Текст книги "Сезон жатвы (СИ)"
Автор книги: Каммия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
========== Часть 1 ==========
Одиннадцатый дистрикт – житница Панема. Эти слова детям в школе повторяют так часто, что Эска давно перестал их осознавать. Но вспоминает в тот день, когда его и Сцин сажают на поезд до Капитолия. Железная дорога идет по насыпи, и даже с такой небольшой высоты дистрикт как на ладони: желтизна полей, зеленые макушки садов и черная нить металлического забора по краям секторов. За стенами поезда гуляет ветер, пригибая макушки колосьев к земле. Поле идет волнами, отчего Квинт, сопроводитель, восторженно восклицает:
– До чего же красиво! Словно золотое море!
А Эска думает о другом: еда, это море еды. Море хлеба, простых серых буханок, которые он и его семья едят дома, и легких слоеных булочек, тех, что сейчас лежат на столе. Обитатели одиннадцатого дистрикта живут в окружении еды, только не имеют права ее съесть.
Среди колосьев – фигуры согнувшихся людей. За ними наблюдают миротворцы, поэтому никто не решается встать во весь рост и посмотреть на поезд, но Эска уверен, что они исподтишка провожают экспресс взглядами. Его отец и брат работают на другом поле, том, что ближе к баракам. Зато Сцин прижимается мордашкой к окну, надеясь разглядеть своих родителей.
Сцин тринадцать, это ее вторая Жатва. Она высокая девочка, но очень худая, длинноногая, словно цапля. Эска и сам весит мало и, даже когда поворачивается к Квинту спиной, чувствует его недовольный взгляд. Наверное, тот думает, что ему достались плохие трибуты. Он предпочел бы одного из тех, что работают на сушильне или около молотилки, кого-то покрепче, кто привык орудовать цепом и выглядит повыносливее и попредставительнее. Эске хочется сказать, что на арене не от каждого здоровяка будет польза, но он молчит, не желая портить отношения.
От самого Квинта пользы точно не было бы, думал он, исподтишка оглядывая сопроводителя. Тот высокий, но неестественно тонкий, словно у него удалили пару ребер. Эска невольно ждет, что тонкие ноги Квинта подломятся под тяжестью тела.
Вдобавок сопроводитель одет очень ярко, в блестящий серебристый костюм и такие же туфли. Веки намазаны гримом того же цвета, а волосы выкрашены в темно-фиолетовый. Так одеваются в Капитолии, но среди жителей дистрикта Квинт выглядит нелепо.
Эска смотрит, как в свете электрической лампы костюм сопроводителя вспыхивает крошечными искорками, похожими на отблеск молний. Длинная серьга в ухе покачивается от еле заметного хода поезда. Ее острый кончик выписывает восьмерки, и мальчик следит за ее движением. Не потому, что ему интересно, а потому что нужно на что-то отвлечься. Иначе он просто закричит от страха.
***
Даже перед самой Жатвой он так не боялся. Когда сопроводитель вытащил листок с именем Сцин, Эска невольно позавидовал девочкам. Для женской половины трибутов Жатва была окончена. Те, кому исполнилось семнадцать, получили отсрочку лет на пятнадцать – до тех пор, пока на площадь не придут их дети.
Эска не боялся, когда Квинт потянулся к хрустальному шару с карточками мальчиков. Их было несколько тысяч – и только на пяти стояло его имя. В этом году отец запретил им с младшим братом брать тессеры.
Пять карточек из нескольких тысяч. Меньше одного процента вероятности. Меньше шансов попасть на игры, чем у большинства стоящих рядом. И потому, когда Квинт торжественно назвал имя, Эске показалось, что он ослышался.
Несколько секунд царила полная тишина, только слабо гудел ток, бегущий по решетке забора. А потом Квинт повторил громче и нетерпеливее:
– Эска Маккуновал!
Ему пришлось произнести имя в третий раз, чтобы Эска наконец направился к трибуне: миротворцы оглянулись, и двое из них сделали шаг к нему. В тот миг стыд, что его выволокут на сцену перед всем дистриктом, оказался сильнее страха перед Голодными играми, и он смог самостоятельно подняться по ступенькам.
