Текст книги "С чего все началось? (СИ)"
Автор книги: Katelyn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 116 (всего у книги 130 страниц)
***
POV: Логан
Рождение наших дочерей далось моей жене очень тяжело. То что пришлось пережить Лиз это просто ужасно. Я никогда не видел её такой измученной, такой потерянной и такой слабой. Она очень страдала. Эти двенадцать часов, пока длились её схватки показались мне настоящим адом. Хотелось, чтобы поскорее всё это закончилось. Я никогда спокойно не мог смотреть на её страдания, или когда она плакала, или когда теряла веру в себя. Всё это приносило мне жуткую боль. Хотелось только одного, это защитить её, потому что, не смотря на всю свою силу, она казалось хрупкой, маленькой и уязвлённой. В эти моменты мне хотелось укрыть её своей спиной от всего, что приносило ей боль. Мне хотелось одними своими объятиями убрать её беспокойство. Но в этот раз я ничего не мог сделать. Я казался себе таким беспомощным. Таким никчёмным. Да я и был таким. Я не знал что делать. Я не представлял, как я могу ей помочь. Я даже боялся прикоснуться к ней, думая о том, что это принесёт ей ещё большую боль. Мне казалось, что чтобы я не делал это всё равно не приносило моей девочке облегчения. Это было просто не выносимо видеть её такой. То, через что проходит женщина, чтобы дать жизнь маленькому человечку это просто издевательство. И то, что через это пришлось пройти моей жене просто убивало меня. Это разрывало меня, потому что нет ничего хуже, чем видеть мучения своей любимой женщины и понимать, что ты бессилен.
Я конечно же старался быть спокойным, невозмутимым, хотя внутри себя я просто кричал от страха, но перед ней я просто обязан был показать всю свою силу. Показать свою уверенность и свою веру в то, что она справится и всё пройдёт хорошо, потому что я знал, что это хоть немного, но поможет ей. Я старался постоянно держать её за руку, старался прикладывать холодное полотенце к её лбу, чтобы ей было не так жарко. Я пытался подобрать нежные и ласковые слова, чтобы она чувствовала мою поддержку. Гладил её по спине, когда видел, что она нуждалась в этом. Старался улыбаться ей и видел в ответ её слабую улыбку. Когда кто-то приходил, я просто умолял их уйти поскорее, потому что не хотел, чтобы хоть кто-то видел её страдания, думаю, и она бы не хотела показать всем свою боль и свои мучения. Они с пониманием кивали и уходили. Сидели и ждали в коридоре. Мысленно поддерживая нас в эти часы. Все наши друзья спокойно и выжидательно сидели на стульях. Я был благодарен им за такую поддержку. Приехали и мои родители, чуть позже Пресли и Джексон. Все они сидели и ждали, когда Лиз родит наших дочерей. По большей части они переживали за неё. Все знали про её слабый организм, но никто ничего не мог поделать. Даже врачи. Наши дочери просто измучили её. Конечно же, они не виноваты в этом, но я не знал, сколько ещё сможет выдержать слабый организм моей жены, испытывая такие страдания.
Ей было очень тяжело. У меня создавалось впечатление, что это отбирает её жизнь. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я потеряю её. Лиз была такой слабой, такой бледной. Постоянно стонала от боли. Тихо разговаривала. Она слабела с каждым часом, с каждой минутой. Я чувствовал это. Особенно чётко я ощутил это тогда, когда она отказалась от кесарева и сказала, что будет рожать сама. Тогда я испытал настоящий, поглощающий и цепенеющий страх. Ужас. Ужас от того, что она не справится, потому что за эти двенадцать часов повторяющейся боли она истратила все свои силы. Я видел, какой измотанной и уставшей она была из-за этих схваток. Мне хотелось помочь ей. Ведь когда у родного человека что-то болит ты осознаёшь, что лучше бы болело у тебя. Хочется всю боль взять на себя, главное чтобы он не страдал. Сейчас мне так хотелось забрать всю её боль, но это было невозможно и меня раздражало, что я ничего не могу сделать для неё.
