Текст книги "Перегореть (СИ)"

Автор книги: kariglazik2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Часть 1 ==========

У нее после войны моральное выгорание. Она в зеркало перед сном смотрит, когда стойкий макияж специальным средством смывает, и понимает, что была бы счастлива, если бы точно знала, что завтра не проснется. Ей все осточертело, она с огромным усилием каждый раз с постели себя соскребает, натягивает на лицо наигранную улыбку и продолжает перед всеми изображать, что с ней все в порядке. Комедию ломает. У людей война закончилась, у них счастливая жизнь началась, а она все чаще думает о том, что перспектива умереть под пулями ей нравилась гораздо больше, чем вот это все. Помада все еще на губах ярко алая, но без энтузиазма… Она в оттенках больше не разбирается, больше не заморачивается. Пунцовая, багровая или какая либо другая – плевать. Иззи в этих стенах, рамках дышать не может. Ей все так осточертело, что она порой в своей комнате закрывается и рыдает бесшумно, обнимает колени. Когда весь Институт засыпает, а она в невесомую, прозрачную тень превращается. Это продолжается до тех пор, пока она без сил не отключится. Ее эта война сломала и она в своей трагедии окончательно погрязла. Она в этом всем, совсем одна, и пускать кого-то в эту грязь просто не желает. Спиртное – уже не развлечение, а инстинкт выживания. Ей от этого всего больно и мерзко. Она уже и не помнит, ради чего на той войне боролась, но и в мирное время жить, она тоже больше не может. У неё в голове война, она ее изнутри сжирает круглые сутки. У Изабель руки по локоть в крови. Ее так много, что лицемерия не хватает для того, чтобы радоваться тому, что, наконец, все закончилось. Изабель – черный бриллиант, так, кажется, называл ее Мелиорн, когда у них все только закрутилось. Когда они тонули в объятиях друг друга на красных простынях. У нее улыбка белоснежная на устах сверкала, и самым лучшим в этой близости была стремительная легкость. Они контролировали свои сердца, они под тяжестью чувств не ломались. Изабель – черный бриллиант, но огранку больше идеальной назвать нельзя. Она все чаще об этом задумываться начала. Особенно, в те вечера, когда они с фейри, как бы случайно в баре сталкивались, или же в коридоре Института после очередного собрания лидеров Нижнего Мира. И он смотрит на нее так пристально, так, что у нее, кажется, невидимая трещина на туловище образуется, и расходится по краям. Их давно ничего не связывает. Страсть погасла, но безмерное уважение друг к другу никуда не исчезло. Он слишком хорошо ее знает, чересчур хорошо чувствует, чтобы понять, что с ней что-то не так. Улыбка потускнела. И он ее запястье пальцами цепляет, в темный уголок затягивает, просто откровенно спрашивает: «Что с тобой происходит?» Она плечами пожимает, ломано на уста пытается улыбку натянуть, ей и ответить по сути нечего. Она могла бы соврать, придумать тысячу отговорок, провокаций, но вместо этого произносит вслух честное: «Я – пустая.» Однажды она спасла его, буквально из капкана смерти вытащила, пошла против законов и своей семьи. Она, ведь тогда и не сомневалась вовсе. Она сделала это, глазом не моргнув. Потому, что это было правильно, так естественно. И сейчас он хочет ответить ей тем же, но не может…Оба понимают, что он вытащить, спасти ее от собственных демонов не в состоянии. Ничто не может заполнить пустоту, у Иззи в груди огромная дыра. У неё в голове другой мужчина, и он места для других просто не оставил. [да, и разве он когда-нибудь умел делиться?]

– Не знаю кто он, но видя тебя в таком состоянии, мне хочется взяться за свои старые привычки, – говорит брюнет, а Лайтвуд лишь руку ему на плече кладёт, отрицательно головой мотает. Она таких жертв не стоит. Она неправильная. Она не его проблема. Она грязная и извращённая. Сохнет по собственному брату. Чахнет, как брошенное растение. Ее никак уже с того света не вытащить, эта депрессия патологическая. Ее пальцы его пальто сжимают сильно и алые губы шепчут:

– Это все война, и больше никто не виноват, – звучит упрямо, и кажется на секунду даже правдиво. У неё в душе тихая истерика, у неё в легких побитое стекло.