Квинт взял его за плечо. Другой рукой он придерживал Сцин, такую же бледную, как и мальчик. Сопроводитель говорил о величайшей чести, выпавшей на долю этих трибутов. О лаврах, которые они принесут своему дистрикту.
Эска не слушал его. Он смотрел на людей, стоявших внизу, и видел в их глазах будущее, свое и Сцин: не бойцы, призванные прославить дистрикт или умереть в бою. Испуганные дети, вот кто они такие. Эске исполнилось шестнадцать лет и восемь месяцев, но он никогда так остро не ощущал себя ребенком, как тогда, стоя на трибуне.
В толпе он нашел взглядом маму, но они успели обменяться только коротким взглядом, прежде чем Квинт увел их за кулисы.
***
И тогда, и после Эска думал, что Сцин было легче: она младше и она девочка – ей позволено было разрыдаться на плече у близких, показать, как ей страшно. Сам он такого права не имел.
Ему отчаянно хотелось вцепиться в руку отца, словно тот мог защитить или хотя бы разделить с ним страх. Но тот не простил бы слабости. Не при младшем сыне.
Ашур, избежавший сегодня Жатвы, смотрел на старшего брата со смесью ужаса и восхищения. Он не хотел, чтобы Эска ехал, но уже гордился им.
Самыми крепкими были материнские объятья. Мама вцепилась в Эску, будто надеялась его удержать. Она старалась улыбаться, но слез удержать не могла.
Отец отстранил ее, неловко похлопывая ее по плечу. Сев рядом, он сунул сыну в руки сверток.
– Вот… Я хотел подарить свой нож, тот, что тебе нравится… Но Квинт сказал, что его все равно не позволят пронести на арену. Так что возьми. Гостинец.
Эска заглянул внутрь бумажного пакета, из которого пахнуло сладким ароматом лета и солнца. Сверток был полон желтых слив, крупных и чистых. Одно время Эска работал на сборе слив, но сам их никогда не пробовал. Сливы можно было купить только в государственной лавке, и по высокой цене. Отец, должно быть, потратил на них все деньги, что припас на вечернее пиршество – когда еще думал, что они вернутся с Жатвы всей семьей.
– До арены они, конечно, не доживут, – с фальшивой бодростью произнес отец. – Но ты можешь полакомиться ими в дороге.
– Спасибо.
Эска хотел бы сказать ему намного больше, но боялся, что тогда он все же заплачет.
***
Пакет со сливами лежит в его купе, на кровати. Возвращаясь вечером, Эска разворачивает хрусткий пакет. Запах слив теперь кажется загустевшим и тяжелым. Он напоминает о дистрикте, о садах, пропитанных ароматами, которые въедаются в кожу и одежду. Одиннадцатый дистрикт, раньше казавшийся клеткой, теперь выглядит уютным и защищенным. Домом.
Эска достает одну сливу и надкусывает.
Есть не хочется: Капитолий не поскупился на еду для трибутов, и они со Сцин порядком опустошили стол. Впервые за свою жизнь Эска сыт до отвала. Но сладкие сливы – слишком большое искушение.
Тишина вагона невыносима, и он включает телевизор, встроенный в стену купе.
По капитолийскому каналу показывают Жатву. Пленки уже смонтировали, и сейчас на экране урезанная версия отбора: оглашение имен и выход трибутов.
Первый и второй дистрикты: рослые крепкие ребята, которые рвутся участвовать в Играх. В первом дистрикте вместо отобранных юноши и девушки вызываются добровольцы. Эска смотрит на них пристально, запоминая лица, горящие нетерпением и хищным предвкушением. Рядом с такими людьми невольно чувствуешь себя добычей.
Во втором дистрикте добровольцем вызывается только девушка, юноша-трибут остается тот же. В сравнении с предыдущими соперниками его лицо кажется неожиданно добрым. Даже на экране видно, что он высокий и очень сильный, мышцы бугрятся под рубашкой. Но у него в лице есть что-то невинное, нижняя губа по-детски пухлая. К такому человеку можно испытывать только симпатию, и Эске приходится напомнить себе, что этот человек – соперник, который попытается убить его на арене.