Я боялся, что у Лиз не хватит сил. Я боялся потерять её. Я не мог потерять её, потому что без неё моя жизнь не имеет никакого смысла. Но она настояла. Она умоляла. Лиз хотела сама родить наших дочерей, поэтому мне пришлось сдаться и поддаться на её уговоры, хотя я был не уверен в правильности её решения и её желания.
Всё это время я держал её за руку. Она крепче и крепче сжимала её. Я целую её и глажу по волосам. Вижу, как из неё уходят последние силы. Она плачет. Плачет от всего: от боли, от усталости, от того, что всё никак не может закончиться. В перерывах я целую её в губы, чтобы придать хоть какие-то силы и мне кажется это помогает ей. Но всё это просто не выносимо и я молю Бога только об одном, чтобы моя жена справилась с этим и осталась жива. Потому что если вдруг случится так, что её заберут у меня я не смогу жить дальше. Без неё не будет меня. Она всё, что мне нужно.
И тут раздается детский крик. Это плач наших детей. Наших дочерей. У неё получилось. Моя девочка справилась. Чувствую, как всё её тело вмиг расслабилось. Впервые за долгое-долгое и безумно мучительное время. Она успокаивается и мирно дышит, и я успокаиваюсь вместе с ней. И позволяю себе расслабиться.
– У вас дочки, – сообщает доктор Стивенс радостным голосом. – Поздравляю.
Лиз с облегчением выдыхает. Я нежно глажу её по волосам.
– Умница моя, – шепчу я своей жене, и целую её в висок. – Ты справилась. Я горжусь тобой. Очень горжусь, – нежно целую её в губы. Она слегка улыбается и часто дышит. Хоть её губы кажутся сухими, но я чувствую какие они сладкие, впрочем, как и всегда. В свой поцелуй я стараюсь вложить благодарность, которая сейчас во мне по отношению к своей героической жене.
Я поворачиваю голову и смотрю на то, как моих дочерей заворачивают в розовые одеяльца. На секунду отпускаю её руку, но только для того чтобы мне дали на руки наших дочерей. Я осторожно беру детей из рук медсестры. Они такие крошечные, такие маленькие, но такие крепкие и сильные. Дочери открывают глазки, и, боже мой, они карие. Карие, как и мои глаза. Я не могу сдержаться и понимаю, что по щекам текут слёзы. Мне плевать, что все это видят, потому что ничего не имеет значения по сравнению с этой радостью и гордостью, которую я испытываю сейчас, держа на руках своих дочерей. Дочерей, которых подарила моя потрясающая жена. Моя Лиз. Я осторожно целую их в лобик. Я смотрю на свою жену и вижу, что её глаза закрыты.
– Что происходит? – спрашиваю я испуганно и чувствую, как внутри меня развивается паника и полностью заполняет меня.
Только не это! Этого не может быть. Она не может оставить меня. Сильнее прижимаю дочерей к своей груди, они мое единственное утешение и поддержка в данный момент, когда я предаюсь этой панике. Как так? Не может быть. Понимаю, что мне становится страшно. Очень страшно. Как будто материализовался мой самый худший кошмар. Сейчас внутри у меня один только ужас. Он потихонечку заполняет каждую клеточку моего тела. Я ничего и никогда в жизни так не боялся, как потерять единственную, ради которой я дышу. Даже думать не хочу о том, что она больше не откроет свои прекрасные глаза. Какой я идиот. Нужно было уговорить её на кесарево. Ну почему я поддался ей? Вот её упрямство и сыграло злую шутку со всеми нами.
В моей голове всё звенело, даже потемнело в глазах, мне стало трудно дышать. На мгновение я подумал, будто падаю в пропасть. Огромную пропасть, в которой не видно земли. А я всё падаю и падаю. Очень быстро и стремительно, и мне не за что ухватится, потому что в мыслях только одно, у Лиз не хватило сил поддержать свою жизнь, потому что она пожертвовала собой ради наших дочерей. Сейчас я чувствую как тону, и впервые в жизни мне кажется, что я не смогу выплыть. И первый раз в жизни мне хочется плакать. Не просто плакать тихо и мирно наедине с собой под одеялом, а рыдать, выть, но я не могу себе этого позволить. Мне нужно сосредоточиться. Мне нужно взять себя в руки. Сейчас мне нельзя поддаваться страху, который заполнил всё внутри меня. Я просто обязан прогнать его. Я нужен своим дочерям и прежде всего я нужен Лиз. Я обещал ей, что постоянно буду рядом с ней, и я обязан сдержать данное ей слово. «С ней всё будет хорошо» – повторяю я про себя. Я знаю, что она не бросит меня и сделает всё, чтобы побороться за свою жизнь. Я закрываю глаза, стараясь снова обрести контроль над собой.