– Лжёшь, Лайтвуд, я тебя знаю,– он не даёт ей пройти, рукой загораживает и так столь узкий проход. Она оказывается к стенке прижата. Прежняя Иззи бы ему сейчас, наверное, врезала, она бы в свою душу никому не давала лезть, но в место этого, карие глаза чем-то болезненным начинают загораться. Она просит, она как-будто умоляет:

– Поцелуй меня, – она не решается договаривать фразу: «– Я просто хочу, хоть, что-нибудь почувствовать.» Мелиорн горько усмехается, понимает, что ему сейчас это не послышалось. И он целует ее, чувствует вкус алкоголя на вишневых губах отчётливо, но это не заставляет его остановиться. Она просто желает что-нибудь почувствовать. Желание, отвращение, удовлетворение или боль. Что угодно, кроме тишины. Не страдать от «перегорания» каждую чёртову секунду. Она на себе это платье, сильным рукам буквально разорвать позволяет. Иззи в мужские уста впивается сильно, жадно, когда он ее на стол властно усаживает. Языком его язык пошло терзает. Это настолько грязно, так, как ей сейчас определенно нужно. Мысленно она падает. Себя предательницей называет. Плевать. Плевать и ещё раз плевать. Тот о ком она каждый день думает, все равно большее ее не станет. Алек ушёл. Алек уехал. Он ей ничего не оставил. Ни единой смс или весточки. Вряд ли он вспоминает ее имя, вряд ли сожалеет о том, что сотворил. Он просто живет своей жизнью, где для неё уже больше нет места. Она уже не ищет ему оправданий. Она каждую ночью бьет кулаками в подушку, называя его предателем поганым. Ее сердце растоптано и она закидывает голову, громко в экстазе стонет, когда Мелиорн берет ее сзади. Она даже кончает несколько раз в позе наездницы. Дрожит всем телом, хрипло задыхаясь. Ее чёрный маникюр широкие плечи плотоядно терзают. Ей нравится ощущать его так глубоко, так крыша едет меньше. Так она отключается от всего этого Апокалипсиса, ей дышится легче. Они трахаются всю ночь бесстыдно и жёстко в ее комнате.

«-Падать ниже уже некуда, больнее уже не будет,»– она с этой мыслью, совершенно, вымотанная засыпает. И тот факт, что завтра все будут шушукаться у неё за спиной, ее не волнует. Она свою тягу к блаженному народу никогда не скрывала. Она слишком пьяна, слишком много выпила дешёвого виски, чтобы вдаваться в будущие пагубные последствия. Ей бы в радость только было, если бы ее отправили в изгнание. Она с удовольствием эти выжженные руны на коже больше бы не видела.

Будильник на мобильном срабатывает где-то в пять. У Изабель приятная усталость в мышцах, а в голове бурное похмелье все ещё играет. Бошка просто трещит адски. Она принимает горячий душ, даже свет не включает в комнате, так и натягивает шёлковый халатик чёрного цвета на плечи в полумраке полном. Спящего мужчину в своей постели, она не трогает. [был бы на его месте кто-то другой, она бы уже за порог выставила] Выскальзывает из комнаты тихо, с единственным желанием добраться до кофемашины. Залить в себя побольше жидкости и горсть таблеток. Ей, ведь сегодня снова роль Мисс Безупречности играть. Она, ведь в этом амплуа лучшая и непобедимая. Она идёт по коридору, и как одержимая про себя повторяет: « – Его нет. Его все равно больше нет. Он тебя вычеркнул.» От этой мантры почему-то становится весомо легче. Лайтвуд сейчас, как дремлющий вулкан…Никогда не знаешь, когда следующий катаклизм случится. Моральное состояние на пороховой бочке вальсирует. Сейчас ее попустило, в первые, за полгода она не проснулась крича от ночных кошмаров…[надолго ли?] Она выдыхает, холодный воздух впускает в лёгкие. Мечта про «спокойное утро» в утиль отправляется сразу же, когда ее взгляд с разноцветными омутами сталкивается. Когда Джейс из-за поворота появляется. Она губы кусает. Блять. Молчит, глаза отводит. Блять. Хоть бы он просто прошёл мимо, сделал вид, что она не существует…Она сухо ему кивает, ощущает себя в эту секунду отбитой школьницей, что под утро вернулась с рок-концерта. И ей перед братом почему-то чертовски стыдно. Она и сама причину найти этим импульсам не может. Он говорит, ухмыляется:

– Судя по твоему виду, ночка была бурной. И не думай, что я могу просто пройти мимо без единого подкола в твой адрес.

– Кому, если не тебе знать о таких ночах,– она руки на груди скрещивает, горько усмехается в ответ. Переводит в шутку. Если сейчас даже Джейс Эронодейл начнёт ей нотации читать, она точно свихнётся. Она уже от одной его фразы, как на иголках.