Трибуты из остальных дистриктов ничем не выделяются, кроме тех, что из Четвертого: они ненамного уступают в силе и подготовке ребятам из первого. Именно эти три дистрикта чаще всего становятся победителями на Играх. Для них даже придумали специальный термин: профи. На их фоне остальные – всего лишь ягнята на бойне.
После Жатвы комментаторы переключаются на обсуждение прошлых игр. Демонстрируют красочные фрагменты, самые удачные сцены, то, что запомнилось зрителям. На записи с шестьдесят четвертых игр в финальной битве сходятся два профи. Оба сильные и крепкие, они не желают друг другу уступать и дерутся почти до беспамятства, пока одному из них не удается повалить противника на землю. Победитель бьет его камнем до тех пор, пока голова соперника не превращается в кровавую кашу. Выстрел из пушки означает, что тот уже мертв, но победитель по инерции наносит еще несколько ударов, прежде чем отбросить в сторону свое орудие, испачканное кровью и ошметками мозгов. Он поднимается, глядя в камеру и улыбаясь. У юноши красивое лицо, отчего происходящее кажется еще более страшным.
Эска откладывает надкушенную сливу. На самом деле все, о чем он может сейчас думать, – как удержать в себе съеденную пищу. Он думал, что был достаточно напуган до этого, – но прежний страх ничего не значит по сравнению с ужасом, который окутывает его сейчас. Все это взаправду. Голодные игры – это реальность. Через несколько дней, он так же может лежать на арене, пока профи с камнем наперевес будет долбить по его черепу.
Сил смотреть больше нет. Эска выключает телевизор, быстро раздевается и заползает под одеяло. Кровать чуть заметно покачивается в такт движению, темнота обволакивает теплым одеялом. Закрывая глаза, он видит разможженное лицо прошлогоднего трибута и лица своих соперников, тех, кого запомнил.
Эсеке кажется, что он не сможет заснуть, но разморенное едой тело отключается почти сразу. Последняя мысль, которая его посещает: а ведь Сцин теперь тоже мой соперник. Придется расправиться и с ней, если он хочет выжить.
***
Атмосфера соперничества пронизывает Капитолий. Даже трибуты из одного дистрикта держатся обособленно и не заговаривают друг с другом лишний раз. Сцин испуганно жмется к Эске, но их разделяют сразу по прибытии и передают в руки стилистам.
– Они сделают тебя привлекательным, – поясняет Квинт, подводя Эску к невысокой смуглой женщине, у которой в ушах столько сережек, что мочки оттягиваются вниз.
– Привлекательным? Я думал, что для игр прежде всего надо быть сильным.
Квинт с терпением, показывающим, что он уже не раз это говорит, объясняет:
– На арене побеждает не только тот, кто сильнее и быстрее всех, но и тот, у кого есть спонсоры. А чтобы их привлечь, ты должен выглядеть не как замарашка-земледелец.
Его холеные пальцы касаются подбородка Эски.
– Ты симпатичный мальчик, но твоя внешность нуждается в доработке. Все равно, что драгоценный камень в шлифовке. Стилисты поработают с тобой – и может, ты станешь достаточно привлекательным, чтобы кто-то пожелал стать твоим спонсором на арене.
Эска в этом сомневается.
Стилисты трудятся несколько часов, заставляя его вытерпеть множество процедур, иногда смешных и нелепых, иногда унизительных. Как, например, удаление лишних волосков с груди.
– Это совсем не дело, – неодобрительно говорит Сакса, которую Квинт представил как личного стилиста. – Волос немного, но смотрится это так некрасиво… Когда вы, мальчики, становитесь мужчинами, с вами много хлопот.
Она рывком дергает восковую полоску, которую приклеила на грудь. Кожу словно жжет огнем, но Эска заставляет себя терпеть.
– Совсем другое дело, – одобрительно замечает стилист.
Она подводит Эску к большому зеркалу, чтобы тот мог на себя взглянуть. Сакса не предлагает ему никакой одежды, но, похоже, он единственный, кого смущает нагота.