Постепенно привожу свои мысли в порядок. Усмиряю свою панику и свой дикий ужас. Пока я стоял в оцепенении мне казалось, что прошла целая вечность, но когда я пришёл в себя, то понял, что прошло всего лишь несколько секунд. Вижу, как Доктор Стивенс стоит около Лиз и осматривает её: слушает дыхание, проверяет пульс, смотрит на мониторы и проверяет её сердцебиение. Смотрю на своих девочек, они уже мирно спят на моих руках. «С мамой всё будет в порядке. Вы её обязательно увидите, и она также обнимет вас, как и я» – говорю я нашим дочкам тихо. Целую их в лоб и передаю ближайшей медсестре. Она со всей осторожностью забирает их.
– Что с ней? – спрашиваю я снова уже более настойчиво, но стараюсь не показывать своего страха, хотя голос мой дрожит. Я сам это слышу. Подхожу к кушетке и беру свою жену за руку. Она тёплая и у меня появляется надежда, что ещё не всё потеряно. Я подношу её ладонь к своим губам и оставляю на ней краткие поцелуи. – Ты только не оставляй меня, – шепчу я ей. – Не оставляй нас. Малышка, я прошу тебя, Лиз, ты должна увидеть наших дочерей, – мой голос дрожит и полон мольбы. – Не бросай меня, родная. Без тебя я не справлюсь, – я дотрагиваюсь губами до её лба.
Мне позволяют это сделать, но сразу после этого просят покинуть палату. Я не хочу уходить, но у меня нет другого выхода, и я обреченно выхожу за дверь, бросая последний взгляд на свою жену. Ребята вопросительно смотрят на меня, но я просто качаю головой, давая им понять, что сейчас я не могу говорить. Они не задают вопросов, видя, что сейчас я не в состоянии разговаривать, садятся обратно на стулья и ждут. Замечаю, что постепенно их охватывает паника и страх. Они догадываются о том, что что-то пошло не так.
Пока я был в коридоре не мог найти себе места. Я метался из стороны в сторону, как лев, которого загнали в клетку, а он отчаянно хотел оттуда выбраться. Моя голова просто разрывалась от паники и страха, которые снова охватили меня. Я молился лишь о том, чтобы с Лиз всё было в порядке. Лишь бы она была жива. Мне казалось, что прошла целая вечность. Ребята наблюдали за мной испуганными глазами, но молчали, потому что сейчас я всё равно бы не услышал ни единого слова. В голове был один только шум. В висках всё стучало.
Через несколько минут из палаты моей жены вышла медсестра и разрешила мне зайти обратно, я пулей влетел туда и подошёл к кровати, на которой, всё ещё без сознания лежала Лиз. Сейчас она казалось такой спокойной и безмятежной, и была настолько красивой, что у меня даже ком застрял в горле. Я беру её за руку и сажусь на стул рядом с ней.
– Скажите, что с ней всё в порядке? Прошу вас, – я умоляюще смотрю на врача, другой рукой поглаживаю ладонь своей жены.
– Не волнуйся, Логан, – говорит она спокойным голосом. – С Лиз всё хорошо. Она жива. Не беспокойся, – заверяет она меня, я выдыхаю с облегчением. – Дыхание ровное, очень хорошее. Сердцебиение сильное, как и должно быть у здорового человека. Пульс немного слабый, но в такой ситуации это абсолютно нормально.
– Тогда почему она лежит с закрытыми глазами и почему она не реагирует? – не успокаиваюсь я, потому что мне нужно быть уверенным в том, что с моей женой всё в порядке.
