжелые ладони опустились на мои плечи. Марк несколько раз тряхнул меня, но зачем? Я приняла решение…
– Милана! – рявкнул он. – Возьми себя в руки!
Отрешенно посмотрела на… мужа. Какая ирония судьбы! Мечтать об этом долгие годы, потом ненавидеть, но представлять, каково это. И чтобы через столько лет понять, что желания имеют свойство исполняться.
– Не хочу, – проговорила и добавила, – не могу… Не могу!
– А надо! – Марк еще раз посмотрел мне в глаза, и только сейчас я заметила, каким растерянным он был. – Если бы ты внимательно прочитала договор, то заметила о третьей заинтересованной стороне!
– О какой третьей стороне? – прошептала.
– Об еще одной фирме, которая в самый последний момент решила влезть в почти созданную империю. И она будет следить за тем, как мы с тобой исполняем условия договора.
Мир покачнулся.
Кажется, вот только я стояла на своем шатающемся канате, как он под ногами истончился, превратившись в тонкую нитку, которая только что лопнула. А я лечу в ту черную пропасть, которая давно меня поджидает.
Только там внизу совсем все иначе, далеко не так, как себе представляла. Здесь пусто, немного тяжело дышать, зато тихо. Именно это мне и нужно, чтобы забыться. Чтобы сесть, поджав под себя ноги, и уставиться в одну точку.
– Ну, и что ты раскисла? – бабушка погладила меня по голове.
– А чему радоваться? – уточнила, даже не удивляясь, что именно она ко мне пришла. Мама отца всегда появляется в тот момент, когда мне особенно плохо – вот так тихо садится рядом и шепчет что-то. Только это плод моего воображения, сон – а так хочется видеть ее рядом с собой, хоть кого-то.
– Хотя бы тому, что совсем скоро все поменяется, – уверенно произнесла она и даже жестко.
– Думаешь? – усмехнулась, чуть повернув голову в сторону.
– Знаю, – она немного помолчала, прежде чем подняться на ноги и добавить. – Наберись сил, они пригодятся. И сделай правильный выбор, как сердце подсказывает, а не эмоции.
Вынырнув из густого и вязкого сна, прищурилась, не совсем понимая, где нахожусь. Это не беседка, не мой дом и даже не больница. Просто комната, с большой удобной кроватью и телевизором напротив, справа шкаф, слева окно. Даже стола нет – пусто в углу. И цветы на подоконнике отсутствуют.
Зато… я слышу, как кто-то совсем рядом ругается, что-то крушит и кричит.
– Да как ты мог! – теперь, после небольшого гула, который остался в ушах, могу различить голос Марка. Он говорит, точнее, кричит немного заплетающимся языком. Наверное, празднует…
– Да я не знал! Понимаешь? Не знал! – а этот голос принадлежит Николаю Антоновичу. Он чуть тише, но не менее экспрессивен.
Опустив ноги на пол, я еще немного посидела, чтобы унять и трясущиеся руки, и подходящую к горлу тошноту.
– А проверить не мог? Со мной поговорить, в конце концов! – не сдавался мой бывший одноклассник. – Мне как теперь Полине в глаза смотреть, что говорить ее родителям?
– А ты бы мог и познакомить нас с будущей невестой заранее, – ответил папа Марка.
– И хотел! Не зря же я вас собирал завтра… А теперь?
– А теперь придется год как-то мириться с тем, что вышло. Я не могу взять и выйти из игры, нас раздавят как мелких букашек!
– Значит, давай искать выход! – настаивал парень.
– Мы и будем его искать, как и всевозможные подводные камни! Только на это надо время, понимаешь? Ну не думал я, что с Резановым будут проблемы. Даже обрадовался сначала, ведь вы в школе с Миланой учились, в одном классе были. А выходит, все не так гладко?
– Все ужасно…
Да уж, именно так и было.
– А ее слова? Правда? – видимо отец надеялся, что я кричала эти слова в порыве ярости.
– Правда, – тихо ответил Марк. Даже радостно, что не стал обманывать и скрывать, – не выйдет у нас играть счастливую семью, уж извини. Слишком много за плечами…
– Тогда просто живите под одной крышей как соседи, – дал последний совет Николай Антонович.
Выйти при мужчине побоялась, поэтому до последнего сидела на кровати, низко свесив голову и рассматривая свои заклеенные пластырем ноги. Ах да, выскочила же на улицу босиком, а потом совсем не чувствовала ни ног, ни того, куда наступаю.
– Не спишь? – дверь в комнату приоткрылась, пропуская небольшой луч света.
– Не сплю, – ответила, не поднимая головы, все так же рассматривая пальчики с красным лаком.
– Это мой дом, теперь ты живешь здесь. Завтра за вещами съездим.
Вот и весь разговор, который ни мне, ни Марку не нужен.
– Исправить точно ничего нельзя? – уточнила, когда он почти закрыл дверь.
– Пока точно, дальше видно будет.
До утра я промаялась тем, что ложилась в кровать, то подходила к окну. Даже смогла выбраться в ванную, что нашлась рядом с комнатой, чтобы смыть макияж, остудить жар лица. Голова уже не соображала, в ней была звенящая пустота, которая не принесет мне утром ничего хорошего.
Ближе к шести часам, когда встало солнце, но дом до сих пор утопал в тишине, вышла на кухню на поиски аптечки.
Столько выпитых бутылок я еще ни разу не видела…
Они стояли на столе, в раковине, у небольшого мягкого дивана и даже на полу посреди комнаты. Я их осторожно переступала, пока добиралась до гарнитура, но стоило открыть ящик – вздрогнула от звона.
– Черт! – выругался Марк, а я несмело обернулась.
Выглядел парень паршиво, да я и сама была не лучше.
– Что ищешь? – уточнил он, потирая лоб.
– Аптечку…
– Выше смотри, да здесь! И мне что-нибудь найди от головы.
Вот так и началось наше совместное утро – с таблеток от головы, трезвонившего телефона, который Марк игнорировал, и графина с водой.
– Через час выезжаем, будь готова…
Я уже ни к чему не готова совершенно… Проследив за тем, как мужчина уходит обратно на второй этаж, перевела взгляд на экран телефона, который был оставлен Марком. Там более пятидесяти пропущенных от абонента «Бывшая любимая», следом за этим встали всплывать сообщения: «Что за шутки?», «Ответь мне!», «Я сейчас приеду!»
Вот, один поступок зазнавшегося человека привел к стольким проблемам. Что ж ты наделал, Виктор Сергеевич? Ты ж теперь не вытянешь все это, папа! Зачем ты так меня подставил? Для чего?
Вопрос-вопрос, и ни единого ответа…