После всех процедур Эска еще больше похож на мальчишку. Шестнадцатилетние в Одиннадцатом дистрикте считаются взрослыми, но сейчас в зеркале отражается худой – можно ребра пересчитать – мальчишка. Сакса уложила волосы так, что спереди они падают густой челкой, и ребенок в зеркале смотрит из-под нее, сверкая глазами, словно перепуганный зверек.
Эске кажется, что ни один спонсор не станет связываться с таким недокормышем, чьи шансы на победу стремятся к нулю.
Однако Квинт доволен.
– Теперь с тобой можно работать. Сакса творит чудеса.
Сопроводителю вкусы капитолийцев ближе, и Эска решает, что ему виднее. Сам он проголодался за то время, что провел в руках стилистов, и сейчас его занимает только еда. Он и Сцин налегают на деликатесы, поданные к столу.
В сидящей напротив девочке Эска с трудом узнает замухрышку, приехавшую вместе с ним. Кто бы ни был ее стилистом, он хорошо постарался, чтобы превратить ребенка из дистрикта в очаровательную девчушку.
– Отлично выглядишь, – говорит Эска, стараясь подбодрить ее.
Сцин несмело улыбается и касается забранных в причудливый узел волос.
– Ты тоже. Мне нравится твоя татуировка.
По требованию Саксы Эске нанесли на правое плечо рисунок из переплетающихся линий. Они обхватывают бицепс наподобие браслета. Татуировка побаливает, но Сакса заверила Эску, что за пару дней шрамы заживут.
– Моя стилист решила, что это придаст мне индивидуальности.
– А мой хочет раскрасить мою кожу золотым для вечернего выступления.
– Похоже, мы будем роскошны.
Этот разговор разбивает ледок между ними, и они смеются с облегчением.
***
Вечером, когда начинается церемония, их уверенность в себе исчезает. Они стоят за кулисами и смотрят, как колесницы, запряженные парами лошадей, провозят их соперников до Круглой площади.
До сих пор одежда, которую дали им стилисты, казалась Эске роскошной до нелепости: тонкая золотая ткань, которая блестит, словно пшеница. Но в сравнении с некоторыми трибутами они одеты скромно, даже бедно.
Трибуты из Первого почти обнажены и усыпаны мельчайшими камушками. Девушка держит голову гордо, в своей сияющей наготе она похожа на статуэтку. Эска помнит ее имя – Сапфира. Оно ей очень подходит. Толпа ликует, глядя на ее и ее спутника.
На трибутах из Второго одежда, стилизованная под форму миротворцев. На большом экране показывают юношу-трибута, ему форма к лицу. Только само лицо слишком доброе для профи. Эска напоминает себе: доброта – прекрасная маска. На одной из игр победителем стал мальчик, который прикидывался большим добряком. Он даже помог выжить нескольким трибутам послабее, делился с ними едой и оружием. И прикончил их, когда не осталось других соперников.
Постепенно проходят и другие пары, поражая воображение искусными костюмами. Оглушенный ревом толпы и ослепленный пышностью церемонии, Эска запоминает только трибутов Восьмого. На них невообразимые наряды из метров струящейся ткани, текучей, словно вода.
К тому времени, когда объявляют их выход, мальчик убеждается, что они ничем не выделяются. Простенькие костюмы не дадут публике их запомнить.
Квинт подталкивает своих воспитанников к колеснице.
– Сейчас ваша очередь. И улыбайтесь все время, никто не любит бук.
Эска встает на повозку и помогает забраться Сцин. Ее кожу все же выкрасили в золотой, и теперь девочка напоминает Сапфиру: та же неестественная красота и хрупкость драгоценной статуэтки.
Толпе задумка стилиста по вкусу. Кто-то выкрикивает имя Сцин.
Пока повозка пробирается между рядами, Эска смотрит на собравшуюся толпу. Сколько же их… На уроках им всегда говорили, что Капитолий не так велик, как дистрикты, но сейчас не видно конца человеческой массе. Глядя на них, веселых и сытых, сложно поверить, что где-то есть другая жизнь. Великолепие нарядов и причесок ослепляет не меньше, чем электрический свет ламп и вспышки аппаратуры. Эске хочется прикрыть глаза, но он заставляет себя стоять прямо и даже улыбается, как велел Квинт.