– Она потеряла сознание от усталости, – объясняет врач. – Логан, она потратила безумное количество сил на схватки и на рождение детей. Её организм подвергся невероятному стрессу. Сильнейшему стрессу на протяжении двенадцати часов. Он и так у неё слабый, а тут такое, – я смотрю на Лиз, которая мирно лежит с закрытыми глазами. – Сейчас она истощена. Организму необходим отдых. Хороший и долгий отдых. Ей необходимо поспать, но с ней всё нормально. Она будет в порядке, – говорит она уверенно и серьёзно, пытаясь убедить в этом меня, потому что заметила, что моё волнение осталось со мной. – Сейчас ей нужен только хороший сон и покой. Чтобы помочь её организму мы подключим ей капельницу с питательными веществами, чтобы процесс пошёл более действенно, – её слова наконец-то успокаивают меня, но не полностью. Абсолютно спокойным я буду лишь тогда, когда моя жена откроет глаза и посмотрит на меня. Доктор Стивенс вздыхает, когда смотрит на Лиз. – Она у тебя невероятно упрямая, – сообщает мне она с лёгким недовольством, я ухмыляюсь, – но в тоже время невероятно сильная девушка, – продолжает она, смягчая свой тон и улыбается. – Это даже удивительно. Не волнуйся, когда организм полностью окрепнет она придёт в себя, – она обходит кровать, и подходит с другой стороны.
Доктор Стивенс ещё раз проверяет все показатели и сама начинает устанавливать капельницу. Так она проявляла своё отношение к моей жене. Я сразу заметил, что она как-то по-особенному относилась к Лиз. Переживала за неё и заботилась. Даже сейчас она никому не позволила подключать к ней капельницу с какой-то жидкостью, а делала всё сама. Может быть, потому что она с самого начала видела, как Лиз было тяжело, и видела, как она потом обрадовалась беременности. А может быть, потому что она испытывала к ней совсем другие чувства – материнские. Лиз говорила мне, что она напоминает ей её дочь, и скорее всего именно по этой причине та так прониклась к мой девочке. Я невольно улыбаюсь, потому что знаю, что моя жена в хороших руках.
Доктор Стивенс делает всё медленно, аккуратно и явно умело. И этому я очень рад. Она не прогоняет меня. Да я бы и не ушёл. Ни за что не оставлю Лиз одну посреди всех этих лекарств и этого медицинского оборудования. Моя маленькая девочка ненавидела больницы, и мне не хотелось, чтобы она проснулась среди всего этого, а рядом не было меня.
Я держу Лиз за руку и глажу её по волосам. Сейчас мне постоянно хочется смотреть на неё. Она такая спокойная и такая красивая сейчас, хоть и очень бледная. Я вижу всю её усталость и сочувствую, что ей пришлось пройти через такое испытание. Она выглядела душераздирающе юной и маленькой. Её пухлые губы были розовыми, это говорило о том, что моя девочка жива, а это было самым главным. Сейчас она такая безмятежная, видно, что она полностью расслабилась и отдыхала.
– Глупышка ты моя, – сокрушаюсь я и ласково глажу её по щеке. – Как же сильно я тебя люблю, – я приподнимаюсь со стула и целую её в лоб. Очень осторожно, потому что боюсь потревожить её сон. – Ты только не вздумай снова меня пугать, – говорю я ей на ушко.
– Ну вот и всё, – сообщает врач, когда наконец-то закончила все манипуляции. – Пусть набирается сил, – она с материнской заботой смотрит на меня. – Логан, тебе бы тоже не мешало отдохнуть. За ней будут хорошо присматривать. Не беспокойся. Поезжай домой и поспи. Твоя семья в хороших руках.
– В этом я не сомневаюсь, но не могу уехать. Да я не устал, – она вопросительно и недоверчиво смотрит на меня. – Вы правы, я очень устал, но ни за что не уйду от неё и не оставлю свою жену одну в палате. Я буду здесь до тех пор пока она не откроет свои глаза и не посмотрит на меня, – она покачивает головой.