– Давно вы сошлись с Мелиорном? -мужской баритон звучит спокойно, он на неё не давит. Нет, скорее просто интересуется. Беспокоится. Все чаще перекладывает на себя роль «старшего».[Алека, ведь нет. никто за ними больше не приглядывает. не берет на себя все болезненные шишки] Джейсу, теперь, приходится быть вожаком, хотя по натуре своей, он – волк одиночка. Он опекает их всех, как только может это сделать. Сколько раз за это время, он Иззи пьяную или уже в отрубе, с матом, разборками, из различных злачных мест просто выволакивал. Нес на руках до комнаты, поливал холодным душем, кричал, что в следующий раз он просто ее придушит. Переодевал, как несмышлёную куклу. Ну, а младшая Лайтвуд пьяно шептала и улыбалась: «-Если бы не ты, Джейси, мы бы с Максом оба сдохли…Там, ведь было так много пуль»

– Мы не сходились, – как-то капризно, как-то немного по детски обиженно. – У меня безумно голова болит, я хочу кофе…Сладких тебе снов, Джейси, подъем уже скоро, не трать драгоценные секунды, – Изабель этим тактично показывает, что разговор продолжать не намерена, но грубить и ссориться она не хочет. Не дожидается его ответа, делает несколько шагов вперёд, но одна фраза, сказанная вслух все переворачивает, разрывает воздух:

– Я боюсь, что ты наделаешь глупостей, Иза, когда кое-что узнаешь, – и сейчас Джейс говорит не в привычной для себя чеширской манере, а как-то по блядски серьезно. Это явно не очередная шутка, не тупой розыгрыш ее свободного братца. И в этот раз, все явно не закончится глупым смехом или же шутливой руганью. Она это лихорадочными мурашками по телу чувствует, чуйка ее никогда не обманывает. Нервно сглатывает, прочищает горло.

– Что случилось на этот раз?– спрашивает устало и равнодушно, хотя внутри ее уже трясёт, все вверх дном переворачивается. Если Джейс в пять утра решил завести заумную беседу, то это, уж точно, никогда не приводит к добру.

– Он вернулся сегодня ночью, Иззи. Он в институте,– просто край, ее волной от произнесённых слов мужского баритона прошибает. Как острым лезвием по коже, ей за секунду становится настолько больно, что брюнетка еле сдерживается, чтобы прямо здесь на колени не упасть. Это не правда. Ебаная ложь. Враньё. Его здесь нет. Его в данном пространстве больше не существует. Алек сбежал, он с ней в помещении дышать не хочет даже одним воздухом… Она блять сейчас сама задохнётся.

Молчит, так и стоит, замерев спиной, не позволив себе даже повергнуться к брату. Поднимет руку вверх, показывает тем, самым, что идти за ней, утешать ее не надо.

Она, ведь сильная, она рыдать и устраивать сцен не будет. Переросла уже, перегорела. Не хочет верить и не станет. Ноги сами в кабинет Главы Института ее приводят, Иззи открывает дверь и убеждается в том, что он все также пуст. Алека здесь нет. Нет терпкого запаха его одеколона, табачного дыма.[ведь в последние годы он курил, как одержимый]

Она садится за его стол, и все ещё не может избавиться от противного комка в горле, что булыжником застыл. Пыльцы тянут за ручку ящика в письменном столе. Она оттуда, забытую когда-то старшим братом, пачку сигарет достаёт, вместе с чёрной зажигалкой, и закуривает. Иззи взрослая девочка, но плакать хочется так сильно, будто она колени свои разбила…Прям, как лет в 14.

Она дымом задыхается, глаза закрывает, в удобном кресле растворяется. Алека здесь нет и никогда не будет. Он ушёл. Ушёл. И будь проклят Джейс со своими шутками, ни капли не смешно.

– Ты, ведь обещала, что больше в руки эту дрянь не возьмёшь…Но снова куришь мои сигареты, в моем же кабинете, – знакомые до боли нотки бархатного голоса, тишину заполняют, и ей не нужно даже открывать глаза, чтобы понять, кто перед ней стоит. Она ошарашенный, полный боли взгляд поднимает, и видит перед собой Алека. Своего старшего…Своего большого брата. Все такое же взъерошенное гнездо на голове. Янтарно-зеленоватые глаза от которых она дуреет. Иззи выдыхает, и слова сейчас сказать не может…Просто с ног до головы его разглядывает. И ей так непривычно видеть на безупречных чертах лица мужчины, щетину недельной давности… Она больше не чувствует злобы, не чувствует гнева…Ей хочется просто в его объятиях оказаться, молить, чтобы весь этот ад для них двоих, наконец, закончился. Она желает этого больше всего на свете. Она перегорела, ещё немного и она от боли совершенно точно загнётся…Но вместо того, чтобы сказать, хотя бы слово, Изабель тушит сигарету и молча из комнаты выходит. Даже глаза не поднимет, не оборачивается. Алек ее из своей жизни вычеркнул, а значит, так было надо.