Заключительная часть церемонии проходит на площади. Пока президент произносит прочувствованную речь, Эска смотрит на экраны, прикрепленные высоко на зданиях. Уже сейчас можно видеть, кому отдают предпочтение. Конечно, самый большой фурор произвели трибуты Первого, камера то и дело возвращается к Сапфире, такой довольной, словно она не стоит обнаженной перед многотысячной толпой. Пару раз камера соскальзывает на повозку Одиннадцатого: похоже, не только Эска заметил сходство образов Сапфиры и Сцин. Операторы играют на контрасте, показывая то Сапфиру, напряженную, как готовая к прыжку кошка, то Сцин, похожую на хрупкий колосок.
Когда они въезжают в Тренировочный центр, Квинт подхватывает девочку на руки и осторожно ставит на землю.
– Ты просто красавица!
– Да, – вторит ему Сакса. – Ты очаровательна. Жаль, что мне не пришла в голову идея с раскраской, – добавляет она с толикой сожаления.
Сопроводитель и стилисты склоняются над Сцин, словно заботливые родители. И хотя Эска не нуждается в их заботе, ему становится обидно. Он уходит до того, как они перестанут восторгаться девочкой.
Луций, один из помощников Саксы, провожает его на одиннадцатый этаж. На выходе он хлопает Эску по плечу.
– Ничего, ты еще покажешь себя. Организаторы смотрят не только на красоту, но и на способности. Так что покажи им, ладно?
Из-за писклявого капитолийского акцента слова сочувствия звучат насмешкой.
***
В капитолийской мягкой кровати отлично спится. Эска просыпается полностью отдохнувшим и некоторое время лежит, глядя в огромное окно. Солнце заливает лучами Капитолий. Небоскребы и острый шпиль башни вдалеке делают город ненастоящим, словно вырезанная из картона игрушка. Эска хотел бы прогуляться по этому кукольному городу, но трибутам не позволяют покидать пределы Тренировочного центра. Считается, что у них и так много дел.
За завтраком становится ясно, что Квинт делает ставку на Сцин. Трибуты из Одиннадцатого так редко оказываются в центре внимания, что сопроводитель рад даже малой его толике.
– Нужно будет подновить краску. Сделать ее не такой яркой, но чтобы твоя кожа имела золотистый оттенок.
– Тогда на арене ее будет проще заметить, – говорит Эска неожиданно для себя, и все оборачиваются с таким видом, словно забыли о его присутствии.
Эска поясняет:
– Вы привлечете к Сцин внимание противников. Даже если открытым останется только лицо, яркое пятно будет отличной мишенью.
Девочка бледнеет.
– Что ж, – говорит Квинт неуверенно, – пожалуй, это так. Похоже, ты более-менее готов к арене?
Он говорит это только из вежливости, Эска уверен. Сопроводитель видит перед собой неспособного к бою трибута. Некрасивого и даже без изюминки. Квинт говорит с Эской, но смотрит сквозь него.
Возмущение придает Эске храбрости. Ему хочется ответить резко и хлестко, чтобы стереть с лица Квинта равнодушно-участливое выражение. Но вместо этого он говорит тщательно выверенным тоном:
– Может, я готов больше, чем вы думаете.
Выходя из комнаты. Он чувствует пристальные взгляды всей команды. И хотя ему все еще страшно, Эска дает себе слово: как бы тяжело не пришлось на арене, без боя он не сдастся. Это будет назло не Квинту, а собственному страху.
***
На общей тренировке он рассматривает своих соперников подробнее, особенно профи. И высокие же они… Эска едва достает макушкой до плеча самому низкому из них.
Кто-то из профи смотрит на него полупрезрительно и демонстративно направляется к зоне с тяжелым оружием. Запугивание противника – самый распространенный прием.
Сцин ходит за Эской хвостиком, но тот оставляет ее одну и направляется к секции метательного оружия.
Это, пожалуй, единственное умение, которое может ему пригодиться. В Одиннадцатом дистрикте не бывает оружия, запрещено держать его дома, но отец тайком учил Эску и Ащура метать нож в стену.