– Похоже, ваши малышки будут такими же упрямыми, как и оба их родителя, – говорит она с улыбкой. Я тоже улыбаюсь, осознавая, что она права. Ведь и я, и Лиз были очень упрямыми, но это не мешало нам быть вместе, любить и понимать друг друга. – Вы придумали имена? – она меняет тему разговора, я улыбаюсь, когда вспоминаю о дочерях и киваю.
– Лилиан и Лора. Лилиан и Лора Хендерсон, – повторяю я имена своих дочерей и понимаю, что во мне проснулась невероятная гордость, мне кажется, что я даже выпрямился, чтобы всем своим видом показать это чувство.
– Отлично звучит. Тогда я скажу медсестре, чтобы она написала их на табличках, на их кроватках. Вашим дочерям тоже нужно отдохнуть, но чуть позже сможешь на них посмотреть, – я с благодарностью киваю и не представляю, как смогу разорваться между желанием остаться с Лиз и желанием увидеть наших дочерей. Доктор Стивенс проходит мимо меня и ободряюще хлопает по плечу. – Логан, с ней всё будет хорошо, – утверждает она уверенно. – Она у тебя очень-очень сильная. Посмотри как хорошо она справилась.
– Я знаю, – отвечаю я, любуясь своей женой. – Просто я не привык видеть её такой, и мне не спокойно, – я дотрагиваюсь до её щеки. – Она у меня всегда такая сильная, а сейчас она кажется мне такой маленькой и хрупкой. Мне просто хочется, чтобы она открыла глаза, чтобы я смог убедится в том, что с ней действительно всё хорошо, – я беспомощно качаю головой и тяжело вздыхаю. – Я люблю её, понимаете? Для меня страшна одна только мысль о том, что она больше не сможет обнять меня, что я больше не смогу почувствовать её тепло. Я не представляю себе жизни без неё и то, что она подарила мне прекрасных дочерей, делает её ещё более потрясающей. И мне так хочется сказать ей об этом. А главное, я хочу сказать ей огромное спасибо за то, что она выбрала именно меня и за то, что она делает меня самым счастливым мужем на свете, – доктор понимающе кивает. – Простите, что всё это вам говорю. Просто сейчас меня переполняют чувства и мне нужно сказать о них, чтобы все знали, как я дорожу ей.
– Я понимаю, – говорит она с улыбкой. – Знаешь, Логан, скажу тебе честно, я работаю в этой больнице уже пятнадцать лет. Я принимала множество родов, видела большое количество семей, которые проявляли самые разные чувства и эмоции в связи с рождением детей. Но я ещё ни разу не видела, чтобы мужчина так трепетно, так нежно, а главное искренне и без стеснения признавался в чувствах к девушке, которая родила ему детей, – от удивления я вскидываю брови вверх. – Именно так. Обычно по мужчинам нельзя разобрать, что они чувствуют. Они всегда сдержанные и по большей части нетерпеливые. Скрывают всё, боясь показаться смешными или нелепыми, но ты совершенно другой. Видно, насколько сильно ты любишь свою жену. Видно, с какой нежностью ты относишься к ней. Ты просидел около её кровати столько мучительных часов и не отошёл от нее ни на минуту. Подбадривал, поддерживал, и именно это давало Лиз сил справиться с этим нелёгким, я бы даже сказала тяжёлым испытанием, – я понимаю, что она смутила меня своими словами. Всё что она перечислила это было обычным делом.
– Мне кажется, что это должен делать каждый любящий мужчина.
– Должен, но не все это делают. Они пугаются, не все конечно, но многие, а ты был рядом с ней и даже сейчас, когда всё хорошо, ты продолжаешь сидеть около её кровати, хотя тебе тоже не мешало бы отдохнуть, – говорит она саркастическим тоном, но сразу улыбается. – Меня восхищает твоя преданность жене, в наше время очень редко можно увидеть такое, – я улыбаюсь ей в ответ. Перевожу взгляд на Лиз. Ради неё я и не на такое способен. – Ладно, отдыхайте. Я скажу медсестре, чтобы она принесла тебе одеяло, если ты собираешься спать здесь, – она кивает головой в сторону кресла, стоящего в углу напротив кровати. – И я советую тебе действительно поспать, потому что твои силы пригодятся не только тебе, но и твоей жене и вашим дочерям, – я киваю, как бы заверяя её в том, что я всё сделаю.