Мастерство никуда не исчезло. Эска легко поражает десяток мишеней, и инструктор впечатлен.
– Попробуй это, – предлагает он, протягивая метательные звезды. – На арене бывает разное оружие.
Держать в пальцах плоский предмет вместо рукояти непривычно, к тому же они чуть легче, чем ножи, которые Эска метал до этого. Тренер показывает, как нужно бросать звезды, чтобы при этом не порезаться об острые лучи.
Первая звезда уходит в «молоко», но Эска быстро приноравливается к новому оружию.
Может, ему не хватает силы профи, но он сможет убить их на расстоянии, если достанет оружие.
– А ты опасный противник.
Голос за его спиной звучит неожиданно. Позади стоит трибут из Второго. Для своего веса он движется достаточно тихо, раз Эска не заметил его приближения. Он улыбается дружелюбно, глядя на мишень.
– Ударить с такого расстояния… Ловко.
– Профи мог бы лучше.
Ответ звучит резко, Эске не нравится ни тон, ни улыбка трибута – такая, словно они друзья, встретившиеся на улице. Но он не обижается.
– Мог бы, – признает он весело. – Но не таким маленьким предметом. Скорее уж этим.
Он машет рукой, указывая на соседнюю секцию, где профи из Четвертого заносит для удара тяжелое копье. Две пронзенные мишени уже валяются на полу.
Эска не знает, как себя вести с этим парнем. Он скользит взглядом прочь и замечает, что остальные трибуты следят за ними, многие исподтишка, а двенадцатилетний мальчик из Восьмого – открыто, изумленно тараща глаза. Эска понимает, что выглядят они вызывающе: трибутам не запрещают общаться друг с другом, но раньше это никому и в голову не приходило. Он не знает, как себя вести, и оттого смущается и злится на парня, привлекшего к нему столько внимания.
А тот, похоже, не замечает ничьих взглядов.
– Я Марк Аквила, из Второго.
Эске кажется, что парень сейчас протянет руку, но тот только смотрит.
– Ты из Одиннадцатого, я помню. Эска Маккуновал. Не знал, что в Одиннадцатом готовят профи.
– Я не профи.
– Но справляешься не хуже.
Он берет одну из метательных звезд и внимательно рассматривает.
– Странное оружие. Никогда с таким дела не имел. На арене у тебя будет преимущество.
– Не боишься, что одна из них полетит в тебя?
– Рано или поздно чей-то удар да прилетит.
Марк кидает звезду в мишень, но неудачно, слишком сильно.
– Это оружие не для тебя, – говорит какой-то юноша, подходя к ним. – Слишком маленькое.
Он оборачивается и смотрит на Эску. Тот сразу вспоминает это изящное, немного женоподобное лицо. Сервий Плацид из Второго дистрикта, победитель прошлых Игр. Человек, переживший всех соперников.
– Обмениваешься опытом, Марк? Или выведываешь секреты?
Юноша улыбается Эске, но в этой улыбке ни капли дружелюбия, только пренебрежение.
Марк торопится представить их друг другу.
– Сервий, это Эска Маккуновал из Одиннадцатого.
Плацид оглядывает Эску оценивающе. Наверное он ждет, что мальчик опустит взгляд, но тот вскидывает подбородок и смотрит в упор.
В жизни Сервий еще красивее, чем на экране. Во время прошлых Игр у него было много спонсоров, которые помогли ему выжить на Арене, но Плацид доказал, что отличается не только красотой. Казавшийся изнеженным юноша прекрасно владел оружием.
Темные глаза Плацида обращаются к мишени, он сводит тонкие брови в притворной озабоченности.
– Неплохо. Очень неплохо для мальчика из сельскохозяйственного дистрикта.
Он кажется немного удивленным и очень заинтересованным.
– Тебя учил этому твой ментор, Эска?
– У меня нет ментора, – отвечает тот нелюбезно.
– Значит, у Марка все еще есть шансы?
Он быстро касается плеча своего трибута. Тот, в отличие от Плацида, смотрит смущенно. Ему явно не нравится тон ментора и его взгляд – словно на вещь.
Плацид с радостью убил бы меня сейчас, думает Эска. Если бы мог, и если бы это повысило шансы Марка на победу.