Она ещё раз бросает взгляд на Лиз и выходит из палаты, оставляя нас вдвоём. Я сажусь рядом со своей женой на стул и несколько минут просто смотрю на неё. Мне кажется, я стал любить её ещё сильнее. Хотя я не знал, возможно ли это? Потому что я уже был без ума от неё. Я гордился ей. То, что она сделала было настоящим подвигом. Без преувеличения. Этого не поймёшь, пока не увидишь, как страдает твой самый дорогой человек, пытаясь дать жизнь маленькому человечку. Лиз у меня невероятно сильная, смелая и такая храбрая. Она всё сделала для того чтобы наши дочери родились здоровыми, хотя при этом сама испытывала ужасные мучения и буквально отдавала им все свои силы, которых у неё было не так много. Но всё же не смотря ни на что, она смогла, она выдержала и справилась с поставленной задачей. Это делает её настоящей мамой, и я ни секунды не сомневался в том, что так оно и будет. Лиз действительно будет самой лучшей и самой заботливой мамой на свете. Я готов был поклясться, что она и жизнь бы свою отдала ради наших дочерей, если бы это потребовалось. От этой мысли меня передёргивает, даже думать об этом не могу.
Я подношу её руку к своим губам и целую каждый пальчик, потом прижимаю её руку к своей груди.
– Больше ни за что на свете я не позволю тебе пройти через это снова, – говорю я вслух. – Я отдам всё на свете лишь бы ты так не страдала опять. И почему ты такая упрямая? – мой голос очень тихий и я бы сказал слегка недовольный, но как только я смотрю на её бледное лицо, то все чувства проходят, и остаётся только одно самое большое – любовь. Сейчас я боготворю её. Я целую её ладонь и смягчаю свой тон. – Но знаешь, ты у меня такая молодец. Я очень тобой горжусь. Наши дочери просто красавицы. Они такие же красивые, как и ты, – я провожу рукой по её волосам. – Я люблю тебя, Лиз. Ты не представляешь, как сильно я хочу сейчас увидеть твои прекрасные серые глаза. Проснись, пожалуйста, поскорее, чтобы я смог убедится в том, что с тобой всё хорошо, – прошу я её, хотя прекрасно понимаю, что она меня не слышит и что ей нужен полноценный отдых, но мне было необходимо сказать ей об этом.
Я тяжело и устало вздыхаю, встаю и целую её в лоб, в уголки глаз, целую в нос и лишь слегка дотрагиваюсь своими губами до её губ: они у неё тёплые, но такие сухие, но их розоватость успокаивает меня. Сажусь обратно на стул, спиной прислоняюсь к спинке и закрываю глаза, потому что только сейчас ко мне пришло осознание того, что я безумно устал. Я просто выжат как лимон. Никогда не думал, что это рождество будет таким выматывающим, но безумно счастливым. В голове сразу всплывает картина как Лиз держит на руках наших детей и улыбается, а в её глазах слёзы безграничной радости. Я мысленно молю, чтобы я увидел эту картину наяву, потому что нет ничего прекраснее Лиз с нашими дочерьми. Я погружаюсь в эти размышления и не замечаю, как засыпаю.
Следующие сутки я просто не находил себе места. В голове было много разных мыслей, а в душе много разных чувств. Всё это время я разрывался между палатой своей жены и палатой своих дочерей. Мне хотелось быть и там и там одновременно, но я не мог разорваться. Большую часть времени я был рядом с Лиз, а все остальные поочерёдно наблюдали за нашими дочками. Они были совершенно здоровыми и крепкими, но так мне было спокойнее. Потому что я должен был быть рядом со своей женой, когда она проснется, и я боялся пропустить этот момент. Мама просила, даже умоляла меня пойти домой нормально отдохнуть, но я так и не смог заставить себя, я просто не хотел уходить оттуда, где в данный момент находилась моя семья. Когда она увидела, что я не намерен уступать, то сдалась, поняв, что мне так нужно.