Плацид наклоняется к своему трибуту, но Эска все равно слышит его отчетливый шепот:
– Не сближайся со своим противником. Это не пойдет тебе на пользу.
– Мы просто поговорили, – огрызается Марк, и пальцы Плацида впиваются в его плечо. Секунду они смотрят друг на друга, один со смущенным вызовом, другой – требовательно. Марк опускает глаза первым, и Сервий отпускает его. Он уходит, больше не глядя ни на кого.
Марк кивает Эске.
– Увидимся.
– Увидимся, – эхом откликается Эска.
Увидятся, конечно. На арене будет трудно друг друга избежать.
***
Поздно вечером Эска возвращается из тренировочного центра. Остальные трибуты уже разошлись по своим этажам, и у лифта стоит только Марк.
При виде него Эска замедляет шаги. Он думает, не вернуться ли ему в спортзал и переждать, пока Марк не уедет. Но бегство будет выглядеть до невозможного глупо, к тому же Марк его замечает. Он снова улыбается, а за его спиной расходятся дверцы лифта.
Эска прежде всего замечает форменный комбинезон безгласых, местных слуг и рабов. И только потом – капли красного на нем. Он еще не понимает, что происходит, а мозг уже посылает сигнал тревоги.
Предупредить Марка он не успевает, но тот, видимо, понимает все по его лицу.
Время для Эски замедляется, кажется, что Аквила оборачивается невозможно долго. Быстрей, хочется его поторопить. Ты же не успеешь. И я не успею, понимает Эска, видя, как безгласый вскидывает руку с зажатым в ней ножом. Острие направлено под лопатку Марка.
Но трибутов Второго не зря называют профи. Эска успевает подумать, отреагировал бы он сам так четко, не растерялся бы, увидев блеск ножа в опасной близости от своего тела. Марк не успевает перехватить нож, только подставить руку, чтобы острие не вошло в бок. Лезвие вспарывает кожу.
Безгласый выпадает из лифта и бросается на Марка. Скорее всего, он видит свидетеля, но не принимает Эску всерьез или хочет заняться им после того, как расправится с более сильным противником.
Этот лишенный языка – сильный мужчина и тренирован не хуже. Профи или нет, Марк моложе, легче и слабее. Он может оказать сопротивление, но Эска вдруг с отчетливой ясностью понимает, что Аквила не выстоит в борьбе против этого человека. И, тем не менее, Марк принимает вызов, берет в захват руку с ножом и пытается ее вывернуть. Он и его противник спотыкаются и падают.
Эску охватывает ступор. Он не представляет, что делать в такой ситуации. Как ведут себя капитолийцы, если на них вдруг нападет безъязыкий раб?
Охрана, думает он. Или кто-то из тренеров… Но вторые ушли, а первых он ни разу не видел. Наверное, здесь есть камеры, через которые наблюдают за трибутами, но пока помощь придет, бой будет кончен.
Эта мысль подстегивает Эску, и он вихрем бросается обратно в спортзал.
Дерущиеся не замечают этого: безгласый прижимает Марка к полу и пытается сжать руками его горло. Получается плохо: мальчик, как может, сдерживает его руки. Перед лицом Марка – оскаленный рот безгласого, отчаянные глаза. Мышцы рук ноют от напряжения и понемногу слабеют. Чувствуя это, безгласый с утроенной силой стискивает пальцы в последнем порыве задушить врага. В глазах Марка скачут красные пятна – и вдруг ему в лицо брызжет настоящим красным, жидким и горячим.
В глазах безгласого – изумление и обида. Он отпускает Марка и хватается за горло, пальцы успевают пробежать по твердому клыку метательной звезды, прежде чем жизнь покидает тело.
Кровь хлещет из перебитой артерии, но безгласый этого уже не ощущает. Он лежит рядом с Марком, его глаза смотрят мимо трибута.
Одежда Марка теперь тоже в крови. Он касается намокшей ткани на груди и оборачивается.
Эска стоит в дверях тренировочного зала, слишком далеко, чтобы разглядеть выражение его лица, но достаточно близко, чтобы заметить метательные звезды у него в руках. Он прихватил несколько, и одну до сих пор держит наготове.
Он мог бы и меня убить, думает Марк. Я сейчас легкая добыча. Но мысль не трогает его по-настоящему, он чувствует слабость и усталость.
Эска идет к нему. Молча бросает звезды на пол и протягивает Марку руку. Тот хватается за нее с благодарностью. Когда он встает, ноги скользят в натекшей луже крови, и Эска подставляет плечо.
– Порядок? – спрашивает он, и Марк машинально отвечает:
– Порядок.
Хотя оба они не в порядке, обоим кажется, что все это сон. Слишком быстрой и невероятной была битва.
– Ловко ты его, – замечает Марк.
– Ага.
Эска мог бы сказать, что он сам не ожидал такой меткости, но ему приходится молчать: в горле копится горечь, подкатывает тяжелый комок.
Я убил человека, думает он. Я впервые убил человека. Перед глазами Эски снова встает сцена: росчерк летящей звезды, бьющий из артерии фонтанчик крови, когда металл врезается в тело, и чувство ликования, ощущение победы.
Но сейчас ликования нет, наоборот, при одном взгляде на мертвое тело становится тошно.
Марк обнимает его за плечи, прижимая к себе, и Эска его не отталкивает. Сейчас он нуждается в тепле Аквилы. В тепле любого человека, который разделит с ним этот кошмар.
Двери лифта распахиваются снова, и мальчишки резко оборачиваются на звук, готовые дать отпор хоть десятку нападающих. Но из лифта выходят миротворцы. Старший из них хватает Марка за плечо.
– Ты ранен? Нет? Вы оба в порядке?
– Мы в порядке, – отвечает Марк за обоих. – Это его кровь. Он набросился на нас…
Но его уже не слушают, миротворцы переворачивают тело. Один из них осторожно дергает засевшую в плоти метательную звезду, что снова вызывает кровотечение.
Тот же человек, что спрашивал их, подталкивает мальчиков к лифту.
– Поднимайтесь наверх. Эй, проводите трибутов.
Они входят в лифт вместе, все еще держась друг за друга. Но на втором этаже отправленный с ними миротворец осторожно расцепляет их руки.
– Спасибо, – сипит Марк. Горло начинает болеть, слово дается ему с трудом. – Ты мне жизнь спас.
Эска не думал об этом в таком ключе, но машинально откликается:
– Всегда пожалуйста.
На этот раз он даже отвечает на улыбку Марка.
***
– Как хорошо, что есть записи с камер слежения!
Квинт не может усидеть и мечется по комнате.
– Такой материал! Трибут останавливает мятежника! Трибут спасает своего соперника!
Он произносит эти слова медленно и со вкусом, будто цитируя газетные заголовки.
На Эску все это не производит впечатления. Он сидит на диване, по одну сторону от него – Сакса, по другую – врач. В медицинской помощи Эска не нуждается, но успокоительное доктор ему предложил. Капли с резким запахом действуют сразу, и Эска уже плывет на волнах дремоты. С большим удовольствием он сейчас лег бы в постель и забылся сном, но Квинт и стилисты жаждут услышать подробности. Как он убил безгласого? Почему спас соперника? Давно он пользуется метательным оружием? Это так оригинально!
Глаза у всей команды горят предвкушением. Без сомнения, эта история привлечет к ним пристальное внимание.
– Что он вообще там делал? – спрашивает Эска.
Его сопроводитель небрежно машет рукой.
– А… Наверное, пытался сбежать. Этим предателям только дай возможность..
Новость кажется Эске неожиданной. В Панеме есть предатели?
– Собственно, все безгласые – мятежники. Им отрезают язык в наказание за измену. Квинт удивленно качает головой.
– Не знаю, чего им не хватает. А этот был особенно диким. Все-таки тут плохая охрана, – заканчивает он возмущенно. – Ты мог пострадать!
Он пристально смотрит на Эску, врач качает головой.
– Он не ранен.
Сопроводитель берет Эску за плечо.
– Я горжусь тобой. Мы сможем использовать эту историю тебе на пользу. И то оружие, которое ты использовал… Никогда такого не видел. Метательные звезды – это так…