Меня очень беспокоило то, что Лиз так долго спит. Хоть доктор Стивенс и уверяла меня, что это нормально, и она обязательно проснется, когда её организм полностью окрепнет. Да и приборы, подключённые к ней, говорили о том, что всё с ней в порядке, но прошло уже больше суток, и я сходил с ума от того, что она никак не открывала свои глаза. Мне хотелось снова почувствовать её прикосновения. Хотелось ощутить сладкий вкус её губ. Мне так хотелось раствориться в её объятиях. Это было просто невыносимо. Я так скучал по ней. По её мягкому и нежному голосу, по её нежным рукам, которые всегда так умело скользили по моему телу. Я скучал по её ласковым невинным и страстным поцелуям. Я скучал по её взгляду, который всегда заставлял меня верить в то, что она желает только меня, потому что она всегда просто пожирала меня. Я просто скучал по ней и по всему, что с ней связано. Меня все успокаивали и все повторяли, что всё будет хорошо, что она обязательно проснётся, а я только обречённо и беспомощно кивал головой. Мне ничего другого не оставалось, как только верить в это.
Я поражался тому, насколько наши друзья поддерживали нас. Я конечно же не сомневался в их преданности, но меня это удивило, даже сам не знаю почему. Ведь для нас было в порядке вещей во всём и всегда поддерживать друг друга, и этот случай не был исключением. Они все сидели в больнице в ожидании. Мэди и Джеймс само собой, потому что их с малышами Эммой и Джаредом ещё не выписали, поэтому они и так находились здесь. Джеймс периодически заглядывал в палату, чтобы проверить Лиз, а потом возвращался к Мэди и докладывал ей о том, что она всё ещё не пришла в себя. Самой ей ещё нельзя было вставать, да и ни к чему чтобы девушка, которая родила пару дней назад, таскалась по больничным коридорам. Кендалл с Джесс побыли несколько часов после рождения наших дочерей, но потом уехали домой, всё-таки Тори маленький ребёнок и не стоило им сидеть здесь. Их сменили Карлос с Кейтлин. Дастин тоже не желал уходить, да и по-моему, ему нравилось здесь, потому что он имел возможность заигрывать с симпатичными медсёстрами, которые так и вились вокруг него. Он был явно доволен тем, что с ним происходило.
Морально они все очень помогали мне. Я был благодарен тому, что кто-то из них обязательно сидел в коридоре напротив палаты моей жены. Хотя я говорил им и убеждал, что не стоит этого делать, но они не хотели слушать меня и так же ждали когда проснётся их подруга. Чед также всё это время находился здесь. Он выглядел невозмутимым и был спокоен, но я видел, что он тоже не находил себе места и также как и я молился про себя только об одном, чтобы его «сестра» наконец-то открыла свои глаза и произнесла хоть что-нибудь. Мы знали, что с ней всё хорошо, но когда дорогой тебе человек лежит, не открывая глаз уже долгое время, это не даёт покоя и заставляет голову придумывать себе много всего не нужного.
Чед остался с Лиз в палате, а я пошёл в детское отделение. Сейчас я стою у окна палаты, в которой лежат маленькие детки, среди которых мои дочери – Лилиан и Лора. На их кроватках красуется табличка с их именами «Лилиан и Лора Хендерсон», а меня переполняет гордость. Я был благодарен Лиз за то, что она позволила мне дать имена нашим дочерям, и даже настояла на том, чтобы мы продолжили нашу семейную традицию семьи Хендерсон, и подобрать им имена, которые начинались с буквы «Л». В данный момент наши малышки мирно лежат в своих кроватках и спят. На них розовенькие хлопковые комбинезончики с большим медведем на животе, белые носочки и розовенькие шапочки – все эти вещи им купила Лиз перед рождеством, когда ходила с Кейтлин по магазинам. Смотря на них, никак не могу осознать тот факт, что теперь я отец. Теперь моя ответственность возросла втрое. Мне нужно будет заботиться не только о моей прекрасной жене, но и о моих дочерях, на которых я просто не мог наглядеться и которых мы так хотели. Это были наши долгожданные дети. Я пытался осознать то чудо, свидетелем которого стал. На какие же муки идут женщины ради рождения детей. Это просто не укладывалось в моей голове. Столько страданий – и вот оно маленькое чудо.
По сравнению с другими детьми наши были самым красивыми, хотя, скорее всего всем родителям кажется, что их дети самые красивые, самые замечательные и самые прекрасные. Каждый родитель естественно выделяет своих детей на фоне остальных, хотя все дети прелестны, но всё равно наши девочки были просто несравненными, потому что это наши дочери и для меня и для Лиз они всегда будут самыми лучшими, тем более они наши первенцы. Наши принцессы и настоящие бойцы. А как же приятно было держать их на руках. Сначала когда мне только их дали я боялся. Боялся, потому что думал вдруг я что-то сделаю не так, причиню им вред или боль. Это мысль приводила меня в ужас, но мне необходимо было побороть себя и уже во второй раз я был более уверенным в себе. Я с готовностью протянул руки, чтобы мне дали моих дочерей. Они не плакали. Лора и Лилиан смотрели на меня с широко раскрытыми глазами и изучали. Очень внимательно и пристально. В этом они были очень похожи на Лиз. У дочерей были такие же большие глаза как у неё и точно такой же взгляд – пронзительный. Её взгляд всегда был таким, когда она смотрела на меня. Как будто она каждый раз пыталась заглянуть мне в душу, мне очень это нравилось. Я чувствовал себя особенным, важным и единственным. Вообще я любил ощущать на себе взгляд своей жены, так я знал, что она выделяет меня среди остальных. Вот и у наших дочерей определённо был такой взгляд. Когда они подрастут, то будут сводить мальчишек с ума.
Цвет глаз был определённо моим. Карие, яркие и такие же светящиеся. Лиз явно будет от этого в восторге. Она мечтала, чтобы наши дочери получили от меня карий цвет глаз и ещё ямочки. Тут её желание тоже было выполнено. Это тоже они получили от меня. От осознания этого я улыбаюсь довольный собой и тем как хорошо я потрудился.
Вижу, как Лора и Лилиан просыпаются, хлопают своими большими глазками, потягиваются. Это просто ошеломляющее зрелище. Мне кажется, я сейчас стою и улыбаюсь как дурак. Я настолько переполнен любовью и гордостью, что даже не знаю, что с этим делать. Я хочу всё показать Лиз, но не могу, потому что она всё ещё спала, и это сводило меня с ума. «Господи, Лиз ты должна их увидеть!» – прошептал я с отчаянием себе под нос. На секунду прикрыл глаза, чтобы прийти в себя, потому что чувствую, как вдруг всего стало слишком много. Всё как-то разом навалилось на меня, и я понимаю, что еле сдерживаю это на своих плечах. Мне очень тяжело от того, что Лиз никак не приходит в себя. Я чувствую, что я на грани и держусь из последних сил, ещё чуть-чуть и меня прорвёт. Это ожидание медленно убивало меня и выжимало из меня все соки.
Ощущаю чью-то руку на своём плече. Я открываю глаза, это мама. Она смотрит на меня понимающим и тёплым взглядом. Знаю, что она переживает не только из-за Лиз, но и переживает за меня, потому что видит, что я не могу найти себе места.
– Тебе нужно отдохнуть, – говорит она вкрадчиво и гладит меня по волосам. Я глубоко вздыхаю.
– Я не могу, мама, – отнекиваюсь я. – Я не могу оставить их здесь и уйти. Я не могу уйти пока моя жена не откроет глаза и не посмотрит на меня.
– Сынок, я всё понимаю, но на тебя смотреть страшно, – признаётся она и проводит рукой по моей щеке, – ты устал. Ты просто измучен и морально и физически. Тебе нужно успокоиться, перестать переживать и позволить нам позаботиться о твоей жене и дочерях, а самому поехать и нормально поспать, – я отрицательно качаю головой, не желая сдаваться. – Бедненький ты мой, – жалеет она меня. – Я понимаю, как сильно тебе хочется, чтобы Лиз обняла и поцеловала тебя, и я знаю, как ты переживаешь, потому что этого не происходит, но с ней всё будет хорошо. Она у тебя сильная девочка и она ни за что на свете не оставит тебя, – после её слов у меня внутри всё сжимается. Я больше не могу держать это в себе.
